Сквозь паутину времени

      — Позвольте вам представить ещё одного гостя. Он прибыл в храм пару месяцев назад, из дальних земель Мизу но Куни. Это — Шингецу Хозуки. Беловолосый юноша, не раскрывая своих глаз, уверенно поднялся со своего места и вежливо поклонился новоприбывшим.       — А это Ха­тикад­зу­кима Ки но Сенджу, младшая дочь Тайхамы Сенджу, главы этого клана, и два её стражника — Мокузай и Кобару.       Мокузай и Кобару сделали глубокий поклон, тогда как маленькой госпоже позволялось лишь слегка склониться, как и Шингецу Хозуки. Они оба были господами, это было заметно не только по одежде, но и по незримым, легко ощущаемым аурам величавости и превосходства.       — Здравствуйте, — проговорила Ха­тикад­зу­кима. Она сильно волновалась и беспокоилась, несмотря на то, что рядом был Моку-сан, который не даст её в обиду.       — Рад с вами познакомиться, Ха­тикад­зу­кима-сама, — дружелюбно ответил ей Шингецу и жестом указал на место справа от себя за столом. — Пожалуйста, разделите вместе со мной эту вечернюю трапезу. Ужинать в одиночку не всегда приятно.       От спокойного и ласкового голоса девочке стало не так боязно перед незнакомым человеком, у которого были такие же белые волосы, как и у неё, и она поспешила занять место рядом с Шингецу. Он даже помог ей удобнее усется, подложив под неё одну из подушек.       Каннуши, седой старик с морщинистым лицом («Как печённое яблоко!» — хихикнув, тихонько заметила Казуки), закивал, радуясь тому, что оба дитя уже начали тихо о чём-то разговаривать, величаво орудуя палочками и передавая друг другу небольшие мисочки с соусами и блюдами.       Делегация Сенджу пробыла в его покоях совсем недолго. Каннуши очень понравилась маленькая госпожа с таким длинным именем. Девочка стеснялась и была молчалива, потому говорил в основном Кобару Сенджу, изредка вставлял своё слово Мокузай. Оба выразили своё почтение и выразили надежду, что их приезд поможет улучшению отношений Сенджу и Хозуки, кому, собственно, и принадлежал такой величавый храм, посвящённый главному богу Мизу но Куни — Рюдзину.       Вообще новость о том, что Лидер Сенджу хочет отправить свою юную дочку в качестве паломника в храм, приятно удивила каннуши. Гости бывали в храме редко, даже из страны Воды приезжали только на праздники.       Едва закончился официальный обмен любезностями, как пришёл послушник от Хозуки Шингецу. Молодой господин, который также удивил своим прибытием на долгий срок каннуши, выразил желание, чтобы гости, кем бы они ни были, ужинали вместе с ним в его домике.       Странная просьба, особенно если учесть, что Сенджу прибыли только несколько часов назад.       — Я думаю, нам лучше оставить их, — проговорил шепотом старичок, чтобы его услышали только охранники Ха­тикад­зу­кимы.       — Оставить?.. — Мокузай метнул взгляд в сторону своей воспитанницы, которая пальчиком указывала на белые волосы молодого господина («Показывать пальцем некрасиво, госпожа», — пронеслось у него в голове). — Я не смею ослушаться приказа своего господина, который велел мне не спускать с его дочери глаз. Вдруг с Ха­тикад­зу­кимой-сама что-нибудь случиться, а меня не будет рядом…       — О-о-о, Мокузай-сан… — Каннуши по-доброму усмехнулся, прищурившись. — Если рядом будет Шингецу-сама, ей не страшен ни один враг. Просто поверьте мне на слово.       Сенджу, всё ещё сомневаясь, взглянул на девочку и юношу, что медленно ужинали. Ему стало не по себе, что теперь в качестве охранника его госпожи останется этот франт из Мизу но Куни, при котором не наблюдалось никого, кто мало-мальски походил бы на телохранителя или стражника. В комнате не было никого, и даже на улице не стояла охрана или что-то вроде защитника.       И он должен доверить частичку своего сердца, любимую госпожу ему? Да у него даже глаза закрыты, как у слепого крота, каким образом он её защитит?! Молитвами призовёт сюда Рюдзина, что ли? Или откроет свои очи, и враги падут перед ним в немом восторге?       Треськ.       Все резко повернули головы в сторону ужинавших господ.       — Ох, прошу простить меня. — Шингецу Хозуки положил на столик сломанные палочки и взял из стаканчика другую пару. — Слишком сильно сжал.       Кобару заметил, как у Мокузая невольно дёрнулась рука в сторону левого плеча, где у него обычно находился в ножнах меч, и мысленно усмехнулся. Наверняка, этот идиот ревнует свою ненаглядную госпожу к этому Хозуки, который занимает у маленькой девочки всё её детское внимание, раньше принадлежавшее Мокузаю.       К Ха­тикад­зу­киме Кобару был равнодушен. Его совершенно не волновала эта маленькая девчонка, обуза для её отца и матери, которая всё надеялась родить Тайхаме ещё одного наследника. Он приехал сюда выполнить порученную ему миссию, а девчушкой пусть занимается этот болван. В конце концов он скоро с ней распрощается.       — Пойдёмте, — снова повторил каннуши и отодвинул сёдзи.       Кобару немедленно вышел на улицу. Мокузай немного задержался, всё ещё поглядывая на Ха­тикад­зу­киму и Шингецу, вздохнул и вышел следом. Каннуши хотел уже выйти, как его остановил голос молодого Хозуки:       — Каннуши-сан, моей гостье очень хочется узнать побольше о морском правителе Рюдзине и осмотреть храм. Я надеюсь, вы сможете показать нам ваши владения?       Ещё одна удивительная вещь. Не каждый паломник хочет слушать легенды о Рюдзине и тем более осматривать большую территорию храма, которая не отличалась большим количеством достопримечательностей, хоть и была невероятно красивой.       — Конечно, господин, — с улыбкой поклонился старик. Его гости нравились ему всё больше. — Если вы желаете. Я смогу уделить вам завтра целый день.       — Шин-кун, ты тоже пойдёшь, да? — спросила Ха­тикад­зу­кима, взглянув на своего нового знакомца.       — Непременно, — кивнул ей Хозуки и обратился к жрецу. — Начнём прямо с утра. Ждите нас у темизуи*. И предупредите сопровождающих Казуки о завтрашней прогулке, чтобы не волновались.       Каннуши снова почтительно склонился и вышел, задвинув за собой сёдзи и оставив двух детей знатных особ вдвоём.       Ха­тикад­зу­кима удивлённо смотрела на Шингецу, который невозмутимо стал пить зелёный чай из глиняного стакана.       — Ты назвал меня Казуки, Шин-кун?.. — едва выговаривая слова, в изумлении спросила девочка.       — В этом нет ничего плохого, верно? — вопросом на вопрос ответил Хозуки, заговорчески улыбаясь. — Тебе очень нравится это короткое и ёмкое имя. И звучит оно красивее, правда?       — Д-да, верно, но… — Я не называла тебе это прозвище! Это наш с Мокузаем секрет!       — Смотри, у тебя чаинка вертикально. — Шингецу указал на плавающий в стаканчике Ха­тикад­зу­кимы чайный стебелёк, который держался на поверхности, подобно поплавку, и вальяжно покачивался, пуская по чайной поверхности круги.       — Есть примета, что это к удаче и счастью.       — Ты веришь в приметы?       — Я не верю, я знаю. — Снова загадочная улыбка. — И я тоже умею хранить секреты, Казуки. Пей, пока не остыл.

***

      Акихиро через силу запихивал в рот грёбаный рис, который он ненавидел с самого детства. Он вообще не понимал, как можно есть эти белые, сваренные зернышки. А рис всё-таки был неотъемлемой частью питания всего клана, и Акихиро не имел права от неё отказываться, потому искренне отпускал молитвы Ками-сама за то, что он иногда посылал дни, когда рис заменяли чем-то другим. Чёрт возьми, если они и дальше продолжать жрать один рис, то рискуют все заболеть Бери-Бери**. Но ты попробуй выскажись по поводу провианта в клане, тебя самого сожрут и не побрезгают.       Он так хотел отказаться от сегодняшней и завтрашней порции риса, причём двигало им не только собственная ненависть к зерновой культуре. Он хотел, чтобы члены его команды были более сыты, ведь голод не тётка, во время миссии ни порадует, ни обрадует! Но тут эта Кохана… Чёрт, надо было швырнуть ей эту миску под ноги. Но Акихиро знал себя. Он этого никогда бы не сделал. Раскидываться едой во время войны, когда с провизией и так было туго, настоящее кощунство. Ничего страшного, терпел все эти дни, вытерпит ещё. Может и в Храме удастся раздобыть хоть какой-нибудь провиант (Только без риса, ради самого Рюдзина, чей храм я собираюсь грабануть!) на обратную дорогу.       Наконец последние остатки были удачно проглочены, и Акихиро с омерзением убрал подальше миску, от которой пахло варенным рисом.       — Больше выпендривался, — подала голос Кохана. Мелкая заноза, накормила его грёбаным невкусным рисом!       — Что ты в этом понимаешь, женщина… — пробубнил Учиха, вытирая губы рукой. Чёрт, теперь она тоже пахнет рисом. Акихиро сделал над собой усилие, чтобы скромный ужин не попёр обратно.       Кохана промолчала. Она стояла невдалеке от него, внимательно оглядывая окружающую местность и прислушиваясь. Акихиро сомневался, что это ей как-то поможет обнаружить врага, которому вздумается пробраться в лагерь, где мирно спали остальные ребята из группы. Если врагу очень сильно этого захочется, он, наверное, сможет. Как случилось и в прошлую ночь.       Его вина. Наверняка, он по неосторожности допустил какую-то брешь в создаваемом барьере, куда не замедлил юркнуть шпион. Но может и не было никакого шпиона? Чужая чакра ощущалась так слабо. И барьер среагировал как-то слишком вяло. Чёрт возьми.       Акихиро взглянул вперёд. Он выбрал хорошее место для наблюдения — вершина высокого холма. Отсюда округа была как на ладони: он мог видеть низину, где спали товарищи, мог видеть далеко вперёд лесистую глушь, где не было никакого движения, а их с Коханой надёжно прикрывала тень деревьев. Они не видны никому, но видят всё.       — Акихиро, что это там?       Учиха молча перевёл загоревшиеся красным глаза в направлении, куда указывала розоволосая девушка.       — Это цель нашего пути. Храм Рюдзина. Я же сказал, что мы подошли совсем близко. Завтра к десяти часам мы уже будем там.       — Что ты планируешь делать? Как мы вытащим эту реликвию? И вообще что это за реликвия?       — Слишком много вопросов для того, кто занимается вправлением костей и зашиванием желудков, — отозвался Акихиро, спиной ощущая, что Кохана прожигает ему спину взглядом. — Хватит пепелить меня, всё равно не получится.       — Послышалось бурчание. — Не бурчи, тебе до этого ещё лет пятьдесят. Хотя начни практику прямо сейчас.       — Ты невозможен, — махнула на него рукой Кохана, чем вызвала у Учихи усмешку. — Как с таким характером можно жить!       — Припеваючи. — Акихиро скользил по всему красным взглядом шарингана.       Сакура решила оставить попытки заговорить с этим невыносимым Учихой и села неподалёку от него, следя за чуть теплящимися угольками костра, вокруг которого, завернувшись в одеяла, спали Фумико, Мадара и Изуна.       Акихиро вовсе не обращал внимание на розоволосого часового. Ему всегда было удобнее молчать и сосредотачиваться на своих мыслях, чем общаться с кем-то ещё. Хотя вот Фумико, например, считала совершенно иначе, потому почти постоянно донимала его всякой не нужной ему болтовнёй. А ему такта не хватало оборвать девушку. В конце концов по прозрачным намёкам отца он должен чаще проводить с ней время. А по ещё более незримым намёкам Акихиро догадался, что их с Фумико отцы, видимо, кое-что решили уже за них.       Учиха кинул взгляд на сидевшую рядом Кохану, которая усиленно моргала глазами, чтобы случайно не уснуть. Что за девчонка? Ещё одна обуза, как и эти два мелких пиндоса. Почему-то отцу было угодно, чтобы эти двое отправились вместе с ним, Фумико и Коханой.       Проверим гениальность этих мальчишек.       Так ли они хороши, как их расхваливают?       Кохана встала и, кажется, сделала попытки взбодриться, походив вдоль деревьев. Но Акихиро точно уловил, как девушка зевнула. И как она на прошлых дежурствах умудрилась не заснуть?       Снова сонное позёвывание, которое она старательно пыталась проглотить в себя.       — Ещё один такой зевок, и твоя челюсть удачно познакомится с землёй.       Кохана не откликнулась. Она остановилась у какого-то дерева, оглядывая тьму в низине холма.       — Иди сюда, хватит там ошиваться. На прошлых дежурствах тоже засыпала, ага?       Розоволосый лекарь его команды подплелась к нему. Зелёные глаза, в темноте казавшиеся мистически-фиолетовыми, глядели по сторонам и делали попытки не закрыться.       — С Фумико и братьями можно было говорить, потому было не так уж скучно… — заметила Кохана, опять присаживаясь рядом с ним. На этот раз гораздо ближе.       — Так вот вы чем на постах занимаетесь. Лясы точите. — Акихиро мрачно хмыкнул.       — По крайней мере спать хочется не так сильно. Тишина усыпляет. — Она поглядывала на него из-под спавшей на лоб чёлки. — Неужели тебе совсем не хочется спать?       — Мои желания отошли на десятый план, как только мы покинули территорию клана. На мне лежит большая ответственность за вас всех, за успешность этой миссии… А в последствии и за успешную войну против чёртовых Сенджу.       — Почему… Почему вы так сильно враждуете? — нерешительно спросила Кохана. Акихиро и без шарингана мог увидеть на её лице странную смесь из любопытства, осторожности и… Воспоминаний?       — Разве это не очевидно? Сенджу и Учихи сильнейшие в Хи но Куни и сражаются за своё существование. Если бы мы сдались, то канули бы в лету, как многие мелкие кланы, бывшие не в состоянии защититься. Сдались бы они — участь была бы точно такой же. Ну и… Влияние на Даймё тоже очень важно.       — Но у меня создаётся такое впечатление, что Сенджу и Учиха сражаются с друг с другом не с целью выжить или обрести власть, а… — Акихиро вздёрнул бровь, взглянув в лицо розоволосой девушки. — А просто потому, что так повелось… Один раз развязав войну, вы не в силах её потушить. Ненависть стала передаваться из поколения в поколение. Сейчас вы уже даже не знаете, зачем и для чего воюете…       — Я знаю, для чего я сражаюсь, — с каким-то вызывающим рычанием прошептал Акихиро. Шаринган опасно сверкнул в ночи. — Я сражаюсь за каждого убитого Учиху. За каждого, кому не повезло попасться в руки Сенджу. За… За своего брата.       Что-то всколыхнулось в его груди. Он давно не вспоминал брата и уже решил, что окончательно забыл и похоронил воспоминания о нём в глубине своей души. Но оказалось, что все они были тут сверху, готовые вынырнуть в любой момент. И такой момент почему-то пришёл именно сейчас, когда рядом сидела Кохана. Розоволосый лекарь.       Своя среди чужих.       Она, видимо, заметила выражение его лица, потому что не решалась больше что-то сказать, за что он готов был с одной стороны поблагодарить её, а с другой закричать, почему она молчит. Воспоминания о брате взбередили душу. И ему хотелось… Поговорить об этом? Рассказать пускай и чужой девчонке о том, что он пережил, когда узнал о смерти младшего, любимого брата?       — Он был ни в чём не виноват. Оказался в ненужное время в неподходящем месте. Он просто хотел помочь и… — Акихиро махнул рукой, сказав этим всё. Он всё-таки решил, что не обратит воспоминания в слова.       — Я никогда не прощу Сенджу то, что сделали. И думаю многие из моего клана согласятся со мной. Каждому есть за кого отомстить. За деда, отца, мать, сестру, брата, друга, человека, который вчера жил напротив твоего дома, а завтра уже лежит в другом доме. В могиле. И после этого ты говоришь, что мы не знаем, зачем воюем?       — Война порождает только новую кровь и новые смерти. Новую ненависть, разве нет? Если мстить за каждого всю жизнь, то этот круг никогда не прервётся и не разомкнётся, — запротестовала Кохана. Акихиро усмехнулся. Она рассуждала как маленькая девчонка.       — Неужели ты никогда не мечтал о чём-то кроме во…       — Скажи, ты теряла когда-нибудь близких? Родных? Друзей? Хотя о чём я говорю… — Учиха одарил розоволосую жёстким взглядом. — Ты даже не знаешь, выходцем какого клана являешься, а я тут распыляюсь про семью и друзей. Тебе никогда не понять этого чувства…       — Ошибаешься. — В её глазах отразилось столько тоски и боли, что Акихиро на какую-то долю секунды пожалел о своих словах. — Я как раз-таки потеряла всё, что у меня было… Абсолютно всё. Даже своё имя.       Кохана опустила руки на колени, и Акихиро уловил судорожный вдох. Пальцы сминали одежду, которую носили все Учиха. Он подумал, что сейчас она, по классике жанра, распустит нюни и в лихорадочных рыданиях будет рассказывать, как она его понимает и скольких она потеряла на своём пути. Но этого не произошло. Ни одна слеза не скатилась по её щеке.       — Но чёрт с именем, плевать на клан… — Который существовал только в её фантазии! — Погибли товарищи, которых… Которых не хватило силы спасти и защитить. — Она подняла свои ладони, с искажённым лицом разглядывая их.       — Твои товарищи? Значит, путешествовала ты не одна?       — Нет, я была вместе с двумя друзьями. Они… Они были словно частью меня. Но поняла я это только тогда, когда уже потеряла их. Я могла их спасти, это моя работа — спасать людей, но там я оказалась настолько бесполезной…       — Ты талантливый лекарь. Это приходится допустить даже мне. — Акихиро положил свою ладонь поверх её. — Но никто не способен вернуть мёртвых назад.       Сакура легонько усмехнулась, зная, что Акихиро сильно ошибается. Создателю Эдо Тенсей сейчас было десять лет. Их можно вернуть. Но разве это будут они? Это будут души в чужих телах. Души, которым будет с каждым днём тяжелее влачить земное существование.       — Теперь мне понятна твоя сумасшедшая заносчивость. Ты просто боишься, что мы умрём.       — Слава тебе, Ками-сама, снизошло на твоё грешное создание озарение. — Акихиро отсалютовал и убрал ладонь с её руки. — И… И я не заносчивый!       — Если начинаешь открывать рот не только по делу, — широко улыбнулась Сакура, заметив, как в темноте на скулах Учихи появился румянец. — Не такой уж ты и скучный…       — Если тебе нечего сказать, лучше молчать. — Акихиро поглядел на неё и добродушно усмехнулся. — К моему сожалению, мне есть что тебе ответить на всю твою болтовню.       — Ты первый начал, — пожала плечами Сакура.       — Да не открой я рот, ты бы стоя заснула у того дерева.       — А этого мы не можем знать наверняка, ты ведь заговорил.       — Что-то у тебя слишком развязался язык, лекарь. Ты где находишься? Как ведёшь себя на посту?       — Ой всё, Капитан-сама, я ухожу! — Харуно театрально вскинула руки, встала, и правда собираясь уходить. Акихиро был отчасти прав, они могли заговориться и не заметить, как с какой-нибудь стороны подойдёт враг.       Акихиро хмыкнул, отворачиваясь в другую сторону, перед этим успев отметить, что чёрная одежда его клана неплохо смотрится на аккуратной фигурке розоволосого лекаря. Он осмотрел округу шаринганом, потом проверил барьеры, которые надежной стеной окружали спящих товарищей. Они все были целы. И барьеры, и товарищи.       — Капитан-сама, врагов не обнаружено!       — Не вопи мне в ухо. Я рискую оглохнуть.       — Ничего страшного, я ведь лекарь. И могу вправлять не только кости. — Кохана усмехнулась. Акихиро невольно усмехнулся ей в ответ. — Могу ещё и языки развязывать.       — Действительно, что-то я слишком разболтался с тобой. Настал твой черёд отвечать на мои вопросы. — Палец Учихи указал на Сакуру. — Ну-с, Лекарь-сама, расскажи мне что-нибудь.       — А что ты хочешь знать? — в ответ спросила Харуно. Внутри неё всё стало напрягаться и сворачиваться в тугой морской узел. Два красных горящих глаза смотрели на неё, заглядывая не только в голову, но и в душу.       Ками-сама, а если он сейчас всё поймёт?..       — Хм… — Алый взор проскользил по всему её телу и задержался на лбу.       — Твоя метка. Этот синий ромбик. Я ни у кого раньше не встречал такого.       — А сам ты как думаешь, что это?.. — спросила Сакура скорее для того, чтобы хоть немного оттянуть время. Никого до сих пор он не интересовал. По крайней мере никто не спрашивал, что это. И она, глупая, не придумала даже, как ответить в такой ситуации.       — У меня есть несколько предположений. — Акихиро не отрывал взгляда от её метки на лбу. — Это может быть как-то связано с твоим кланом. Возможно, что ты даже была из главной ветви своей семьи, отсюда выдающиеся способности лекаря и…       — Ты такой догадливый… — прошептала Кохана, и у Учихи даже мурашки побежали по спине от этого тихого, мягкого голоса. Впервые он замечает за собой такую реакцию на голос девушки.       — Хочешь сказать, что я с первого раза попал в десятку?       — Я уже говорила, что у меня нет семьи в этой Эпохе, — начала Сакура, тщательнейшим образом подбирая слова. — У меня были только друзья, которых убили, а я чудом спаслась. А насчёт клана — если он вообще был — мне рассказывал алхимик, который научил врачевать. Сказал, что эта метка показывает мою принадлежность к очень сильному клану, который уничтожили. Акихиро внимательно глядел на неё, а потом спросил:       — Твой учитель, наверное, был настоящим гением, если его ученица может простой махинацией рук выводить яд из тела?       — Цунаде-сама был очень сильным шиноби… — тихо заметила Харуно. Воспоминания о своей великой наставнице-Хокаге с необузданным, но очень добрым и понимающим характером больно кольнули ей душу. Ведь Цунаде-сама…       — Видимо, и его ты тоже потеряла.       Сакура только кивнула. И это не было ложью. Пятая Хокаге погибла чуть раньше Наруто и Саске, до последнего отдавая чакру через маленькие копии Кацую, чтобы исцелить всех раненных.       — Как же ты оказалась у нас в клане? Я знаю, ты спасла Таджиму-сана от отряда Сенджу, принесла на своих плечах к поместью и вылечила. Но… Как ты, чёрт побери, вышла на него?       Сакура задумалась, мысленно отматывая время к тому моменту, как она незнакомкой и чужачкой объявилась не только в клане Учиха, но и в самой Эпохе Войн.       На шатающихся ногах вышла она к какому-то селению. Она чувствовала, что истощена до предела. Ноги еле несли качающееся во все стороны тело. Кровь товарищей на руках, лице. Она не знала, где она, куда её занесло, кто такие Индра, Ашура, куда подевался весь Альянс и Мадара с Обито. А также она не знала, что в селении её заметили Сенджу, от которых она бросилась прочь, едва увидев выставленные в свою сторону мечи. Кто знает, может им не понравился её цвет волос, а может походка пьяницы, или ещё что-то, но дружелюбия ждать от них не приходилось. Они гнались за ней, пока один не крикнул: «Учиха! Там Учиха, Буцума-сан!» И только тогда они бросили погоню. Видимо, этот Учиха оказался важнее какой-то побитой девчушки.       Тогда уже она отправилась за ними в погоню, медленную, конечно, восстанавливая свою чакру и израненное тело. Потому что они сказали фамилию, которая была ей чертовски знакома из всего в этом грёбанном мире (Гоменасай, временном коридоре)! И выйдя на пыльную дорогу, она нашла того, за кем бросились Сенджу. Герб на спине не вызывал сомнений, что…       - …За Таджимой погнались Сенджу, которые на самом деле преследовали меня, — наконец выдавила из себя Сакура. — Случайно напоролась на них в какой-то захудалой деревушке, а они как повытаскивают катаны и… Сам понимаешь, пришлось дать дёру. Я не была в состоянии отбиться от них…       — Выходит, на Таджиму-сана ты наткнулась, можно сказать, случайно, — кивнул Акихиро. — А потом на вас всё-таки вышли эти мокутонщики.       — Повезло, что они не стали нападать на нас…       — Сенджу хотели забрать тело Таджимы с собой. А ты не позволила им этого сделать.       — Он умирал. Как я могла его оставить?       — Даже за свою жизнь? Они предлагали тебе убежать. А ведь это величайшая щедрость со стороны древней — отпустить свою жертву.       — Даже за свою жизнь. — Кохана стиснула кулаки. — Меня не этому учил Цунаде-сама.       Акихиро вглядывался в её лицо, которое не могли скрыть от него тени леса, в отливающие настоящим нефритом глаза, в розовые — а сейчас красивого медного цвета — волосы, наверняка, очень мягкие и приятные на ощупь.       Какая же в ней скрывалась отвага, всё-таки. Он почувствовал это только сейчас? Или тогда, когда она буквально заставила его съесть ненавистную порцию с ненавистным рисом, над которым так старалась для него Фумико, а всё равно получилась сущая отрава?       А может быть тогда, когда она предстала перед его отцом, Хосуто Учиха, посоветовавшим ему, Акихиро, взять умелого лекаря с собой, ведь миссия предстояла нелёгкая? Хотя Акихиро знал, что это тоже была своеобразная проверка на вшивость маленькой Коханы с необычным даром жрицы.       Но Кохана без возражений согласилась отправиться на сложное задание во благо клана Учиха, это следовало обязательно подчеркнуть. Попросила только время на подготовку, чтобы отдать необходимые распоряжения в госпитале на время своего отсутствия.       Зачем с ним в команду отправили Фумико? Она подающий надежды шиноби, пускай и девушка. Женщин редко встретишь на поле боя, но Фумико рвалась сражаться и много тренировалась. Хотя он не мог сказать, что владение соединёнными цепью двумя кама, его поражало. Девушка была сильна в тайдзюцу, но из ниндзюцу могла создавать только огненный шар, про гендзюцу даже речи не велось с её-то томоэ по одном в каждом глазу. А если не размазывать, то главной причиной было то, что Хосуто хотел, чтобы он чаще проводил время с этой неугомонной и местами капризной девчушкой.       А зачем Мадару и Изуну? Они ведь ещё совсем юнцы, сказал бы кто-нибудь, кто не принадлежал к Учиха. Детей следовало беречь. Но они жили в Эпоху Войн, потому об этом не могло идти и речи. Детей следовало проверять. Если они выживали в экстремальных ситуациях, находили силы отбиваться, сбегать, выполнять задания, значит, они честно заслужили себе место в клане Учиха. Если же нет, что ж, может в следующей жизни. Это было несправедливо, это было отвратительно, но клан не имел права давать слабину. Никогда.       Мадара и Изуна были очень талантливыми даже для своего возраста. Пришло время проверить их таланты на прочность.       Где-то в лесу зачирикал свою ночную песенку зяблик. Первая трель, которую они услышали от птицы за ночь. Значит, уже миновала полночь. Два часа после полуночи, либо два с половиной***. Он и не заметил, как пролетело время за разговорами с лекарем. Оказывается, и правда хороший способ, чтобы не заснуть и не скучать всё это время. А ещё не разговаривать с самим собой у себя в голове.Тут и до шизы какой-нибудь недалеко.       — Кохана, — позвал он её.       Но девушка не отозвалась. Положив голову на колени, она тихонько задремала под переливчатое стрекотание зяблика.       Акихиро вздохнул. Ну вот, помолчал всего десять-пятнадцать минут, а она уже отключилась. Он что, должен один пасти всех врагов в радиусе шести километров? Однако же она так мило спала…       — Кохана… — Он коснулся её щеки костяшками пальцев. Девушка нахмурила бровки и наморщила носик. Чёрт, мила.       — ЛЕКАРЬ, ПОДЪЁМ!!!       Розоволосая девушка мгновенно открыла глаза, вздрогнула, подскочила на месте и с ошалелым, ещё сонным видом взглянула на криво усмехнувшегося Учиху, протягивающего ей свою пустую миску из-под риса.       — Наша вахта окончена. Буди эту троицу спящих и укладывайся. Я пока покараулю здесь.       — Ты чёртов придурок, шаннаро! — выдавила из себя Кохана, возмущенно поднимаясь на ноги и рывком забирая у Акихиро миску, которой (Учиха это точно знал) она очень желала огреть его по тыкве.       — Не придурок, а Капитан-сама, — вкрадчиво заметил Акихиро и отсалютовал. — Шевели ногами, лекарь, пока они тебя держат.       Кохана округлила глаза, недовольно шикнула на него, зардевшись, и начала спускаться в низинку, где уже потухли угли очага и где спали крепким сном товарищи, которым предстояло сейчас вставать на дежурство.