***
Но несмотря на случившееся, Самсон продолжал ходить к Вестнице, потому что пытался доказать самому себе, что держит ситуацию под контролем. Вот она — Вестница Андрасте — сидит в тюремной камере. Ведь несмотря на то, что Инквизиция сильно путает им планы, их лидер до сих пор у храмовников в руках. Без Амелл Инквизиция всё ещё слаба. И моральный дух её солдат наверняка находится сейчас не в лучшем положении. Он так же не хотел давать Амелл лишний повод над ним поизмываться. Не продолжай он к ней наведываться — наверняка магесса решила бы, что одержала над ним верх. Нет уж, подобной радости она от него не дождётся. Самсон вспомнил последний разговор с Вестницей, случившийся, когда мужчина решил принести ей на завтрак мятный чай и лепёшки, только что вынутые из печи. Утро было холодным, а в подвальных камерах темницы холоднее было на несколько градусов ниже, чем снаружи. Солона спала на лежанке, свернувшись клубочком, словно кошка. Немного исхудавшее тело её было накрыто одеялом, которое принес кто-то из прислуги, чтобы она не простудилась. Вот поэтому он и не хотел, чтобы сюда кто-то спускался, помимо него. Потому что она мастерски умеет заговаривать людям зубы. Вера Самсона в замысел Старшего сильна, но он не мог быть уверен в других. Многие храмовники присоединились к ним из-за того, что они постепенно подсаживали их на красный лириум. Он знал, что некоторые из храмовников до сих пор ставят под сомнение их планы, хоть и не говорят об этом вслух. У Амелл много заслуг перед Тедасом и легко поверить в её избранность, даже если она таковой не является. А когда в темнице крепости, где ты служишь, сидит сама Вестница Андрасте, которая умеет трепать языком, легко усомниться. Интересно кто проявил к ней сострадание? Он не стал отбирать у неё это одеяло, потому что при всей её избранности, которую навешивают на неё простой люд, она всего лишь смертная. И если она заболеет, то будет много мороки с ней. Когда он открыл решётчатую дверь камеры, и та протяжно скрипнула проржавевшими петлями, Амелл дёрнулась и повернулась к нему. — О, и снова мой любимый собеседник явился, — язвительно улыбнулась магесса. — Крысы тут какие-то совсем несговорчивые. Самсон тяжело вздохнул, собирая в себе всё своё терпение. Она напомнила ему Хоука. Их глупые шутки и умение выводить людей из себя черта определённо семейная. Будь они оба неладны. Храмовник поставил тарелку перед ней, и Солона посмотрела на горячие лепёшки голодным взглядом. Чародейка села. Движения давались ей с трудом. Она тяжело вздохнула и протянула дрожащую руку к горячей чашке чая. — Жаль, что это не булочки с лесными орехами, — произнесла она. — Сказал же: что приготовят, то и принесу. У нас тут не таверна, где ты можешь заказать всё, что пожелаешь. — Ну, — она сделала глоток горячего чая. — Судя по вкусу этого пойла, у вас тут захудалый трактир на краю света. Кстати, а где мы? Почему тут такой ветер? Я постоянно слышу завывания по ночам. Или это твои храмовники воют от того, что лириумная скверна уничтожает их тело и разум? — Не выводи меня из себя, Амелл, — он угрожающе уставился на неё. — Мы оба знаем, чем всё закончилось в прошлый раз. Она примирительно выставила руки ладонями вверх. Пререкаться ей сейчас вовсе не хотелось. Да и сил, словно и не было. Сырость камеры и холод угнетающе влияли как на тело, так и на разум. — Я подумал над твоими словами насчёт ордена храмовников и магов, — сказал он и внимательно посмотрел на неё. Солона лишь вопросительно вскинула бровь, сделав напускное любопытство. — Ты права, простые люди должны что-то противопоставить магии. Поэтому орден храмовников должен продолжить существовать. Но только без лириумных ошейников, навязанных на них Церковью. — Думаешь, что сможешь обучить людей противодействию магии, не используя лириум? — скептически усмехнулась магесса. — Ты можешь что угодно говорить про Церковь и про то, что она держит вас на поводке, но ты не можешь отрицать очевидного — лириум необходим вам для того, чтобы успешно бороться с магией. — Искатели Истины имеют те же способности, что и у нас, но лириум не употребляют, — усмехнулся в ответ Самсон и посмотрел на неё с таким важным видом, будто он сделал невероятное мировое открытие. На секунду ему показалось, что в глазах Солоны промелькнула искорка заинтересованности, но на лице магессы появилась наглая усмешка. Он продолжал всматриваться в её лицо, считывая любую возможную мимику, но чародейка лишь посмотрела на него, как на идиота. — И как же ты докажешь, что они не используют лириум? Неужто ты и Искателем Истины побыть успел, прежде чем стал генералом красных храмовников? Её ехидный голос, её манера речи и взгляд, будто она здесь самая умная и разговаривает с тупым бараном, задевали храмовника. Самсон не понимал почему, но хотелось доказать ей, что он не дурак, который пошёл на поводу у чудовища, желающего бездумно уничтожить этот мир. Самсон хотел доказать ей, что сможет построить новый мир. Более правильный и более справедливый. — Нет. Но… У Искателей есть некая книга, которая передается от одного лорда Искателя к другому. В этой книге записано всё, что происходило в ордене за годы его существования. — Пф-ф… Наверняка в ней содержится скучный свод отчётов и правил. И как же ты её достанешь? Что-то не верится мне в то, что знаменитые Искатели Истины просто возьмут и отдадут вам свою реликвию. — Поверь. Я это сделаю с большой лёгкостью. Словно достану книгу с полки библиотеки. Искатели Истины на нашей стороне, — Самсон горделиво выпрямился. — Лорд Искатель Люциус считает, что мир безнадёжно искажён, и чтобы его исправить, он должен быть уничтожен. Тедас должен умереть и возродиться как рай. Поэтому я без особых усилий смогу с ним договориться. — Храмовники, Искатели Истины, венатори, кто же ещё на вашей стороне? Тебя послушать, так весь Тедас желает переродиться под началом нового Бога. — У нас много союзников. — Тогда зачем вам я? Вы можете собрать всех своих союзников, пустить им кровь и Корифей снова сможет войти в Златой Град, как он это сделал в первый раз. Я думаю, ваши союзники только обрадуются, когда вы перережете им глотки во имя великой цели перерождения. — Ты строишь из себя умную, но несёшь какую-то чушь. Мы не жалкие убийцы и любители ритуалов с магией крови. Мы собираем союзников, чтобы создать новый, лучший мир. Выживут те, кто окажутся на нашей стороне. И тогда мы вместе всё исправим. Этот мир будет перерождён. — Перестань кичиться своими связями и добудь, для начала, книгу Искателей, чтобы подтвердить свою же теорию о способностях Искателей, — усмехнулась Амелл. — Прежде чем строить планы по исправлению своего же ордена и ситуации с магами, ты должен быть уверен в своих теориях. Ты должен иметь под рукой противовес магии, чтобы обычные люди чувствовали себя от неё в безопасности. — И это всё, что тебя беспокоит? — Самсон вопросительно вскинул бровь. — Чтобы обычные люди могли защититься от магии? — Я знаю, что такое магия и знаю, на что способно неконтролируемое её проявление. О каком лучшем мире ты можешь говорить, когда в нём нет баланса? Пока что, для меня — вы кучка необразованных идиотов; стая побитых, обиженных жизнью псов. Всё, что вы сделаете с Тедасом — уничтожите его, не дав ему ничего взамен. После вас на земле воцарятся разруха, страх, смерть и на волю вырвется куча демонов из прорванной Завесы. Она ведь тоже никуда не денется. Всё станет лишь хуже. — Я эту книгу добуду и докажу тебе, — Самсон прошёл к выходу из камеры. Разговор был для него окончен, — что мы не хаотичны в своих действиях и желаниях построить новый мир! Уходя от Амелл, Самсона не покидало странное чувство: словно его обвели вокруг пальца. Обдурили, как идиота на рынке, решившего сыграть в напёрстки с шарлатаном. Неужели он вновь поддался на её скрытые манипуляции? Нет. Даже если он предоставит ей много информации, она всё равно уже никуда от них не денется. У Амелл нет сил и магических способностей, потому что он, как храмовник, лишает её их. А когда придёт Корифей — если Самсон всё же не сможет убедить её — то Амелл будет под его контролем. Она ничего им не сделает. Ведь так? Тогда почему ему кажется, что он сболтнул лишнего? И, что было ещё хуже: Самсона не покидало ощущение, что Вестница права. Они действительно хаотичны, действуют без чёткого плана на будущее, когда победа окажется у них в руках. Нет. У Старшего наверняка есть план, просто он не посвятил своих последователей в подробности. Ведь путь до победы порой бывает долгим и тяжёлым. Они не должны задумываться над тем, что будет после. Не должны сомневаться. Амелл была интересным собеседником, особенно когда не пыталась вывести его из себя. Этого он отрицать не мог. Как и не мог отрицать того, что в жизни она повидала немало трудностей. И уже у себя в кабинете, в очередной раз наклонившись над картой Тедаса, Самсон всё продолжал думать над тем, что будет дальше. Что-то человеческое, что ещё не было убито скверной красного лириума, теплилось глубоко в душе мужчины, хотело спасти глупую магессу от её печальной судьбы. От той незавидной участи, когда она станет безвольной куклой в руках Старшего. Храмовнику по-своему было жаль её. И было жаль, что они воюют на разных сторонах баррикад. Хрупкая чародейка, выросшая в Круге Магов и не знавшая сурового мира вне его стен, смогла объединить войско Ферелдена под своим началом и дать отпор орде Порождений Тьмы. Она, хоть и не в одиночку, смогла выжить и остановить Пятый Мор. Как такое не может восхищать? Как таких героев можно отправлять на убой? Самсон быстро свернул карту и убрал её. Он вышел из своего кабинета, закрыв дверь на ключ. В крепости выл холодный сквозняк, гудевший в тёмных коридорах. Зима в этой части континента не была такой, как в Киркволле, Ферелдене или Орлее. Здесь не шёл снег. Здесь властвовал лишь холодный, продирающий до костей ветер. А вокруг крепости раскинулись пустынные дюны, которые оставил после себя свирепствовавший некогда Второй Мор. Но после многих лет, проведённых в вонючих трущобах Киркволла, Самсон давно перестал замечать красоту снежной погоды. Он стал равнодушен к тому, что происходит у него за окном. Ему было важно лишь то, что он имел крышу над головой, горящий камин в комнате, еду и непрерывный поток красного лириума. Он спустился на нижний уровень. Стражники молча несли свой караул. Венатори почтительно приветствовали его, но старались долго не смотреть в его сторону. Многие из тевинтерцев до сих пор не привыкли к красным храмовникам и побаивались их. Даже лекари нехотя занимались ранами его подчинённых. Да и не особо они нуждались в целителях, ведь с помощью воздействия красного лириума ранения заживали намного быстрее. И если раньше серьёзная рана доставила бы много хлопот, то сейчас она казалась лишь царапиной. Лекари нужны были для обычных людей. Самсон прошёл в кузню, где обычно трудился Мэддокс. Усмирённый маг методично стучал молотом по стали, выпрямляя согнутую пластину. В углу на манекене висела женская курточка со вставками из драконьей чешуи. Самсон подошёл к ней и провел пальцами по гладким чешуйкам. Превосходное изделие. Чешуйки защищали руки и бока своего владельца. Грудь и спину прикрывали кольчужные кольца, которые откреплялись от куртки, если бы владелец захотел просто пойти и покрасоваться в ней. Серый мех у воротника тоже откреплялся. Куртка была изготовлена таким образом, что носивший её человек мог надевать изделие как в тёплые дни, так и в холодные. Разумеется, зимой под неё требовалось надеть что-нибудь тёплое. Но весной в ней явно не запаришься. Однажды он услышал, как венатори, увидевшие эту броню, обсуждали её качество и материалы. Принадлежали эти чешуйки Архидемону или же обычному дракону? Естественно, это был обычный дракон. Если бы чешуя принадлежала Архидемону, то Амелл разносила бы скверну там, где появлялась. — Я могу снять эти чешуйки и прикрепить их к твоему доспеху, — сказал Мэддокс, заметив заинтересованный взгляд Самсона, обращённый на куртку Амелл. Разглядывая курточку Вестницы, Самсон и не заметил, что кузнец перестал работать с пластиной. В воздухе больше не звенели ритмичные удары молота. — Было бы неплохо, — произнёс Самсон, снова проведя рукой по драконьей чешуе. — Но мы пока не можем разворовывать нашу пленницу, присваивая себе её вещи. Возможно, она нам понадобится в своём нетронутом образе. Мэддокс лишь пожал плечами в ответ. — А ты бы хотел поработать с таким материалом? — спросил Самсон. — Мне всё равно, с чем работать, — безразличным голосом ответил ему кузнец, откладывая в сторону теперь уже безупречно прямую пластину. Иногда Самсон забывал о том, что Мэддокс — усмирённый маг. Но когда осознание этого возвращалось к нему, храмовнику было жаль его. В тоже время внутри неярким огоньком начинала светиться ярость. Отдать человека под такой страшный ритуал просто потому, что он полюбил девушку! И это их — красных храмовников — называют чудовищами? И это они принесут в мир хаос, боль и смерть? — Ты пришёл за мечом? — иногда Самсон не понимал — Мэддокс спрашивает или просто констатирует факт. — Да. Кузнец отошёл от наковальни, попутно вытирая руки о грязную тряпку, и прошёл к стойкам, где были разложены мечи. После последнего не очень приятного разговора с пленницей — иного от неё ожидать не стоило — Самсон был в ярости, хоть и старался не показывать этого Амелл. Она в очередной раз надавила туда, куда не следовало. Вновь ткнула носом, указав на то, что его методы глупы. Вновь сказала, что он только уничтожит этот мир. Затем добавила вдогонку, будто добивая: «А, впрочем, что ещё можно ожидать от кретина, который пошёл в храмовники?». — А ты… не хотел бы вернуть себе то, что у тебя забрали? — спросил Самсон у Мэддокса. — Что именно вернуть? — Чувства. Эмоции. То, что делает тебя полноценным человеком. Мэддокс вновь пожал плечами. — Я не чувствую себя неполноценным. Чувства и эмоции сбивают с толку. Особенно сейчас они мне не нужны. Я вижу мир яснее. Вижу, что происходит вокруг, могу логически оценить ситуацию. Эмоции лишь мешают. — Тогда почему ты всё ещё здесь, если можешь здраво оценить ситуацию? Мы воюем со всем миром. Против нас могут выступить все страны Тедаса, когда смогут оценить нашу угрозу. Против нас сама Вестница Андрасте! — Вера — это лишь чувства. Убеждённость в существовании Создателя без логического или физического обоснования. Это чувство мешает смотреть на мир ясным взором. Когда началось восстание в Киркволле, ты был единственным, кто пришёл за мной и вытащил из пекла. Я знаю, что ты позаботишься обо мне и не дашь в обиду. Я нужен тебе, а ты мне. Для меня этого достаточно. Идеалы и чувство справедливости пусть будут лучше у тебя. А у меня есть кузня, чтобы я смог подлатать твои доспехи. — А после войны? — Может быть. Но смогу ли я принять то, какими средствами был получен результат, если этот хаос из чувств вернётся ко мне? Самсон забрал свой меч и вышел из кузни. Он долго думал над словами Мэддокса. Быть может, Мэддокс лукавит и в нём теплится чувство долга перед Самсоном за то, что он спас его? А может, Мэддокс тут только потому, что ему больше некуда пойти? Иногда Самсону хотелось бы иметь ясную картину происходящего. Откинуть все чувства в сторону и понять — действительно ли он правильно поступает? Но спасение мира — это ведь тоже своего рода чувство долга. Как и эгоизм, если бы он делал всё для себя, пытаясь выжить, как Мэддокс. Ведь усмирённому магу, лишённому эмоций, всё равно, на чьей он стороне в этой разразившейся войне. Он просто хочет выжить.***
Снег золотился под лучами заходящего солнца, сверкая и переливаясь так, словно в Скайхолде и вокруг него рассыпались драгоценные камни. В крепости кипела жизнь. По стенам вышагивали часовые, несколько солдат бились друг с другом на тренировочных мечах. Воздух полнился перекличкой людей, звоном кузнечных и строительных молотков, скрипом колёс нагруженных камнем телег. Холодный горный ветер жалил открытые части тела, но для рабочих это было скорее приятным поглаживанием по разгорячённой от работы коже. Ведь все они в поте лица трудились над восстановлением крепости. Совсем недавно была, наконец-то, доделана конюшня. Гномы и несколько человек трудились на строительных лесах, пытаясь укрепить каменный мост, который вёл от ротонды замка к крепостным стенам. Под шум рабочих, доносящийся с улицы, Каллен отчаянно пытался найти нужный ему отчёт разведки. Лёгкий беспорядок, царившей в кабинете, освещали тёплые лучики солнца, проникающие через небольшие окна позади фигуры командира. Оранжевым светом они переливались на его латных наплечниках и блестели на лезвиях кинжалов, которыми было утыкано соломенное чучело, стоящее возле стены. В последнее время он был сильно загружен работой и зачастую ему приходилось переключаться с одного дела на другое. Ведь в случае малейшей проблемы — многие бежали к нему. Временами это очень раздражало. Словно только он и способен решить любую трудность, на них свалившуюся. Но те, кто бежал к нему с проблемами — сами были не в восторге от этого. Многие побаивались Каллена, однако сильнее всего они боялись Лелиану. Её холодный взгляд и острый язык. Лучше уж пусть Каллен пару раз рявкнет, чем связываться с тайным канцлером. К тому же Каллен, желавший всё контролировать, сам взял всё в свои руки. Работа помогала ему отвлечься от мыслей о лириуме. Нервно перебирая бумаги, Каллен задел локтем кружку. Вода из неё вылилась прямо на список, недавно составленный им для интенданта. Выругавшись, Каллен тут же принялся спасать оставшиеся бумаги. — Что за день сегодня? — недовольно проворчал командир, поднимая со стола тот самый отчёт, на котором образовалось мокрое пятно и строки на нём расплылись, превращаясь в неровные чёрные пятна разных размеров. И совсем не вовремя к нему постучали в дверь. — Я занят! — рявкнул Каллен так, что пламя свечи, стоявшей на его столе, на короткий миг превратилось в горизонтальную полоску. — Командир, но вы же сегодня совсем не ели, — послышался приглушенный женский голос магессы. — Я же сказал, что занят! — вновь крикнул Каллен и за шумом услышал быстрые шаги уходящей прочь девушки. Мужчина тут же почувствовал укол совести от того, что был груб, но спасение бумаг в данный момент было важнее. В дверь снова постучали, и Каллен впервые грязно выругался себе под нос. — Что ещё? — крикнул он, когда дверь открылась, и в проёме показалась Кассандра. — Леди Кассандра? — его голос тут же стал менее раздражительным и немного испуганным. Искательница закрыла дверь, внимательным взглядом осматривая командира с ног до головы. — Что-то случилось, командир Каллен? Девушка, убегавшая от вашей двери, чуть ли не плакала. И в последнее время я всё чаще слышу жалобы от солдат о вашем неуравновешенном поведении. — О моём неуравновешенном поведении? — громко возмутился мужчина. Он почувствовал слабость в коленях и устало рухнул на стул, откинув голову назад. — Это всё из-за лириума, — тяжело вздохнул Каллен. — Точнее, его нехватки. — Вам следует хотя бы иногда отвлекаться. Вы похудели. Когда вы последний раз ели? — Вчера, кажется. Да-да, я ел вчера вечером. К его горлу подкатил тошнотворный фантомный привкус, когда Каллен вспомнил, как перегибаясь через крепостную стену, он сблёвывал содержимое желудка. — А тренировались когда? — Я провожу у манекена почти каждый день. Кассандра косо посмотрела на утыканное кинжалами чучело из которого, словно внутренности, торчала солома. Предыдущее чучело трупом валялось рядом, а под ним вывалившаяся из него солома. Искательница вновь перевела взгляд на командира. — Дело не в манекенах. Вам следует чаще тренироваться. Чтобы разогнать кровь и поддерживать форму. Каллен внимательно посмотрел на неё. У него нет столько времени, чтобы помимо работы ещё и искать себе достойного противника для спарринга. Все солдаты и офицеры заняты работами в Скайхолде: кто-то на разведке, кто-то находится в Убежище, кто-то занимается помогает с завалами. Слабые и покалеченные были отправлены по домам с денежными выплатами. Точнее, выплата придёт тогда, когда Инквизиция снова встанет на ноги. Его друг и лейтенант погиб при обороне Убежища. — Я могу с вами потренироваться. Когда будет свободное время, — продолжила Кассандра. — У меня не бывает свободного времени, — немного резко ответил Каллен и тут же мысленно укорил себя за свой тон. — Хотя… возможно вы правы, леди Кассандра. Быть может… завтра? Перед обедом? — Тогда завтра я жду вас на тренировочной площадке. Вы должны держать форму, командир. — Угу, — буркнул Каллен. Он вернулся к поискам нужного отчёта сразу же, как только Кассандра вышла из его кабинета, попутно ворча о том, что он вполне себе уравновешенный. Что за глупости вообще? Каллен тяжело вздохнул. Этим солдатам лишь бы пожаловаться на него.***
Дориан переступал с ноги на ногу, в нерешительности застыв перед кованной деревянной дверью. Ещё пять минут назад он был настроен решительно, но вся смелость и стремление улетучились, как только он подошёл к этой заветной двери. «Что я здесь делаю? Я же шёл в таверну, так?» — подумал маг и отвернулся от двери. «Нет! Я должен это сделать!». Он снова повернулся к треклятой двери. Это была его уже десятая попытка открыть её и войти внутрь. Предыдущие попытки заканчивались тем, что он сворачивал в сторону таверны и напивался там до беспамятства. Дориан глубоко вздохнул и толкнул дверь рукой. Его встретил освещённый факелами коридор и лестница, уходящая вниз. Маг решительно вошёл внутрь и стал спускаться по лестнице. На втором пролёте его снова одолели сомнения, и он готов был уйти, но взял себя в руки. Чем ниже он спускался, тем сильнее кутался в плащ в попытке огородить себя от холода и гуляющего меж щелей сквозняка. Дориан постоял немного, выжидая до тех пор, пока холодная и ожесточённая решимость внутри него не наберёт полную силу. Комната с тюремными камерами была большая и хорошо освещена несколькими факелами с жаровней посередине коридора. На стуле сидел стражник, лениво ковыряясь между ногтей небольшим ножиком. Возле одной из колонн стоял железный стул, где у пленника обычно выпытывали признание. Справа от тюремных камер находился завал из камней и рухнувшей кладки, который вот-вот должны начать расчищать. Это было видно по приготовленным инструментам и новым решёткам. Дориан встал напротив своего учителя, запертого в клетке. Он только сейчас решился посетить его с того самого момента, как тот был заключён под стражу. Сколько уже времени прошло? Почти месяц? Солона ничего не говорила насчёт того, что будет делать с пленником и какие у неё планы на его счёт. А потому, пока нет Инквизитора — судьба Алексиуса полна неизвестности. А может советники Амелл и вовсе про него забыли? За время, проведённое в плену, Алексиус потерял свой здоровый вид. Казалось, заточение изменило его, возможно сломало. Он не был похож на того человека, которого Дориан помнил и которого хотел помнить. Тот Алексиус, которого он знал, был исследователем с неиссякаемой энергией, трудоголиком, теоретиком. Он был тем, кто мог выступить на собрании и начать осыпать магистров упрёками в том, что они тратят деньги на бесполезную войну с Кунари, вместо улучшения качества образования, он был… мечтателем. Решительным, требовательным, зачастую суровым. Он был отцом, которого Дориану не хватало. Но сейчас перед ним предстал отчаявшийся, обезумевший и сломленный старик, который смиренно ждал своего приговора. — Ты знал, что Корифей был порождением тьмы? — спросил Дориан. — Что он был самым первым порождением тьмы? Тем самым древним магистром, из-за которого Создатель наслал на нас скверну? Ты знал, что прислуживал ему? Прежде чем ответить, Алексиус посмотрел на Дориана долгим, изучающим и пронзительным взглядом. — Я знал лишь то, что он мог спасти Феликса в обмен на магию времени. — То есть ты даже не задумывался над тем, с кем связываешься? И как бы Феликс жил в мире, где Корифей победил? Как бы ты жил с ним в этом мире? — Ты пришёл читать мне мораль? — Я хочу знать, что такое Корифей и как его победить. — Я этого не знаю. Возможно, у Серых Стражей есть что-то про него. Но точно не у меня. Дориан потоптался с ноги на ногу, решаясь задать главный вопрос, из-за которого он пришёл. В его голове шёл непрерывный и тяжёлый спор между здравым смыслом и желанием всё исправить. Он видел мир без Вестницы, видел, к чему это привело. Эта магия способна уничтожить само мироздание. Но Алексиус смог избавиться от Вестницы на один год! И ничего не случилось. А Дориан всего лишь откатит время на месяц. — Тот амулет, который ты создал. Его можно восстановить? Или воссоздать? — Хочешь обернуть время вспять, чтобы спасти Вестницу? — усмехнулся Алексиус. — С такой магией бездумно не играются, Дориан. Не ты ли был против всего этого? — Можно или нет? — не выдержал маг, подойдя ближе к решёткам камеры. — На создание одного этого амулета ушли годы. Мои и твои труды вместе взятые. Множество исследований, проб и ошибок. Даже после стольких усилий он был недоработан. Я не смогу тебе в этом помочь, сидя здесь, взаперти. Но и в одиночку ты не справишься. Глупая затея. Рискнуть всем миром ради одного человека. Но вдруг весь мир не выстоит без этого самого человека?***
Коул придерживал шляпу рукой. Холодный ветер гулял по Скайхолду, словно у себя дома и шкодил ничуть не хуже Сэры. Срывал снег с крыш, когда рабочие проходили под ними, поднимал подолы плащей и женских платьев, скидывал тёплые капюшоны с голов людей, чтобы тут же укусить их за незащищённые уши и открытые участки тела. Может ветру нравилось, что в заброшенной крепости кто-то, наконец, появился? Что здесь теперь было с кем поиграть? Коул тихо прошёл мимо солдат, которые дежурили на крепостной стене. — Где твоё оружие? — спрашивал Роланд у своего напарника. — Я не знаю! Я вчера только отвлёкся, а его уже не было! — Каллен тебе шею намылит, если ты его не найдешь. Сброситься с крепости захочется, когда начнёт читать тебе мораль. — Да знаю я! Оливер любит напиваться в таверне, чтобы забыть ужасы, произошедшие в Убежище. Ему часто снится, как на него нападает огромный красный храмовник и иногда, находясь в бреду кошмаров, Оливер может причинить кому-нибудь вред. Поэтому Коул постарался спрятать меч солдата. Лучше пусть Каллен накричит на него и отчитает, чем Оливер сделает кому-нибудь больно. — Ну ты и кретин, — недовольно буркнул Роланд. Роланду часто снятся сны. В одном из них огромный дракон сжигает Розель. Сам Роланд с головы до ног испачкан кровью врагов и обнимает обугленное тело девушки. Тогда он встаёт и лупит тренировочный манекен, пока силы не иссякнут. Он изменился. Теперь ему хочется быть готовым ко всему. Кажется, он нашёл общий язык со своим наставником — Блэкволлом. И они частенько во время отдыха общаются. Блэкволл хорошо на него влияет и помогает справиться с болью и кошмарами. — Опять ошивается вокруг этой дуры, — фыркнул Роланд, посмотрев в сторону внутреннего двора. Внизу, неся в руках деревянный ящик, Бевин шёл рядом с девушкой в робе Оствитского Круга Магов. Она хихикала, прикрыв ладошкой губы. Бевин, немного смущённый, пытался вспомнить ещё пару шуток. Коул почувствовал неприязнь к ней со стороны Роланда. Солдат считал, будто девушка фальшивая. Ему казалось, что она лишь притворяется хрупкой и застенчивой. Роланд переживал за друга не потому, что Альвина могла причинить тому боль, а потому что считал, что Бевин нужен ей только для одного — потешить своё самолюбие. Потому что ей хотелось компании и неважно чьей. Ей неважно было, как ты выглядишь, есть ли у тебя жена. Ей важно было внимание и комплименты со стороны мужчин. Находясь в Круге, взаперти от внешнего мира, она не получала внимания от сверстников, собратьев магов или храмовников. А потому в Инквизиции молодая магесса почувствовала свободу. И когда желторотые рекруты, желавшие женской компании, стали обращать на неё свой взор, Альвина полюбила это. Частично, Роланд был прав. Но Коул никогда не предсказывал возможные последствия. Он приходил на помощь лишь тогда, когда что-то уже случилось, а потому он не понимал, почему Роланд плохо относится к увлечению друга. Ведь в обществе магессы Бевин был счастлив. И ей тоже нравилось находиться в компании юноши. Коул спустился вниз. На снегу оставались следы от подошв его кожаных сапог. Он мог бы сделать так, чтобы не было следов, но Коул не хотел этого. Люди видели его, хоть и не придавали значения его присутствию. Духу это не мешало. Наоборот, он чувствовал себя комфортно в окружении людей Инквизиции. Сегодня утром девушка на кухне снова пыталась дать ему целую гору булочек с лесными орехами после того, как он нашёл кота, в очередной раз напуганного Кромсаем. Кот забрался на дерево в саду и не хотел добровольно оттуда спускаться. Многие здесь были по-своему добры к Коулу, считая его запуганным и немного чудным мальчиком. Это было странно. Немного приятно. Потом, по его воле, они забывали его, потому что он был не нужен. Возле соломенных манекенов Каллен тренировался с Кассандрой. Его состояние ухудшалось из-за того, что он перестал принимать лириум. Но Каллен боролся. Он ел тогда, когда не хотел, разминался, иногда отдыхал. — Уже лучше, чем в первый раз, командир, — похвалила его Кассандра, убирая тренировочный меч. — Я не какой-то зелёный рекрут, — буркнул Каллен себе под нос. — У меня всё же есть опыт в сражениях. Искательница усмехнулась. — Я это к тому, что вы выглядите здоровее. И тело вас слушает намного лучше. — Я питаюсь по расписанию, тренируюсь по расписанию, отдыхаю тоже по расписанию. Словно я опять заперт в монастыре. — Дисциплина и строгий распорядок помогут вам. Когда всё делается от вольного, то можно потеряться. Но я до сих пор получаю жалобы о том, что вы агрессивны и неуравновешенны. — От солдат? А ещё они говорят, что мне надо найти женщину и тогда я буду более… кхм… приятным человеком, — недовольно произнёс Каллен. — И многое другое. Кассандра рассмеялась. Она подошла к пеньку, на котором обычно сидела, отдыхая после тренировок. Рядом с ним — под плащом, лежала книга Варрика. Когда Искательница читает её, она всё ещё представляет, как душит гнома за то, что тот скрывал от неё Хоука. Коул не винил Варрика. Ведь гном заботился о друге. — Что-нибудь слышно о Хоуке и Варрике? — спросила Кассандра. — Они в Западном Пределе. На подходе к крепости, где собираются Серые Стражи, — ответил Каллен. — А от Боевых Быков есть новости? — Они отследили контрабандный путь красного лириума. Мы с Лелианой направили разведчиков и нескольких солдат в Изумрудные могилы, чтобы отрезать красных храмовников от лириума. Боевые Быки сейчас выслеживают место добычи, а разведчики — крепость Самсона. Возможно, Солона находится в его крепости. — Будем надеяться, что это так. В душе Каллена теплился лучик надежды, который он бережно хранил. Это придавало ему сил. В ротонде Солас рисовал фреску событий, которые произошли с Вестницей. Взрыв на Конлаве, становление Инквизиции, присоединение магов. — Страх, паника, он проснулся и увидел темноту. Тело не слушалось. Отчаянно пытался найти что-то. Что-то очень важное. Потерянное. То, что сделает его полноценным. Она проснулась, заполнила его и боль прошла. Солас даже не вздрогнул, только убрал кисть от фрески. Эльф посмотрел на духа. — Иногда люди могут сами помочь друг другу одним своим присутствием. — Когда она ушла, он продолжал разговаривать с ней. Будто она была внутри него. Она помогла отомстить и убрала его боль. Солас кивнул. — Но она причинила новую, когда оставила его, — продолжил Коул. — Уйти должен был он. — Она дала второй шанс. Прожить жизнь правильно. — Он постарался это сделать. Помня эту боль каждый раз, когда хотел оступиться. — Иногда напоминание о боли подталкивает на свершение правильных дел. — Я стараюсь не забирать всю, я пытаюсь забрать лишь то, что мешает жить. — А ему мешало? — Нет. Она его двигала. Но давила. Каждый раз, когда он смотрел в зеркало и видел её лицо. — Какой потрясающе интересный диалог, вот бы ещё понимать о чём вы болтаете, — перебил их Дориан, облокотившись о перила на втором этаже. — Магу, который считает созданий Тени слугами этого не понять, — ответил ему Солас. — Зато необразованному отшельнику всё очень понятно, да? — Я могу объяснить, — сказал Коул, подняв голову. — Что ты не стоит, — мягко улыбнулся Дориан. — Даже интересно стало разгадывать эти загадки, которые периодически выходят из ваших уст. Помогает отвлечься. Сверху послышалось, как что-то громыхнуло, а затем посыпалось. — Fasta vass! — выругался Дориан, обращаясь к людям, которые были на том этаже. — Вы можете аккуратнее делать свою работу?! Маг скрылся, отойдя от перил. Коул ещё немного посидел с Соласом, смотря на то, как эльф придаёт фреске яркость. Духи Тени сгущались над ними, превращаясь в участников событий, которые помнил Солас. А затем он поднялся к Дориану, который снова запутался в своих мыслях. Павус пытался читать книгу под громкие выкрики солдат. Они чинили шкафы и попутно устроили разруху. — Хуис, ах-ха-ха, — смеялся Флинн, читая обложку. — Луис, — недовольно поправил его Дориан, отрываясь от страниц своей книги. — Неотёсанные, невоспитанные варвары, — пробурчал маг. Дориан пытался найти информацию о Корифее, а ещё он хотел избавиться от навязчивых размышлений о магии времени. Маг хотел исправить то, что произошло в Убежище, но понимал, что магия времени натворит дел похуже. — Тебе нравится, что здесь солдаты. Они придают окружению некую оживлённость, — сказал Коул, внезапно объявившись за его плечом. Маг испугался и повернулся к нему, наградив раздражённым взглядом. — Что за чушь? — возмутился тевинтерец. — Они тебя отвлекают от навязчивых мыслей. — Они мешают мне работать. Здесь все работают: кто-то руками, а кто-то, кто поумней — головой. — Тогда тебе стоит обратиться к тому юноше, — Коул указал на мага, который протирал от пыли книги на полках. — Он расставлял здесь книги. Возможно, именно он подскажет тебе нужную информацию. Дориан, сощурив глаза, недоверчиво посмотрел на Коула. — Я могу самостоятельно найти то, что мне надо, — огрызнулся маг. Когда Коул уйдёт, Дориан через какое-то время воспользуется его советом. Коул знал об этом. Это было в мыслях тевинтерца. Если кто и знал о том, как чувствовала себя Лелиана, так это был Коул. Пожалуй, Коул был единственный во всём мире, кто в полной мере знал о боли и внутреннем конфликте тайного канцлера. Окружив себя ледяной бронёй, Лелиана казалась стойкой, собранной и надёжной. Но Коул знал, что внутри она умирала под вечным прессом вины. Она винила себя в смерти Джустинии, винила себя в потере самой близкой и единственной подруги — Солоны. Она взвалила на себя всю вину за произошедшее в Убежище. Она думала, что если бы не отозвала разведчиков, то тогда они смогли бы вовремя отступить и сбежать. Но тогда бы погибли её люди. Она спасла их жизнь, но из-за этого погибли другие. В этой дилемме Коул не мог понять, правильно поступила Лелиана или же нет. Он понимал только одно: что сделано — то сделано, и сейчас главное — помочь ей избавиться от этого бесконечного чувства вины и боли. — Как ты тут оказался? — спросила Лелиана у Коула уже в десятый раз, и уже в десятый раз Коул почувствовал настороженность внутри неё. Мысленно она продумывала свои действия, чтобы добраться до кинжала, который был на столе и при этом, чтобы Коул ничего не понял. — Ты не виновата в их смерти, — сказал юноша. — Они бы сделали точно так же. А ты всегда старалась быть, как они. «Только они жертвовали собой, а не сбегали через тоннели» — мелькнула мысль в голове Лелианы, перемешиваясь с образами Джумтинии и Солоны. — Они исправляли свои ошибки. Некоторые люди слишком сложны. Лелиана была сложнее всех. Внутри неё было столько сожалений, столько вины, столько противоречий. Она испытала всё: любовь, предательство, прощение, надежду. Она думает, что никогда не выберется из паутины интриг и шпионажа. Её вера рушится, её доброта заменяется цинизмом. Лелиана обрастает колючками. — Кто ты такой? — спросила Лелиана, обходя его, и Коул прочитал её мысли. Она собирается убить его. И снова он ошибся. Он не понимает, как ей помочь. Она забыла о нём. И он решил попробовать снова. — Если я буду думать о тех, кого я не смогла спасти, я буду придавлена чувством вины и не смогу закончить начатое, — прошептал Коул ей на ухо и исчез. Лелиана вздрогнула. Она осмотрела комнату, в которой находилась. Она была здесь одна, лишь птицы сидели в своих клетках и каркали друг на друга. Тайный канцлер медленно подошла к своему столу, снова и снова прокручивая в голове эту фразу. И она вспомнила, когда и от кого она это услышала. Это было ночью, когда она сидела возле костра, пытаясь согреться. Её мучила совесть. Солона сидела напротив неё, перематывая посох в том месте за которое держалась, когда сражалась с врагами. С тех пор, как среди них появилась Шейла в дежурстве отпала нужда. Но зачастую Лелиана долго не могла заснуть и вместо того, чтобы безуспешно ворочаться в своей палатке, девушка долго грелась у костра, пока сон не приходил к ней. — Ты не задумываешься о людях, которых ты не успела или не смогла спасти? — спросила Лелиана, обхватывая свои колени и кладя на них подбородок. — Например, Лотеринг. Там погибло столько людей, столько невинных и беззащитных. Я часто думаю о них. Мы ведь могли бы что-то сделать. Но мы просто ушли, оставив их. В задумчивых серых глазах Солоны плясали огоньки. Она изменилась с того дня, как они впервые встретились. Её взгляд всё чаще был хмурым и сосредоточенным. Губы были плотно сжаты. И между бровей стала всё четче прорисовываться морщинка. — За время наших приключений я поняла одно: если я буду думать о тех, кого я не смогла спасти, я буду придавлена чувством вины и не смогу закончить начатое. Я оставлю это для своей совести на десерт, когда закончу с Мором. Сейчас моя задача не в том, чтобы оплакивать бедных мирных жителей, а в том, чтобы Ферелден не превратился в моровые земли. А если я буду думать о тех, кого я не спасла, то я не смогу спать ночами и что толку от меня будет? — А потом? Когда всё закончится, как ты будешь справляться с этим? — А потом появятся новые дела. Лелиана грустно улыбнулась. Когда Солона была сосредоточенна на достижении цели, то отбрасывала совесть и вину. Только после всего магесса могла задуматься над совершённым или над тем, что не успела сделать. После победы над Архидемоном, Солона пришла к ней с бутылкой крепкого бренди, которое стащила из королевских погребов. Они вдвоём помянули павших, рассказали друг другу то, что мучило их, и вдвоём пришли к выводу, что прошлое не изменить. Они ведь столько всего могли сделать и не сделали, стольких спасти и не спасли, просто потому что у них нет дара к пророчеству. Но они выполнили главное — спасли других людей от Мора. — Я переживаю лишь о том, что сделала с Морриган, — призналась ей тогда Солона и рассказала о жертве Серых Стражей и ритуале, который они провели с Морриган и Логейном. — Мне было страшно. Риордан сказал, что он убьёт Архидемона и как придурок пошёл вперёд нас. Я не хотела умирать! Мне всего девятнадцать, Лелиана! Боги, мне девятнадцать исполнилось зимой, и как я отметила своё день рождения? Сражалась с порождениями тьмы, а потом перевязывала раны! Я только год назад прошла свои Истязания, к которым готовилась двенадцать лет и я должна была вот так умереть? Я не тот доблестный герой из сказок. Я так глупа! — сокрушалась Солона. — Какая же я дура! Я подвергла весь Тедас огромному риску из-за того, что в решающий момент испугалась смерти, которую искала ранее. Этот поступок аукнется мне спустя года. Что ж… я должна подготовиться к последствиям. Лелиана сложила отчёты. — Что ж… — тихо произнесла она. — Последствия своей недальновидности я уже испытала сполна. И должна приложить все силы, чтобы решить их. А вину я оставлю на потом.***
Закрывшись в своём кабинете, Самсон разглядывал маленький флакон с красной жидкостью, которая маняще плескалась внутри и пела ему прекрасную песню. Он вспомнил годы, когда жил без лириума. Озноб и лихорадку, которые завсегдатаями приходили к нему под вечер. Всегда не вовремя. Всегда в те моменты, когда надо было сражаться за свою жизнь. Когда все преступные элементы общества выползали из своих нор наружу в поисках лёгкой наживы. Самсон вспомнил тошноту, которая подкатывала к горлу, когда он находил себе пропитание не самого лучшего качества. Когда тело требовало еды, но та вылезала наружу, не задерживаясь в желудке. Вспомнил, как ломило суставы, и ему казалось, что он стал похож на развалину. Он вспомнил свою немощность. Вспомнил жуткие кошмары, приходящие каждую ночь в бреду лириумной ломки. Такой участи не позавидуешь и не пожелаешь даже врагу. Рано или поздно это происходит со всеми храмовниками. С ним это произошло слишком рано, когда его выкинули на улицу. И скольких, подобных ему храмовников, Церковь перемолола в своих жерновах и выплюнула в мир, их не принявший? Сколько несчастных мужчин и женщин так же, как он, побирались на улице лишь потому, что проявили сочувствие к магам? Прекрасная и очень тихая мелодия, будто ей не были интересны проблемы человека, продолжала плескаться на задворках сознания. «Твоих людей питает скверна! По-твоему, такая цена справедлива?» — спросила Солона в его голове. В последнее время голос её всё чаще и чаще звучал в мыслях Самсона, хоть тот и старался от них абстрагироваться. Сопротивляться получалось из рук вон плохо. Магесса была ведьмой, не иначе. Она могла засесть в подкорке черепа, оседая в мозгу навязчивыми размышлениями. Она умела внушать и манипулировать. Но Самсон не хотел верить, что слова её хоть как-то способны пошатнуть его веру в собственные, новые теперь идеалы. Да и что она вообще знает? Что знает эта магесса про справедливую цену? Что она в этом смыслит? Она не жила в трущобах, не побиралась от безысходности, как попрошайка! Она никогда не чувствовала то, что чувствуют храмовники, лишившись лириума, на который их подсадила Церковь под предлогом высшего блага и защиты людей! Он откупорил стеклянный флакончик и выпил всё его содержимое одним большим, жадным глотком. Красный лириум мгновенно придал ему сил. Старший тоже дал ему сил. И Самсон клялся себе, что изменит всё, пока он на это способен. И никто не сможет его в этом переубедить. Даже магесса-манипулятор, запертая в темнице, не разрушит его решимость. Из тяжёлых мыслей его вывел Кэррол, который вошёл в кабинет после разрешения. Кэролл уже полностью изменился. Деформировался в то страшное чудовище, которыми становятся все храмовники, принимающие красный лириум. Он едва смог пройти в дверной проём. — Наши люди заметили их разведчиков в Сарнии, — доложил рыцарь-капитан. — Так убейте их! В чём проблема? — злобно огрызнулся Самсон. — Они хорошо заметают следы, и их не так просто выследить. Некие «Боевые Быки», работающие на Инквизицию, разграбили и уничтожили наш контрабандный путь для поставки красного лириума. — Проложите новый маршрут. — В Изумрудных землях на наши караваны иногда нападают ополченцы. Слишком много рисков. — В ваших жилах течёт сила красного лириума и вы не можете справиться с кучкой жалких оборванцев? Чем занимаются Вольные Граждане? Я же приказал избавиться от Фэрбенкса и его кучки беженцев! — Но у них теперь поддержка Инквизиции. Она добралась и до них. Люди Инквизитора убивают Вольных Граждан, захватывают их аванпосты. Влияние Инквизиции в Изумрудных землях растёт с каждым днём. Самсон сжал руки в кулак и с силой ударил по столу. Кружка с недопитым вином и чернильница испуганно подпрыгнули. — Избавьтесь от них! От всех них! Избавьтесь от влияния Инквизиции на этих землях! И хотя Кэррол внешне выглядел внушительней, чем Самсон, в его глазах мелькнула тень страха. Ему не хотелось злить генерала. — Я займусь этим, сэр. — Так займись немедленно! Кэррол поспешил уйти, но у двери остановился. — И ещё, сэр. Лорд-Искатель передал вам то, что вы просили. Кэролл незамедлительно положил книгу Искателей и, отдав честь, ушёл. Инквизиция, чтоб её демоны пожрали. Чтоб Архидемон на них свалился! Самсон и его люди лишили Инквизицию их Вестницы. Они лишили их Убежища, но нет, Инквизиция, будь она трижды проклята, умудрилась найти в себе силы, чтобы как можно больнее ужалить Самсона в ответ. Когда Самсон пришёл, Амелл ходила по своей камере, разминая ноги. Услышав, что он подошёл к решёткам, Солона остановилась. Она стояла к нему спиной и всем своим видом показывала, что не хочет даже видеть его. Наверно, стоит отправлять прислугу, чтобы впредь они приносили ей еду, а то он слишком низко опустился, чтобы пленнице носить завтраки, при этом ещё и получая дозу ядовитого презрения. Он — генерал армии нового бога в конце концов. Самсон положил поднос на пол и небрежно пнул его в небольшое отверстие под решёткой. — Я тут подумала кое о чём, — произнесла чародейка всё ещё не поворачиваясь к нему лицом. — Ты сказал, что мой Каллен мёртв, — Самсон уловил, как она осеклась, будто поняв, что сболтнула лишнего. Или это была её очередная манипуляция? — Твой Каллен? — усмехнулся Самсон, скрестив руки на груди. — Но почему я должна этому верить? — продолжила Амелл, сделав вид, что не услышала его издёвку. Будто она даже не говорила ничего лишнего. — Вдруг это твоя манипуляция мной? А Каллен на самом деле сейчас занят тем, что разрабатывает план по моему спасению. — Твоё отчаяние достигло той точки кипения, что ты готова верить во всё, лишь бы не признавать обрушившуюся на тебя истину?! Понимаю, — Самсон постарался придать голосу оттенки сочувствия. — Тяжело принять тот факт, что любимых больше нет. Особенно, когда не было возможности с ними проститься. Но твой дорогой Каллен мёртв, прими мои соболезнования. Без тебя Инквизиция просуществовала не долго. Им нужно было место для перегруппировки, нужна была крепость; средства для содержания людей. Король Алистер хоть и пытался помочь, но его подданные…- храмовник выдержал намеренную паузу, — …сама понимаешь. Многим нужен живой герой, а не его мёртвое наследие. А потому Церковь быстро среагировала. Раз ты погибла, то ты не Вестница Андрасте. Не великая Избранная, а значит Инквизиция — еретическая организация. Твой посол смогла выкрутиться из ситуации, не зря же она была вашим дипломатом. Лелиана скрылась в неизвестном направлении, а Каллен… Пф-ф… Храмовник, который предал идеалы Церкви, пошёл против неё и связался с магессой. Им нужен был козёл отпущения. И они его нашли. В твоём Каллене. Её плечи задрожали, но Амелл быстро взяла себя в руки. — Говоришь ты складно, — тихо и медленно произнесла Солона. — Но почему я должна этому верить? — Ты не должна. Ты можешь и дальше думать, что твой Каллен жив-здоров и пытается тебя спасти. Но это будет неправдой. Потом придёт Старший и сделает тебя своей марионеткой. А ты могла бы отомстить Церкви по собственной воле. Ты могла бы сама увидеть, как эти старушки, считающие, что они имеют право распоряжаться чужими судьбами, корчатся от боли. — Тогда смерть Каллена была бы напрасной, — прошептала Амелл. — Позволь спросить, с чего ты вдруг вспомнила про Каллена? — поинтересовался Самсон. — Он мне приснился, — магесса говорила так тихо, что Самсону приходилось прислушиваться. Настолько тихо, словно она говорила уже не с ним, а сама с собой. — Измученный, жаждущий отомстить. Он напомнил мне… — О чём? — Об обещании. — О каком обещании? Ты ничего не должна покойнику. — Я должна его выполнить, — чуть ли не прошептала она, а потом громко добавила. — Я должна подумать над твоими словами по поводу предложения от Старшего. Быть может это я не права. Странно, но после этого разговора Солона охотнее шла на контакт, задумывалась над его словами, соглашалась во многом, а может просто делала вид. Вот только Самсон уже не узнает, о чём она думала. Ведь как гром среди ясного неба, к ним прибыл Старший. И всё взял в свои руки. Иногда, даже находясь на втором этаже в своём кабинете, Самсон слышал, как Амелл кричала от боли.