Игрушка

Я смотрел на спящего хозяина, освещенного только оранжевым сиянием никогда не спящего города, льющимся из окна. Парень разметался на подушках: одна рука закинута за голову, другая свисает с кровати, губы чуть приоткрыты, длинные ресницы трепещут. Наверное, снится что-то. Блин, ну почему я такой невезучий? Даже топа нормального на меня нету. Раз Великий свич, значит, меня одного ему никогда не будет хватать. Ему всегда нужно будет что-то, чего я дать ему просто не смогу. Нужен будет кто-то еще… Нет, я знал, конечно, что не был единственным партнером хозяина. В одном подвале неизвестно сколько его перетрахало. Да и на домашней «интимной» вечеринке все ебались направо и налево. Но одно дело – одноразовый трах, а другое – отношения. Ну не хочу я Великого ни с кем делить, и точка! Вот только меня-то как раз и не спросили. Кому вообще какое дело до того, что чувствует игрушка? А она сейчас чувствует себя фигово. Неполноценной и ущербной. Блин, ну почему я тоже не свич?! Тогда бы мы просто могли меняться с Великим ролями. Сегодня он меня, завтра я его… Вот только не надо обманываться. Никогда я не смогу бить хозяина и унижать. Трахать – это да, это я хоть сейчас с превеликим удовольствием. Но ему же ваниль не нужна. Ему надо жестко. А я даже не дрался никогда, потому что боялся причинить кому-то боль… «А как же Мишель? – пискнул в голове неуверенный голос. – Ему-то ты вмазал! Да и укусил до крови». Ага, было дело. Так то в состоянии аффекта. И вообще я типа защищался. А чтобы расчётливо и хладнокровно, как это делает Великий… Я представил себе хозяина, замахивающегося ремнем. Бр-р… У меня до сих пор дрожь при одном воспоминании. А я, даже вон при поддержке вискаря, не могу решиться Великого разбудить. Потому что знаю, что тогда будет. В рот носки забьет и на цепь посадит – в лучшем случае. Потому что со мной он – всегда топ. Нижний он с другим. Но с кем же, сука?! Я подумал про все эти его тренировки по пять раз в неделю, да еще отлучки по выходным. Может, тогда он и отрывается? В воображении нарисовался брутальный тренер с мускулами типа Терминаторовых: вот Великий висит на кольцах, а качок подходит к нему сзади, сдергивает шорты, стягивает вместе края майки-купальника, так что ткань прячется между булочками, и начинает мять упругие загорелые ягодицы. А потом раскладывает мальчика на коне, сдвигает эластичную ткань на попке в сторону и засаживает в очко здоровенную бугристую елду… Да, куда уж мне с моим писюном, хоть он и торчит снова, трусы оттопыривает. А толку? Тут Великий ворохнулся на кровати, вздохнул глубоко. Я нырнул вниз, прижался к полу. Блин, вот только спалиться мне и не хватало! Но парень не проснулся. Перевернулся только на бок, спиной ко мне, подгреб под себя одеяло, ногу на него закинул. Голая попка оттопырилась, будто подставляясь – возьми меня. Членик дернулся в трусах, которые уже начали подмокать. А что, если… Он же спит. Крепко. Я мог бы ему вставить. Вот прямо сейчас. Пусть тайком, пусть во сне, но Великий все-таки будет моим. Я поднялся на ноги и бесшумно подошел к кровати. Блин, если он проснется с моим писюном в жопе, то точно меня убьет. Какая у него все-таки попка красивая – круглая, аккуратная, крепкая, глаз не оторвать! Я стащил трусы, и членик выскочил на волю, как чертик из шкатулки, даже по пузу меня шлепнул. Сзади закачался хвост, щекоча бедра. Внезапно я почувствовал себя щенком, омегой, который позарился на альфа-самца. Вот он сейчас откроет глаза и порвет борзого на лоскутки для одеяла. Но Великий продолжал спокойно сопеть в две дырки, и я осмелел. Тихонько сел на постель, подобрал ноги – пружины даже не скрипнули. Вытянулся позади Великого, тоже на боку. Рука потянулась к заветной округлости ягодицы, но я тут же ее отдернул. Черт, а если пальцы холодные? Вон меня как трясет всего! Пульс в висках заходится пулеметом. Я сунул ладони между ног – согреть. Но одна легла сама собой на членик, начала гонять шкурку. Головка теперь почти упиралась Великому в ложбинку между булочек. Я едва смел дышать. Блин, кончу же так сейчас! Нет, я хочу в него… Парень всхрапнул, перевернулся на спину – я едва успел откатиться в сторону. Но Великий последовал за мной. Вот он уже развалился на мне сверху – щека на груди, рука закинута на шею, нога – на бедра, словно я, и правда, мягкая игрушка, большой плюшевый медвежонок, которого он привык обнимать во сне. Парень почмокал по-детски губами и снова умиротворенно засопел, а я лежал под ним, ни жив, ни мертв. Писюн торчал Пиком Коммунизма, но притронуться к нему духу не хватало – стоило шевельнуться, потревожу Великого. Я даже дышал еле-еле. Неужели всю жизнь теперь будет так?! Неужели все, что мне остается, - тайком дрочить на парня, который мне нравится, по ночам? На парня, который не верит в любовь… Что-то горячее скользнуло по щеке, защекотало короткие волоски у виска. Ну вот, Пупсик. Теперь ты еще и ревешь, как девчонка. Проснулся я еще до будильника. Сообразил, где я и почему, подхватился, пополз потихоньку с кровати, но не тут-то было! Что-то держало меня сзади – за хвост! - Куда, Пупсик?! – Великий обхватил поперек груди, притянул к себе. - Нарушил хозяйский запрет и наутек?! Хочешь сбежать от наказания? - Виноват, хозяин, - забормотал я, крутя попкой – пробка ходила внутри кишки, направляемая умелой рукой, пальцы другой больно сдавливали и дергали соски. – Прости, никак не мог уснуть один. Я не хотел тебя беспокоить. - Ах, бедный Пупсик бессонницей мучился, - протянул Великий издевательским тоном. – Вот что бывает, если передрочишь на ночь очко. Да еще если делаешь это на хозяйской кровати. Ты ведь тут с попкой игрался, а, чмо? И кончал, наверное, тут же… - с этими словами он резко вытащил из меня пробку и тут же засадил внутрь свой хуй. Я охнул, вцепившись пальцами в простыню. Чуть отдышался и выдавил: - Я не дрочил, правда. Просто пульт на кровати забыл. Прости меня, хозяин. - Не дрочил? – Он хватанул меня за яйца, сильно сжал, заставляя корчиться на своем хуе. – А чего так? Не успел сочинения закончить? - Не успел, - пропыхтел я в подушку. - А чем же тогда занимался? – меня рвануло назад. Великий перекатился на спину, и я оказался лежащим на его животе лицом вверх – ноги беспомощно раскиданы по сторонам, хозяйский хуй глубоко в жопе. - Читал, - всхлипнул я, чувствуя, как елда толкнулась в кишке. - Что именно? – хозяин завел мои руки вверх, заставил обхватить железные прутья в изголовье. Провел ладонями вниз от локтя, перешел на грудь, защемил торчащие сосочки. - К-куприна. Его хуй теперь ритмично толкался в простату, говорить становилось все сложнее, соображать – тоже. - И про что там? Я напряг извилины, хотя, по ходу, вся кровь отлила от них к членику, который гордо торчал, качаясь, как камыш на ветру. - Про ох! Браслет. - И какого цвета камни в браслете? «Не понял – у нас тут ебля или экзамен по литературе?» - Там ай! Гранаты. - Какого, спрашиваю, они цвета? Великий снова стиснул соски и сильно потянул, при этом убыстрив толчки. «Откуда мне, бля, знать?» - Они… мама! Красные. - Врун! Великий резко перекинул свои ноги через мои, уперся пятками в кровать и начал вытрахивать меня, доставая хуем чуть не до желудка. Я только подвывал, не в состоянии даже подмахивать, закатывал глаза и, кажется, умолял дать мне кончить – если бы членик хотя бы мог тереться обо что-то, вместо того, чтобы просто болтаться в воздухе… - Не-ет, сучонок мелкий, - прохрипел в ухо Великий, - я врунов ненавижу. Ты теперь у меня долго будешь мучиться, - и с этими словами спустил мне в кишку. Потом я стоял на коленях у кровати и отчитывался о событиях прошедшего вечера и ночи, признаваясь во всех грехах сразу: чтении - без спросу – хозяйской книги, бдении на кухне с Мишелем, глотке вискаря… Умолчал только о том, как дрочил на хозяйскую голую попку – инстинкт самосохранения вмешался. За каждое новое признание я расплачивался пощечиной – бил Великий не сильно, но больно и унизительно. Тем более, что писюн мой все еще торчал и жалко дергался от каждого удара. - Вот что мне с таким никчемным ботом делать? – покачал наконец всклокоченной башкой Великий. – Ладно, Мишель. У того сабдроп случился, хотя я уж думал, у таких прожжённых блядей, как он, такого не бывает. А ты-то, Пупсик?! Выходит, мне тебя вообще одного оставить нельзя? - А мне – тебя! – возмутился я, неожиданно для самого себя, даже забыл про горящие щеки. – С кем ты там трахаешься, когда меня рядом нет? Кто твой топ? Великий сначала даже онемел от такой наглости. Потом вдруг шлепнул себя по бедрам, да как заржет: - Ой, Пупсик, бля! Это что сейчас было? Семейная сцена? Ой, блин, не могу… А я стою перед ним на коленях, трясусь – так меня переклинило. Даже пятнами красными пошел. - Кто он? – говорю. Он перестал смеяться, как на кнопку нажали. Посмотрел серьезно так – глаза в глаза, в радужках золото застывает темной окалиной. Протянул ладонь. Я дернулся, думал – ударит. А он погладил по щеке только, там, где горел след от пятерни. - Глупенький ты. И любопытный. «Топ не имеет права обсуждать со своим рабом других топов или его Наставника». Это из кодекса Мастеров. А мой топ и есть мой наставник. Выходит, двойное нарушение. Я закусил губу. Блин, Мишель-сука! Как будто он об этом не знал! - Я не хотел обсуждать… - пробормотал я безнадежно. – Я только хотел узнать, кто. - Узнаешь, будешь обсуждать, - качнул головой Великий. – А теперь запомни. Я с ним давно. Ты у меня – без году неделя. Как пришел, так и ушел – понял? Дыхание перехватило, я машинально схватился за ошейник. Хозяин меня отпустит? Навряд ли. Сказал же: «Как пришел…» Перепродаст? А как же – закончить школу, поступить… Или все это будет уже без Великого? Но я же не смогу… С другим не смогу… - Эй, Пупсик, - ладонь похлопала меня по щеке – не больно, просто возвращая в настоящее. – Ты чего? Побледнел совсем… Ты только снова в обморок мне не хлопнись. - Не продавай меня, хозяин. Пожалуйста! Блин, как же жалко это прозвучало! Я сам себя ненавидел за это, но не сказать не мог. - Будешь еще своевольничать – может, и продам, - Великий усмехнулся и щелкнул меня по носу. – А пока ты у меня заслужил хорошую порку. Я инстинктивно сжал ягодицы, но тут как раз будильник дотикал до семи. - Встать, солдат! – заорало отчаянно с тумбочки. - Тэкс, порка откладывается, - с видимым сожалением протянул хозяин. – Для начала пойдешь у меня в школу с пробочкой. И Куприна найдешь в библиотеке – нечего неучем расти. Чтоб к третьему уроку знал у меня ответ на вопрос про гранат. - Есть! – я отдал честь по-военному. Великий только глаза к потолку закатил. - Хосспади, Пупсик. К пустой голове руку не прикладывают. Налево. В ванную шагом марш!