Игрушка

На «Мясокомбинат» Великий меня все-таки затащил. Если бы кто предупредил, что я буду висеть вниз головой в бешено несущемся по мертвой петле вагончике, чувствовать, как щеки плющит перегрузка и при этом бесстрашно размахивать крыльями, я бы помчался от входа в «Диво Остров» быстрее собственного визга. Но предупредить меня было некому – интуиция беспробудно дрыхла – а потому все это со мной случилось. Апофигеем нашего приключения стал полет на «Катапульте». Когда капсула на самой верхотуре стала вращаться на 360 градусов, я понял значение выражения «небо с овчинку показалось». Как не сблевал, до сих пор не понимаю – мороженное в желудке перевернулось столько же раз, сколько я кверх тормашками, только, кажется, в обратную сторону. После приземления, когда я сполз на асфальт на подгибающихся ногах, Великий заявил, что теперь меня точно возьмут в космонавты, и добавил: - Пора подкрепиться вкусной и нездоровой пищей. Под этим емким определением скрывались… обычные хот-доги. Сначала я думал, в меня ни одного не влезет, учитывая то, что желудок мой заблудился в недрах организма и на связь с мозгом не выходил. Но стоило учуять запах поджаренных сосисок, как все чудесным образом упало на место, и из моих недр раздался почти звериный рык. - Кажется, кто-то у нас проголодался, - громко прокомментировал Великий, паля меня перед всей очередью. - Это все твоя диета из мороженного, - проворчал я, вгрызаясь в теплую булку. Нагруженные хот-догами и колой, мы потопали вдоль озера, пока не нашли свободную скамейку. Тут Великий вцепился зубами в сосиску, а граблями – в мобильник. Потыкал в экран немного, а потом сует мне: - Это он? Смотрю, там фотка какого-то мента в погонах, номер телефона… - В смысле? – не понял я. - Ясно. Не он, - прочавкал Великий, повозился со смартфоном еще немного. – А это? Я глянул и чуть хот-догом не подавился. С экрана на меня смотрел инспектор-извращенец – та же красная ряшка, только, кажись, профотошопленная немного, чтоб дисплей не треснул, а рядом надпись: Николай Алексеевич Бондаренко. Должность и контактная информация прилагаются. - Значит, Бондаренко, - понимающе подытожил Великий. - Как… - я сглотнул застрявший в мигом пересохшем горле кусок, - ты его нашел? - Да элементарно, - пожал плечами парень. - Официальное приложение МВД, там координаты сотрудников есть. - Но, - я усиленно работал мозгами, забыв про сосиску, - их ведь много, наверное, сотрудников-то. Я же даже имени этого козла не знал. - В ПДН Питера всего 368, - просветил меня Великий. – Большинство – бабы. Дальше – тут разделение идет по районам. Твой мент мог быть либо из нашего отделения, либо из Центрального, куда ТЦ заяву подал. Элементарно, Ватсон. Я тряхнул башкой и ткнул сосиской в телефон: - Возможно, Холмс. Но что ты собираешься с этим делать? Великий слизнул с губы остатки кетчупа – вышло это у него жутко сексуально: - Думаешь, я позволю этому скоту спокойно жить после того, что он с тобой сделал?! Я завис. Наверное, надо было протестовать, заверять хозяина, что «око за око» - не тот метод, что месть ниже его достоинства, что жизнь мента сама накажет, ну и что там еще в таких случаях положено говорить. Но золотистые глаза с темной окантовкой смотрели так пристально, будто видели все: дубинку в моем горле, плевки на лицо, красные полосы от ударов на ягодицах и бедрах, жуткий член с шариками, вонзающийся в истерзанный анус… Я не выдержал, отвернулся, слепо глядя на фоткающуюся с инопланетными монстрами парочку. - Знаешь, Пупсик, - заговорил первым Великий, - есть у меня одна неприятная особенность – хорошая память. Как у слона. Если ты со слоном плохо обращался, он тебя на всю жизнь запомнит, а если встретит снова – отомстит. Вот и я также – плохое забыть не могу. До сих пор всякую хрень помню, хотя она еще в детском саду произошла. - Правда? – я обернулся, утерев нос рукавом. - Ну. Помню, когда мелкий был мне мама подарила собачку плюшевую, а внутри – опилки. Цвет у нее еще такой кислотный был – ярко-розовый, а уши голубые. Ржешь, да? Я и правда не смог сдержать улыбку, представив пятилетнего Великого, прижимающего к пузу розовую пушистую собаку. - А ведь я сам ее у матери просил, прикинь, - парень покачал головой, будто не веря в то, что это действительно с ним произошло. – В общем, назвал я пса Паф и таскал его с собой везде – спал с ним, ел, ну и в детсад, конечно, взял. Там с гордостью показал дружбанам, и все вроде нормально сначала было – играли там, все дела. А потом что-то не так пошло. Начали они меня стебать и собачку мою, как мячик, от одного к другому перекидывать. Ну, я, естественно орал, чтоб отдали, бегал за ней. А они только ржали с меня. Кончилось все тем, что Паф мой – то ли случайно, то ли нарочно – улетел в помойное ведро. А там объедки всякие, остатки каши кто-то вылил. В общем, вытащил я своего песика, а с него эта дрянь стекает, шерстка склеилась... И пацаны стоят вокруг и гогочут хором. Мне стало не смешно. Я очень живо представил себя на месте любимой плюшевой собачки с голубыми ушами. Опущенной в помои. - И что ты сделал? – тихо спросил я. - Что-что, - пожал плечами Великий. – Табло им начистил. Одному даже нос сломал. Но он сам виноват – не фиг было железной лопаткой махаться. Я чуть без глаза не остался. До сих пор шрам – во, - он наклонился поближе ко мне, прикрыл веки и ткнул пальцем в край верхнего левого. Там, между глазом и бровью, и правда, белела черточка шрама. - Жесть, - я потрясенно покачал башкой. – Беспредел в детсаде! И что потом? - Наказали, что ж еще, - Великий укусил сосиску. – Я неделю потом в чулане спал. В тихий час. У нас чулана боялись все – там света не было, и говорили, крысы водятся. - А собачка? – спросил я, смущаясь. – Что с ней случилось? - Она у меня до сих пор, - Великий зашелестел бумажкой от хот-дога, а потому не расслышал мой облегченный вздох. – В кладовке где-то. Мать сохранила с другими игрушками. Она Пафа тогда в химчистку отдала. Вернулся он, как новенький, только шерстка пожестче стала. Но я с ним больше не играл. У меня сердце упало. Я боялся услышать ответ, но все равно спросил: - Почему? Великий взглянул мне прямо в глаза: - Тогда мама тоже спрашивала. Я сказал: игрушка мне надоела. Но на самом деле, думаю, я стал стыдиться своего друга. Потому, что он был не такой, как у всех. Слишком яркий. Слишком мягкий. Неподходящий для пацана. Потому что надо мной из-за него смеялись. Потому что был тот постыдный момент, когда я стоял над помойным ведром с грязным другом в руках и думал, какой выбор сделать: дать волю слезам, броситься на ребят с кулаками или, - парень скривил губы, но взгляд не отвел, - заржать вместе со всеми. И несчастный пес напоминал мне об этом – каждый раз, как попадался на глаза. Вот я и забросил его. «А меня ты тоже бросишь? - чуть не сорвалось с языка. – Я же тоже не такой. Не подходящий». Я отвернулся, механически кроша булку в пальцах. Крылья всколыхнули воздух над головой, и вот на дорожке у моих ног уже затоптались два жирных голубя, подбирая дань. - Да чего ты, Пупсик! – Великий шутливо ткнул меня в плечо. – Мне же не пять лет. Я понял с тех пор, что мы в ответе за тех, кого приручили. И друзей после того раза никогда не предавал. «Друзей? Он сказал «друзей»? - Хватит этим пернатым уже, а то скоро летать не смогут, кошки слопают, - он вытащил из моих пальцев остаток булки и швырнул его в урну. Ухватил за руку и вздернул со скамейки. – Давай на колесо обозрения, а? Сейчас солнце садится будет, там наверху такая красота! Не дожидаясь ответа, Великий поволок меня по дорожке. У киоска, продававшего сахарную вату и поп-корн, мне удалось притормозить. - А можно мы вату купим? – робко предложил я, разглядывая огромные шары розового, оранжевого и белого цвета, которые девушка в бейсболке с символикой парка ловко наматывала на палочки. - Сладенького захотелось? – ухмыльнулся парень, но уже полез в карман за деньгами. Я покачал головой: - Не то чтобы... Просто я за сегодня столько всего нового попробовал, вот и хочу узнать наконец – какая она на вкус. Великий выпучился на меня: - Ты что, до шестнадцати годов дожил, и вату никогда не пробовал? - Ага, меня вообще пора в книгу рекордов Гиннеса, - смущенно пробормотал я. – Как редкое ископаемое. - Нам большую порцию, пожалуйста, - громко объявил Великий и пихнул мне в руки огромный пушистый ком нежно-розового цвета. – Вот, наслаждайся. Я куснул воздушное чудо, и часть его тут же приклеилась к щеке и носу. Хозяин тяжко вздохнул и осторожно обтер меня салфеткой. - Ну и кто у нас тут пятилетка? Подожди уже теперь до Колеса, а то туда таких заляпанных не пускают. Пришлось честно терпеть до тех пор, пока мы не заняли места в закрытой стеклянной кабине, напоминающей летающий аппарат в «Гостье из будущего». Стоило «флипу» медленно подняться в воздух, я взрызся в свое персональное счастье. - Эй, можно мне укусить? – раздалось по ту сторону ваты. - М-м-не, - промычал я. - Да харэ уже жадничать, - и Великий оторвал часть моего кома со своего краю. - М-м-м! – громко возмутился я и попытался отвести руку с палочкой подальше от узурпатора. Но тот ухватил меня за кисть и притянул вату обратно. Я поспешил оттяпать шмат побольше со своей стороны. Хозяин зарылся мордой в сладкое облако с другой. Внезапно я почувствовал сопротивление в липкой воздушности, и наши губы столкнулись. Великий нагло слизал с меня вату. - Ум-м, Пупсик, какой ты сладкий! – голос перекатывался глубоко у него в горле, заставляя что-то в глубине меня дрожать и отзываться в тон. – Ты еще как первый раз укусил эту розовую фигню, там у киоска, думал не выдержу – напрыгну и в кусты утащу, - и он принялся вылизывать сладость с моего лица. Язык и губы нежно касались подбородка, щек, носа... Блин, у меня даже на бровях вата оказалась! А я пытался поймать его своим языком – Великий же тоже перемазался на золотую медаль. Наконец наши губы слились и уже не размыкались, и казалось, огромное колесо замерло в своем движении, остановилось навек, и мы застыли в оранжевом сиянии этого совершенного мгновения на тысячи лет, как насекомые в янтаре. У наших ног раскинулся огромный город в зажигающихся огнях. Нас обняло полыхающее оранжево-алым лиловое небо. Закатное солнце лежало на моей протянутой ладони, как маленький налитой апельсин. А динамики где-то далеко внизу пели, донося до наших розовых облаков слова: From the top of the world The top of the waves We said forever, forever always We could have been lost We would have been saved Now we’re stopping the world stopping its spin but come on don’t give up don’t say we give in Don’t say it’s over Don’t say we’re done Ah didn’t we have fun?