Не сейчас.

Прошлое — это роскошь, которой мы более не можем себе позволить. П.Хёг "Фрекен Смилла и её чувство снега"

***

Дерьмово мне. Все терзаюсь мыслями, правильно ли я поступил, рассказав Лукасу о Доме. Стоило ли? Не заинтересовал ли я его ещё больше? Наверняка. Несмотря на кажущуюся безалаберность, он тот ещё пытливый ум. До всего бы ему докопаться. Это его главный плюс. Люк много думает, анализирует, рассуждает, ищет ответы, находит иногда. Этим он, собственно, меня и привлёк. Но порою это так раздражает! Ибо в некоторых случаях это не к месту. Вот сейчас например. На кой ему Аляска?! Я, блин, тот ещё идиот. Надо было послать его к черту. Запустить нож в другую ногу. Почему я этого не сделал? Ох. Задним умом все сильны. Что ж, поздно пить Боржоми, когда почки отвалились. Надо в магазин сходить. Отвлечься. Тем более что еда в холодильнике подходит медленно к концу. ***** Стою в очереди. Почти подошёл к кассе. И тут вижу копну рыжих волос и ярко-зелёный пиджак. Подрываюсь, бросаю продукты прям на ленте и бросаюсь за видением, расталкивая локтями очередь. Люди вопят и возмущаются, но мне, признаться, плевать. Когда я вылетаю из очереди, девушки и след простыл. Я в полуобморочном состоянии бегаю между стеллажами, пытаясь отыскать Её. Оббежал весь магазин. Безуспешно. Я бросаюсь на улицу, охранник смотрит на меня ошарашенно. Решает, видимо, вор или нет. Судя по тому, что не бросается за мной, решил, что я безобиден. Мне это на руку. Вылетаю на улицу. Вижу рыжее пятно волос, зелёный пиджак и белые брюки. Бросаюсь вдогонку. За дюжину шагов она оборачивается. Я вижу родное лицо, янтарные глаза. -Король! У меня нет сил говорить что либо . Во-первых, я задыхаюсь, а во-вторых... Что тут можно сказать? Аляска разворачивается, бежит ко мне. Бросается в мои объятия. Я молча сжимаю хрупкие плечи. Слышу рыдания, плечи Аляски дрожат. Я в небольшом ступоре. Не верю, что она умеет плакать. Но правда передо мной. Мало того, что Аляска-холодная, несокрушимая и дикая- рыдает в мою грудь -она гораздо ниже меня-, так она ещё трясётся всем телом и не может успокоиться. Я чувствую, что футболка мокрая. Но мне плевать. Странное зрелище, наверное. Стоят двое рыжих посреди парковки, обнимаются, одна плачет, у второго тоже, кажется, где-то там зарождаются слезы. Я пытаюсь их прогнать, но это очень трудно. У меня не получается. По щекам скатываются крупные капли. В это время Аляска поднимает голову и смотрит на меня. Черт. Но она улыбается, и за её улыбку я готов продать звезды. По щекам размазана тушь, и я подозреваю, что моя белая футболка обзавелась черным пятном. Мелочи. Улыбка оживляет лицо Бескрайней, озаряет его. Несмотря на зареванную мордашку, черные разводы и красные глаза, она выглядит чудесно. -Эй, Рыжий, ты что, плачешь? Судорожный вздох прерывает её слова в самой середине фразы, но она стоически продолжает. Под конец её голос ломается. Но она все же сказала. Сила духа. Я улыбаюсь ей в ответ и пожимаю плечами, мол, как видишь. Руки будто сковало, я все ещё крепко сжимаю тонкую фигурку Аляски. Мне кажется, в Доме она была полнее. Я провожу ладонью по её ключицам. Они сильно выпирают, и мне это не нравится. -Черт возьми, Аляска! Ты совсем что ли не ешь? Теперь её очередь пожимать плечами. Я хмурю брови. Надо куда-то деться. Не стоять же посреди парковки. Но я не знаю куда. Я не представляю общение с Аляской вне Дома. Там были коридоры, подоконники с замурованными окнами, Кофейник, где так скрупулёзно пытались навести темноту, дуб, который укрывал всех желающих от солнца. Это было так недавно и так давно. Наконец, я решаюсь. Подхватываю Аляску на руки и тащу к себе. Идти недалеко, развалиться не успею. Хотя Аляска такая худая, что таскать её можно часами. Я несу её молча, она даже не пыталась сопротивляться. Мне кажется, она вновь плачет где-то у меня на плече. Я вздыхаю. Итак. Мы у меня. Я сгружаю ревущее уже в полный голос тело на диван. Аляска затихает по-тихоньку. Я сажусь рядом, Бескрайняя пододвигается ближе и кладёт голову мне на колени. Я включаю телевизор, выбираю фильм. Останавливаюсь на "Бетховене". Аляске всегда нравился этот фильм, мы смотрели его вместе на DVD в Доме. Она, кстати, притихла. Не знаю, спит ли, или фильм смотрит. Не плачет, и то хорошо. Я перебираю рыжие непослушные пряди длинными пальцами. Аляска судорожно вздыхает. Щенок на экране удирает от кошки. Я сказал бы, что идиллия, но нет. Слишком много времени прошло, в наших жизнях многое случилось. Судя по частому плачу, в жизни рыжей особенно. Но она молчала, не желая делиться чувствами. Я не настаивал. Я знал, что если Аляска пожелает, она расскажет. Если не пожелает... То мне и не надо знать. Через час, наверное, рыжая решила, что пора. -Знаешь, Рыжий? Я скучала. Тогда в Могильнике мне было плохо. Ты и не знаешь, наверное, но тогда я пыталась покончить с собой вновь...- Аляска поднимается и садится у подлокотника, перекинув свои ноги через мои. Я обнимаю её, она продолжает.- Потом, после того, как я ушла, я встретила парня. Его звали Люцифер. Мы были вместе год. И этого было слишком мало. Я хотела бы больше времени для нас. Но не было суждено. Знаешь, он был странный. Будто не от мира сего. Как мы, домовцы. Я принимала его странности и суицидальные наклонности. Он принимал мои странности и суицидальное прошлое. И нам было охуенно вместе. Люцифер,он же падший ангел. Ему не положено веселиться. Моему Люциферу веселость тоже присуща не была. И мне, ты знаешь об этом как никто другой. Но вместе нам действительно было весело. Мы хохотали как сумасшедшие. Я нюхала его кудри. Он засыпал, уткнувшись в рыжее. И черт, это было великолепно. Но... Нельзя принимать чьи-то суицидальные наклонности. Люцифер покончил с собой. Он упал. С моста. Просто сделал шаг вперед и все. Все кончено. Все кончено. Занавес. Последние слова поглотили слезы. Аляска вновь зарыдала. Но в этот раз она плакала в разы тяжелей, если можно так сказать. Если это можно назвать плачем. Она визжала, выла и билась в конвульсиях. Ее выворачивало, как при наркотической ломке. Я не знал, что делать. Попытался стиснуть ее, ограничить в движениях. Сначала она пыталась вырваться, дергала ногами, пыталась брыкаться. Спустя минут пятнадцать безуспешных попыток она притихла. Рыжая уткнулась мне в шею. Я перетащил ее задницу к себе на колени. Так обнимать удобней. Аляска, судя по отсутствию сопротивления, была согласна. Я обхватил руками ее плечи, она же обняла мое левое предплечье и прислонилась головой к темному пятну на футболке, оставленному ей же. Где-то на заднем фоне семейство спасало любимую собаку из лап сумасшедшего ученого. Но на фильм мы давно забили. Аляска всхлипывала, ее трясло, из глаз градом катились слезы. Так мы сидели полчаса как минимум. Фильм успел закончиться. Началась вторая часть. Видимо, марафон Бетховена. Что ж, ладно. Ревущая тушка на моих коленях успокоилась вроде, но иногда судорожные вздохи напоминают о недавней истерике. Я вытянул шею, пытаясь заглянуть ей в лицо. Видно только ее губы. Нижняя прокушена, мне подсказывает это подсыхающая струйка крови. Дыхание окончательно восстановилось, это наталкивает на одну мысль... Я поворачиваю аккуратно ее голову и оказываюсь прав! Аляска спит. Не решаюсь разбудить ее. Пускай спит. Я же погружаюсь в фильм. На часах как-то незаметно стукнуло девять вечера. Я понимаю, что меня дико клонит в сон. Но засыпать на диване сидя не стоит. Завтра можно не разогнуться просто. Одной рукой обхватываю талию Аляски, второй подхватываю ее под бедра и встаю. Доношу спящую Рыжую до своей спальни- сам я решил переночевать на диванчике. Но когда я кладу ее на кровать, она произносит чуть шевеля губами: -Останься, ладно? -Ладно. Но сначала я выуживаю покрывало из-под Аляски, а потом уже ложусь рядом. Она пододвигается ближе, прижимается ко мне. Я обнимаю ее одной рукой и отключаюсь.