—
I'm bored of everything we do
But I just keep coming back to you
For one more night
One last goodbye*, — тихо мурлыкала себе под нос Момои, что-то старательно выводя в голубой тетрадке, содержимое которой старательно хранилось в секрете от всей группы. Ну, или должно было бы храниться в секрете, если бы лучший друг Сацуки не был настолько любопытным.
Впрочем, его любопытство тоже оставалось тайной для всех, кроме самой Сацуки.
— Что за песня? — Аомине собирался пройти мимо и в сотый за день раз надавать тумаков бессовестно ошивающемуся у барной стойки (и ещё более бессовестно игнорирующему его, Дайки, преподавательские таланты) Кагами, но, заслышав незнакомую (очень въедливую) мелодию, остановился. С бестолковым Тайгой можно и потом парой совсем не добрых слов перекинуться.
«Она редко поёт не на репетициях или концертах. Случилось что-то хорошее? Тогда… Почему я не в курсе?»
— Да так, довольно популярная сейчас песня, — улыбнулась Сацуки и закрыла тетрадь до того, как Дайки успел разглядеть хоть что-то в её сегодняшних записях.
— Снова пишешь?
— Как видишь.
— Знаешь, кому-нибудь другому могло бы показаться странным, что ты собираешь «досье» на своих коллег.
— Ну, это не совсем досье, просто… наблюдения. Думаешь, это в самом деле странно?
— Не знаю, я-то к твоим закидонам уже привык.
— Помнится, раньше ты благодарен был моему сбору информации, Дай-чан.
— Но мы давно не в школе, Сацуки.
В конце концов, собирая на всех входящих в её «близкий круг» своеобразные досье, Момои каким-то образом умудрилась просмотреть одну очевидную вещь. Дайки этому не удивлён, ведь в средней и старшей школе Момои Сацуки действительно не было равных — во всём, что не касалось отношений.
— Кстати, я слышала, сегодня друг Кагами зайдет.
— Ты про Кисе? Может быть.
«Без разницы».
Разговоры о нём в последнее время наводили тоску в первую очередь тем, что этих разговоров стало как-то слишком много. А во вторую — из-за недвусмысленных намеков Сацуки на то, что её друг детства наконец влюбился.
Влюбиться-то влюбился, но… Не сейчас и уж точно не в парня.
«Кто бы мог подумать…»
Раньше — в максималистично-подростковый период — Аомине казалось, что девушки — это точно не по его части. А сейчас от одной, самой красивой и болезненно близкой, девчонки взгляд отвести не мог.
Время порой меняет людей удивительным образом. Впрочем, возможно дело всегда было только в… Сацки.
— Ты ведь сильно им увлечён?
«Не им, но… Да, сильно».
С Сацуки они были знакомы слишком давно, чтобы она не помнила все те слухи, ходившие об ориентации Дайки в старшей школе, или не догадывалась, сколько в этих слухах было правды. Она вообще всегда была очень догадливой, умной, сообразительной и наблюдательной, но…
Они, в самом деле, были знакомы уже очень давно.
— Кисе Рётой? — Дайки нахмурился и посмотрел на девушку. Секундой позже недоумение сменилось вспышкой неожиданного озарения и несвойственной Аомине догадливостью. — Ты ревнуешь что ли, Сацки?
При ином раскладе Дайки бы, наверное, даже влюбился в него: в другое время, в другом месте… И если бы никогда не был знаком с Сацуки.
— Дай-чан! — возмущённо начала было Момои, но как-то слишком быстро её энтузиазм утих, и, помолчав, она наконец сказала: — Это было бы абсолютно… нормально, Дай-чан. Я же тебя с детства знаю и…
«И всё ещё не видишь очевидного. Как и всегда, в общем-то, как и всегда».
Момои Сацуки вообще была девушкой весьма наблюдательной и прозорливой, подчас видела намного больше обычных людей и многое понимала без всяких слов. И, как свойственно многим талантливым в чём-то людям, с лёгким высокомерием относилась к чужим тайнам и секретам, умудряясь при этом буквально в упор не замечать своих собственных.
Поэтому она точно
знала, что Дайки мог бы всерьёз увлечься Рётой, другом их нового гитариста, время от времени заходящего в клуб или подбадривающего их во время репетиций. Сацуки видела, как менялся Дайки, когда в поле его видимости появлялся один неугомонный, слишком яркий и слишком шумный субъект.
Видела, знала, могла многое понять по одному только взгляду, но…
— Я не гей.
— Но в школе…
В школе ходило множество различных слухов. И отнюдь не все из них были правдивыми.
— Я не гей, Сацки.
— Дай-чан…
— Я всегда по-настоящему любил только тебя. А из тебя, кстати, получилась совершенно никудышная сваха!
— Но… — растерянно произнесла Момои и замолчала, раздумывая, как правильнее поступить в такой ситуации: ответить на неожиданное признание или возмутиться? В голове, как назло, было предательски пусто и не находилось ничего хоть сколько-нибудь подходящего.
Поэтому она просто промолчала. Молчал и Аомине, сам ещё не до конца осознав, что слова — те единственные, самые правильные слова, которые он собирался сказать ей ещё со времен старшей школы, наконец-то прозвучали.
Ну, а дальше… А что дальше?
Он не знал.
Она — тоже.
Потому и молчали теперь оба, старательно замалчивая так некстати пришедшие слова любви.
— Сам ты — никудышная сваха, — после чересчур долгой паузы пробормотала Момои, и Аомине насмешливо оскалился:
— Я никогда и не пытался ею быть.
— У тебя и не получилось бы.
Признание застряло где-то на уровне лёгких и отчего-то — отчего, чёрт возьми? — внезапно стало слишком трудно дышать… слишком больно. И Дайки не знал, кто из них сейчас задыхался сильнее.
***
— Знаешь, Сацки, у Кисе ведь уже есть любимый человек, — со вздохом сказал Аомине, когда вечером они с Момои в очередной раз возвращались домой вместе.
Будто ничего из ряда вон выходящего и не случилось в этот день.
Неважно, что Аомине уже давным-давно жил в противоположной от дома Момои стороне. Провожать её до порога давно вошло в привычку, которую из сердца ни расстояниями, ни временем не вытравить.
— Оу… — озадаченно протянула Сацуки, неловко споткнувшись на ровном месте. — Он с кем-то встречается? А с кем?
— По ходу с нашим бывшим гитаристом…
— С Касамацу Юкио?
— Ага.
— Удивительно…
— Да сам в шоке.
— Мир тесен, однако.
— Не то слово.
Мир полон скрытой иронии и совсем уж явного сарказма. А ещё в этом мире иногда всё-таки случаются чудеса: к примеру, чувства, сама возможность которых совершенно искренне отрицалась долгие годы, однажды могут прорваться и вылезти наружу — тогда, когда ты уже перестаешь об этом мечтать.
Сацуки тихо рассмеялась, тут же спрятав лицо в замотанный по самый нос шарф.
— Ты чего? — покосился на остановившуюся девушку Аомине. Потом сделал вперёд ещё несколько шагов и замер напротив, развернувшись к ней лицом.
Сердце билось, кажется, о сами рёбра, кровоточило и норовило выпрыгнуть из груди прямо в
не протянутые чужие руки. В глазах Сацуки в этот момент отражался абсолютно нереальный (до дрожи прекрасный и манящий) свет.
— Дай-чан, я…
Почти против воли Аомине сделал несколько шагов — и свет в её глазах стал ещё ярче.
— Дай-чан, я тоже тебя!.. Всегда… — пытаясь слиться с окружающим пейзажем и отчаянно краснея, воскликнула Сацуки и замолчала, не в силах больше сказать ни слова.
— Любишь?
— Люблю, — едва слышно, на выдохе. Будто это даже не они говорили, а что-то внутри них — что-то, что было гораздо честнее их самих.
Мгновение — и Дайки крепко сжал подругу в объятиях, кожей чувствуя горячее прерывистое дыхание Сацуки.
— Люблю тебя, Дай-чан! Люблю, люблю, люблю…
… Весь окружающий мир перестал для них существовать. Остались только они вдвоём, прохладный ночной воздух и горячие, в самое сердце поникающие слова.
***
— Эй, Сацки.
Она снова пела, и до Дайки доносился её неожиданно нежный и весёлый голос:
—
I don't wanna feel blue anymore!
Gimme, gimme, gimme anything
But blue, blue, blue, royal Blue
I just wanna know who I'm looking for…
Кажется, Дайки начал привыкать к тому, что теперь Сацуки каждый день пела, и это уже не имело почти ничего общего с репетициями их группы.
— Что, Дай-чан?
— Просто признай уже, ты счастлива, что всё так получилось.
— Да, очень счастлива.
— Тогда заканчивай постоянно про Кисе говорить.
— Ревнуешь?
— Да было бы к кому!
— Ха-ха-ха, иногда ты бываешь очень милым, Дай-чан!
— Вообще не милый.
…
— Но… Я, правда, рада.
— Я тоже.
