Сквозь паутину времени

      Шингецу Хозуки сам задвинул за своей гостьей сёдзи. Помахал на прощанье беловолосой, как и он сам, девочке рукой и пообещал завтра с ней увидится. Почувствовал сильное недовольство и недоверие этого Сенджу, Мокузая, по отношению к себе, однако же и его одарил спокойной улыбкой. Негоже господину лишний раз показывать смерду его место. Если Сенджу так его невзлюбил с первого взгляда, то это только его дело, Шингецу было абсолютно плевать.       А вот Хатикадзукима ему понравилась даже больше, чем он сам поначалу ожидал. Наверняка, своей прихотью видеть её сейчас же он напугал и её, и двух стражников, но он привык повиноваться желанию своей крови, а попросту говоря интуиции. Он просто понял, что нужно встретиться с этими гостями, кем бы они ни были.       Наверное, своей единственной слабостью он мог назвать маленьких детей. Вот таких невинных, наивных и доверчивых, к которым ещё не налипла противная грязь взрослого мира. Девочка живо интересовалась всем, начала с цвета его волос и закончила его глазами, которые он почти никогда не открывал, потому что не видел в этом необходимости. Малышке он, кстати, ответил так же. У детей был один недостаток: они много болтали и не думали, что и кому говорят, а Шингецу не хотелось, чтобы эти Сенджу хоть что-то о нём узнали. Пусть по-прежнему думают, что он явившейся без охраны зазнавшийся молокосос из знатного клана Хозуки, сильнейшего в Мизу но Куни, который строит из себя могущественного повелителя.       Ненавязчивая идея о поездке в этот клан посетила его старика-отца давненько. Шингецу не мог точно сказать, для чего он нужен в этом Храме, расположенном на континенте так далеко от родных островов, но старика эти мысли не отпускали до тех пор, пока он наконец-то не озвучил их своему сыну.       Очень смутно молодой Хозуки понимал, что это как-то связано с кланом Сенджу, к которым отец ездил по серьёзным делам, и его болезнью. Пускай Шингецу и был старшим сыном, за наследника его не считали и к будущему титулу не готовили. Да и наплевать. Ему не нужны чёртовы заботы о гребаном клане, которому он был нужен как собаке пятая лапа.       В глаза так неожиданно стрельнула молния разъярённой боли, что Хозуки едва не растянулся на ровном месте. Спасибо привычке, выработанной годами, и он удержал равновесие. Ничем не выдав себя и своё состояние, Шингецу позвал одного из послушников храма, которых ему поставил в услужение каннуши, и приказал убрать со стола. Глаза продолжали надрывно саднить, требуя хозяина обратить на них внимание. Молодой господин вышел на террасу, закрыв за собой фусума, и постарался как можно спокойнее упасть на циновку. Не приведи Рюдзин, этот послушник поднимет панику, что господину плохо.       Шингецу, терпеливо перенося боль, поднял ладони к своим глазам. Привыкший к этим ощущениям, будто глаза напополам рассекает что-то чертовски острое и тонкое, как волос, он всё равно чувствовал внутри себя маленькую панику, когда они приходили.       Он открыл глаза. Их снова полоснула волна дикой боли. Вечная тьма разорвалась напополам.       Никто и не догадывается, что на самом деле его мир такой же цветной, как и у всех.       Вереница деревьев. Белые лепестки заторможено-медленно опускаются ему под ноги, будто кто-то тормозил непрерывный бег времени. Его окружает целый вишнёвый сад. Аллея цветущих прекрасных вишнёвых деревьев с лёгким, чудесным ароматом. Он следит, как маленький белый цветок срывается с ветки и замирает в воздухе, будто остановленный чьей-то властной рукой. Останавливается всё. Время замирает.       «Шин-кун. Шин-кун. Ты же не оставишь меня одну, правда?»       Впереди мелькает что-то маленькое, белое и смеющееся. Это ребёнок. Смеётся и машет ему маленькими ладонями, одной из которых зажаты веточки со снежно-белыми вишнёвыми цветами.       Он срывается с места, хочет догнать. Потому что видит, как вишнёвые лепестки становятся красными. С них стекает кровь. А он боится, что и это белое, аккуратное создание, бегущее далеко впереди, запятнает эта грязь. Ведь он уже грязный… Все его одежды чёрного, траурного цвета.       «Казуки? Казуки!»       Лепестки, подгоняемые той же невидимой ему силой, превращаются в белую пелену, будто зимняя вьюга охватывает и его, и исчезающий внутри силуэт. Казуки в белых одеждах.       Всё вокруг бело от обилия кружащих в воздухе белых лепестков. Они закрывают землю, небо, солнечный свет. Он оглядывается, ощущая себя загнанным в угол. Слышит, что кто-то плачет. Поднимает свои руки, с которых тёмными дорожками льётся кровь. Между ладоней зажат сорванный с ветвей вишни цветок. С красивыми розовыми лепестками.       Шингецу судорожно вдыхает в лёгкие воздух, будто выныривает из глубокого тёмного омута, словно задыхающийся человек, хватается за горло. Лихорадочно дышит, прижав рукав своего кимоно ко рту, чтобы его никто не услышал. Глаза снова заволокла проволока чернота, преследовавшая его с самого рождения.       Хозуки непонимающе мотал головой, сгоняя остатки своего видения. Чертовщина. Он перестаёт понимать, что видит. Это видение, пришедшее из ниоткуда, было странным и неясным.       Лепестки вишни и белые деревья он видел и раньше.       Первый раз произошёл дома, прямо во время разговора отца, пытавшегося намекнуть на поездку сына в обитель Повелителя морских просторов с целью исцелить его от этой странной болезни, ведь половина клана считала молодого господина припадочным сумасшедшим. В тот день Шингецу увидел морскую пену, в которой стояли, склонив белые ветви, цветущие вишни, между тонкими стволами которых резвился морской дракон. Здесь всё было предельно понятно. Что-то звало его за морем. Как только видение кончилось, он так решительно стал собираться в путешествие, что отец сначала испугался, что его сын окончательно свихнулся. До этого беловолосый Хозуки наотрез отказывался ехать куда бы то ни было, чтобы лечить свои глаза, и в штыки встречал любого лекаря.       Во второй раз случился уже в Храме, спустя два месяца после его приезда. Шингецу всё это время тщетно пытался отыскать причину, по которой Боги, духи или ещё кто-то сверху призвали его сюда. Даже справлялся относительно вишни — не растёт ли она где-нибудь? Ему ответили, что нет, и Хозуки серьёзно задумался над этой задачей, ключа к которой у него не было. Ни знака, ни намёка, ни видения.       Зато спустя время оно явилось, когда молодой господин уже засыпал. Опять были белые цветущие вишни. Среди них Шингецу заметил продвигавшихся людей с маленькими веерами, которые часто бывают у знатных людей в руках. Он сразу же вспомнил Учиха Ичизоку, живущих в Хи но Куни, совсем недалеко от Храма Рюдзина. Тут же сбросив остатки своего сна, он позвал одного из нескольких приехавших вместе с ним (кто бы пустил его, слепого слабоумного мальчика, одного?) слуг и отправил его в разведку. Всё оказалось верно, Учихи направлялись в сторону святилища морского дракона.       Но… При чём же тут вишнёвые деревья? Если в первый раз он подумал, что вишня может расти рядом с Храмом (где её, собственно, не оказалось, сколько бы он не расспрашивал каннуши), то сейчас откровенно не понимал, что эти лепестки означают?       И вот сейчас. Снова чёртова вишня.       Внезапно Хозуки вспомнил ещё одну деталь. Когда он видел белый вишнёвый сад во второй раз, на одном из Учиха была ветвь с розовыми лепестками. Она была словно пришита к его чёрным одеждам. Но лица Хозуки не видел. Он даже не мог сказать, кто несёт эту ветвь, мужчина или женщина.       Всё-таки стоит вернуться к видению, которое явилось к нему сейчас. Кровь не могла означать ничего хорошего. И этот багровый цвет несли Учиха, это несомненно. И опасность была высока не столько для него, сколько для маленькой Сенджу и её спутников. Слава о великом противостоянии двух кланов, пытавшихся уничтожить друг друга и заполучить единоличную власть и влияние на Даймё, разнеслась далеко за пределы Хи но Куни. Даже старик-каннуши был наслышан о постоянных стычках представителей двух кланов и был обеспокоен, как бы не перенесли поле брани на территорию святилища, однако теперешний приезд Сенджу вселял в него какие-то надежды на покровительство и защиту.       Шингецу знал, что отец хочет заключить что-то вроде союза между Хозуки и Сенджу. Хозуки сильны в техниках воды, что может противостоять огненным элементам Учиха, а Сенджу могут оказать необходимую поддержку при захвате Биджу, ведь владельцы техник Мокутона в этом невероятно хороши. Выгоды были различные. Когда вот этот союз только заключать собираются, остаётся загадкой.       Молодой господин наклонил голову, вслушиваясь в ночное стрекотание кузнечиков.       Казуки, маленькая госпожа Сенджу. Ему не нужно было каких-то способностей («Болезней», — мрачно отозвался разум), чтобы понять, что девочка так же, как и он, лишена родительской поддержки и внимания. Её тоже не воспринимали всерьёз, и скорее всего девочка пригодится им только для того, чтобы посредством брака заключить с каким-нибудь кланом союз или что-то вроде этого. Из неё не сделают шиноби и не научат техникам Мокутона. Старейшины сделают из неё идеальную Ямато-надэсико*, выдадут замуж за того, на кого покажет Лидер, и удачно забудут о беловолосой госпоже. Здесь даже её охранник Мокузай ничего не сможет сделать. Он всего лишь воин, слуга. Он не сможет спасти её от такой участи.       Зато сейчас он может пригодиться. Над Казуки повисла существенная опасность. Учиха безжалостны, они не посмотрят кто перед ним, ребёнок ли, взрослый. Что ж, завтра придётся действовать быстро и держать рядом с собой Дамару и оставшегося горе-охранника Ючи. В конце концов есть Мокузай и ещё один его товарищ. Судя по видению и разведке, Учихи приближаются малой группой.       А что означает белый цвет? Что толковали раньше старейшины, когда наряжали его, как франта, во всякие тряпки? Чистота, невинность, благоразумие. Большего из себя Шингецу выдавить не смог.       И роль этой вишни до сих пор оставалась неясной. Особенно розовый цветок в его ладонях и розовая ветвь, пришитая к одному из Учиха. Это тоже как-то связано? О Рюдзин… Везде была эта вишня, эта…       — Сакура?.. — тихо и недоуменно спрашивает в темноту Шингецу. Ответом ему служит частое, дробное стрекотание зяблика.