Игрушка

Великий повязывал мне галстук, а я смотрел прямо в его бесстыжие глазищи, пытаясь вложить в этот взгляд все свои боль и ненависть. Хотелось, чтобы он, как лазерный луч, прожег этого гада насквозь, и сквозь дыру в черепе стало видно окно, за которым дождь размывал город серой акварелью. Но пока жгло только мои веки, а Великий пялился в ответ насмешливо, кривя уголки губ: - Что-то ты, Пупсик, скуксился совсем. Стрижка не понравилась? Зря, тебе идет. Ну-ка, поблагодари Олега за работу. Придержал меня за плечо, развернул к парикмахеру. Сил не было смотреть в еще одну ухмыляющуюся морду. Я уставился в пол и выдавил: - Спасибо. Можно... мне в туалет, хозяин. - Ах, да, конечно, - Великий хихикнул. – Пробочка наружу просится, да? – И повернулся к Олегу. – Не слабо ты, видно, накачал мою игрушку. Они распрощались, и Великий повел меня обратно по коридору. Мы вышли в холл с баром, он кивнул на табличку «WC»: - Я тут подожду. Давай, не долго там. Подошвы ботинок утопали в ковре с коричнево-серым геометричесим узором, пока я шел мимо бара, не смея поднять взгляд. Казалось, все мужчины, сидящие на высоких табуретах, видели меня голым, слышали мои стоны, знали, чем я только что занимался. Я будто чувствовал кожей их изучающие, липкие взгляды, и с облегчением скользнул в дверь сортира. Та же «мужская» цветовая гамма, на стенах – ретро-плакаты с марками сигар, на подоконнике стопкой сложены маленькие пушистые полотенца для рук. Внутри подошел зачем-то к зеркалу, оперся тяжело о почти плоскую раковину в деревянной раме. На меня смотрел исподлобья незнакомый красивый парень, похожий на моделей с черно-белых фоток вип-кабинета: стильный запредельно-дорогой прикид, столь же стильная прическа – длинные волосы сверху уложены назад, с боков выстрижено коротко, с правой стороны змеится замысловатый узор – самому все не рассмотреть. Только теперь я заметил, что Олег вытемнил мне волосы, чтобы тату было заметнее. Узнать себя я смог только по синяку на морде. Даже глаза были чужие – мертвые, словно выеденные молью изнутри. Я зашел в кабинку, уселся и только потом вытащил пробку. Из попки просто ливануло. Я тужился, пока все не вышло до конца – звучало это так, будто сморкался больной слон, но мне стало на все пофиг. Внезапно я понял, что из этой двери уже не выйду. Быстро подтеревшись, я вылетел из кабинки, оставив пробку валяться в углу – пусть очередной клиент Олега удивится находке. Подскочил к окну, прислушался. Из динамиков лился тихий джаз, никто посетить туалет пока больше не рвался. Великий, небось, заправляется себе кофе с рогаликом, и пропажу мою так сразу не обнаружит. Да даже если обнаружит – ходил он осторожно, значит, и бежать с порезанными ногами не сможет так быстро, как обычно. Наконец-то мои кости, кажется, легли шестеркой кверху. Я не сразу разобрался, как открывается рама с матовым стеклом. Но наконец оно качнулось на меня, и в лицо пахнуло мокрым асфальтом и гнильцой – прямо под окном стояли мусорные баки, за ними открывался вид на проходной двор. Живем! БМВ с Семенычем остался припаркованным у входа в салон. Птичкой взлетел на подоконник, свалив полотенца. Прикинул расстояние до земли. Если сначала на крышку контейнера перебраться, то должно прокатить. Высунул ногу наружу, и тут сзади скрипнула дверь и послышался жизнерадостный голос Великого: - Эй, Пупсик! Я тебя просраться отпустил, а не дро... Он замер на середине слова, наши взгляды пересеклись. Сердце пропустило удар. А в следующую секунду я уже скакал с бака на асфальт. Попер через двор, разбрызгивая лужи и распугивая взъерошенных голубей. Дождь в морду, хлопанье птичьих крыльев и отчаянный крик в ушах: - Стой, дурак! Куда?! Стой! Что-то грохнуло сзади. Бак свалился? Топот ног по асфальту, мат. Но я уже выворачиваю из-под арки, чуть не попадаю под колеса заляпанной ауди, въезжающей во двор, под визг тормозов перескакиваю через капот и врезаюсь в толпу. Мне снова по-свински везет: незнакомая улица запружена народом. Совсем рядом стадо покрупнее поджидает автобус. Рву к остановке так, что подошвы горят. На кого-то натыкаюсь, у кого-то выбиваю из рук пакеты, получаю злой тычок по спине, спотыкаюсь, но не падаю. Автобус! Длинный грязно-белый монстр с резиновой гармошкой в талии; народ штурмует двери, спеша поскорей попасть в сухость и тепло. Не знаю, как, но мне удается утрамбовать бабульку с зонтиком и жирного дядьку со свертком под мышкой и впихнуться в транспорт последним. Натужно сипя, створка закрывается, едва не придавив мне ногу. Автобус дергается, тяжело вздыхает, как костлявая кляча, которую заставляют тянуть непосильную ношу, но наконец трогается с места. Через запотевшее стекло я вижу искаженного полосками дождя Великого: он бросается чуть не под колеса, колотит кулаком в дверь: - Открой, сука! Открой! Но водитель уже выруливает на ширину проспекта, а бабка под моим крылом шипит, тыркая в меня зонтиком: - Хамло! Щас, откроет он тебе. На самих пахать можно, а все лезуть и лезуть! - Пидар-расы! – раскатисто прорычало из хаоса рук, ног и мокрых зонтов над моей головой. Наверное, глас народа. Денег на проезд у меня, конечно, не имелось, но в такой толкучке кондуктор был последней моей заботой. Я понятия не имел, где нахожусь, и куда везет меня автобус. Хуже того, я даже не знал, куда хочу попасть. Сбежать-то вроде сбежал, а вот куда податься – не придумал. В полицию? Подойти к первому попавшемуся менту и попросить о помощи? Допустим даже, меня не пошлют, и я окажусь в отделении. И что скажу? Меня посадил на цепь и избивал парень из параллельного класса? Про то, что тот же парень меня неоднократно насиловал, лучше не заикаться – известно, как относятся к таким, как я, в нашей стране. Так, и что дальше? Копы явно захотят пообщаться с Великим, да и с его папашей. А те, конечно, уйдут в отказ. Вот и будет мое слово против их. Доказательств-то у меня – только синяки и ссадины, которые кто угодно мог мне насажать. А у папочки Великого факты в твердой валюте. На Носферату Арсеньевну рассчитывать тоже не стоит: разве станет она отца закладывать? Тем более после того, как ей про меня все популярно объяснили. Финал сего сценария прост и ясен: меня торжественно вручат папашке Великого на блюдечке с голубой каемочкой – он же теперь вроде мой опекун? И вот тогда-то я точно познакомлюсь с «Комнатой Боли». Меня чуть не вынесло из автобуса с потоком пассажиров на следующей остановке, я едва успел за поручень зацепиться. Пробрался внутрь салона, ловя краем глаза кондуктора – на счастье, тот плотно завяз в районе передних сидений. Тогда куда? К матери? Ага, первое, что она сделает – вытрясет меня из новых шмоток и усвищет их продавать. А пока она по рынку шастает, сожитель ее, сын Востока, с радостью меня голенького оприходует. Ни помощи, ни защиты я там точно не получу – разве что хуй в жопу. Что тогда остается? Дядя? Который однажды меня уже загнал по сходной цене. Хотя… кто это сказал? Великий? А с чего я должен ему верить? Что я вообще знаю о случившемся – по-настоящему знаю, а не со слов этого подонка? Вдруг дядя меня сейчас по всему городу разыскивает? Вдруг меня, и правда, похитили? Выходит, с дядей надо обязательно поговорить. Вдруг он мне поможет? Все-таки это единственный человек, которому я был нужен. Который заботился обо мне, хоть и по-своему. Тут я разглядел между дружно качающихся голов, что автобус подруливает к метро. Народ вокруг активизировался, начал пропихиваться к дверям. Я позволил потоку подхватить себя. В метро-то я точно смогу найти на схеме нужную ветку. А жетончик можно попытаться стрельнуть у кого-нибудь. Дождь усилился, и я рванул к павильону с буквой «М», натянув на голову пиджак и стараясь не оттоптать никому ноги. Внутри встряхнулся по-собачьи, смахнул влагу с хаера – короткие волоски на затылке непривычно кольнули ладонь. Прошелся оценивающим взглядом по народу у касс. Глаз зацепился за кучку девчонок – похоже, поджидали кого-то. Мужчин я в последнее время начал опасаться, так что подвалил к ним. В конце концов, пошлют так пошлют, что я теряю? - Девушки, не одолжите жетончик? Я… деньги дома забыл. Блин, голова! Не мог придумать ничего пооригинальнее?! Девицы захихикали, стреляя на меня густо намазанными глазами, одна протянула пухлую ладошку с неимоверно длинными ногтями. В центре, подрагивая, лежал жетон. Не веря в такую удачу, я цапнул желтый кружочек, пробормотал «спасибо» и бросился в поток юзеров метрополитена. Вдогонку полетел разочарованный стон: «Боже, какой симпомпончик!» Симпомпончик? Дожили. До своей станции я добирался где-то полчаса. Когда вывалился наконец из душной подземки, на улице окончательно стемнело. Дождь и не думал кончаться. Я поскакал по лужам, отражающим фонари, ежась от холода. Одет был совсем не по погоде – для салона бумера, а не для прогулки по осенним улицам. В итоге через пару минут у меня уже зуб на зуб не попадал. Даже дверь подъезда открыл не сразу – палец не гнулся и тыкал не туда. Доковылял до третьего этажа по воняющей кошками лестнице, на втором свет, как всегда, не горел – сосед-алконавт вечно выкручивал лампочку. Позвонил в знакомую дверь, обитую бордовым дерматином. Пересчитал на счастье золотистые гвоздики, из которых складывался номер. Дядя оказался дома. - Вам кого? – удивленно воззрился он на меня в приоткрытую дверь. - Это я, Денис, - хлюпнул я носом. И в следующее мгновение уже рыдал, уткнувшись в знакомый халат, вздрагивая всем телом и пуская сопли. - Ну-ну, - дядя потрясенно хлопал меня по спине, пытаясь одновременно прикрыть за нами дверь. – Что ты, малыш? Откуда ты? Ему удалось кое-как завести меня в комнату – я вцепился в покрытые халатом плечи, как клещ, чуть с ногами на родственника не залез. - Господи, Денечка, да ты холодный, как лед, и мокрый весь. Давай-ка, снимай все быстро. Я тебя разотру и в теплое закутаю. Блин, как же хорошо было снова оказаться дома! Я принялся выпутываться из мокрых, липнущих к телу тряпок, все еще вздрагивая и икая от теснящихся в горле слез. Сухой у меня осталась только одна часть тела – ноги. Ботинки мечты не подвели. Дядя прискакал из ванной с чистым полотенцем и тут же метнулся к серванту. В руку мне ткнулась рюмка, наполненная золотистой жидкостью со специфическим запахом – коньяк? - Выпей, Денечка. Это тебя изнутри согреет. А я пока тебя разотру. Одним движением я опрокинул рюмку в рот. Закашлялся, но по пищеводу тут же стало распространяться приятное тепло. Вспомнил, что жутко хочу пить, и попросил воды. - Вот еще, добро разбавлять! Коньяк, между прочим, звездочный, - проворчал дядя, но все-таки отчалил в направлении кухни. Я цапнул оставленную на столике темную бутылку и снова наполнил рюмку. Закинул содержимое в рот и на этот раз сдержал кашель. Заслышал шлепанье дядиных тапок, быстро глотнул прямо из горла и поставил бутылку на место. Мне просто надо было напиться – принять микстуру от жизни, лекарство от памяти. Не успел я сделать пару глотков воды из притаранненого дядей стакана – слишком маленького – как родственник накинулся на меня с полотенцем. Грубая махра быстро заставила гореть грудь и спину, спустилась на ягодицы. Периодически дядя останавливался и осторожно дотрагивался до многочисленных синяков и меток от ударов, причитая: - Бедненький мой, кто же это такое с тобой сотворил? Что же это за зверь такой, кто так издевался над моим мальчиком? Я только начинал пуще хлюпать носом, не в силах выдавить из себя постыдное признание. Но наконец не выдержал и хрипло выдохнул вместе с рыданием: - Это Ве… Великий сделал. - Великий? – удивился дядя. - Ну, Сашка Сапожников. Это он меня бил и… ебал. - Ебал? – дядя стиснул мою попку, забыв про полотенце. – Ну, такого сладкого как не выебать… Но зачем же жестоко так… - его пальцы прошлись по следам ремня на боку, поднялись к груди и тронули твердый от холода сосок. – Да еще и по лицу. - По лицу – не он, - признался я, пытаясь увернуться от горячих вездесущих рук, но комната уже плавно кружилась, покачивая телевизором и пылью на шторах. Заметив мое состояние, дядя потянул меня к дивану: - Ложись, малыш, я тебе ножки разотру. Ноги в этом деле – самое главное. От них все простуды идут. Я упал голой попой на диван, ноги мои тут же оказались у дяди на коленях. Он принялся старательно растирать стопы, продолжив допрос: - Значит, тебя еще кто-то бил? - И бил, и ебал, - признался я, уплывая в приятное тепло без мыслей и тревог. – Горничная… Бэрримор, который без овсянки… Кричер, сволочь… А тут еще Олег. Ну зачем сначала целовать и летать на тарелке, а потом под парикмахера подкладывать, а? Зачем море обещать, а потом раком и мордой в унитаз? - Так, погоди, - дядино полотенце перебралось уже по голеням на бедра, - они что, все тебя ебли? Все эти мужики? И баба еще? - Все, - всхлипнул я и потер слипающиеся глаза кулаком. – Только Мишель вовсе не баба, хоть и представляется… Я почувствовал дядину руку на моем скукоженном членике. Вяло ворохнулся, но мужчина властно придавил мой пах ладонью, отодвигая в сторону неловкие руки. - Тише, петушок, тише. Я знаю, что тебе сейчас нужно. Он потискал мои яички и принялся подрачивать писюн, другой рукой подглаживая бедра с внутренней стороны – знал, что это доставляет мне удовольствие. Я мучительно старался вспомнить, о чем хотел поговорить с дядей, я ведь за тем и приехал – поговорить. Наконец, откуда-то из подвала памяти выскочило привидением: - Подожди... Это ведь ты... Ты меня продал! Отцу Великого... - Продал?! – У дяди оскорбленно задрожали губы. – Что ты такое говоришь, Денечка! Это же полный бред, ты сам-то себя послушай! Несмотря на видимый шок, он не забывал аккуратно ставить мне членик двумя пальцами, а второй рукой все ближе подбирался к промежности. Я напряг последние силы, пытаясь собрать заплутавшие в лабиринтах черепа мысли: - Тогда почему... почему ты меня не искал? Меня с субботы дома не было, а сегодня понедельник уже. Я же раньше всегда дома ночевал. - Раньше ночевал, - уверенно подтвердил дядя. – А в субботу сам попросил, чтобы я отпустил тебя к другу на выходные. Вот как раз к этому... Саше. Мол, вы с ним вместе в школу в понедельник и пойдете. Конечно, мне показалось странным, что ты из школы вовремя не пришел, но я подумал, дело молодое... Я, правда, тебе звонил пару раз, но телефон не отвечал. А ты разве не помнишь ничего? Телефон? Да где он теперь... В башке у меня все смешалось: - Нет, не помню... Ох! Дяде удалось добиться желаемого, и мой писюн бодро встал в его умелой руке. Подушечкой большого пальца он обвел залупившуюся головку, а второй рукой решительно развел мои бедра: одну ногу закинул на спинку дивана, а вторую приспустил на пол. Теперь я лежал перед ним совершенно раскрытый, чем дядя тут же и воспользовался: продолжая дрочить членик, принялся ощупывать доступное после долгого ношения пробки и ебли очко. - Ух, какой ты стал... - дядя сочно причмокнул, массируя чувствительное местечко вокруг ануса круговыми движениями. – Спускал ведь, когда ебали-то, а, петушок? Я ж по яйцам вижу. - Да-а, - невольно простонал я, когда он стал слегка потрахивать пальцем дырочку. Вдруг дядя одним рывком закинул свисающую на пол ногу вверх, прижав ее к моей груди. Полы халата распахнулись, обнажая торчащую из зарослей волос красную елду. Смачно харкнув на мое сокращающееся очко, дядя одним движением надел меня на себя и начал грубо пялить, наваливаясь всей тушей и пыхтя. Он засаживал на всю глубину, так что лобковые волосы щекотали мне промежность, а тяжелые яйца шлепали по румяным от растирания ягодицам. Для удобства он приподнял меня за бедра вверх, подуснул под попку колени и начал вытрахивать в бешеном темпе, от которого все мое тело тряслось, как грелка в зубах того самого Тузика. Я только жалобно всхлипывал, уже мало что соображая. Зад мой был теперь выше головы, которая неловко свесилась с дивана, и я прикрыл глаза – мир в перевернутой тряской перспективе вызывал тошноту. Закончилось все довольно быстро: видимо, дяде мало что перепадало в мое отсутствие. Он вытер мою попку тем же полотенцем, которым меня растирал, и потянул за руки вверх, помогая подняться: - Пойдем-ка в кроватку, петушок. Что-то тебя совсем развезло. Но ничего – вот сейчас поспишь, и будешь огурцом. Повиснув на дяде, я кое-как доковылял до спальни, где тот свалил меня на постель. Уложил на бочок, спиной к миру, укрыл одеялом. Я уже соскальзывал в сон, когда почувствовал, как под тяжелым телом проседают пружины. Дядя забрался под одеяло, притиснулся сзади – уже совершенно голый. Бля, у него снова стоял! Хуй уперся мне между ягодиц, скользнул кверху, вжимаясь в поясницу. У меня даже не было сил пошевелиться. Рука нащупала мой набухший членик – в первый раз кончить я не успел. Потянула назад, заложила между ног. Тут же по нему скользнуло что-то горячее и крупное, впихиваясь между бедер сзади. Дядина елда! Ее владелец прижался к моей спине, обхватывая рукой за грудь и закидывая тяжелую ляжку мне на ноги. В такой позиции дядя принялся теребить мои соски, одновременно поебывая между ног, так что его залупа терлась о мой членик. Несколько минут таких манипуляций, и мой писюн начал усердно течь, смазывая дядин поршень, так что между ляжек у меня непристойно зачавкало. Я тихо постанывал с каждым ебком, выпячивая попку и умоляя о разрядке, но дядя только больнее выкручивал соски, сильно за них потягивал и надавливал своим бедром, когда я пытался развести ноги. Почувствовав, что вот-вот кончу, я шумно задышал и попросил спустить. Тогда дядя быстро убрал с меня ногу, подхватил меня под верхнее бедро и всунул влажный от моей смазки хуй в растраханную дырочку. Пара быстрых движений, и я с одобрения дяди запачкал простыню. Доебывал он меня, разложив на животе и навалившись сверху. Я только пищал под его весом, как раздавленный мышонок. Лицо вбилось в подушку, и мне едва удалось вывернуть шею так, чтобы обеспечить приток воздуха. Второй раз подряд дядя накачал меня спермой и удовлетворенно скатился на влажную от пота простыню. - Теперь отдыхай, петушок, - похлопал он меня по попке. Как будто мне нужно было разрешение! Я повернул поудобнее затекшую шею, и тут же провалился в черноту.