Игрушка

Что-то случилось со временем. Оно замедлило ход. Растянулось, как резина, пахнущая дизтопливом и выхлопными газами. Я видел совсем рядом решетку радиатора грузовика - с засохшими кляксами разбившихся насекомых и брызгами грязи. Чувствовал идущий от мотора жар. Но все звуки будто отрезало – я и грузовик двигались в полной тишине, и наши курсы вот-вот должны были пересечься. Тело среагировало само. Рассудок в этом странном слоу моушен отстраненно и с удивлением зарегистрировал, как ноги спружинили и бросили меня через воздух в рекордно длинном прыжке. Грузовик исчез за спиной. Только крыло задело развевающуюся полу пальто. Подошвы ударили асфальт и тут же снова подбросили тело в воздух. Лицо девушки за лобовым стеклом легковушки расплылось бледным пятном с темными провалами глаз и раскрытого в крике рта. Я покатился по красному капоту, пока какая-то часть мозга все так же спокойно отметила, что не раз видела такой трюк в боевиках. А потом я грохнулся на асфальт прямо перед колесами с глубоким рефлектором, остановившими вращение в сантиметрах от моей головы. Время отмерло. Натянутую резинку отпустили, и на меня, прорвав плотину, обрушился поток звуков. Визг тормозов, гудки, грохот, скрежет металла, крики… - Денис! Денис? – чьи-то руки вцепляются в пальто у меня на груди, трясут. Перечеркнутое проводами небо заслоняет взлохмаченная голова. – Пупсик, ты жив? Это Великий. В волосах у него запутались облака, а так он вовсе не похож на привидение. - Жив… - удивленно заключаю я, прислушиваясь к ощущениям в теле. Ничего себе ощущения, только бедро болит и плечо. – А ты? - А я… - что-то горячее и мокрое падает мне на лицо, заставляя моргнуть, - я тебя щас убью, камикадзе сраный! Меня дергает вверх, и вот я уже прижат к его груди, растворяюсь в запахе Великого и сильном биении его сердца. Он гладит меня по голове, пальцы скользят по узорам татуировки, теплое дыхание щекочет макушку. - Вы чо, бля, засранцы, охуели в натуре под колеса кидаться?! Хлопнула дверца джипа, который чуть не размазал мою башку по асфальту. Великого оторвало от меня, я упал на локти. В голове все шло кругом: Сашкины новенькие кроссовки и чужие «найки» с оранжевыми шнурками топтались перед носом под аккомпанемент матов и звуков ударов. Вдруг шнурки брыкнулись в воздухе, и здоровый качок в кожанке грохнулся на капот своей же тачки, потрясенно мотая башкой. «Небось от такой туши вмятина оста…» - мелькнуло у меня, но додумать мысль мне не дали. В своем лучшем стиле Великий сгреб меня в охапку и потащил через дорогу, напоминающую сцену из кина про конец света. Грузовик вылетел на тротуар и красиво вписался в покосившийся светофор; одно колесо угодило в вырытую рабочими яму. Рядом сложились паровозиком четыре легковушки: первая – та самая, красная, а каждая следующая целовала задницу предыдущей. Противоположную сторону дороги перегородил троллейбус, у которого печально висели сорванные с проводов рога. Рядом толпились ошарашенные пассажиры; из легковушек тоже вылезал разозленный и потрясенный народ. Где-то совсем близко пели на разные голоса сирены, между машин мелькали фигуры в полицейской форме. - Там… никто? – задыхаясь, пропыхтел я. На правую ногу наступать было больно. – Никто… не разбился? - Я не заметил, - бросил Великий, таща меня в проход между домами. – Там дорожные работы. С твоей стороны. Машины медленно шли. Как нога? - Да ничо… Мы неслись через какие-то дворы с садиками и скверами, пересекали тихие улочки, снова ныряли в подворотни, петляли между домами, иногда натыкались на запертые решетки и шпарили кругом. У меня было впечатление, что Великий знает, куда нам надо, и я доверился ему – просто сосредоточился на том, чтобы переставлять ноги, выбросив все прочее из головы. Остановились мы в каком-то дворе-колодце, когда я уже окончательно потерял представление о том, где мы находимся, или в каком направлении движемся. Великий просто прислонил меня к огромному, очень старому дереву, тянувшему к квадратику неба поредевшую крону. Встал напротив, обдавая жаром частого дыхания. Посмотрел прямо в глаза. - Значит, все-таки пришел? - Пришел, - хрипло выдохнул я, стараясь справиться с болью в пересохшем горле. – Прости, я опоздал. Великий покачал головой, золото ярко вспыхнуло в глазах, грозя перетечь через край: - Нет. Ты как раз вовремя. Он поднял руку, провел пальцами по моему горлу в распахе пальто: - Ошейник… Ты его снял. - Так надо было, - заторопился я, пытаясь все объяснить, но сбился, не зная с чего начать - обезоруженный, неподготовленный к этой обнаженности и беззащитной открытости его лица, по которому, как тени облаков и листвы, скользили, сменяя друг друга, вырвавшиеся из клетки эмоции. - Тогда почему? – спросил Великий, поглаживая большим пальцем ямку между моими ключицами. – Почему ты вернулся? - Потому что… - я замер, набирая в легкие воздуху, - так много, чтобы вынести вес тех слов, что я давно хотел сказать, но не знал, как, - я люблю тебя. Рука Великого дрогнула, глаза закрылись, будто его настиг удар, которого он не ожидал. Рыжий дубовый листок плавно спикировал с ветки на его плечо, но Сашка ничего не заметил. Я осторожно взял руку, замершую на моих ключицах, поднес к губам и поцеловал царапинки на ней – одну за другой. Его глаза отрылись – необычайно яркие и блестящие, полные глубинной боли, смешанной с хрупкой радостью, пробивавшейся через боль долго и трудно, как упрямый росток через асфальт. - Несмотря на то, что… ты прочитал? – неуверенно спросил он. - Потому, что я прочитал, - твердо сказал я. – Потому, что ты – это ты. А я – это я. Какая тебе еще нужна причина? Губы Великого дрогнули в слабой улыбке. - Ты – это точно ты… В зеркало себя хоть видел? – его пальцы коснулись моей скулы. – Ты чем пытался краску смыть? И вообще – переоделся зачем-то, а футболка женская. И рюкзак где-то потерял… Он развел полы моего пальто, открывая свету говорящую надпись: ”Skinny Bitch”. Я вспыхнул и принялся торопливо объяснять про господина Черного, трекер, ошейник и мой рекордный забег. Великий внимательно слушал, одновременно пытаясь оттереть мою физиономию испытанным дедовским способом – харкнув на подол моей футболки и возя ею по измазанной ряшке. Я морщился, попискивал и делал попытки увернуться – кожа от садистской процедуры горела, на глаза наворачивались слезы. Великий прижимал меня к грубой коре своим телом – плотнее и плотнее, удерживая мои руки, напирая пахом, так что я чувствовал его растущее возбуждение. - Блин, Пупсик, - хрипло выдохнуло у меня над ухом, - ты что со мной творишь, а? – Его рука скользнула по голому животу, поднялась к груди, нащупывая вставший сосок. – У меня снова на тебя стоит. Так бы тебя и трахнул прямо тут. - М-может, не надо? – я вывернулся из-под тряпки и со страхом покосился на глазевшие на нас с четырех сторон окна. – Нам еще на поезд успеть… - Бля, поезд! – Великий выпустил меня из своей хватки и отстранился. – Сколько там натикало? Я глянул на запястье, механически одергивая футболку, и похолодел – часов не было. - Я, кажется, потерял… - Поднял голую руку, показывая хозяину. – Прости, я даже не заметил, как. Они, наверное, дорогие… - Да пофиг, - тряхнул головой Великий. – Наверное, хряпнулись часики, когда ты через ту тачку летел – очень, кстати, эпично вышло. Ладно, пошли, спросим время у кого-нибудь. Ебля временно отменяется. Он аккуратно застегнул мое пальто на все пуговицы, поправил капюшон: - Во, так уже вполне цивильно, хоть прохожих пугать не будешь. А со шнурками что? – Великий кивнул на мой расшлепанный кед. - Порвал, - признался я смущенно. Хозяин театрально вздохнул: - Вот оставь тебя на секунду одного… И мы вышли из колодца с дубом, чтобы снова найти мир, которым управляет бог по имени Время.