Хочешь наказать - получи расплату!

Удобно устроившись на ковре, Дьюк и Энри рассматривали карту тенетской местности, а Бер, как самый продвинутый в магии, со знанием дела разглядывал свежеприобретенный кулон. - Я понял, где здесь проблема, - через какое-то время сообщил он, – тут у четвёртой руны, видите? у мастера сорвалась рука. И над этим знаком что-то вроде косой черты вышло. Наподобие знака временного отрицания. - И что? Ты это можешь исправить? – отозвался Энри. - Нет, после вложения магии в текст уже никто не может. - Ну значит не о чем и говорить, – подытожил Дьюк, – иди сюда, смотри. - Ничего себе – не о чем! Ладно ещё, если только рядом просто народ поотключается, а если ещё какой-нибудь эффект будет? - Например? Цветы вокруг вырастут или зуб мудрости выпадет? - Нет, зубы тут не при чём. Это со сном должно быть связано, с расслаблением, не знаю, с тем, что до сна бывает или после… как- то так. Понимаю, но не могу объяснить. - Вот как сможешь, так и поговорим. – Энри уже надоело обсуждение амулета. - А сейчас давайте подумаем, что и как делать будем. Во-первых, отключать надо не всех, а то без защиты замок оставим. И коней надо тоже, это во-вторых… На этом месте Дьюк перестал вникать в разговор, задумавшись о своем: отец прислал слугу, чтобы тот передал приказ явиться домой. И теперь его раздирали двоякие чувства, с одной стороны хотелось свалить подальше к млядовой матери от этих закидонов Энри, с хлопаньем по заду и щипков за щёчки, а с другой - переться срочно домой, когда снега лошадям по брюхо, охоты не было никакой. Что отец задумал? Вряд ли что-то хорошее для сына, этот себе на уме Ренулет ничего не объяснил, опять, наверно вполуха слушал, зато во все глаза смотрел, как бы чего стянуть, но ослушаться никак невозможно. - Энри, меня отец домой вызывает, Рену сегодня приехал, передал, - наконец сказал Дьюк, - не знаю, когда выехать лучше: сегодня или завтра с утра. Юный маркиз поднял голову от карты, сейчас, когда на нем была рубаха из голубого шелка, обычно серо-зеленые глаза, нестерпимо горели синим. - Завтра лучше, я думаю. Обед уже скоро, а нужно еще собраться в дорогу, у отца отпросить для тебя рейтера, пока то-сё, тебя ночь в дороге застанет. А это срочно? - У него всегда всё срочно. - Да и слуге твоему надо передохнуть, он же только с дороги, старик совсем. - Этот и без нашей заботы передохнёт, тот ещё фрукт, - усмехнулся Дьюк, - только что мне изнамекался весь, что у него тут родичи недалеко живут, и прямо спят и видят, как бы его, сиротинушку увидеть перед его смертью. Только, Энри, между нами, за ним приглядывать нужно, а то, знаешь, мне сдаётся, что он на руку нечист. Скажи Юджу, ладно? Да ещё и пожрать не дурак, так что ваша кухня для него – халявка небесами посланная… - Да не объест он нашу кухню. Хорошие у барона слуги, добросовестные, - засмеялся друг. - Да уж, слуг у нас не так много, чтоб разбрасываться и, по-моему, какие-то дела ещё по молодости проворачивали, доверенное лицо. - Доверенное и ворует? - Не поймали его ещё ни разу, а так скажешь – наговор получится. Просто имей в виду. *** Наутро, еще засветло, Дьюк выехал домой в сопровождении рейтера с длинной черной косой и со странным именем Гжен, который в тройке других охранял их в последнем походе в поисках Белки. После целого дня в седле в мороз и снег, было счастьем окунуться в тепло родного замка, не такого, конечно, крупного как у герцога, но знакомого до малейшего камешка. Отец окинул внимательным взглядом, ни родственных тебе объятий, ни поцелуев, лишь велел переодеться и спускаться к трапезе. Весь ужин сверлил периодически таким взглядом, что Дьюк уже не знал и какие грехи ему вспоминать, и лишь в конце сурово сказал: - Мне нужно поговорить с тобой, Энриет, жди меня в кабинете. И тут же ласково к жене, целуя ручку: - Я отойду ненадолго, дорогая, а ты, если закончила, иди отдыхай. Мачеха, молодая еще женщина, довольно миловидная шатенка, хоть и полноватая на вкус Дьюка, недовольно нахмурилась, поджала губы, но промолчала. Дьюк поплелся в кабинет, вознося мысленно молитву Армидуку, и подозревая, как бы отцово «поговорим» не закончилось розгами, как у Энри не так давно. Отец быстро нагнал его и в кабинет зашли уже вместе. - Присаживайся, Энриет, - кивнул на стул возле стола, сам сел в огромное кресло, сложил «в замок» руки на столе и уставился сверлящим взглядом. – Завтра с утра мы с Линне уезжаем к ее кузену, он живет возле моря, а в ее положении ей сейчас очень полезен морской воздух. Мачеха беременна? Хотя, почему бы и нет – молодая женщина, да и отец хоть куда. - В замке останется управляющий и пара старых слуг. Но тебя я вызвал по другому поводу, - и без перехода, - ты уже лег под маркиза? Дьюк сглотнул, заалев щеками, и опустил глаза. - Понятно, - протянул отец, а голос так и пышет злостью и недовольством, - я тебя для чего к нему пристроил? Ты думаешь, других желающих не было подсунуть своих сыновей в дружки к сыну герцога? Ты, конечно, мой первенец и наследник, да только позволь узнать у тебя, что ты наследовать собираешься? Замок, крохотную деревню да две пасеки? Так ведь и я еще к Реттару не спешу, а если даже так и случится, на все милость богов, то на что ты собираешься обеспечивать мою вдову и своего брата, или дай-то Хиллора, сестру? Да-да, Линне ждет ребенка. Отец замолчал, также пристально глядя на сына. - Смотрю на тебя и думаю, не был бы ты внешне моей точной копией, то засомневался, а мой ли ты вообще ребенок. Я выживаю, как могу, и тебя этому всегда учил, да видно наука не в прок пошла. Не ты первый, не ты последний. Думаешь, мне после Военной академии было легко откосить от участия в военных походах да заварушках на границах? Иногда нужно выбирать, что дороже: жизнь или задница. - Не хочу быть нижним, - пробормотал Дьюк. - Что? – отец демонстративно приложил руку к уху, - зад свой бережешь? Ну-ну, смотри, а то так отхожу кнутом, что подумаешь, что лучше: порка или лечь под Высокого лорда. Не забывай, герцог Дейрех при короле не последний человек, а как раз очень даже наоборот, и если б ты хорошенько ублажал его сынка, то, глядишь, и сам получил бы прибыль какую, может надел земельный или еще что. Не в твоем положении перебирать. Дьюк сидел сам не свой: то краснел, то мертвенно бледнел, не зная, куда деваться. - Короче, - припечатал отец, - к моему возвращению, чтобы с маркизом уже вовсю закрутил, а то пока будешь мычать и бледнеть, твой дружок Беруто тебя опередит. Сложного в соблазнении маркиза ничего нет, он парень молодой, на любой зад польстится, кто окажется первым – тому и повезет. Так что давай там, обжимайся с ним, будто ненароком коснись причинного места, потрись об него, он не дурак, все поймет правильно. Барон Аррох вытащил из стола большую деревянную шкатулку и начал что-то сосредоточенно искать в ней. - Вот, - он выложил на стол небольшой флакон с чуть опалесцирующим содержимым, - специальная смазка с магической составляющей для растяжки, чтоб не больно было, сам себя обработаешь. Пальчиками, пальчиками. Дьюк прикрыл глаза и вжался в стул. - Так, что тут еще, - барон порылся в шкатулке и недовольно рыкнул. - Да что такое опять, здесь же амулет лежал. Не из слуг ли кто покопался? Ну что, за млядова порода! Никому доверять нельзя. Не забыть Рену сказать, пусть в их вещах посмотрит. Кстати, Рысу с собой заберешь, мы уедем, а старик ее не переносит, как пить дать грохнет и скажет, что сбежала. Ну все, иди спать, завтра назад ехать. Не хочу, чтобы ты тут торчал, пока Беруто под маркиза стелется. Пузырек возьми, спасибо ещё мне потом за все скажешь. Парень и не подозревал, что в это же самое время подобному разговору подвергся друг по несчастью Беруто. Полночи и всю обратную дорогу с пригревшейся кошакэ за пазухой, Дьюк раздумывал о многом. О том, например, как похожи они с этим Белкой. Оба должны подчиняться правилам, только вот Дьюк это умеет делать, а деревенскому невеже недоступно понятие субординации. Он сам навлёк на себя гнев юного лорда. И должен быть наказан. И не настолько уж сурова кара! Что страшного произойдёт? Для простого деревенского паренька привлечь внимание сына герцога – огромная удача. А боль в заднице… ну и что, перетерпит, в конце концов, если бы они тогда не одни, а с рейтерами были, то ему бы розгами прилетело бы, если не плетью! Побольнее, наверно, чем это самое в том самом месте! А не захотел извиниться – получи ещё и в рот подарочек! Дьюк, рассматривал обстоятельства со всех сторон и находил всё больше выгод в создавшемся положении. Во-первых, беда отведётся от Бера. Он достоин того, чтобы жить с любимым человеком. Во-вторых, и Дьюку не придётся терпеть унижения. Лучше в рейтеры пойти, чем под кого-то подстилаться. И ничего, сам себе все заработает: и положение, и землю, время еще есть, ему пока только восемнадцать. А в-третьих, всё ведь тогда отлично складывается – они не виноваты, что молодой герцог обратил внимание не на них! Дьюк, успокоенный и повеселевший, и не заметил, как они с Гженом добрались до места назначения. *** Бер, удобно расположившись в кресле у камина, просматривал древнюю книжицу по лечебной и бытовой магии «Для магов юных, пробующих себя в сём искусстве», испещренную дедовыми пометками. Стук в дверь, как и голос дяди, оказались для него полной неожиданностью. - Беруто, сынок, не спишь? - Нет! Заходи. Было странно видеть гордого волевого Тиюра Асхода, Старшего над рейтерами герцога, прячущего глаза и переминающегося с ноги на ногу. Бер аж подскочил к нему: - Дядя, у тебя все в порядке? Случилось что? - Да нет, сынок, просто поговорить с тобой хотел. Ближе Бера у Тиюра никого не было и с момента смерти брата, относился он к племяннику как к сыну, своих-то детей все равно нет. В душу Бера закралось недоброе предчувствие: - Вот как, ну давай поговорим. Дядя присел на стул и, сложив на коленях руки, начал: - Послушай, Беруто, я заметил у тебя с маркизом на лад все идет. Изумленный Бер захлопал глазами: и этот туда же! - Я что сказать хочу, - не дожидаясь ответа, продолжил дядя, - ты, главное, не теряйся, и не бойся ничего. Это очень хорошо, что туон Энриет к тебе неравнодушен. Ты парень привлекательный, маг к тому же, а может вообще, чем Хиллора не шутит – неньо, - шепотом добавил он. - Дядя…, - начал Бер, но тот его тут же перебил. - Погоди, все может быть, а ведь ко всему прочему, ты дворянин, так что, если не младшим мужем, то наложником он тебя точно возьмет. В младшие супруги, конечно, было бы лучше, но король свои виды на таких отпрысков влиятельных людей имеет, так ведь и в наложниках тоже хорошо: младший муж или жена - для престижа и укрепления трона, а наложник - для нежной любви. А что ещё нужно нетитулованному дворянину? Ну, что скажешь, сынок? - Скажу, что мне приятно твое беспокойство, но, - протянул Бер, - мы с Энриетом друзья и я очень надеюсь, остаться ими и дальше. - Так и дружите, - воскликнул дядя, - это ж здорово и вовсе не мешает любить друг друга. - Вот именно, - с жаром сказал Бер, - дружим, о любви я и слова не говорил, - он покраснел и наклонил голову, завесившись волосами, - а хочется именно по любви. - Так что ж это, - недоуменно спросил Тиюр, - ты что ль с младшим Аррохом крутишь? - Что? – вскинулся Бер, - ты с чего… да я… да откуда… да ты что говоришь вообще? - А, ну тогда всё в порядке, – улыбнулся седой воин. – Главное, чтоб вы с Энриетом друг друга уважали, вот всё славно и сложится. Дядя ласково потрепал Беруто за чёрную прядку и вышел. А Бер запоздало подумал: и какого из двоих Энриетов он имел в виду? *** Процесс оформления замка шёл полным ходом: артефакты расставлялись и переставлялись – после очередной отдавленной ноги Дан ушёл к себе, сказав, что для психики нерождённых детей слушать такие выражения крайне вредно; Четвёртая балясина, вырезанная полтора века назад вручную, пала под зубным натиском неугомонного цобакирена – после чего, обрадованную внезапным вниманием к себе, рыжую морду безрезультатно ловили по всему балкону; При активации одной из друз, из неё почему-то вывалился один кристалл, в результате чего в стене образовалась идеально круглая дырка размером с окно и всё бы ничего, но вела она из фехтовального зала прямо в отхожее место, и заложить её не удавалось ни камнями, ни досками, не получалось заслонить занавесками. Под конец вызванному из храмовой мастерской магу удалось закрыть дыру каким-то щитом невидимости, но он всё равно просвечивал, вызывая смущение у особо стеснительных и неприличные комментарии у особо наблюдательных. Маг, недовольно дёргаясь на всех, забрал бракованную друзу, пообещав привезти новую бесплатно. На слове «бесплатно» старый Юдж оживился в надежде ещё и на компенсацию от храма, за испорченную стену, но сам маг от комментариев ловко уклонился, симулируя глухоту и общую недоразвитость. Расставлять артефакты пришлось без Дьюка – его папаша прислал слугу с нижайшей просьбой к его Светлости отпустить сына ненадолго домой, а потом он будет в полном распоряжении туона Энриета. Жаль, Дьюк толковые советы давал. Короче говоря, происшествий было хоть отбавляй и это не считая того, что знаменитый закуток оказался идеальным местом для установки громоздкого артефакта, и теперь страждущие уединения, находили укромные местечки где попало. Особенно часто стала попадать на глаза колоритная троица, состоявшая сплошь из кухонных работников – Энри всегда подозревал, что в поварне оплот сторонников свободной любви. Но к концу недели всё как-то устаканилось. Артефакты были расставлены в полном соответствии с наукой о защите и обороне и отлично активированы. Дыра в стене вдруг затянулась сама, как только привезли новую друзу – Юдж с магом переглянулись, после чего, изумлённый не меньше распорядителя замка, маг сделал вид, что так всё и было задумано, просто мы вам сразу забыли сказать. Цобакирена, умело использующего для пряталок складки местности типа «диван домашний обыкновенный» и «стол обеденный неподъемный», удалось поймать на живца. Роль приманки сыграла невозмутимая серая кошакэ, хладнокровно вылизывающаяся прямо перед оторопевшим от такой наглости бело-рыжим созданием, притворявшимся ковриком под стеллажом с книгами. Тяжеленный стеллаж отъехал от стены, где стоял почти сорок лет, но отъевшийся тыл застрял напрочь, а разобиженная морда не смогла вырваться, когда на неё надевали поводок. На сколько хватит зачарованного кожаного поводка, уже делались ставки. Дядя Бера заранее отпустил часть рейтеров на свадьбу и давно уехал по делам. Сегодня ночью должна была свершиться Месть. *** В заботах проходили дни. А ночи Энри проводил в полувозбуждённом состоянии и ни правая ни левая рука привычного облегчения не давали. Ком снега, свалившийся ему на плечи там, в лесу, словно открыл своим ударом какой-то канал, по которому постоянно текли мысли. Теперь думы о теле, которое он возьмёт по праву, были постоянно. Отец, конечно же, не позволил бы отдрючить хама, но если речь вообще дойдёт до разбирательств – на стороне маркиза закон. Тем более, что взявший силой своего вассала сюзерен (ну ладно, будущий сюзерен) отвечает только за то, что причинил лишнюю физическую боль. Количество боли смерд определял сам и мог наврать с три короба, но у Энри давно созрел план, как избежать обвинений. И продлить удовольствие от мщения. Бессчетное количество раз он представлял себе, как неслышно проскользнёт в дом, найдёт комнату паренька, стянет с него тёплое одеяло, снимет… в чём он там спит? Неважно. Разденет его, проведёт руками по гладкой коже, а она гладкая, он уверен! Жаль, конечно, что наглец не будет видеть, как неотвратимо нависает над ним его господин, как властно он зажмёт в кулаке светло-русые пряди, Энри помнит их, разглядел, перекинутыми через плечо, ещё там, в храме. Только два взгляда и кинул, а мальчишка перед глазами: опрятно свитая, чуть не до пояса коса, нежное лицо, пухлый рот и глаза… вроде зелёные, такие же, как скромные камушки в серёжках, вдетых в аккуратные мочки маленьких ушек. Пел и не знал, что его уже жестоко отымели во всех позах мысленно, а сегодня уже и наяву! Да. Надо взять его жёстко, может даже грубо, оставить на нём множество следов – пусть наутро видят все, что он лежал под кем-то, что принимал всё, что давал ему его любовник, не скроет потерю чести, пусть знает, как смеяться! Главное – не порвать. Тогда и жаловаться не на что. Не избит, не принуждён… и вообще, может сам хотел! Не зря Энриет выспрашивал у Дана о деревенских обычаях, не зря во все уши слушали с ним и друзья, всё продумано, всё предусмотрено, всё должно получиться! Опять этот неутолённый голод, эта сладостная жажда, нетерпение, скорей бы, мляд побери! Не зря Энри во время вынужденного заточения влез в родовые книги – нашёл хитрый лаз из замка, который открывался, только если на плиту перед ним вставал конь. Отвели глаза одному рейтеру, вот вернётся Энри, доложит старшему Асходу, что его подчинённые забывают надевать амулеты, которые не дадут навести на них такие чары! Неслышно выскользнули за действие защитных артефактов – отец зад разукрасит плетью, когда узнает… ха. ЕСЛИ узнает. И время рассчитали правильно. Вышли с обычной поклажей – мечи, припасы (Дьюк вечно подстраховывается), Бер книжонку какую-то старую прихватил (ага, только на морозе и читать) и амулеты, конечно. Даже привал не сделали, всё лошадей подгоняли, Тенеты неблизко. Не деревушка даже, городок небольшой. Спешились, лошадей – в сарай на отшибе, на морды им мешки с овсом и к дому. Дьюк у ворот, Бер у двери, заклинание тепла произнёсли, слабенькое, ну не замёрзнут поди, заклинание обмана зрения - кто точно знает – их увидит, а кто нет – пройдет мимо и ничего не заподозрит, всё, можно в дом. В последний момент Дьюк ловит за рукав, даёт, почему-то смущаясь, флакон со слегка опалесцирующим содержимым, «смазка», шепнул. Энриет кивнул и вошёл. Какое там – комната! Нет у них отдельной комнаты для каждого. В одном большом помещении печь, оттуда свешивается здоровенная рука с узловатыми пальцами и слышится могучий храп. За печью тоже кто-то всхрапывает, и вроде, на два голоса, а вот у окна… Энри потянул с шеи кулон. Дрожащими от перевозбуждения руками установил где нужно, сказал, что надо и никто в доме не проснётся раньше, чем амулет покинет комнату. Почему-то на цыпочках, мягко, как кошакэ, подкрался к кровати у окна. В клубок из двух одеял свернулся, надёжная преграда от сквозняка, но от возмездия не спасёт. Развернул, как подарок, трясущимися руками. В изголовье беличья куртка, та самая, там же небогатая, но добротная верхняя одежда. Неужели голеньким спит? Энриет откинул одеяло. Нет. В рубахе, длинной, просторной, вышитой по вороту, ночной. И не подумав снять её, Энри вытащил клинок из ножен и легко разрезал тонкий лён по шву. Распахнул. Вот ты какой. Изящный, весь пропорциональный, соразмерный. Ступни маленькие, аккуратные, кисти рук тонкие, с просвечивающими жилками, как хорошо всё видно-то при луне и магическом шаре. Дорогое удовольствие, в немалые деньги ты мне встал, мальчик, ну да для такого дела не жалко. Энриет опустил взгляд ниже. Ого. А деревенщина-то за собой ухаживает – все волосы удалены. Кроме косы, конечно. Полурасплетённая, свернулась змейкой у лица. Красивый. Картинка тонкой кисточкой прорисованная. Нежное спящее лицо, бровки, ресницы тёмные, словно наведённые краской. С такого акварели писать именитым художникам, а этот хамец по дубам скачет почём зря, порядочных людей до белого каления доводит. Возбуждение накатило мгновенно. Стоило вспомнить, как крепким снежком в лицо прилетело, насмешки, ну ты попал! Как успел раздеться, Реттар его знает, все нижние штаны мокрые, о, кстати! Энри наклонился с кровати к карману. Флакон, сияющее молочно-голубым вещество на руку и между ног наглецу. Размазал, внутрь немного надо, зажмурился, вспоминая очищающее заклятье и пальцем туда, вглубь, ещё немного смазки, ох какой тесный. И не было никого у Энриета, но он каким-то внутренним чутьём понял – невинный мальчишка, никто ещё его не касался, и от этого ещё сильней прилила кровь к члену, хотя куда уж сильней, и так уже чуть не к животу прижался. Капнул себе на головку, пролил в спешке и нетерпении немного, никогда ещё такого твёрдого стояка не было! Палец вынул и не вспомнил, что вроде как двумя надо растягивать, ноги под коленками подхватил и стал вжимать в спящее тело, входит. Как трудно и почему-то больно немного, но идёт в глубину, проходит, раздвигая девственное, нетронутое никем. Энри застонал от жара, что у парнишки внутри, от своего такого долгожданного первого траха, какой там кулак, теперь невозможно будет дрочить, теперь только так, только так! Энри задвигался в том древнем как мир ритме, что сметает мысли и оставляет только первобытное желание глубже, сильнее, ещё, ещё, остановиться никак невозможно, хоть весь свет сейчас рухни! Открыв, наконец, глаза, маркиз увидел шею и незамеченную ранее беззащитную тёмную родинку на ней и не стало ничего важней, как поцеловать, засосать эту крапинку, оставить след, яркий, яркий как то, что сейчас чувствует Энри. Невмоготу терпеть, тело не подчиняется ему и тут… неясный отзыв, то ли стон, то ли вздох, а внутри у покорённого тела что-то так сжимается, усиливая наслаждение, что-то ритмично сокращается, да он же… он же кончает! Энриет только крикнул «Ааа!» и спустил сам. Дюкк, спасибо тебе за наслаждение, за то, что дал член мужчинам, за то, что сейчас такое блаженство по всем органам и за то, что последние капли вытекают в это полонённое тело, лежащее в объятиях, даря последние сладостные судороги. Как же ты невыносимо чудесно пахнешь, мальчик, впитать в себя, запомнить, не отпускать! Взмокший Энри лежал на Белке, не вынимая и вглядываясь в его лицо, читая на нём всё, что происходило только что. Вот складочка между бровей, морщился, наверно больно было, вот след от слезы, да, входило туго, неразработанное отверстие. Вот губы сладкие, приоткрытые, припухшие, как удержаться и не впиться в них, властно, крепко, собственнически? Энри нашарил под собой член паренька и с удовлетворением кивнул – идеален для его телосложения, но меньше, чем у него. Смотри-ка, а он-то твердеет! Энриет и сам сейчас возбуждался, не успев отойти от одного оргазма, уже начинал свой путь к другому, удачно, что не вышел и, скользя по накатанной дорожке неподсохшей ещё смазки и собственной спермы, продолжил мстить. Какой это раз уже, Энри не помнит. Ноги лежали на плечах и распластывались широко и бесстыдно, Белка лежал на боку и на животе, хоть так и не очень удобно было, Энриет и целовал и оставлял багровые засосы, а на пике удовлетворения оставил немаленькие синяки на хрупких щиколотках. Ох и будет же завтра парнишкиной заднице! Юный герцог нехотя одевался. Закрытый двумя одеялами, со спокойным, каким-то нездешним лицом, Белтиет спал, освещаемый только луной, сильно опустившейся к горизонту. Магический шар недавно погас, но уже и не был особо нужен. Завязывая пелиссон Энри, пропахший Белкой, мельком подумал, что неужели отец хотел, чтобы он делал это с Бером или Дьюком? Ни смуглое жилистое Беруто, ни мощное и грубоватое Дьюка, тело не могло сравнится с этим. И ведь это ещё не всё! Он ещё не один раз и разложит и поимеет. Теперь не уйдёшь. Только дотерпеть до весны, а там... да! Чуть не забыл. Маркиз вернулся, нашарил в кармане записку и, придавив её подсвечником, вышел на улицу. Утром её прочитает отец Бела и разбудит ничего не понимающего сына жестокой пощёчиной: « Весной, в Праздник Помолвок, можешь вымолить у меня разрешение стать моим наложником. Может и возьму, всё-таки я был у тебя первым. Маркиз Энриет Дейрехский.» Ниже приписка: «Только эту бумажку предъяви, а то, боюсь, тебя не вспомню». Дьюк злился. Ну сколько можно? Кому-то хорошо, да ещё так орёт, что у других бугор в штанах, а кто-то на морозе торчит и не двинешься, потому как сразу слетает заклинание Бера. Впрочем, Беру ещё повезло, книжку захватил, заклинания разучивает, увлёкся. Наконец-то! Вверх по склону, лошадей из сарая, сами в седло, домой, домой. - Как прошло? - Отлично. - Красавчик? - Не то слово. Потом расскажу. За смазку спасибо. - Да чего там… - Что это? - Где? - В той стороне, где замок. - Не вижу. - Зарево какое-то. - Не выдумывай. - Нет, Энри, он прав. - Армидук великий!! Над замком Дейрех полыхало зелёно-красное пламя.