Игрушка

То ли мой змей-хозяин планировал все с самого начала, то ли в этом гнезде извращенцев под рукой все время был набор «накажи бота». К манжетам на моих запястьях быстро добавились их близнецы на лодыжках, а к тяжелой люстре на цепях оказалось очень сподручно привязывать веревки. В итоге меня снова распяли на потеху разогретым минетом зрителям: руки задраны кверху, ноги расставлены и закреплены в этом положении с помощью уже известной мне штанги-распорки. Хорошо хоть, Великий не стал меня растягивать, как в первый раз – запястья остались примерно на уровне плеч. Это оставляло небольшую свободу движений – я мог сгибаться, отклячивая попку или наоборот, выгибаясь вперед, мог разворачивать корпус – но не более того. Пока мой хозяин возился с веревками, Мишель убрал тарелки и принес десерт – кажется, мороженное и какие-то тортики, я был слишком занят собственными переживаниями, чтобы рассматривать. Женщины накинулись на десерт, как с голодухи, пока мужчины налегали в основном на выпивку – высокие и пузатые бутылки с прозрачной и янтарной жидкостью выстроились на столе по волшебному мановению Кричера. Несмотря на занятость, гости не сводили глаз с устроенного Великим бесплатного представления. В зубы мне снова воткнулась косточка, а потом хозяин достал что-то из-под черной драпировки и склонился над моей несчастной мошонкой. Я нервно переступил ногами, мыча и пытаясь уклониться, но хозяин огладил меня, прихватив попку, и прошептал: - Тихо, Пупсик, тихо. Больно не будет, но только если ты не будешь дергаться. Я замер, с тревогой следя за манипуляциями Великого. Парень приладил мне на яички то-то вроде черной кожаной манжетки со стальными колечками и застегнул. Больно совсем не было, и я воспрял духом. Как оказалось, рано. Хозяин извлек из-под черной ткани небольшую, но явно тяжелую на вид коробочку. Под крышкой оказались стальные шарики с крючочком наверху – всего шесть штук. Я с любопытством рассматривал непонятные игрушки, пока Великий не просветил меня и публику: - Грузики для яиц. 230 грамм каждый. Сколько мы на него наденем? Я задрожал, слыша распаленные выкрики: - Два! Три! - Все разом! – это, конечно, мой хейтер, жируха с вполне себе ожившим Тотиком на коленях. Великий вынул первый шарик из выложенного черным бархатом ложа, дал ему красиво поблестеть в свете люстры, под которой я стоял, и ловко прицепил, продев крючок в колечко на манжетке, прикрывавшей мою мошонку. Поиграл немного, крутя шарик между пальцами. Я весь напрягся, казалось, боль будет невыносимой. Хозяин выпустил шарик. Мошонка оттянулась книзу, ощущения были странными, но совсем несравнимыми с растягиванием на веревке. Из коробочки появился второй шарик, который я воспринял гораздо спокойнее. Пока Великий не принялся приподнимать висящие грузики на ладони, а потом резко отпускать. Тут я засучил ногами, поскуливая, но сделал тем только хуже – от каждого движения шарики раскачивались, естественно, растягивая мошонку. - Я же сказал, лучше не дергаться, - прошептал Великий и подмигнул. Вот змеина! - Думаю, двух пока хватит, - громко подытожил он. – Все-таки Пупсик у нас в этом деле новичок. Я перевел дух, но хозяин снова двинулся к подносу и, как фокусник из шляпы, вытащил из-под черной ткани плеть – пятихвостую, с плетеными концами, узлами и хлопушками. Вид этого девайса мне очень не понравился – слишком грубыми и длинными выглядели хвосты, а узлы на концах наверняка призваны были приносить кучу неприятных ощущений. Удар посильнее – такие и шкуру могут порвать. Рукоять плети представляла собой прозрачное дилдо, выполненное в виде рельефного от жил члена. Я нервно сглотнул набежавшую из-за кляпа слюну, а публика заметно оживилась – чему способствовал и крепчающий за столом градус. Великий развернул меня к зрителям бочком и стал поигрывать плетью, водя кисточками-хлопушками по моей спине, попке и бедрам. Я принимал ласку, изображая восторг, и даже пригнулся, выпятив попку и повиливая ею – лучше уж получить дилдо или член самого хозяина в очко, чем опробовать эти пять жутких черных хвостов. Но мои маневры не произвели желаемого эффекта, точнее, произвели – только совсем обратный. Свистнул воздух, и ягодицы разорвала разноцветная боль – в нескольких местах сразу. Я взвыл через кляп, подпрыгнул и выгнулся вперед, инстинктивно пытаясь спрятать зад от источника агрессии. Естественно, шарики на мошонке пришли в движение, дергая и раскачивая яйца, превращая ощущения от удара в ослепительный фейерверк. Кажется, люди за столом смеялись и что-то говорили – я видел, как открываются и закрываются рты, но звук на мгновение пропал, превратившись в тонкое гудение на границе слуха. Тут попку ожег огнем новый пятикратный удар, и звук вернулся – моим собственным криком, отдающимся в ушах. Я знал, что лучше стоять неподвижно, но тело жило своей собственной жизнью и беспорядочно металось в путах. По яйцам шел звон, по коже – дрожь, сердце заходилось в ожидании нового удара – я слышал, как посвистывал за спиной воздух. Но вместо этого прохладная ладонь легла на вздрогнувший зад и начала поглаживать, мягко массируя покрасневшую кожу. Я вывернул голову, пытаясь поймать взгляд Великого, но, конечно, ничего у меня не получилось. Тогда я замотал башкой и замычал, хотел послать моему мучителю одно короткое послание – все, хватит! Это уже слишком, на такое я не подписывался, пилоты там или не пилоты-ы-Ы! Бля, эта сволочь хлестнула меня снова! На этот раз по спине. И еще добавила подряд – два, три, четыре. Стало удивительно тихо, только музыка плыла где-то вдалеке эфемерными нотами, перед глазами расстелилась шелковая чернота, размеченная алыми маками вспышек. Рука Великого снова нежно поглаживала, разминала, проводя по черному прохладные зеленые узоры. А потом воздух свистел, и по шелку расцветали новые красные маки – я парил среди них, в теплом тесном пространстве, завернутый в темноту, спелёнатый, погружающийся все глубже в собственный космос, оказавшийся бездонным... Не знаю, сколько это все продолжалось, но внезапно что-то постучалось в мой черно-алый кокон, постучалось и позвало назад. Два сильных пожатия. Шепот над самым ухом: - Пупсик, ты как? Ты меня слышишь? Надо было что-то сделать. Два раза. Ответить. Кивнуть. Голова двигалась медленно и неохотно. Да, я в порядке. В каком я порядке? И кто такой я? Тело как не мое. Грудь, живот, ягодицы, спина, бедра налиты тяжелым жаром. Тысячи крохотных иголок толкаются под кожей, а может, это стальные жуки ползают и колют ее острыми лапками? Я моргнул, впуская в себя свет. Взгляд уперся в собственную грудь – ярко-розовую, с более темными полосами в перехлёст, спускающимися на живот. Странная такая дикая татуировка. А ниже торчал особенно выпуклый над черной манжеткой член – полностью встать он не мог из-за веса, но заметно набух и вытянулся. Да еще и влажно поблескивал от стекающих на него слюней. Господи, что же я за извращенец такой, что меня от побоев торкает?! Я поднял голову и увидел людей за столом – они сидели тихо, как в партере театра. Смотрели и ждали следующего хода режиссера. И Великий его сделал. Подошел спереди и взялся рукой за скользкий от слюны членик. Принялся надрачивать – сначала плавными медленными движениями, потом быстрей и резче, заставляя мошонку трястись, а грузики раскачиваться и ударяться друг о друга. - Молодец, - произнес он одними губами, стоя спиной к столу. – Отлично держишься. Уже немного осталось. «Немного осталось?! Неужели это еще не все?!» Но все мысли вскоре вылетели из головы, их заменили ощущения. Я постанывал и подавался пахом вперед, изгибаясь и приседая, широко расставив колени. Слюна обильно стекала из-под кляпа, и Великий то и дело подбирал ее, чтобы размазать по колом торчащему писюну. Вскоре членик и сам стал щедро выделять смазку, что хозяин не замедлил продемонстрировать гостям, надавив на головку. Я был уже готов кончить, когда ласка внезапно прекратилась. Великий отступил за спину, оставив меня беспомощно тыкать воздух залупленным писюном. Я напрягся, снова ожидая града ударов, но вместо этого по попке шлепнула рукоять плети – по одной ягодице, по другой, головка прошлась по ложбинке между булочками – подставляйся, мол, а то поговорим с тобой по-другому. И я подставился. Снова присел и выпятил попку назад. Великий набрал в ладонь слюны – явно, чтобы смазать дилдо, и приставил его к пульсирующему в ожидании очку. Одно движение – и рукоять плети легко вошла внутрь. Хозяин стал неторопливо ебать мою попку, иногда шлепая торчащий член, силящийся подняться и утянуть за собой отяжеленные яйца. Я осторожно подмахивал, стараясь не слишком трясти грузиками. Обстановка за столом стала более расслабленной: Мишель порхал вокруг, наполняя рюмки и бокалы, поднося дамам фрукты; блондинка взобралась на колени Арсения Ивановича и совала ему в губы коктейльную вишенку; брюнетка пересела на стул рядом с женщиной-стогом и то и дело сосалась с ней, не обращая ни малейшего внимания на брошенного в одиночестве старичка. Заметив, что я снова на грани, мой изувер-хозяин загнал дилдо на всю глубину и со словами: - Держать, Пупсик! – снова откочевал к подносу со скрытыми под драпировкой сокровищами инквизиции. На этот раз на свет явились вещи самые прозаические – деревянные прищепки. Самые обычные – на такие мама у меня белье вешала. Великий засунул горсть в карман брюк и снова подошел ко мне, шаря по моему телу взглядом пластического хирурга. Я состроил умоляющие глаза и протестующе замычал, но это не произвело на мучителя никакого впечатления. Он взял одну прищепку, хладнокровно ухватил пальцами мой сосок и – вот я уже дергаюсь в веревках с болтающейся на груди прищепкой. К счастью, боль быстро притупилась, стала терпимой. Но Великий будто знал до секунды, когда это случится, и, как только я успокоился, тут же защемил второй сосок. Дальше последовала очередь кожи на боках и животе. Каждый бок украсило шесть прищепок, на животе поместилось только восемь – четыре над пупком, четыре ниже, и вот там-то было больнее всего. Тупое раздражение от самых первых прищепок постепенно нарастало, а тут еще Великий принялся играться, щелкая по торчащим, как иглоки на дикообразе, деревяшкам или проводя по ним ладонью. Все эти манипуляции заставляли меня танцевать и дергаться, пища от боли, что, конечно, не радовало мои яйца. Вдоволь натешившись, Великий снова зашел мне за спину, и дилдо в моей попке ожило. Оно таранило кишку резкими толчками, заставляя все тело содрагаться, а прищепки плясать – словно пираньи, они висели, вцепившись в мое мясо, вгрызаясь в него тупыми деревянными зубами. Я стонал, вцепившись что есть силы в веревки, стараясь стоять неподвижно, но охватившая все тело странная сладкая боль понуждала извиваться и крутить попкой, подаваясь навстречу бугристой рукояти. Великий вспомнил о моем членике и то подрачивал его, то шлепал по твердому стволу, заставляя ронять капли смазки, смешивающиеся со стекающими из рта ниточками слюны. Я снова был на подходе, и снова мне не дали кончить. Дилдо в последний раз углубилось мне в попку и осталось там, сжатое пульсирующими, жадными стенками. Из дырочки свисал, щекоча бедра, разделенный на пять косичек хвост. Великий обошел вокруг и остановился передо мной, поигрывая хлыстом. Блин, что теперь?! И когда уже он снимет с меня эти гребаные прищепки? «Шлеп!» Хлыст хлопнул по «пиранье», вцепившейся в правый сосок. Соскользнув, она полетела на пол, вырвав из моего горла звериный вой. Бля, когда эти чертовы пыточные девайсы снимают, гораздо больнее, чем когда их ставят! Шлепалка на конце хлыста уперлась в торчащий ноющий сосок, надавила, потерла, успокаивая, легко прихлопнула. Это помогло унять самую злую боль. Но вот Великий уже зашел с другой стороны. «Шлеп!» на пол полетела вторая прищепка, и я снова взвыл, корчась в путах, содрогаясь от сладко-горькой волны, распространяющейся от второго соска. Хозяин прошелся и по нему хлопалкой, успокаивая. Та же процедура повторилась с остальными прищепками, и каждый раз я танцевал на веревочках, как спятившая марионетка. Казалось, яйца уже оттянулись до колен, но самое странное – стояк у меня не опадал. Может, потому, что от активных телодвижений дилдо ворочалось у меня в попке, а грузики, раскачиваясь, подергивали членик. Может, от того, что в моем затраханном Великим мозгу удовольствие уже начало прочно связываться с унижением и болью. Когда с меня была сбита последняя прищепка, хозяин подошел и погладил оставшиеся от деревянных «зубов» меточки. - Умничка, Пупсик, - шепнул он едва слышно. – Я знал, что ты справишься. Он вытащил рукоять плети у меня из попки, расстегнул ремни на затылке, и я смог наконец свести усталые челюсти. Подобрав свисающие с подбородка нити слюны, Великий снова обхватил мой стояк и провел по нему мокрой ладонью. Аккуратно снял с манжетки один грузик, нарочито медленно уложил его в коробочку, потом отстегнул второй. Освобожденный от веса писюн радостно рванул вверх, шлепнув меня по животу. Великий убрал на место второй шарик, отстегнул кожаный «парашютик» с мошонки. Я застонал и подался вперед, тычась писюном в его руку: ну же, хватит наконец меня мучить! Я же старался, я вытерпел все и теперь заслужил награду! Ладонь грубо шлепнула членик, заставив его разочарованно закачаться. Топ отошел в сторону, демонстрируя публике результат своего труда: до предела возбужденного, связанного паренька – раскрасневшегося, в красных следах от плети, с мокрыми от слюны губами и хуйком. - Прошу вас, Георгий Юрьевич, принимайте работу, - обратился Великий к изрядно разрумянившемуся старичку, чья рука во всю шуровала под юбкой Мишеля. Гости засмеялись, зааплодировали, поздравляя «мастера». А я с ужасом уставился на вылезающего из-за стола почетного пенсионера – его серые брюки оттопыривал стояк, да еще какой.