Игрушка

Я вертелся и крутился в постели вот уже второй час, а сна не было ни в одном глазу. Я то потел, скидывая намокшее одеяло, то мерз и забивался под него, перевернув сухой стороной. Стоило закрыть веки – под ними начинали мелькать жуткие сцены кладбищенской погони и ебли, только теперь место черных балахонов заняли зомби и повылазившие из-под земли скелеты. «Может, я заболел?» Положил ладонь себе на лоб, влажный и ледяной на ощупь. Температуры точно нет, вообще, будто я и сам уже сдох и в зомбака превратился. Не удивительно – всякие гриппы и простуды, обычные в детском возрасте, ко мне никогда не приставали. Если уж я и болел, то болел редко, но метко. А болячки были такие, что и название не выговоришь, а врачам приходилось чуть не консилиум собирать, чтобы диагноз поставить. Вот, например, я всегда думал, что «Кавасаки» - это мотоцикл, а оказалось, есть еще и такая японская херня, от которой загнуться можно. Причем, даже если ты в Японии никогда не был… Короче, встал я, потопал в ванную, попил из-под крана. Нифига не помогло. Кошмары продолжались. И прижаться не к кому было, чтобы их прогнать. Может, в этом как раз все дело? Я ж привык в последнее время спать не один. У дяди в его постели дрых – так сподручнее было меня трахать. У Великого хоть и на полу поначалу спал, но все равно рядом с хозяином – открой глаза, и вот он, на кровати развалился. А теперь у меня вдруг оказалась своя комната… Промучившись еще немного, я решил попробовать последнее кардинальное средство. Мать всегда говорила, что, если на ночь не поешь, будут кошмары сниться. Может, если я сейчас слопаю чего-нибудь, это поможет от бессонницы? В общем, встал я, натянул трусы, чтобы хвост не болтался, и поплелся на поиски холодильника. Чуть поплутал по темным коридорам, но вскоре обнаружил свет в конце туннеля – видимо, кто-то забыл выключить лампу на кухне. Позевывая, я мотыльком попорхал на теплое оранжевое сияние. Каково же было мое удивление, когда на одном из барных стульев у высокого длинного стола-стойки обнаружился… Мишель. На нем был тот самый черный шелковый халат с драконами, который Великий умыкнул из «Стокманна» - то-то я думал, куда же наш трофей подевался? В кимоно, без косметики и со стянутыми в хвост черными волосами парень напоминал молодого самурая – очень усталого и печального. Будто он только что вернулся после боя домой, а возвращаться оказалось некуда – «враги сожгли родную хату». Дополняли картину стоявший перед Мишелем полупустой вискарь и миска с чем-то подозрительно коричневым, в которой парень вяло ковырял ложкой. - Уничтожаем хозяйские запасы спиртного и жратвы? – осведомился я, выходя на свет. «Самурай» взвился в воздух, пустой стакан покатился по столешнице. Я хихикал, зажимая рот, пока парень приходил в себя, шумно дыша и прижав руку к сердцу. - Ну, бля, Пупсик, я чуть кирпич не высрал… Чего ты тут таскаешься среди ночи? – Мишель поднял стакан и плеснул туда виски нетвердой рукой. - Бессонница, - заявил я, взгромождаясь на барный стул рядом с ним. – Может, если съем что-нибудь, поможет. - Если выпьешь, точно поможет, - уверенно заявил «самурай». – Возьми там стакан, в шкафчике. - Не, - тряхнул я головой. Великий с его нюхом точно перегар завтра учует, и начнутся вопросы. – Я лучше кусну чего. - Угощайся тогда, - Мишель меланхолично подтолкнул ко мне стеклянную миску. - Это чо такое? – я подозрительно принюхался. - А хрен его знает, - парень сунул в рот ложку, полную студенистой коричневой массы. – Шоколадный пудинг? - По запаху больше похоже на соус к мясу, - сообщил я и сунул палец в миску. Облизал. – Точно, соус. Мишель пожал плечами: - Нехай будет соус. Главное, питательно. Только пальцами не лазай, негигиенично. - Я лучше мороженку, - я слез со стула и заглянул в морозилку. Упаковка эскимо обнаружилась почти сразу. Я выбрал ванильное и снова взгромоздился на свой насест. Теперь мы лечились от бессонницы вместе. Я внимательно посмотрел на своего товарища по несчастью. Интересно, это встреча с Носферату на него так подействовала? Или публичное унижение за ужином? А может, и то, и другое вместе? У парня явно выдался тяжелый день, даже жалко его как-то. - А давно ты уже тут работаешь? – сочувственно спросил я. - Работаю? – Мишель грустно усмехнулся и тряхнул головой. – За работу обычно деньги платят. Но я понял, о чем ты. Я с Сапожниковыми живу с шестнадцати лет. А сейчас мне двадцать три. Такая вот математика. «Так и Носферату говорила». - И что, они всегда такие были, - я махнул в воздухе подтаявшим эскимо - типа рабовладельцы? - О старшем хозяине уже в то время шла слава Мастера со стажем, - Мишель глотнул из стакана и сморщился, а я поежился: «Мастер, слово из моего сна». – Но пока мать Сашки и Наташи была жива, он это не афишировал. Я жил у них на положении приемного сына, а заодно благотворительного проекта – вроде, как и ты. Но на мой зад тогда никто не покушался. - Парень опрокинул остатки вискаря в рот и горько усмехнулся. - А потом авария… Лобовое столкновение, грузовик, следы алкоголя в крови… После этой нелепой смерти многое изменилось. Арсений Иванович женился на любовнице, которая тоже была в Теме. - Амалия? – встрепенулся я. - Нет, это его третья жена. А тогда он привел в дом Веру, - Мишель снова потянулся за бутылкой. «Ту самую Веру?!» - я вспомнил брюнетку, любительницу играть ножками под столом. - Потом начал мальчиков водить – для себя, и для нее, - продолжал мой ночной собеседник, рассматривая золотистую жидкость на свет. – Но это кончилось, когда он меня повязал. «Повязал… Снова это странное выражение…» - Потому что ты особенный? – повторил я услышанное от Великого. - Ну, если ты про высокий болевой порог и бисексуальность, то да, - Мишель задумчиво поболтал виски, прежде чем снова отхлебнуть, - можно и так сказать. - А, - я изобразил в воздухе женские контуры палочкой от эскимо, - платье горничной и все такое… - Это уже Амалия придумала, - пожал плечами парень. Бедолага! Теперь мне действительно стало его жаль. Нормальный же по сути чел, когда без этого бабского прикида и краски. - А почему ты не ушел? – не выдержал я. – Носферату… в смысле Наташа сказала, что звала тебя с собой, но ты остался. Мишеля видимо не удивило, что я посвящен в подробности их взаимоотношений. - А ты почему не уходишь? – голубые глаза уставились на меня над краем стакана. - Я пытался, - буркнул я, ковыряя стол палочкой от мороженки. - Ты думаешь, я – нет? – Мишель скривил губы, тонкие пальцы с перламутровыми ногтями сжали стакан так крепко, что побелели. – Только поздно уже было. Теперь все – поздно. Он меня никогда не отпустит. Живым – никогда. Кишки у меня завязались в один ледяной узел, и эскимо тут было не причем: «Мама дорогая! Зачем я на эту кухню вообще приперся? От одного кошмара сбежал, в другой попал. Попал я… Писец, как попал!» Я потянулся к бутылке и быстро глотнул прямо из горла – пока не передумал. Горло перехватило, горячая волна побежала по внутренностям, и я, кашляя, ухватился руками за столешницу. Из глаз брызнули слезы, но я нашел в себе силы прохрипеть: - А Великий? Мой хозяин… Он тоже… мастер? - Нет, что ты, - Мишель заботливо похлопал меня по спине. – Тут много лет практики нужно иметь. Во всем Внутреннем Круге всего двое настоящих Мастеров – Белый и Черный. Был еще Серый, но он… - парень покачал головой. – А Саша неопытный совсем еще. Да и начинал он нижним. - Нижним? – я потер лоб, который теперь горел – быстро же вискарь подействовал! – Но ведь он топ! Я думал… - Так ты не знаешь? – Парень нахмурился, пытаясь сфокусировать на мне взгляд, хотя голубые глаза не слушались и съезжали влево. – Свич он, хозяин твой. - Свич? Это что за зверь такой? Мишель пьяно хихикнул: - Да такой… ни рыба, ни мясо. Сейчас верхний, через час – нижний. Или наоборот. А прет и от того, и от другого. «Блин, теперь понятно, почему Великий тогда в подвале оказался! Он же мне прямо сказал, что ему это нравится. А я, тупой, ничего не понял…» - Но… - с трудом ворочал я разбомбленными вискарем мозгами, - если хозяин попробовал роль нижнего, кто же тогда был его топом? - А почему был? – хихикнул Мишель и щелкнул ногтем по опустевшей бутылке. – Свич он всегда свич. Оборотень. Перевертыш. Ты можешь себе представить застывший огонь? Я вспомнил кольцо на пальце Великого – горящий феникс. Провел рукой по татуировке в волосах. Предательство имело вкус горькой отрыжки. Значит, все то время, что хозяин был со мной, он был с кем-то еще? Что-то хрустнуло, оцарапав палец – это сломалась палочка от мороженного. - Так кто он? – я мрачно уставился на Мишеля, надавливая на зазубренный слом, чувствуя, как дерево прорывает кожу. «Самурай» тяжело слез на пол и принялся запихивать миску с соусом в холодильник. - Иди спать, Пупсик. Тебе в школу завтра – забыл? - Не могу я теперь спать! – я упрямо скрестил руки на груди. Блин, чего только у Великого не нахватался! – Мне знать надо! - Вот у хозяина своего и спроси, - устало пробормотал Мишель, убрал пустую бутылку и зашаркал, покачиваясь, в сторону своей комнаты. - А я и спрошу! – грозно заявил я и скатился со стула. – Вот прям щас…. пойду и спрошу! Стремительными шагами я направился из кухни, наткнулся на угол, чуть не расквасив лоб, но выправился и потопал дальше – к спальне Великого.