Игрушка

Еще какой-то час назад я был уверен, что усну, как только башка коснется подушки – точнее, спальника. Не тут-то было! Великий уже давно сопел в две дырки, уютно уткнув подбородок мне в макушку, а у меня мозги скрипели, как древние ходики, перемалывая полученные крупицы информации. Когда это с Великим случилось впервые? Как это произошло? Как долго все продолжалось? И почему именно он – из всех возможных мальчиков, которых Сапожников старший при желании мог купить с потрохами? Ясно было одно – нас с хозяином объединяло то, что ни его, ни меня некому было защитить. Мою мать не интересовало ничего, кроме нее самой, бабла и мужиков. Про отца вообще молчу – я для него всегда был чем-то вроде стандартного предмета обстановки: не слишком модного, жутко не удобного и мешающегося под ногами. У Великого мама умерла, старшая сестра смотала удочки, даже не задумавшись о том, что в таком «здоровом» семейном климате может ожидать младшего брата. Интересно, она в демонов поверила, потому что тоже слышала замогильные голоса в вентиляции? И что сделает отец Великого, когда прочтет горячие новости из мира образования? Подозреваю: то, что Великий не ночевал дома, будет самой маленькой из его проблем. Выходит, из-за меня парень восстал против своего топа. Более того, он всей системе бросил вызов. Лишил папочку и его знакомых любимого субботнего развлечения. Да еще и ментов на них натравил: наверняка, незабвенный директор будет петь канарейкой, когда его копы возьмут в оборот, и валить вину на всех подряд – вон, на того же спонсора «адского клуба». Что ж, если нам повезет, Арсений Иванович будет так занят разгребанием собственного дерьма, что ему станет просто не до нас. Я уткнулся носом в ключицу Великого, слушая спокойный стук его сердца. «Завтра мы уедем, - сказал он. – Далеко». Cколько тысяч километров нужно будет, чтобы навсегда отрезать его от прошлого? Если бы километрами можно было закинуться, как наркотиком, чтобы заглушить память, чтобы забыть то, что помнить невыносимо… Я проснулся от бледного солнечного лучика, щекочущего веки. Лучик пробивался через щель в шторах неопределенной окраски, радужные пылинки весело тусовались в золотистом туннеле прямо над головой. Я обнаружил, что мой нос упирается между лопаток Великого, который каким-то чудом умудрился перевернуться в тесном спальнике. Ну а писюн, как всегда с утреца готовый к труду и обороне, уютно лежит между покрытых мягкими волосками хозяйских бедер. Судя по доносящимся извне звукам, перевалочная квартира уже проснулась и кипела жизнью: за картонными стенами брякали на кухне ложки-чашки, где-то лилась вода, кто-то басом пел в коридоре, кто-то прошлепал мимо нашей двери, волоча тапки. Я покосился на диван: его обитатели рассеялись дымом с первыми лучами солнца, оставив на память о себе лишь заскорузлый носок, заползший за ножку, и детскую соску. Тут что, младенец всю ночь храпел, так что занавески трепетали??? Великий мирно посапывал, по-детски подложив под щеку ладошку. Стараясь не разбудить, я стал потихоньку наддавать попкой, дроча членик между его бедрами. Парень пробормотал что-то во сне, я замер. Убедившись, что сосед по спальнику все еще дрыхнет, я продолжил свое темное дело, стараясь не пыхтеть. «Кролик, значит, да? Термоядерный… Я щас покажу тебе кролика Роджера!» Смазка из членика вскоре основательно увлажнила промежность, и мой стерженек плавно сновал туда-сюда, восхитительно упираясь головкой в мошонку спящего. Распалившись и обнаглев, я вытащил писюн из норки и вогнал его между булочек Великого. Сжал ладонями ягодицы и продолжил дрочку, то и дело тыкаясь головкой в вожделенную дырочку. Хозяин не подавал признаки жизни, но по изменившемуся ритму дыхания я понял, что он проснулся. Хитрожопый тип теперь просто притворялся спящим: происходящее ему явно нравилось. Приподнявшись на локте, я заглянул через его плечо: так и есть, спальник интересно оттопырился в том месте, где надлежало быть хую Великого, и ритмично подергивался – мой негодник-хозяин подрачивал себе втихаря, пока я пользовал его между булочек! Едва сдержав торжествующий смешок, я примостился поудобнее, стараясь беречь его спину, и надавил головкой на изрядно смазанную розочку. При этом оттянул верхнюю ягодицу рукой, раскрывая очко. Мой членик беспрепятственно скользнул внутрь, вырвав у Великого короткий вздох. Он выгнул спину, притираясь ко мне своей охуенной попкой. На этот раз я не спешил – ебал размеренно, но глубоко, придерживая хозяина за живот, пока он продолжал «незаметно» дрокать. Температура в спальнике стремительно росла. Мне надоело обливаться потом, и я, плюнув на то, что к нам могут зайти, рванул молнию. Великий сделал то же самое со своей стороны – тоже, видать, изрядно подпекся. Отбросив игры, я задрал его верхнюю ногу и принялся энергично наддавать попкой. Хозяин только выгибался, подмахивая, и тихонько постанывал. Я оторвал его руку от хуйка и завел назад – путь лучше яйца мне поласкает, раз все равно не спит. Провел ладонью с живота вверх и нащупал заторчавший сосочек, который тут же грубо сжал. Хозяин замычал, сдерживая стон. - Тише, Сашенька, не шуми, - укоризненно прошептал я ему в шейку, - тут стены, как бумага. Я обнаружил, что мы лежим прямо напротив широкого гардеробного шкафа темной полировки. И вот в этой-то полировке очень эротично отражается Великий – изогнувшийся, с задранной ножкой, которую я поддерживаю под колено, торчащим хуем, мотающимся в такт моим ебкам, и пальцами, судорожно царапающими спальник. Я задрал его ногу еще выше, чуть не к голове – благо у гимнаста мышцы эластичные. Угол ебли изменился, и мой членик явно попадал теперь прямо по простате – Великий судорожно охал с каждым моим толчком, закусив пухлую губку. - Что, Сашенька, - прошептал я, свободной рукой тиская упругую ягодицу, - хочешь кончить? Он согласно застонал. - Тогда давай попкой, - велел я. – Ты же можешь, да? Ты же сделаешь это для своего Пупсика? В горле у него только перекатывались невнятные хрипы, хуек распрямился на всю длину, прося ласки, но я хотел дать ему другое. - Открой глаза, - резко приказал я. – Посмотри на себя, сучка. Тебе же нравится смотреть, когда тебя ебут? Я засунул его руку под бедро, заставляя самого держать ногу на весу. Освободившейся ладонью врезал ему по хую, так что тoт стукнулся об пол. Схватил напрягшиеся яички, сжал, с силой оттянул и несколько раз дернул. Боль подействовала. Великий выгнулся еще больше, тоненько заскулил и стал выплескивать на паркет белесые струйки. Несколько капель попало на спальник, но фиг с ним, его потом постирать можно. Некоторое время мы лежали, пытаясь отдышаться, и приходили в себя. - Бля, Пупсик, - просипел наконец Великий. – Вот чем теперь пол оттирать? - И тебя с добрым утром, - хихикнул я. – Ты запачкал, ты и найди – чем. - Я же из-за тебя запачкал! – возмутился он, приподнимаясь на локтях и разворачиваясь ко мне лицом. - Ты еще и наш спальный прибор изгваздал, - указал я на влажное пятнышко, образовавшееся там, где только что была его попка. Великий подхватился, замотался во вчерашнее полотенце и дунул к выходу из комнаты: - Я в ванную! Дверь за ним закрылась, и я развалился на спине с блаженной улыбкой на морде. Подумать только – великолепный Великий все-таки стал моим! И пусть в следующий раз он меня снова утопит… или придушит… или придумает еще что-то новенькое. Главное, я знаю, что смогу обладать им снова. И смогу доставить ему удовольствие. А значит, никакой другой топ ему больше будет не нужен! Значит, будем только мы двое – он и я. Наверное, меня сморило, потому что, когда я снова открыл глаза, солнечный лучик заметно передвинулся влево. Великого рядом не было. Следов кончи на полу – тоже. Я забеспокоился, выбрался из спальника и тут обнаружил, что из одежды у меня – только рубашка без пуговиц, в которой ночью догулял из ванны до этой самой комнаты. Смутно помнилось, что наши тряпки остались сушиться на батарее. Бля, надо как-то их добыть! Вот только одно дело ночь – там спали все. А теперь по коридору только шасть да шасть – хуже, чем в общаге. Немного подумав, я скреативил из рубашки что-то наподобие папуасовской юбки и осторожно высунул голову из-за двери. Фух, кажись, пронесло – путь к ванной свободен. На кухне, судя по звукам, полно народу, но там занавесочка висит из таких мохнатых шнуров, авось, меня и не приметит никто. В стиле Тома, подбирающегося к норке Джерри, я дунул по коридору. Дернул дверь ванной… Блин, заперто! И внутри вода шумит. Так, придется ждать десять минут. Если повезет, за это время мимо никто не пройдет. Ага, как же! Первым на меня наткнулся юноша с дредами, вполне способный сойти за заблудившегося между мирами эльфа. - Очередь? – кивнул он на ванную, взирая на меня безмятежными синими глазами. - Угу, - я кивнул, переминаясь на линолеуме босыми ногами. - Тогда я пока чайку, - сообщил он и отчалил. Я несколько воспрял духом. А чо? Может, тут голые парни в килтах с утреца вообще в порядке вещей. Следующей мимо меня прошла студентка, тоже явно жаждущая чая. Что студентка, я понял по измазанным чернилами пальцам, круглым очкам в стиле Поттера, не скрывающим лиловые мешки под глазами, и хипповатой юбке до полу. Завидев меня, девчонка прижалась к стенке в выцветших обоях и протиснулась мимо бочком, не сводя с потенциальной угрозы близоруких глаз. Я тщетно пытался слиться с интерьером. К счастью, в ванной наконец загремели задвижкой, и я ввалился внутрь, чуть не сбив с ног бородатого кента – не того, в пижаме, нового, помоложе, в тельняшке и с рыжеватой кичкой на макушке. - Простите, - пробормотал я, кидаясь к батарее, - мне одежду забрать… - и тут мой взгляд наткнулся на труселя, висящие прямо в центре инсталляции из штанов, футболки и носков: беленькие, с надписью Kenzo по резинке и неровно вырезанной дырой на жопе. «Великий, с-сука!» Полыхая, как мак, я сгреб футболку со штанами, подхватил на лету падающие носки и рванул мимо заинтересованно разглядывающего меня «матросика» обратно в комнату. - Молодой человек, вы не забыли?.. – полетело мне вслед. Я судорожно обернулся: кент в тельнике пялился мне вслед, покачивая свисающими с пальца самодельными стрингами. - Это не мое! – пискнул я и нырнул за спасительную дверь. В рюкзаке Великого я рылся без зазрения совести: сам виноват, вот и пусть теперь труселями делится, урод! Запасной вариант оказался веселенькой окраски: спереди озабоченный банан гнался за аппетитной клубничкой. На попе подобная сцена происходила между огурцом и помидоркой. Интересно, это был выбор Муравьевой, или хозяин ее так проинструктировал? Я втиснулся в натюрморт, натянул прочие шмотки и отправился на кухню, ведомый зовом пустого желудка: «Гр-р-речка!» Просунул нос между мохнатыми шнурами и замер при виде умилительной картины: за кухонным столом расположился Великий – одна босая нога подогнута под себя, лоб сосредоточено нахмурен, чаячьи брови слетелись на переносице, губы беззвучно шевелятся, пока он чирикает что-то в разложенной на клеенке книжке. Вернее, на тетрадных листочках, которые в эту книжку втиснуты. Сочинение, что ли, самостоятельно решил написать? Совесть проснулась? Рядом с хозяином – тот самый эльф с дредами и студентка, сидят – чаи гоняют и тихо беседуют про какие-то Ехо и Хонхону. При этом девчонка то и дело украдкой пялится на Великого из-под очков и нежно краснеет прыщами. Да хули, пусть хоть все зенки протрет – хозяин-то на нее фунт презрения, ноль внимания. И вообще, я его только что оттрахал, вот вам. - Доброе утро! Блин, хозяин квартиры меня спалил! Протиснулся мимо – борода торчком, дикие патлы вокруг лысины тоже, только вместо пижамы теперь клетчатая рубашка и брюки с подтяжками, – плюхнул на стол пачку газет. Великий оторвался от писанины, захлопнул книгу. - Можно ознакомиться? – кивнул на прессу. - Вот уж не думал, что сегодняшняя молодежь газеты читает, - бородач уселся на табурет, жалобно скрипнувший под его весом, и кинул в рот карамельку из наших пожертвований. Я развел руками мохнатые хвосты – студентка побледнела, подвинулась теснее к дредам - и направился к плите, на которой возвышалась огромная кастрюля, происходившая, наверное, с полковой кухни. - А… можно мне гречку? – я робко ткнул в увесистую крышку. - Юноша, - прохрустел бородач карамелькой, - запомните: пока вы спрашиваете, можно уже будет нечего. Нашли – берите и кушайте. Я нашел чистую тарелку и примостился рядом с Великим, шелестевшим газетными листками. Заглянул ему через плечо – и чуть гречей не подавился. Едрён батон! Вот это новости – прямо на первой странице! «В школе северной столицы разоблачили притон для педофилов». Фигасе, заголовочек! «Директор одной из Петербургских школ организовал в учебном заведении нечто вроде притона для педофилов. Школьный подвал был переоборудован в закрытый клуб для тематических вечеринок, на которых учеников школы не только жестоко насиловали, но и подвергали изощренным унижениям и побоям. Директор вовлек в преступную деятельность одного из учителей, а также сотрудников школьного медпункта. По непроверенным пока данным, преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних совершались в учебном заведении уже несколько лет. Запуганные жертвы педофилов молчали, а посетители могли попасть в притон только после нескольких рекомендаций «постоянных клиентов» и заплатив за участие в «шоу» бешеные деньги. Факт вопиющего преступления вскрылся случайно: анонимный звонок в полицию оповестил о происходящем на подземной парковке жестоком избиении. Прибывшие на место происшествия сотрудники полиции обнаружили обнаженного мужчину, истекающего кровью среди разбросанных фотографий порнографического содержания. На фото жертва избиения цинично насиловала подростков. По предположительной версии следствия, один из родителей подвергшихся насилию мальчиков решил взять правосудие в свои руки. Правоохранительным органам еще предстоит установить размах «педагогической» деятельности руководителя школы, количество и имена жертв, а также круг посетителей подвального притона». Статью иллюстрировали несколько фото из коллекции Великого и пара снимков самого подвала. Оперативно, однако! - Значит, один из родителей, да? – хихикнул я, пихнув хозяина локтем в бок. - Ш-ш! – шикнул на меня Великий, косясь на дреды. - Ты лучше на это глянь, - он открыл газету на сводке происшествий. «Водитель заживо сгорел в ночном ДТП в районе Загородного проспекта. По предварительным данным мужчина заснул за рулем и врезался в стальное ограждение, отчего машину отбросило на осветительный столб, и она загорелась. Водитель не смог покинуть автомобиль, потому погиб на месте происшествия. Прибывшие спасатели ликвидировали пожар. Сотрудники ГИБДД устанавливают причины и детали произошедшего. Личность пострадавшего выясняется». Далее шла красочная фотка пылающей тойоты. Личность выясняется… Значит, это дает нам какое-то время, так? Да и о спорткаре пока никаких упоминаний. Из коридора донеслась настойчивая птичья трель. В квартиру без номера снова пожаловали гости? Бородач в подтяжках прервал жаркую дискуссию о каком-то Сильмариллионе, от которой и у него, и у студентки аж очки запотели, неохотно поднялся, поохивая, и пошаркал открывать. - Ты спальник скатал? – Великий поднялся из-за стола, сунув «Дрим-боя» под мышку. – Нам пора. - Не-а, - прочавкал я кашей. – Он там сохнет, - и подмигнул. На морду Великого любо-дорого было посмотреть, я даже испугался, что он сейчас вмажет мне книгой. А чо? Нефиг было интимную часть моего туалета на общественное обозрение вывешивать. Тут вам не выставка современного искусства. Хозяин медленно выдохнул, темнея глазами, пробормотал что-то вроде «Дождешься!» и пошлепал паковаться. И тут… - Вот он! Стой! Куда… Вопли, грохот, звон чего-то опрокинутого и железного, шум падения – и в кухню влетел Великий с парой рюкзаков через плечо, но по-прежнему босой и с глазами на поллица. Молча выдернул меня из-за стола и почти выбросил в неприметную дверь возле холодильника. В башке только и успело мелькнуть: почему так тупо, в кладовке прятаться? Но оказалось, это был не шкаф, а черный ход. Мы выскочили на узкую темноватую лестницу, пропахшую кошками, и рванули вниз, перепрыгивая через две-три ступеньки. Говорить было некогда, да и так все было ясно, судя по несущимся сверху крикам и шуму – не знаю, как, не знаю, кто именно, но нас нашли.