Регул - сердце Льва

1447 год

Эдирне был городом-сказкой, городом-мечтой. Цветущие сады, поражающие своими размерами и великолепием фонтаны, певчие птицы в райских садах, предвосхищающие всякие ожидания дворцы. Глядя на всё это цветущее и пахнущее великолепие, Влад хмуро и нехотя признавался сам себе, что эти варвары-турки знают толк в красоте. В родном сердцу Тырговиште не было и на десятую долю так же красиво, как здесь. Раду, перепугав насмерть всех слуг, плакал навзрыд второй день напролёт. Мальчишку не волновало ни то, что их, наконец, освободили из ужасной крепости и позволили приехать в столицу, ни красота здешней архитектуры, ни удивлённо-растерянный взгляд шехзаде Мехмеда. Сын султана уже имел удовольствие видеть младшего валашского принца, когда тот вместе со старшим братом только-только прибыл в Эдирне, отданный своим отцом в добровольный плен. Теперь мальчишка выглядел старше, он сильно вытянулся вверх и почему-то осунулся. Сапфировые глаза стали выделяться на его лице ещё ярче, невольно приковывая к себе взоры всех, кто желал и не желал смотреть на бесстыдно ревущего принца Валахии. - Почему ты плачешь, Раду? – найдя мальчишку в саду, прячущимся в одной из неприметных беседок, по стенам которой вилась дикая роза, скрывая находящегося внутри человека, Мехмед присел с ним рядом, оставаясь при этом на почтительном расстоянии, давая принцу возможность отдышаться и вернуть лицо. Но Раду не спешил успокаиваться: подняв на шехзаде мимолётный взгляд, полный печали и почти осязаемой боли, он вновь уткнулся в свои острые коленки и зарыдал пуще прежнего. Мехмед не смел даже мысленно признаться себе в том, что слёзы этого юнца перепугали его до смерти. - Мирча… И папа… Их больше нет… Я их уже никогда не увижу, - сбивчивый шёпот перемежался с судорожными всхлипами, но мальчик всё же, пересилив себя, ответил на вопрос шехзаде, ибо оставить вопрос сына султана без внимания было бы непростительной дерзостью. - На всё воля Аллаха. Если они ушли в мир иной, значит, так было нужно. Дело живых – скорбеть по ушедшим, смиренно принимая их смерть, - Мехмеду всей душой хотелось утешить маленького принца, что вмиг осиротел и остался почти один на всём белом свете. У шехзаде всегда была огромная семья, множество братьев и сестёр, и потому ему не дано было в полной мере понять ту боль, что разрывала Раду на куски. Но вместо слов утешения у шехзаде вдруг вырвались лишь жестокие и непонятные христианину заветы Корана. - Не знаю, в какого Бога Вы верите, шехзаде, но мой Бог точно не желал им смерти. Иисус милостив, и не было его воли на то, чтобы забрать моих отца и брата в мир иной, - неожиданно слёзы на глазах младшего принца высохли, оставляя лишь глухую злобу плескаться на дне сапфировых озёр. - Я мог бы наказать тебя за дерзость, Раду. Ты знаешь? – у Мехмеда и в мыслях не было обижать беспомощного мальчишку, но тот так отчаянно давал отпор, что желание надавить посильнее, проверяя, насколько хватит строптивого валаха, появлялось само собой. - Меня и без Вас накажут, шехзаде. Влад накажет меня за слёзы, что я посмел показать перед султаном и Вами, - болезненная улыбка выплыла на лицо младшего валашского принца. Раду никогда и никому бы не признался, что боится собственного брата, как огня. Влад с каждым годом становился всё более диким и неуправляемым. Раду был уверен, что его брат медленно, но верно терял рассудок. - Влад и пальцем тебя не тронет – я не позволю. Если он обижает тебя, ты можешь сказать мне, - Мехмед не знал, откуда взялось в нём это желание покровительствовать крохотному белокурому комку горя, скорби и отчаяния, но желание это было настолько велико, что тянуло в груди тяжёлым камнем. Раду в ответ лишь горько усмехнулся, ни на секунду не веря, что даже сам Бог сможет уберечь его от безумства Влада, но тёплые руки шехзаде Мехмеда, по-отечески обнявшие его за плечи, и его тёплое дыхание, зашевелившее волосы на затылке, заставило юного валаха сдаться на волю победителя. Отбросив стыд, мальчишка уткнулся лицом в широкое плечо шехзаде и вновь горько заплакал, пропитывая богато расшитый драгоценными камнями кафтан Мехмеда насквозь своими слезами. Сердце шехзаде болезненно сжималось от того, как отчаянно хватался за него валах своими тонкими, почти прозрачными пальцами, как рекой текли слёзы из сапфировых озёр очей его, как прекрасные губы дрожали от всхлипов и кривились в гримасе боли. Источник и причину этих чувств шехзаде не находил, как ни пытался. Когда же ему удалось, наконец, совладать с собой, несколько раз глубоко вздохнув, юный валах поднялся с насиженного места и, по-королевски выпрямив спину и расправив плечи, почтительно кивнул Мехмеду: - Благодарю Вас за приятную беседу, шехзаде. Надеюсь, Вы не презрите меня после этого. Мехмед мог лишь с приоткрытым ртом смотреть на валашского принца и восхищаться им. Откуда в девятилетнем мальчишке столько стати и мужества? Откуда у него эти повелительно-снисходительные жесты? Откуда в его взгляде столько власти, сколько никогда не было во взгляде владетельного султана Мурада? - Никогда, - прошептал Мехмед одними губами, когда Раду уже скрылся в глубине сада, не имея возможности услышать его ответ.