Искреннее желание

С утра Назир постучался в комнату Ютаки и позвал: — Ютаки, нам пора к Касыму. Мужчина прислонился спиной к стене и перевел дух. Вчера ему с трудом удалось, ничего не объясняя, спросить с Ульфа пару смежных комнат. Так и Ютаки был спокойней, и голова не болела у Назира. В коридоре появился еще один человек, а вернее, оборотень, судя по тому как на миг его глаза вспыхнули желтым огнем. В руках он нес горшок с небольшим деревцем, похожим на миниатюрную копию дуба. И он так же прислонился к стене рядом с дверью, кивком обозначив приветствие. — Сейчас! — отозвался из комнаты юноша и вышел. Длинные волосы были убраны в странную прическу с помощью купленных вчера заколок. Ютаки чуть нахмурился, упершись взглядом в широкую грудь, чуть щурясь, он медленно поднял взгляд от тяжелого подбородка со щетиной к улыбающимся губам, по носу к странным желто-зеленым глазам и каштановым с золотистым отливом непослушным вьющимся волосам. Оборотень однозначно был красив, агрессивной красотой хищника, загорелый, мускулистый, он был воплощением вольной силы. Ютаки принюхался и опять извинился, давая понять, что узнал его и в человеческой ипостаси: — Простите, что принял вас за обычного волка. — Не стоит извиняться, я напугал вас. К тому же белоснежному голубоглазому коту свойственны некоторые трудности. А это вам, в знак моих извинений, — оборотень протянул Ютаки горшок с деревцем. — Меня зовут Алан. Назир нахмурился. Вот и первый из многих яростных поклонников, и ведь у него все шансы. Несмотря на слова, на неприязнь, природа все равно позовет. — Спасибо! Меня зовут Ютаки. А что это за растение? Я только валериану лекарственную узнать могу с закрытыми глазами, — неловко пошутил юноша, растерянно улыбаясь и забирая горшок. — Это бонсай, маленький дуб, он всегда таким миниатюрным будет. Мой дядя увлекается данным искусством, — пояснил волк, продолжая улыбаться. — Я сегодня тоже помогаю Касыму. Могу я пройти с вами к нему? Назир тоскливо вздохнул и отделился от стены, отходя к окну. Он знал, чего хотел Ютаки — покоя. И как бы не тянуло к нему, он не может за ним ухаживать, не ухаживая. — Да, конечно. Только я его, — Ютаки приподнял дуб, — поставлю. Юноша на минуту вернулся в комнату и, выйдя, позвал: — Назир, пойдем? Как думаешь, там много людей будет? Меня нервируют большие собрания. В отличие от вас, — уже Алану сказал Ютаки, — мы не живем кланами. Юноша ко всем старался быть одинаково внимательным, словно показывая, что он не выбирает, а просто не понимает, почему к нему тянутся. — Не сразу. Людям еще нужно привыкнуть к собственному счастью, обсудить его и уж тогда решиться, — выразил свое мнение Назир. — Но самые отчаянные или рисковые придут сразу. А кто-то и из любопытства. У дома Ульфа и его семьи хорошая репутация. Когда девять лет назад был сильный неурожай, а пшеница померзла, Ульф и его бабка не собирали с деревень налог, поделили запасы еды из своих, а на следующий бесплатно раздали зерно на посев. Так удалось избежать множества смертей, — рассказал Алан, переключая внимание Ютаки на себя. — Зачем только Касыму орехи? — Назир показал на сумку у себя на плече. — Попросил большой мешок, и Хемминг несколько записал. — Этот дикобраз непредсказуем! Может, его на орехи потянуло? — ответил Ютаки вначале Назиру и тут же переключился на Алана. — Значит, доверяя Ульфу, все же придут многие. Я только не понимаю, зачем он разделил по возрастам... Хотя я его вообще не понимаю. Как, думаю, и никто из присутствующих. Беседуя, они подошли к домику садовника, и Ютаки присвистнул. Он указал мужчинам на деревья: — Вот для кого орехи! На деревьях сотнями толпились белки. — Вот зачем ему столько белок? — удивился Ютаки, не замечая пока даже тех шестерых детей и их родителей, что собрались с утра, за полчаса до начала приема. Назиру же показалось, будто все эти белки знают, что у него в сумке, и он поежился, отступая. — Идемте, — Алан поздоровался с пациентами и вошел в дом. — Орехи принес? — спросил Касым у Назира и, получив кивок, пояснил: — Возможно мне понадобятся травы, белки их соберут быстро, но обед тогда с меня. Ютаки, ты помогаешь мне с пациентами, пригласи первых. Когда Ютаки вышел, знахарь пробормотал, что ненавидит болезни духа. В домик с опаской зашла пара женщин с младенцем на руках. — Проблемы с сердцем или легкими, — спокойно сказал травник. — И судя по вашим лицам, вам говорили, что это не вылечить? Положите на стол и снимите с груди пеленки. Одна из женщин устало устроила покряхтывающего младенца и обнажила его грудь. Тот начал капризничать, недовольный прохладой, и вторая мать начала тихо напевать, успокаивая. Назир сел у стены, чтобы не мешать. Алан пристроился рядом. Касым закрыл глаза и положил руку на грудь, затем нахмурился. Отойдя от ребенка, он налил из кувшина воды, влил туда десять капель остро пахнущей настройки и протянул стакан матерям: — Это успокоительное для вас. Вылечить ее можно, но не за один раз. Вам придется приходить сюда еще четыре раза. Выпейте, она будет очень сильно плакать. Алан, вот для таких случаев вы мне и нужны. У вас же, как и у всех оборотней, хорошая реакция? Если вы, не прикасаясь, будете стоять за моей спиной, подхватить успеете, если я отключаюсь? — Конечно, Касым, — переместился оборотень, став второй тенью. Назир забрал у матерей опустевший стакан и предложил им подождать снаружи. — Не туда! Стойте лучше тут, Ютаки с вами побудет. Я лечу при помощи земли. Назир, где ты тут видишь землю? Ту, что в горшке, не предлагай! — развеселился Касым, легко подхватывая девочку и вынося ее из дому. Он положил ребенка на траву, одной рукой коснулся земли, а второй — груди ребенка и, задержав дыхание, начал неспешно подстраиваться под дыхание младенца. Через минуты три ребенок заорал, а Касым стал бледным, губы и вовсе приобрели синеватый оттенок. Алан насторожился, от знахаря запахло болезнью, но берущие силу от земли редки, а их возможности велики непостижимо. Удивительно, что Касым решился на прием, не беря оплаты. Вся знать бы сложила к нему свои богатства. Знахарь выдержал минут десять и отстранился сам, прислонившись к земле лбом переждал, пока она даст достаточно сил. Поднявшись, он подхватил девочку и бодро, словно ничего и не было, пошел в дом и всучил ребенка растерянному Ютаки. Подозвал к себе женщин: — Я себя недооценил, думаю, двух сеансов ей хватит. Ручки уже теплые, не надо больше ее так кутать, но долго плакать пока не давайте. Перед завтрашним приемом не кормите часа два, мне будет проще. Касым покосился на юношу, но тот, опешив изначально от того, что рядом другое человеческое существо, все же освоился с младенцем, и это радовало. Назир улыбнулся, видя, как осторожно и быстро тот оправил пеленки, затем вернул поклонившимся знахарю матерям младенца. Алан вернулся к стене, держась неподалеку от Касыма. Назир пригласил следующих. Вошли старик с жмущимся к ноге мальчиком лет четырех. Очевидно внуком. — Приветствую, господа, — поклонился старик. — Мой внук не говорит. — Но слышит? — спросил Касым и присел, сравниваясь ростом с ребенком, и позвал. — Подойдешь ко мне, маленький. Ребенок прижался к ноге старика плотнее. — Он понимает, но не всегда реагирует. Если и слышит, то, возможно, не все, — старик тоже присел, погладил внука по голове и подтолкнул к Касыму. Мальчик, оглядев всех, остановился взглядом на Ютаки. Юноша улыбнулся ребенку, не зная, что делать. Касым же поднялся, отошел к шкафу и вытащил огромный леденец на палочке, специально тихо позвав ребенка: — Смотри, что у меня есть. Мальчик не среагировал. Знахарь хлопнул дверкой шкафа так, что вздрогнули все, кто был в домике, кроме ребенка. — Он не слышит, просто, видимо, что-то читает по губам. Мальчик подошел к Ютаки и заглянул ему за спину, старик улыбнулся. — Он любит длинные волосы, не знаю почему. У нас в семье у всех короткие, только жена дочкина с косой ходит, но та до лопаток. Скажите, господин знахарь, можно ему как-то помочь? — Угу! Думаю, да! — весело ответил Касым, наблюдая за тем, как Ютаки повернулся к парнишке спиной и чуть присел, даже позволил потрогать волосы. Знахарь подошел сбоку, давая ребенку вначале увидеть себя, потом всучил леденец и, подхватив мальчика, посадил его на окно. Повернув голову ребенка ушком к свету, долго вглядывался, затем попросил Алана: — Подержи его, сейчас у него будет настоящая истерика. Касым порылся на полках, достал тонкую лучину, кончик которой обтянул чистой тканью, и, взяв воды с несколькими каплями растворенной в ней настойки, спросил у деда: — Готов поспорить, что кто-то в семье работает с глиной. Алан, держите голову мальчика ухом к свету. Держите крепко! Дедушка, больно ему не будет, просто процедура для него новая, а объяснить, что сидеть нужно смирно, не выйдет. В незнакомой обстановке мальчик заволновался, и дедушка подошел к нему, придержал ладонями ножки. — Тихо, Ильи, не волнуйся. Да, мы гончары, даже внук работает с глиной и у него хорошо получается, настоящий талант. Он не слышит из-за глины? — Да. Думаю, когда ему было год-полтора, он скатал шарик из глины и засунул в ухо. Ему понравилось, и он повторил процедуру со вторым ухом. Я уже седьмой случай такой встречаю, — Касым накапал несколько капель в ушко. — Нужно минут десять так держать, прежде чем чистить. А потом еще и со вторым так же. Ютаки, может дашь ему свои волосы на растерзание? Мой леденец его явно не впечатляет. Юноша кивнул, подошел и положил шикарные волосы на колени ребенка. Мальчик затих, гладя волосы, что-то заплетая. — Муж у него явно будет с длиннющей шевелюрой! — рассмеялся Касым и приступил к чистке уха, затем настала очередь второго. — У него предсказуемый отит, у меня нет для него капель, но белки соберут травки, и завтра вы сможете получить капли. Он может стать чуть капризным — звуки его пугают. Чаще говорите с ним, и через полгода он сам начнет, — пообещал Касым. — Спасибо вам, — на глазах старика показались слезы. — Он улыбнулся внуку, а тот, собрав ладонями волосы Ютаки, показал деду три маленькие косички. Все тихо рассмеялись. — Хороший парень, теперь с ним все будет в порядке, — порадовался Назир и достал из кармана вырезанную из дерева свистульку и протянул мальчику. Тот взял, кивнув. — Пойдем, белкам орехов дадим, а они мне нужные травы поищут, — тихо сказал мальчику знахарь и, выходя из домика, добавил: — Назир, зовите следующего, мы белок покормим, и я вернусь. Третьим посетителем оказалась женщина с девочками-двойняшками. И Назир понял, почему та пришла с детьми одна. Церковь никогда не помещает две сферы в одно чрево, слишком высока вероятность конфликта их между собой, да и на последнем месяце родитель не сможет ходить. А значит женщина живет с мужчиной в осуждаемом союзе. Но сам Назир относился к таким спокойно. И Алан тоже. Он поздоровался с женщиной и провел ее внутрь, устроив на небольшом диванчике ожидать. Ютаки с любопытством смотрел на девочек, гадая, что привело их мать сюда. Касым зашел и открыто улыбнулся женщине: — Доброе утро. А вас что привело ко мне? — Утро доброе, господа. У младшей болит живот, Хельга тоже говорит о болях, но она часто хочет походить на сестру. Хельга скрестила руки перед собой и насупилась. На вид девочкам было около пяти. — Ясно, давайте осмотрим вначале младшую, а потом и Хельгу. И кто из вас, красавицы, младшая? Кого смотреть в первую очередь? Знахарь присел, смотря на девочек. — Сами скажете или маму спросим? Одна из девочек застенчиво шагнула вперед. — Я младшая, — сказала она. — Меня зовут Иврит, а вас? — Касым, — представился знахарь. — Дай мне свою ручку, Иврит. Взяв ладонь ребенка, Касым закрыл глаза. — Странно. Боль чувствую, а причину понять не могу... Вроде как все нормально. Хотя, — травник нагнулся к ушку девочки и что-то тихо спросил. Иврит ответила: — Позавчера! — Ясно. Извините, уважаемая, чем детей кормите? — улыбаясь спросил Касым. — Да что есть, то и даю. Мясо готовлю, картошку, сладкое все детям только: пирожки, вертунки сахарные, конфеты. Кашу их съесть не уговоришь... — рассказала женщина. — А фрукты и сырые овощи ест только старшая, — сказал Касым. — Итак, с утра каша. Яблоко, груша, да хоть морковка раз в день обязательно. Я сейчас вам дам пузырек мягкого слабительного. Придете домой, дайте девочке. Иврит, если стесняешься, просто подойди к маме и скажи, что тебе нужно лекарство, а то «позавчера» — это непорядок. Хорошо? — Хорошо, — ответила девочка, отступая к сестре. Мама смущенно кивнула и достала макраме — защитная вязь с медными монетами-оберегами. — Пожалуйста, примите, он защитит ваш дом от дурного и близких в нем. — Спасибо вам, — тепло улыбнулся Касым, забирая макраме. Когда женщина вышла, знахарь улыбнулся. — Самое забавное, чем меня благодарили в жизни — это ложка, украденная у меня же. Ютаки рассмеялся, заметно веселея и расслабляясь. Ему нравилось быть нужным, и прикосновения детей не напрягали, не пугали. Юноша сам взял Касыма за запястье, говоря: — Я следующего позову!