Игрушка

- Пупсик, что ты с Мишкой сделал? Девочка выскочила от тебя вся красная, глазки чуть не в слезах. Будто ее едва не изнасиловали. Великий вошел в комнату, и я сразу понял – это не тот растерянный мальчишка, который называл меня по имени и просил пожать его руку. Сейчас передо мной стоял хозяин, топ, который точно знал, что ему со мной делать, как и зачем. Причем смотрелся мерзавец просто потрясающе. Не важно было, что на нем надето – я отметил только шелк и черную кожу, нежное и грубое, тонкое и прочное, холодное и теплое, сочетание противоположных начал, так точно характеризующее этого потрясающего парня. Наверное, так мог выглядеть ангел смерти, который слетает с небес, чтобы забрать у смертного душу. Или король эльфов, пришедший за человеческим ребенком, чтобы околдовать его и навсегда увести в лес. Я сидел на кровати и пялился на своего хозяина, пытаясь унять внезапную дрожь. Мне снова стало страшно, будто при виде Великого я вспомнил о том, что мне предстоит – не потому, что у его пояса болтался хлыст, а потому, что у него снова было лицо того, кто унижал меня и избивал ремнем. Словно этот странный парень был двуликим богом, и только что повернулся ко мне самым темным из своих ликов. - А-а, теперь понимаю, - Великий приблизился мягкой походкой хищника. – У этой сучки просто яйца разболелись. Хотела трахнуть мою сладкую девочку, а не смогла. Ты ведь моя сладкая девочка, да, Пупсик? Он подцепил меня за ошейник и вздернул на ноги. Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы металл не врезался в шею. Парень притянул меня к себе и держал так, что наши тела почти соприкасались – но только почти. Провел носом в сантиметре от моей щеки, изящные ноздри затрепетали: - Ты так вкусно пахнешь… Так и хочется вытрахать тебя и сожрать, ам! – зубы клацнули у самого горла. Он заржал, глядя, как я дергаюсь в ошейнике, и отпустил, позволяя встать на дрожащие ноги. – Не бойся, скушаю я тебя потом. А сейчас нас ждут. Он пристегнул к ошейнику кожаный поводок, на вид – обычный собачий. - Пошли, щеночек! Я шагнул вперед, но шею тут же рвануло книзу, а ягодицу ожег хлесткий удар. Вскрикнув, я споткнулся и рухнул на колени. - Так-то лучше! – ухмыльнулся Великий. – Хорошие песики бегают на четвереньках. Он дернул за поводок, таща меня к выходу из комнаты. Я едва успевал перебирать ногами, пытаясь загнать обратно злые слезы, которые уже щипали веки. По попке наверняка протянулась красная полоса от удара хлыстом – горело это место, по крайней мере, жутко. Но реветь хотелось не от боли – от обиды. Я ведь и так собирался слушаться. Зачем эта жестокость? Или хозяин уже начал наказывать меня? А как же братья-пилоты?! Ковер под коленями кончился, начался паркет, по которому я полз довольно долго, подгоняемый рывками за поводок. Наконец послышались тихая музыка – что-то мечтательно-электронное, с шепчущими по-французски эфемерными голосами, и голоса вполне реальные, а еще – стук столовых приборов и звон бокалов. Что за?... Но меня уже выволакивали в просторный зал охотничьей тематики: рога и звериные головы на стенах, мохнатая шкура у камина, чучело кабана – блин, как такого монстра в дверь-то проперли? – на потолке - деревянные балки под старину, свисающие на массивных цепях люстры, четыре деревянных столба-колонны, поддерживающие все это буржуйское великолепие. А между ними – стол. Белая скатерть, серебро, живые цветы – и люди. Со страху показалось – целая толпа, как на свадьбу. Кто – снизу и не рассмотреть, а тут еще Великий – заметил, что я башкой закрутил и попой притормаживаю, и снова поводком – хлобысь! - В пол смотреть, - шипит. Я всхлипнул, башку опустил. Колени по паркету скользят, мимо – ножки стульев, подолы платьев, мужские туфли и брючины, и вдруг – тяв-тяв! Я дернулся, едва отскочить успел, чтобы эта тварь мелкая, вроде болонки повышенной мохнатости, меня не тяпнула. К счастью, она тоже на поводке была. Рычит на меня, слюнями брызжет, а я на попе сижу у ног Великого и слышу: - Ой, какой щеночек хорошенький! Смотрите, это кобелек. А какой породы? А сколько ему лет? А он не кусается? Я-то думал, это про болонку. Ни фига, оказалось, про меня! - Уберите эту дворняжку от Тотика, он моего малыша раздражает, - хозяйка мелкой шавки наклонилась, сверкнули кольца на толстых пальцах, собачку погладили по встопорщенному загривку. - Простите, Варвара Васильевна. Он у меня еще невоспитанный, - Великий дернул за поводок, чуть меня не придушив, и потащил вокруг стола. Я старался поспевать и не обращать внимания на тянущиеся ко мне руки, норовящие потрепать по волосам или попке, и комментарии, которые почти заставили меня поверить в то, что я отрастил хвост: «А к поводку-то еще не приучен…», «Я слышал, он у хозяина совсем недавно…», «И уже удрал?», «А что вы ожидали? Вот что значит завести дворняжку, результат случайной случки», «Осторожно, у него могут быть блохи». И все в таком духе. Совершив «круг почета», Великий выволок меня во главу стола и приказал: «Стоять!» Рывок за ошейник дал мне понять, что надо встать на колени. Я смог наконец рассмотреть сидящих вокруг стола людей, чье внимание теперь было приковано ко мне. Оказалось, на самом деле, их было не так много. Отец Великого сидел рядом с блондинкой лет двадцати, с никаким кукольным личиком и сиськами, на которых явно разбогатели пластические хирурги. Я узнал господина Черного, на голову возвышающегося над самым высоким мужчиной за столом. По его правую руку чавкала чем-то жирная тетка с болонкой – Варвара Как-ее-там. Компанию им составляли еще две пары – старикан со жгучей большеротой брюнеткой и молодой бородатый и длинноволосый мужчина, спутница которого отличалась шевелюрой, напоминавшей разворошенный стог. Мишель вертелся вокруг, подливая вина и следя за тем, чтобы тарелки не пустели. Брюнетка так и пожирала меня глазами, все время соскальзывающими в район гениталий. Очень хотелось прикрыться, но я помнил «подвальный» опыт и решил не рисковать – новый удар хлыстом заработать не улыбалось. - Поздоровайся с гостями, Пупсик, - велел Великий. – Голос! - Здрась-те, - выдавил я, запинаясь и чувствуя, что краснею. За столом воцарилась гробовая тишина. Мой хозяин тяжело вздохнул: - Простите моего питомца. Он еще недостаточно обучен. Но сегодня я преподам ему урок послушания. Гости оживленно зашевелились, послышались одобрительные смешки, язык Арсения Ивановича скользнул по губам-червякам и спрятался. Великий толкнул меня на пол, так что я снова оказался на четвереньках, и замахнулся хлыстом: - Голос! Я вспомнил, что говорил его папашка: «Я люблю, когда кричат», - и коротко взвизгнул. За столом засмеялись. Попка взорвалась болью, и я взвыл – уже не притворно. Блин, что я делаю не так? - Голос! – спокойно повторил Великий. Я поднял на него умоляющие глаза, но в ответ парень только намотал часть поводка на руку и взмахнул свободным концом. Хрясь! Кожаная петля хлестнула прямо между ног, задев ничем не прикрытые яички. Воздух с шумом вырвался из груди, в глазах потемнело, и я сунулся бы мордой в пол, если бы меня не удержал на весу ошейник. Все звуки исчезли, кроме бешено заходящегося пульса в ушах и собственного натужного хрипа. Пинок под ребра заставил меня вспомнить, что скрюченное креветкой тело может самостоятельно держаться на конечностях. Я встал на четвереньки, перед глазами немного прояснилось, и я понял, что пялюсь на край белой скатерти и чью-то обутую в розовую туфельку ногу под ним, а Великий снова произносит откуда-то сверху: - Голос, Пупсик! Вот тогда-то я и залаял. Вокруг стола засмеялись, кто-то, наверняка жирная тетка с болонкой, громко прокомментировала: - Этих тупых дворняжек только так к дисциплине и приучишь! Чем больше их бьешь, тем больше они к тебе ластятся. - Хорошая собачка, - ладонь Великого потрепала меня по волосам. – А теперь с выражением, Пупсик. Голос. Я затявкал громче, и мерзкая шавка подхватила из-под стола тоненьким визгливым голоском. Веселье среди гостей нарастало. Мой хозяин взял с блюда кусочек мясной нарезки и потряс им у меня перед носом: - Хороший песик. Служи! Рывок поводка вздернул меня на колени, и я с ненавистью уставился на Великого. Он что, рассчитывает, что я у него с рук есть буду? Очевидно да. В лицо мне сунулась ладонь, на которой лежал кружок колбасы. Ну так вот, хозяин, я не голодный! Твой фатер об этом позаботился. Так что засунь-ка ты свой сервелат знаешь куда… Сказать я это, конечно, не сказал, но в моем взгляде парень, наверное, прочитал что-то, потому что он развернул руку с поводком так, что перед моими глазами замаячил хлыст. Я сглотнул и быстро ухватил колбасу с ладони. Кое-как пропихнул ее в горло, пока за столом ржали и одобрительно хлопали. - Послушная собачка облизывает руку хозяина, - склонившись надо мной пропел Великий и сунул пахнущую сервелатом ладонь мне в губы. Больше всего хотелось со всей дури вцепиться в нее зубами, но я принялся старательно вылизывать пальцы, которые вскоре пробрались мне в рот и начали его поебывать. Я снова почувствовал прикосновение хлыста, но теперь хлопалка на его конце поглаживала мне спину, переходя на ягодицы и слегка пошлепывая. Я испуганно вздрагивал каждый раз, старательно посасывая хозяйские пальцы в надежде, что если буду это делать хорошо, то яйца останутся целы. Надо мной уже неприкрыто ржали, а Великий, схватив за ошейник, развернул меня лицом к гостям. Теперь я стоял на коленях с его пальцами во рту, причмокивая и сглатывая слюни, а хозяин щекотал кончиком хлыста то мои соски, то писюн и яички. Не удивительно, что соски отвердели, а членик начал все увереннее приподниматься, указывая головкой на ноги под столом. - Кажется, щеночек скоро будет готов к случке, - большеротая брюнетка оскалила акульи зубы. - Верочка, прежде, чем об этом думать, хорошо бы выяснить, кобель перед нами, или сучка, - проскрипел старикан, и накрыл ее пальцы морщинистой лапкой. «Блин, из Кунсткамеры вытащили, а все туда же!» - Конечно, кобель, - заявила Верочка, облизывая похотливым взглядом мои причиндалы. Бедняжка явно страдала от недотраха – еще бы, с таким-то папиком-живые-мощи. – Сладенький такой, маленький кобелек. - Я бы не был так уверен на этот счет, - влез в беседу отец Великого. – То, что у малыша есть пара помидорок и морковка, не значит, что он – огородник, - старый козел хохотнул над своей же шуткой. – Внешность может быть обманчивой. – Он приподнял юбочку Мишеля, который как раз подливал вино господину Черному. Взору гостей открылся заклеенный скотчем, скривившийся в попытке подняться член и перетянутые у основания, потемневшие яички. Горничная продолжала невозмутимо наполнять бокал, не дрогнув, даже когда лапища Черного принялась мять аппетитные ягодицы, обрамленные лямочками пояса для чулок. - Ну, с вашей прислугой все давно понятно, - не унималась брюнетка. – А вот щеночек – как его, Пупсик? – вполне мог бы разобраться… хм, как пахать огород. - Скорее, он разберется, как получить в свою норку толстый ствол, - ухмыльнулся Арсений Иванович, шлепнув продефилировавшего мимо Мишеля по попке. Стоит ли говорить, что все время, пока продолжалась «овощная» дискуссия, Великий продолжал терзать меня, пошлепывая и поглаживая яички и членик кончиком хлыста, не забывая при этом сладко потирать вставшие соски его рукояткой. Но когда речь зашла о норке, хозяин развернул меня задом к гостям и рывком за поводок заставил опуститься на четвереньки. Нога в высоком ботинке надавила между лопаток, принуждая лечь грудью на пол, тогда как попка осталась высоко задранной. Пара шлепков хлыстом – и я широко раздвинул бедра, выставляя на показ покачивающуюся между ними мошонку. Отпустив свободный кончик поводка, Великий свесил его так, чтобы конец с петлей для руки лег между моих ягодиц, и стал щекотать там, дергая кожаный шнур вверх-вниз. - А попочка у щеночка очень милая, - заметил незнакомый женский голос, обладательницу которого я, конечно, не мог рассмотреть. - И ебливая, - хихикнул Арсений Иванович. – Вон, даже Федину елду принимала. Судя по раздавшимся вокруг стола возгласам удивления и недоверия, Федей звался в реале гигант Черный. Вняв горячим просьбам гостей, Великий наклонился и развел мои булочки, демонстрируя публике хорошо смазанное и растянутое Мишелем очко. - Сучка, - постановила визгливым голосом толстуха. – Это сразу по щели видно. - Если уважаемые гости не возражают, - объявил Великий, оставив наконец мою попку в покое, - я бы разрешил все сомнения с помощью одного увлекательного эксперимента. Послышались одобрительные возрасты, но мне было уже пофиг – лишь бы наконец дали подняться с колен, на которых я уже по ощущениям мозоли наползал. Великий между тем подтащил меня к ближайшему столбу, поддерживающему балочный потолок, и тут позволил-таки мне подняться – только для того, чтобы закрепить на запястьях широкие кожаные манжеты. Опыт показывал, что такое начало не предвещало ничего хорошего. Особенно в комбинации со свисавшими с потолка толстыми веревками. Ну вот, точно – хозяин уже взялся за них. Я покачал головой, собираясь что-то возразить, но в губы мне тут же уперлась шлепалка хлыста. - Мишель, принеси-ка косточку, - велел Великий.