Игрушка

Ринг был ярко-желтый и круглый, со странной эмблемой в центре – буквой «К» со змеиным хвостом. Никаких канатов. И на борцах – ни перчаток, ни шлемов. Только обтягивающие эластичные трусы и бинты на запястьях и лодыжках – красные на Бондаренко, синие на Великом. Разница в весовых категориях противников никого не смущала – Великий был выше ростом, но мент явно мог бы выступать в тяжелом весе. Рядом с поджарым и стройным парнем он выглядел выпущенным из клетки краснорожим носорогом. Широченная спина чуть согнута, руки торчат в стороны – бугры мышц не дают им полотно прилегать к бокам, налитые кровью глазки уставились на врага. Единственное отличие от толстокожего зверя – густой черный волос на груди и животе, и наличие рога не на лбу, а в трусах. Мент вышел на ринг в полной боевой готовности. В поле зрения появился Мишель – на каблуках, в топике и коротенькой, обтягивающей попку юбочке. Поднятые над головой руки сжимали табличку с большой цифрой «1». «Ринг герл» обошла желтый круг, покачивая бедрами и стреляя густо накрашенными глазами. Однако зрители – четыре черных фигуры в ку-клукс-клановских балахонах и капюшонах – остались безучастны к ужимкам транса. Один из них – возможно, судья – выступил вперед и объявил глухо, взмахнув широкими рукавами: - Первый раунд. Наверное, тут полагалось бы звучать гонгу, но зачем заморачиваться, когда в качестве звукового сигнала можно использовать бота, тупо врезав ему колотушкой по яйцам? Тем более, когда этот самый бот растянут наподобие морской звезды и привязан к стальной раме, так что ни увернуться, ни сопротивляться не может? И конечно же, альтернативным музыкальным инструментом посчастливилось быть мне. Я висел, совершенно голый, к рингу лицом. Член надрочен и перетянут веревкой у основания, яйца болтаются между широко расставленных ног – ленивый не попадет. Интересно, сколько раундов в этом бою? Остается только надеяться, что Великий быстро его закончит, так что второго уже не будет. Противники, между тем, сцепились не на шутку – валялись по желтому ковру одним перепутанным клубком из рук и ног. Я в борьбе вообще чайник, отец, бывало, если и посматривал по телеку, так бокс. Помню вроде, что выигрывает тот, кто положит противника на лопатки. И еще, что хватать за яйца - запрещенный прием. Только вот Бондаренко как раз это и делал: зажав шею Великого под мышкой и зафиксировав его ноги своими, поганый мент вовсю тискал мошонку парня через трусы. Я попытался громко возмутиться, но вышло только жалкое мычание – говорить мешало кольцо- распорка. Один из типов в колпаках подшаркал ко мне и вцепился рукой в перстнях в мой несчастный писюн: - Что малыш, тоже на ковер захотелось? – раздалось мерзкое хихиканье из-под черной ткани. Да никак это уже знакомый мне неутомимый пенсионер? – Хозяину помочь спешишь? Пососать противнику, чтобы его пощадил, а? – холодные пальцы сжали членик до боли, потянули и начали уверенно подрачивать. – Только не выйдет. Ты у нас сегодня – главный приз. Кто победит, тому и достанешься. А пока смотри, наслаждайся зрелищем. Я протестующе замычал, извиваясь в веревках, но мои телодвижения только распалили старикашку, который принялся тискать мне попку свободной рукой, не оставляя в покое бесстыдно торчащий писюн. Самое ужасное, что я ничего не мог поделать, чтобы остановить эту пытку – разве что мычать и истекать слюнями. На ковре ситуация тем временем, вроде, поменялась в нашу сторону – Великий взял ногу противника в болевой захват. Но тот внезапно перекатился, со звериным ревом подмял парня под себя, навалился сверху. Теперь Великий оказался в беспомощной позе – на коленях, почти скрытый мощным корпусом противника, который – опять вопреки всяким правилам - приспустил с хрипящего парня трусы и стал шлепать по мгновенно залившимся краской ягодицам. Это вызвало горячий отклик у публики, подбадривающей мента и комментирующей происходящее в духе: - Давай, Коля, всыпь ему! - Не жалей такую сладкую попку! - Ух, какие пухленькие щечки! Не знаю, каким чудом, но Великому удалось наконец вывернуться, рывком перебросить мента через себя и усесться на него сверху. Тут эта обезьяна волосатая взбрыкнула ногами, и вот уже Великий выгибает спину, постанывая от боли, а Бондаренко снова лапает его через трусы, оттягивает их, вытаскивая член мальчика наружу, подрачивает. Парень пытается сопротивляться, но тогда соперник только сильнее выламывает ему руку, так что моему хозяину остается только стонать и терпеть нежеланную ласку. Зрелище заставило старикана забыть про меня и подтащиться поближе к ковру. Теребя свой хуй через балахон, он принялся вопить вместе с остальными: -Похоже, мальчику это начинает нравиться! - Гляньте, у малыша встал! - Эй, да он сам подставляется! Я понял, что в этом собрании извращенцев я единственный был на стороне хозяина – вот только даже поболеть за него не мог. К счастью, Великому снова удалось освободиться. Он продолжил бой с торчащим из трусов членом, стараясь зафиксировать руки противника так, чтобы тот не мог больше дотянуться до гениталий. Но в какой-то неуловимый момент ход поединка снова изменился, и вот уже мент оказался верхом на спине Великого. Локоть пережал горло парня, заставляя выгнуться назад. Бондаренко сидел на корточках, широко расставив ноги, прижимая задом позвоночник противника, и заломив его руки так, что они обхватывали волосатые бедра. Свободной рукой мент принялся выкручивать соски жертвы, заставляя ее хрипеть и стонать от боли. Публика снова воодушевилась, один из балахонов подошел ко мне и, подрачивая себе через черную ткань, тоже принялся щипать и шлепать мои соски. Наконец судья объявил конец раунда, и мой мучитель схватился за колотушку. Я в ужасе зажмурился, прощаясь с яйцами, но мохнатая круглая штуковина на конце палки на этот раз засветила мне по попке. От страху и неожиданности я взвизгнул, чем здорово повеселил собравшихся. Противники тем временем разошлись и стащили трусы, оставшись в стрингах соответствующих цветов. Причем если спереди они еще что-то прикрывали, то сзади были только три тонких полосочки, оставлявших ягодицы открытыми. Меня не удивило, что зад мента был столь же волосат, как и его перед. Мишель томно продефилировал вокруг ринга, помахивая цифрой «два». Юбочка у него спереди красноречиво топорщилась. У развлекавшегося со мной балахона явно соски были фетишем, потому что на этот раз колотушка вмазала мне по груди. Ожидаемого эффекта, однако, не последовало, потому что у меня перехватило дыхание, так что садюга решил добавить по яйцам. Дыхание внезапно вернулось, и на этот раз «гонг» прозвучал особенно звонко. Когда в глазах немного прояснилось, и я снова смог следить за происходящим на ковре, то понял, что скоро мне настанет полный и окончательный пипец. Великий, конечно, спортсмен, но он же не борьбой занимается, а вот мент явно на этом деле съел не одну немецкую овчарку. Причем с костями. К тому же, он снова открыто нарушал правила: уселся на противника так, что колени прижимали руки к полу, и возил обтянутыми тонкой тканью гениталиями по его носу и губам. Великий пытался вертеть головой, но мент зажал ее между мощными бедрами, лишая парня возможности маневра. Балахоны вокруг, конечно, орали, подначивая: - Дай ему соснуть! Засунь яйца в рот! Но тут Великий изогнулся, захватил Бондаренко ногами и скинул с себя. Противники снова покатились по ковру, раздался треск такни. Мусор, сволочь, сорвал с парня стринги и, загнув его так, что упругая попка торчала кверху, снова шлепал ее, оставляя на гладких ягодицах отпечатки своей лапищи. Балахоны около меня снова сменились. Третий тип, такой массивный, что ему в пору бы с Бондаренко сражаться, подошел сзади и принялся лапать мою попку, то и дело потираясь оттопыривающим одеяние здоровенным хуем. Я мог только протестующе пищать, вторя Великому, которого теперь разложили на спине с задранными ногами. Корчась в болевом захвате, он не мог сопротивляться, когда пальцы мента сначала скользнули ему в рот, а потом, смоченные слюной, просунулись в анус. Веселью зрителей не было предела. Балахон за моей спиной подхватил на ладонь свисающие у меня изо рта слюни и принялся разминать мою дырочку. Великий снова вывернулся, но, по ходу, мент просто забавлялся с ним, как ленивый кот, который то отпускает пойманную добычу, то снова когтит ее лапой, с удовольствием наблюдая за муками трепыхающегося зверька. Вот мой хозяин снова растянулся на ковре, волосатый мужик навалился сверху. Перевернул свою жертву, заломил руки, захватил ноги и растянул в стороны. Совершенно голый Великий теперь лежал спиной на противнике, беспомощный и выставленный на показ, а рука мента снова стала надрачивать набухший хуек. Маленький треугольник стрингов оказался не в силах удержать огромную торчащую залупу мента: она высунулась наружу и уперлась Великому между ног. - Выеби его! – довольно вопили балахоны. – Давай, малышу же самому хочется! Всунь ему! Не в силах смотреть на унижение хозяина или помочь ему, я закрыл глаза. Пальцы в анусе сделали свое дело – мне стало хорошо, писюн потек почти так же обильно, как мой ротик. - Глянь-ка, малыш, да твоя игрушка готова отдаться кому угодно, лишь бы ему попку оттрахали, - глумливо выкрикнул кто-то. Я открыл глаза и встретился взглядом с Великим. Он смотрел на меня, и я видел, как угасают его глаза. А потом прекрасное тело обмякло. Противник почувствовал, что сопротивление сломлено. Харкнул на ладонь, размазал слюну по огромной ярко-красной головке и, нащупав пальцем дырочку, резко ввел хуй. Великий застонал, но ебарь только шире развел ему ноги, схватил за соски и вставил елду до самых яиц. Судья выступил вперед и, воздев руки, громко объявил: - Победа красного борца. - Не-ет! – завопил я из последних сил и вдруг понял, что кольцо исчезло у меня изо рта. Зато на глазах, кажется, оказалась повязка. Я испуганно забился, но руки не встретили сопротивления – путы пропали. На пол полетела подушка – это она лежала у меня на лице, закрывая свет. Блин, опять этот гребаный сон про уродов в балахонах! Будто кошмара наяву с воплями из вентиляции мне мало! Кстати, оттуда теперь не только они доносятся, но еще и трезвон какой-то. Чо вообще за нафиг?! Кое-как скатившись с кровати и потирая глаза, я поковылял в ванную. Странно, тут звон стал гораздо тише. Да и криков больше никаких не было. Может, мне вообще все это приснилось? Или я спятил? Вдруг я вообще в психушке, обколотый транками, валяюсь, и надо мной санитары стебутся? Я вытащил свою тушку из ванной и побрел на непрекращающийся назойливый зуммер. Звук привел меня в коридор – к запертой входной двери. Только тут сонный мозг встрепенулся и прочухал, что кто-то очень хочет попасть внутрь. И уже давно. - Великий! – радостно завопил я и вцепился в ручку двери. В замке которой, конечно же, по-прежнему не было ключа. Только тут извилины заворочались окончательно, выдав результат мозговой деятельности: «А какого хрена хозяин звонит к себе домой, когда он может просто отпереть?» Я сунулся мордой в глазок. Точно, никакого Великого. Зато на площадке имеется Мура. В смысле Муравьева – расфуфыренная и, кажется, злая. - Великого дома нет, - заорал я в щель между дверью и косяком. - Знаю , - донеслось едва слышно с той стороны, хотя Муре, кажется, тоже приходилось кричать. – Я за тобой. Я подумал, что не расслышал, и переспросил, точнее, гаркнул погромче: - Чо?! - Я за тобой, придурок! – взвизгнуло на лестнице. – Откроешь ты уже, или мне тут до морковкиного зада торчать? Я не знал, кто такой Морковкин, но после таких откровений впускать Муру мне точно расхотелось. Даже если бы я мог. - У меня ключа нет, - довольно оповестил я. - Но телефон-то у тебя есть? - Нету, - поведал я еще радостнее. С той стороны донеслась непереводимая на иностранные языки многоэтажная речевая конструкция. - На стене, тупица! – наконец, перешла на литературный русский Мура. У меня за спиной мелодично заиграл хит. Я подпрыгнул на месте и едва не уронил с базы белую трубку. - Алло? – выдохнул в эфир, надеясь, что это Великий. - Это я, - сказал телефон недовольным девчачьим голосом. – К двери подойди, общаться будем. Чувствуя, что отчаянно торможу, вернулся в исходную позицию и осторожно глянул в глазок. Точно, Мурин увеличенный линзой нос нетерпеливо морщился, к уху крепко прилегал ядовито-розовый смартфон. - Ну, привет, брат меньший. Значит, сидишь? Интересно, на что это она намекает? - Сижу, - печально ответил я. - Будем решать, - деловито сообщила Мура и принялась тыкать накрашенным ноготком в телефон.