***
— Нет, ну вы только взгляните на эту погоду! — негодовал Мадара, зябко кутаясь в чёрный походный плащ, но все старания пригнать таким образом хоть немного тепла к телу не увенчались успехом: плащ и вся одежда вымокли насквозь, и даже пальцы в ботинках как-то странно задубели и не шевелились. — Последний раз я куда-то выхожу из поместья в ливень, Кохана! — Тебя никто не заставлял идти вместе со мной! Мог бы остаться со всеми, я бы преспокойно дошла бы сама! — проворчала в ответ розоволосая девушка, у которой от холода зуб на зуб не попадал. С капюшона и рукавов её плаща ручьями стекала вода, уже давно пропитав собой ткань. — Мне думаешь в радость бродить по лесу? — Чёрт бы побрал этого Тсубасу… — рыкнул Учиха, шлёпая по грязи ботинками. Сакура и сама готова была проклинать старейшину, которому отчего-то ударило в голову отправить разведывательный отряд за пределы поместья, аргументировав это тем, что с границы пришли плохие известия и нужно убедиться, что всё в относительном порядке. Розоволосую целительницу включили в команду из десяти шиноби, сюда же и вошёл Мадара, чему сама девушка была несказанно рада: ей не хотелось оставаться в одиночестве среди этих грозных воинов шарингана. В конце их путешествия выяснилось, что на границе даже птица без спроса не летает, и весь маршрут был проделан напрасно. Мадара недовольно фыркал и ворчал что-то о том, что Тсубасе пора уже отойти от дел и заняться своими детьми, а их предводитель, Вигорото, казалось бы, даже нисколько не расстроился из-за такого марш-броска. Решено было остаться в гарнизоне для того, чтобы убедиться, что всё действительно спокойно, а в поместье отправить двух человек, дабы передать весточку Главе. Вигорото явно не услышал намёков со стороны Тсубасы, когда он говорил о том, как важно всегда иметь в команде лекаря, как необходим он для крепкой обороны границ, ибо сразу же остановил свой выбор на розоволосой Кохане, поручив ей передать свиток с отчётом лично в руки Хосуто. Второй человек, который должен был отправиться домой, выискался быстро. Вигорото не отличался быстрой сообразительностью, зато был довольно наблюдателен, потому спутником Коханы отправил старшего сына Таджимы. — Раз уж вы всю дорогу шли, как приклеенные, то и обратно шуруйте вместе! Вот так они и оказались на полпути от дома в зябком и голом лесочке, на который Ками-сама обрушил поток ледяной воды с неба, как только свинцовое холодное небо стало смеркаться. Плащи довольно скоро промокли насквозь, отчего даже одежда под ними начала пропитываться влагой, неприятно прилипая к телу, и капли воды противно холодили тёплые тела. Да, очень быстро и Сакура, и Мадара озябли, ливень не заканчивался, а ночь тем временем становилась всё ближе и ближе. Наконец Учиха не утерпел и категорически заявил, что раз сегодня они уже не доберутся до дома, то нужно искать ночлег. Девушка и сама была бы рада оказаться в местечке, где есть хотя бы подобие навеса или крыши, да вот только где же взять такое укрытие? Они остановились, тихонько посовещались и решили, что пройдут ещё немного вперёд, пока окончательно ночь не покроет лес, и если не найдётся чего-нибудь получше, чем голые деревья и мокрая земля, то придётся ночевать под открытым небом. — Худо-бедно, но идти куда-то дальше уже невыносимо… — пробормотала Сакура. — Можно было бы идти дальше, но впереди поля, и на них уж точно нигде не спрячешься, — отозвался Мадара. Но Ками-сама, видимо, решил над ними сжалиться. Не прошло и полчаса, как Мадара, склоняясь над мокрыми сучьями, пытался их поджечь с помощью техник Катона, а Кохана раскладывала по мисочкам их скромный ужин — варёные маленькие рыбки с так сильно ненавидимым Акихиро рисом. Вообще Сакуре поначалу сильно надоедало, что основным блюдом на столе являлся рис, но постепенно она уже привыкла к белым варёным зёрнышкам, понимая, что в Эпоху Войн нужно радоваться и тому, что этот рис вообще есть! Они нашли довольно неплохое укрытие от непогоды. Конечно, всё ещё было зябко, сюда забирался противный сквозняк, что шелестел сухой листвой и хвоей на земляном полу, но было довольно сухо, учитывая тот факт, что на улице лило как из ведра. Мадара недовольно шипел и ругался, вновь складывая печати и вызывая из горла поток пламени, который, наконец, своей громадной температурой иссушил влагу и поджёг ветви. В пещерке запахло дымком, горьковатый привкус которого немного ободрил и успокоил Сакуру. Отвратительная погода и мокрая насквозь одежда навевали такую страшную тоску, что не будь рядом ворчащего, как маленький старичок, Мадары, она бы точно рухнула в её тёмные объятия. Тот всё бродил вокруг костра, раздувая его, проклятиями просил «гореть по нормальному и не выпендриваться». Харуно, подтянув к груди колени, с тихой улыбкой наблюдала за мальчуганом. Всё множилось, всё росло в ней ощущение чего-то приятного, что скоро настигнет её и поглотит… «Неужели моя миссия здесь закончится, и я вернусь домой с чистой совестью и незапятнанными руками?» Нет, ерунда. Не прошло и года, как она в Эпохе Войн. Слишком рано для возвращения, слишком мало она успела сделать. Практически ничего не успела. Наконец Мадара угомонился и плюхнулся рядом с розоволосой, всё ещё недовольно морщась и хмурясь. Сакура спросила у него, в чём дело, на что Учиха ответил: — Все наши «дрова». — Он показал в сторону кучки, которую они вдвоём едва насобирали в потёмках, состоящую из толстых веток и вообще какого-то непонятного валежника. — Они очень мокрые. На ночь может этого и хватит, но гореть не будет. — Нам не нужна ночь, — отозвалась девушка, протягивая мальчику его мисочку со скромным ужином. — Пусть разгорается. Мы высушим одежду и ляжем спать. Ночью не стоит привлекать внимание огнями и дымом. Будем дежурить по очереди. А с рассветом двинемся к поместью. Тут недалеко осталось, верно? — Да… — мотнул головой Мадара, остервенело, набрасываясь на еду. В дороге им не выпала возможность перекусить, потому живот по голодному завязывался в противный узелок. Поужинали они в молчании, каждого одолевали собственные размышления. Сакура вспоминала свой дом, оставленных далеко в будущем друзей и родных. Мрачный перестук за стенами их убежища, что представляло собой неглубокую пещерку в глубине холма, на который рухнуло здоровенное дерево, заставлял её грустить и печалиться. Приятное ощущение как-то быстро погасло и провалилось куда-то внутрь, оставив пустоту. Даже еда не могла её порадовать, а ведь и у неё во рту маковой росинки с самого утра не было. Зато Мадара вернул себе доброе расположение духа. Деревянные палочки одиноко торчали из пустой мисочки, на дне которой не осталось ни крошки. Мальчуган щурился от пламени разгоревшегося благодаря его рычаниям костра и понемногу согревался. Их плащи палатками были раскинуты на ветках рядом с огнём и медленно подсыхали. В их маленькой пещерке становилось теплее, и мысли маленького Учихи взлетали в голове, словно эти искорки, и так же мирно гасли. Вот он вспомнил о Рьё и Изуне, и на мгновение показалось, что пахнет маминой готовкой и тем особым запахом, по которому мальчуган всегда угадывал, дома отец или нет. Вспомнил о том, что обещал этому выскочке Акихиро однажды победить его, хотя он никогда не сможет признать полноценной победу над одноруким, каким бы сильным тот ни был. Вспомнил о том, что должен будет по приходу домой заняться тренировкой нескольких техник, которые, несомненно, пригодятся ему в будущем. Вспомнил, что величайшей его мечтой является стать тем, кто приведёт клан к миру и процветанию. Ради своих братьев, живых и погибших, он сделает это. Он способен сделать не только это. Полуприкрытые глаза неожиданно распахнулись. Мадара повернул голову в сторону сидевшей рядом с ним Коханы. Понурив голову, та сгорбившись сверлила пустым взглядом недоеденный ужин. Рыбёшка не тронутой лежала на рисовой подушке. Мальчуган нахмурился, ему не понравилась притихшая целительница. Как-то ему было спокойнее, когда розоволосая говорила и смеялась. К тому же оставить рыбёшку нетронутой, когда они так сильно хотели есть… Совсем ему это не нравится. — Кохана? — Простите меня… Ладонь Учихи, что едва не коснулась спины девушки, замерла. Мадара недоумённо и с каким-то тревожным чувством взглянул на розоволосую. Такая боль отразилась на её лице, такое горе, что ему стало страшно. Конечно, он был ещё молод, во всяком случае, младше Коханы, но подобный взгляд и маску страдания видел редко. Когда-то давно отец выглядел точно так же, переступив порог дома с телом сына на руках. Кого она вспоминала? Кого видела перед собой? Учителя? Друзей? Семью?.. Неожиданно она вздрогнула и посмотрела на него, и скрытая, затаённая ярость сверкнула молниями в её глазах. Мадара должен был признаться, что впервые по-настоящему испугался розоволосого лекаря, который мог не только исцелить, но и уничтожить. Хотя возможно, что он напридумывал себе чёрт знает что, и пламя костра исказило приветливый и заботливый взгляд Коханы, ибо в изумрудные глаза тут же вернулся мягкий ласковый свет. Она приподняла вопросительно брови и спросила, что с его физиономией. Мадара смутился, отдёрнул руку и сконфуженно что-то пробормотал. Однако её тихая мольба о прощении крепко засела у него в голове, будто калённым железом выжгли эти слова в его сознании. Кохана снова вспоминала своих погибших спутников. А он, балбес, уже было решил, что она о них позабыла. Как он мог так думать, ведь его-то погибшие братья по-прежнему жили с ним… Но ведь прошло столько времени, она же живёт с его семьёй, со всеми Учихами вместе, разве можно вспоминать о прошлом?.. Сакура заметила, что у маленького Учихи в голове идёт усиленная работа над каким-то сложным вопросом, решение на который он не мог отыскать, и пожалела, что слишком погрузилась в воспоминания о друзьях и семье. Всё-таки с такими вещами нужно было аккуратнее, Акихиро уже как-то странно на неё поглядывает. Часто ловила она его задумчивый и мрачноватый взгляд, который юноша спешил отвести. Не хватало ещё, чтобы он припёр её к стенке, устроив допрос с пристрастием. В её сказку и так с трудом верят, сейчас просто уже никто об этом не беспокоится… Она поднялась с места, почувствовав, что больше сидеть на месте не может — ноги начали затекать. Рукой она ощупала свой плащ и отметила, что он почти высох. Оставались ещё влажные места, но девушка была уверена, что ещё полчаса-час, и они высохнут. — Я первая останусь на дежурство. — Ты, наверное, очень по ним скучаешь. Оба недоумённо переглянулись. Две фразы прозвучали в унисон, потому никто ничего не разобрал. Сакура улыбнулась, Мадара неловко почесал затылок, явно смущённый. — Извини, я перебила… Ты хотел что-то спросить? — Нет. Ну, то есть да… Но это не важно. Глупость… Розоволосая покачала головой. Если бы на месте Мадары сидел Изуна, ещё можно было бы поверить в такую отговорку: у младшего часто слетала с языка какая-нибудь смешная ерунда. Но у старшего сына Таджимы вряд ли. — Ты что-то сказала о дежурстве? Я остаюсь первый, это не обсуждается! — Учиха поднялся с места, также ощупывая свою верхнюю одежду и с торжеством заявил, что его плащ подсох. — Раз так, то заворачивайся в него и спи, — сурово отозвалась Сакура голосом, не терпящим каких-либо возражений. — После полуночи я тебя разбужу. — Я не согласен, — упёрся Мадара, и розоволосая даже закатила глаза — ну что ещё она могла ожидать от этого мальчишки? — И не надо глаза к небу возводить! — От тебя ничего другого не ожидала даже, — со вздохом отозвалась розоволосая, покачивая головой. — Я тебе слово, а ты в ответ десять. Упираешься и ворчишь, будто тебе столько же, сколько Тсубасе. — Это всё потому, что ты думаешь, что я маленький мальчик, вокруг которого надо прыгать и смотреть, чтобы не споткнулся и не разбил коленки! — огрызнулся Мадара, складывая руки на груди. — Пойми уже! Даже Рьё уже не в том возрасте, чтобы о нём так беспокоились! Я сам способен со всем справиться! — Я знаю это! Я делаю это не ради себя, а… — Девушка запнулась, едва не сказав запретные слова. А ведь минуту назад она только говорила себе, что должна вести себе осторожнее! — Ради них? — подсказал Мадара, прищурив глаза. В них сверкнули отблески огня, чем-то напомнив Сакуре шаринган. — Ради своих друзей? Розоволосая поджала губы, машинально сминая в ладони ткань своего плаща. Она не знала, почему. Считает, что теперь она ответственна за него в какой-то степени? Ведь его будущее напрямую зависит и от её будущего тоже. Его жизнь так тесно переплетается с её судьбой, что она не может не волноваться о нём? Или здесь что-то другое?.. — Ты боишься, что я могу умереть, как твои друзья? — Девушка дёрнула рукой, уязвлённая в самое сердце. Враз всколыхнулись воспоминания о том, что случится через сто лет, хотя на самом деле прошло чуть больше полгода. — Но это не даёт повода тебе обращаться со мной как с ребёнком. — Дело не только в этом, Мадара… — Кохана выпрямилась. — Всё, что было… Все, за кого я могла бояться, беспокоиться… Те, о которых должна была заботиться… Никого из них не осталось. — Она отвела взгляд, разглядывая язычки пламени, что доедали остатки дров. Так же сгорел перед глазами её мир, её Эпоха, которую венчал кровавый конец всему сущему. — Всё погибло, всё исчезло. А сейчас у меня появилось то, что я могу назвать своей семьёй. И я не хочу увидеть, как… Как и вы… «Так вот оно в чём дело. Ты уже сроднилась с кланом убийц и мстителей. Очаровательно. Не прошло и года, Сакура.» — Такую большую семью, как Учихи, не одолеть, — нахмурился Мадара. — Лишнее беспокойство… — Одолеть можно всех, — возразила Сакура, подняв на мальчугана голову. — Нет непобедимых. Это понимают многие, оттого и идут войны. Каждый пытается защитить не столько себя, сколько тех, кто рядом. Что может быть важнее семьи? И я говорю сейчас не только о братьях, сёстрах, родителях… — Мгновение слышался только перестук капель дождя и треск догорающих ветвей. — Я говорю о тех, кто дорог тебе так же, как семья. Взгляд нефритовых в стенах тесного убежища глаз отчего-то глубоко затронул душу Мадары — редко когда Кохана смотрела на него таким взглядом. Она будто старалась донести что-то до него, что-то вложить, что-то поселить в его сердце, голове, чтобы он запомнил это раз и навсегда. Внутри мальчугана что-то шевельнулось, странное предчувствие овладело им. Тогда впервые он ощутил его и, конечно же, не понял, что оно может означать. Только спустя года повзрослевший, возмужавший Учиха Мадара поймёт всё, прижимаясь к холодному мокрому камню лбом, поймёт и сделает возможное и невозможное, чтобы осуществить все свои амбиции и желания и вернуть то, что потерял так глупо.***
Гулкий удар встретившихся рук. Звон и скрежет металла. Болезненные вскрики и напряжённое пыхтение. Томоко, расположившись на терраске, выходящей в сторону лесочка позади их дома, и с улыбкой печали наблюдала за своим младшим сыном, который и так и эдак прыгал вокруг невозмутимого Акихиро, что отбивался от мальчонки единственной рукой. По словам сына главы Рьё делает хорошие успехи для своего возраста, несмотря на то, что он ещё слаб телом. Таджима удовлетворённо кивал и благодарил Акихиро за то, что тот тренирует его сына. Томоко также не могла не гордиться своим маленьким Рьё, но всё-таки её сердце терзала грусть — последний из её сыновей неотвратимо превращается в сурового воина клана Учиха. Это очень почётно иметь троих детей в рядах защитников, но женщина не могла не печалиться о том, как быстро они выросли, как быстро подошла страшная пора, когда с замиранием сердца она будет провожать всех троих на задания и со страшной мукой ожидать их возвращения. Акихиро поймал единственной рукой несущийся к нему кулачок, легко заломил ручонку мальчика и притянул к себе. Затем последовал тихий приговор: — Смерть. Рьё недовольно зафыркал носом, признавая своё поражение. Акихиро, легко усмехнувшись, отпустил его от себя и что-то начал объяснять, взмахивая ладонью и плавно двигая рукой. Видимо, разъяснял ошибки в ударах мальчика. Томоко совсем не нравилось слово, которым Акихиро обычно завершал тренировку. Всегда звучало, как предсказание, как конец всего, что будет зарождаться в жизни её маленького сына. Хоть Акихиро и объяснял ей, что подобной практикой он приучает Рьё к осознанию, что малейшая ошибка, невнимание, недооценка может привести к гибели и провалу задания, женщине каждый раз становилось неуютно. Будто он уже заранее предрёк судьбу её мальчика, который только начинает свой путь. Сзади послышались глухие шаги, и фусума с шорохом отъехал в сторону. — Они уже закончили? Это был Таджима. — Да. Сегодня они тренировались дольше обычного, — отозвалась Томоко, пряча руки в широкие рукава тёплого кимоно. — Хотя на улице довольно холодно. Йокко говорит, зима в этом году будет ранней. — Нашла, кого слушать… — хмыкнул Таджима, скривив губы. — Мнит из себя предсказательницу погоды, а вы и рады слушать. — Говори, что хочешь, — тепло улыбнулась Томоко на ворчание мужа. — Только холодает с каждым днём всё сильнее… Ох! Её плечи тяжёлым объятием обхватили мужские ладони, оставляя на них тёплую накидку, которую Таджима часто надевал, когда на улице подмораживало, как сегодня. Томоко улыбнулась, Таджима же в ответ только усмехнулся. Приятно было осознавать, что спустя столько лет остались те чувства, что вспыхнули между ними в далёкой молодости. — Как твои ноги? — спросил он, выпрямляясь. — День ото дня лучше, — кивнула Томоко, невольно проводя ладонью по лодыжкам. — Ещё передвигаюсь с помощью мальчиков, или держась за стену, но Кохана говорит, что и это скоро пройдёт. — Кохана-Кохана… — Таджима усмехнулся, покачав головой. — Давно ли появилась она в моём доме с полуживым мной… — Она хорошая девушка и очень добрая. Не удивительно, что от её рук исцеляется любая рана. Не может злой и корыстный человек обладать таким даром, не верю я в это… — Сенджу так и скрежещут зубами от зависти, — недобро оскалился мужчина. — Их яды теперь бессильны против нас. Редкий случай, когда умирает кто-нибудь. С Коханой мы стали сильнее. Хосуто-сама очень доволен, что она осталась в нашем клане. А вот Тсубаса его мнения не разделяет… — Отчего же? — Томоко повернула голову к мужу. — Мне казалось, что Фумико сумела изменить его мнение… — Чем старше человек, тем сложнее его изменить, — весомо откликнулся Таджима. — Фумико имеет на отца влияние, но простыми словами ничего не изменишь. К тому же он навсегда запомнил, что случилось с Леном. Больше таких ошибок он не желает повторять. — Я уверена, что он ещё изменит своё мнение, — вздохнула женщина. — Она тоже пережила много чего страшного… Таджима недоумённо вздёрнул бровь. — Кохана что-то рассказывала? — Нет-нет, — помотала головой Томоко. — Я всё увидела в её глазах ещё в тот день… Она закончила с твоей раной и мыла руки. Я о чём-то спросила её, она подняла глаза, и я всё поняла… Пусть Тсубаса сколько хочет измывается над тем, что рассказывала нам Кохана, но я верю ей. Акихиро кивнул чете Учих, махнул Рьё на прощание и скрылся в лесочке. Он редко когда оставался у них в доме после тренировок. Томоко чутким женским сердцем догадывалась, что причина в том, что розоволосый целитель сегодня приготавливает из засушенных с лета трав необходимые снадобья и возвращаться собирается только ближе к вечеру. — Что же ты разглядела в её глазах? — полюбопытствовал Таджима. Рьё, весь перепачканный гнилыми листьями и грязью, что была у него даже на волосах, довольный и весёлый, подбежал к террасе, хвалясь своими результатами. Похвалив сынишку, Томоко велела ему немедленно идти мыться, иначе он рискует заболеть, и тогда тренировки точно придётся отменить. Мальчуган округлил глаза, испугавшись такой перспективы, и поспешил в дом. На улице начал снова накрапывать противный холодный дождик, но и муж, и жена знали, что стоит задвинуть фусума и вся эта мерзлота останется на улице. В доме же их ждал жарко натопленный ирори. Томоко почувствовала, что ноги начинают замерзать, и попросила мужа помочь ей вернуться в дом. Таджима услужливо подал ей руку, приподнял с деревянного пола и, обхватив за талию под плотной тканью тёплого кимоно, осторожно повёл жену к фусума. Томоко старалась как можно меньше опираться на плечо мужа, но переносить вес на ноги было ещё больно, потому женщина, стиснув зубы, терпела неприятные ощущения, не дрогнув ни единым мускулом. Кровь Учиха… — Так что же ты увидела в глазах Коханы? — спросил ещё раз Таджима, заводя жену в тёплую комнату и поспешно задвигая фусума, за которым дождик перерос в настоящий ливень. Томоко взглянула на мужа и ответила: — Страшную муку, которая не сравнится ни с одной болью в мире. Эта мука скручивала в ней всё. В глазах так и плескалось страдание, она с трудом и через силу могла улыбаться и говорить. Конечно, она думала, что хорошо скрывает свои чувства, но я сразу всё поняла. Не знаю, что она видела: смерть ли семьи, друзей или сама была вынуждена убить кого-то, но глаза были пусты. В них была Смерть. Таджима ничего не ответил на это. Тот день, когда ненавистные Сенджу едва его не прикончили, он практически не помнил, а муть перед глазами не позволила ему хорошенько разглядеть лицо своей спасительницы. Да и не до того тогда было. Однако же с женой он не стал спорить. Её отец имел настолько зоркий глаз, что по одному внешнему виду мог вывести весь характер стоящего перед ним человека и это ещё без участия шарингана. Не удивительно, что и Томоко могла видеть нечто подобное в глазах других людей.***
— И как можно быть настолько невнимательным? А ещё самым ловким шиноби клана называется! Второй раз за месяц умудряешься повредить ногу! — Ну что я могу поделать, Кохана-чан? — расплываясь в широкой улыбке, протянул Мичи Учиха, щуря черные глаза от мягкого света, исходившего от окиандона**, что стоял тут же на столе. — Работа шиноби не из самых лёгких, а Сенджу не любят играть в добреньких самураев. Розоволосая только закатила глаза, водя горящими зелёной чакрой ладонями вдоль раскроенной ноги Мичи. Рана оказалась не очень серьёзной (опаснее был осколок, который глубоко засел в плоти), но Мичи*** с такими стонами и завываниями молил немедленно ему помочь, что Сакура уже думала, что от ноги ничего не осталось. Вот же артист! А говорят ещё, что среди Учих не встречается шутников, балагуров, да и вообще слово беспечность никогда нельзя употреблять в сторону этих людей. Но как взглянешь на это улыбающееся от уха до уха лицо, так не поверишь, что этот парень — самый что ни на есть настоящий воин из клана Учиха, прославивший себя не только ловкостью и хитростью, но ещё и беспробудными пьянствами и любви к слабому полу. Но не только развязное и легкомысленное поведение порой отличало его от нахмуренных и мрачных родственников. Если большая часть клана практиковала техники Катона, то Мичи удивлял всех Футоном, который безукоризненно применял в битве. Стихия словно бы подчёркивала, насколько её обладатель неусидчивый, ветреный, беззаботный, но в то же время юркий, быстрый, неуловимый, да и мысли этого отнюдь неглупого шиноби бежали вперёд него самого, будто ураган. Изворотливостью его смекалистого ума даже невольно Сакура восхищалась, ибо чаще других в лазарете гостил именно Мичи. Раз в неделю обязательно у него что-нибудь стрясётся: то руки вывихнет, то нос расшибёт, то палец выбьет, то с отравлением каким-нибудь сляжет. Акихиро часто ворчал, что этот лоботряс только придуривается, отлынивая от работы, и розоволосая частично этому верила. Человек-катастрофа, которому Ками-сама на роду написал переселиться в лазарет, ибо по-другому обилие болячек на голову одного Учихи никак не объяснишь. Впрочем, есть одно объяснение, которое из головы Сакуры не выходило. Акихиро упомянул об этом летом, видимо, от балды, не подумав, какое это окажет на девушку влияние. Один мой товарищ, Мичи, до безумия влюблён в тебя. — Мичи, скажи мне… — Готов рассказать тебе всё, что захочешь, цветочек, — тут же откликнулся шиноби на её слова. — Я же просила не называть меня так! — смущённо пробормотала Сакура, нахмурившись. Когда Мичи в первый раз посмел отпустить подобное прозвище в сторону розоволосого лекаря, то едва не загремел с переломом нижних конечностей в лазарет. Беззаботный Учиха отделался всего лишь несколькими синяками благодаря своей природной вёрткости и решил, что раз первый раз прошёл удачно, то теперь можно остаток жизни называть целителя цветочком. — Это же твоё имя, — усмехался Учиха на просьбы Сакуры прекратить называть её таким детским и несуразным прозвищем. — Как можно на него обижаться? Вот и сейчас Мичи уже открыл было рот, чтобы выдать свою присказку, как прикусил язык от боли — Кохана левой рукой стиснула края его раны, пока правая зелёной чакрой будто сшивала их вместе невидимой нитью. — Ты слишком груба… — Извини, если бы ты был более внимательным, тебе не пришлось бы сидеть здесь и страдать от секундной боли! — отозвалась розоволосая. — Помолчи несколько минут, тут осталось совсем немного… Мичи вынужден был подчиниться и теперь уже добровольно прикусить язык, внимательно следя за тем, как умелые руки творили над его несчастной ногой чудеса. Вообще он с детства не любил всех этих врачей, лекарей, знахарей, непонятно каких шаманов, боялся как огня, и только этим его бедная матушка могла угомонить. Зато сейчас он рад был бы переехать сюда навеки-вечные, ведь хозяйкой этих хором была розоволосая красавица, которая, конечно, не сразу очаровала его ветреное сердце. Да и очарование это отнюдь не походило на то, что чувствовал Мичи обычно. Здесь чувствовалось что-то особенное. И любовью бы он это не назвал, и не влюблённость вовсе, а что-то… — Если тебе не тяжело, можешь подать мне бинты позади себя? Шиноби протянул розоволосой плотные, скрученные рулоном бинты и пронаблюдал, как те же ловкие и умелые руки забинтовали место, где ещё недавно зияла кровавая рана. Цветочные волосы редкими прядками спадали ей на лоб и виски, выбиваясь из-под крепко завязанного на затылке пучка. Никогда не встречалось ему девушек с такими волосами, и где только найти клан такой интересный, откуда эту девчушку выкрали? — Если не хочешь снова оказаться на койке в полуобморочном состоянии, советую не напрягать сильно ногу. — Кохана выпрямилась, обмывая ладони в тазе с водой. — Старайся поменьше шататься где-нибудь. — Скажи об этом чёрту Акихиро… — проворчал Мичи, почесав щёку. — Ни одного дня не может посидеть дома… — Будто ты там сидишь, — усмехнулась девушка. — Птичка на хвосте принесла, что тебя в кабаках соседних видят чаще, чем с мечом в руках… — В следующий раз вырви хвост этой проклятой птице… — обиженно отозвался Мичи, осторожно откидываясь на подушку. — Обижаешь ты меня такими словами. Может, я и пью много, так о воинском долге никогда не забываю! Не наговаривай на меня зазря! — А разве алкоголь не является одним из трёх смертельных врагов шиноби? — лукаво спросила розоволосая. Мичи что-то проворчал в ответ, морща нос, но долго он не мог обижаться, особенно на Кохану. Она уже прибралась на столе, что был несколько минут назад завален окровавленными тряпками, ватой, бинтами и небольшим широким металлическим осколком рядом со странным изогнутым инструментом. Удача часто улыбалась Мичи, особенно в боях и азартных играх, но вот сегодня был один из тех дней, когда ему чертовски не повезло — в бою Сенджу оставил в его ноге половину лезвия танто. Его пытались извлечь после боя Учихи, но осколок так глубоко и крепко застрял в ноге, что было решено доставить его лекарям. С имевшимися у неё средствами розоволосая смогла лишь частично ослабить адскую боль в ноге, потому извлечение осколка происходило почти на живую. Однако Мичи не издал не единого крика, ни один стон не сорвался с его губ. Он только морщился и шипел проклятия, скрипя зубами. От артиста, которого положили на кушетку полтора часа назад и который голосил на всё поместье, не осталось и следа. Серьёзное лицо Мичи могло даже напугать. Девушка ещё раз восхитилась страшнейшей выдержке, которой отличались Учихи, и хладнокровию, с которым они сносили все беды. — В любом случае тебе придётся остаться здесь на какое-то время. — Кохана устало опустилась на стул и усмехнулась. — Здесь ты хотя бы будешь под присмотром, если Акихиро придёт в голову заставить тебя в таком состоянии скакать по веткам в погоне за Сенджу. Мне кажется, что, если бы ты меньше завирался по поводу своих болезней, он более снисходительно относился бы к тебе. — Акихиро? Снисходительно? — Мичи расхохотался. — Да быстрее Учихи заключат мир с Сенджу, чем этот кусок льда расколется… Нет, я ни в коем случае не хочу сказать про него плохо! — Учиха замахал руками, будто бы сдавался кому-то в плен. — Он чертовски умный и сильный парень, даже с одной рукой ему нет равных, но его мелочность меня иногда убивает! — Я совсем не вижу его последнее время, — заметила розоволосая. — Таджима-сан говорит, что он возвращается всегда под утро, отдыхает всего несколько часов и со свежим отрядом снова бросается из дома прочь. Сенджу снова стали слишком активными?.. — Приближается зима, куда им… — усмехнулся парень, мотая головой. — То ли слабее становятся, то ли апатия на них нападает, я тебе точно не скажу, но вот только мы за столько лет заметили, что как наступают холода, Сенджу не лезут на рожон, не выруливают сами из-за поворота, а только защищаются. И как ты видишь, защищаются так, будто их загоняют в угол! — Шиноби указал на свою ногу. — С чем это связано, не знаю… — Тогда почему же Акихиро так рьяно обыскивает округу? — спросила Сакура. — Раз Сенджу так слабы, не лучше бы и Учихам набирать силу?.. — Нужно пользоваться случаем, — весомо заявил Мичи, подняв палец. — Сейчас самое время нам поднасесть на нашего Даймё, дабы тот оставил своей милостью этих древней. Да и вообще пора смещать этого старикашку, от него столько проблем… Но это дело наших политиков — Тсубасы и остальных старейшин! Акихиро же охотится за чем-то другим… И не делай такие глазки, цветочек мой, я всё равно не знаю, зачем! Игривая усмешка на губах заставила Сакуру в смущении насупиться и погрозить весёлому Учихе кулаком. — Я ведь не посмотрю, что ты уже покалеченный, и добавлю… — Ты чертовски милая, когда стесняешься, цветочек! — хихикнул на это беззаботный шиноби. — Не стоит из-за этого обижаться на меня! Я же любя! Розоволосая едва не подпрыгнула на месте от такого признания и только чудом удержала себя от восклицания. Так что, Акихиро, выходит, не шутил, когда сказал, что Мичи… Ками-сама, а Акихиро вообще свойственно шутить, особенно на такие темы?! О Ками, Ками… «Может, хватит себя мучить размышлениями? Не лучше бы спросить у него всё напрямую?» — Мичи, можно я спрошу у тебя одну вещь? — Ах, да! — Шиноби закивал. — Ты же хотела у меня что-то узнать! А я, придурок, перебил тебя своими неуместными шуточками… — Он весело посмеялся, почесав макушку. Невольно и у Сакуры появилась улыбка. — Так что ты хотела узнать? — То, как ты называешь меня… — несмело начала девушка, теребя край опущенного после операции рукава. — То, как ты шутишь со мной… — На лице Мичи отразилось недоумение. — Конечно, ты, наверное, со всеми девушками так общаешься, а я выдумываю невесть что… Но мне хочется узнать… Сзади со свистом раскрылось фусума, и на пороге появилась статная фигура Акихиро. Он был без верхней одежды, однако грязь на обуви свидетельствовала о том, что он только-только вернулся с очередной вылазки. Лицо его было усталым и изнеможённым, под глазами мрачными тенями залегли тёмные круги, да и взгляд у юноши был слишком настороженный и яростный. Однако когда он взглянул на Кохану, что-то в глазах у него потеплело, и он даже слабо усмехнулся. — Как чувствуешь себя, Мичи? Насколько я вижу, отрезать тебе конечность не пришлось. — Так слава Ками, меня вовремя подлатали! — с позитивом откликнулся Мичи, махнув рукой капитану. — Протянули бы ещё несколько минуточек, и не видели бы вы сейчас, Акихиро-сан, своего доброго старого Мичи, оплакивали бы его бренное тело, ведь кто, как ни он, всегда справлялся со своими миссиями, кто, как ни он… — Тебе не в шиноби идти надо было, а в бродячий театр, — беззлобно заметил Акихиро. — Жить будет, я прав, Кохана? — Конечно, будет, куда он денется? — усмехнулась Сакура, поднимаясь. — Через неделю-две от его умирающего вида и следа не останется! — Тем лучше, — кивнул сын Главы и поманил двумя пальцами девушку к себе. — Скорее вставай на ноги. Мне необходимо твоё присутствие в отряде. Отлёживаться будем на том свете. — Вас понял, капитан! — отсалютовал парень и усмехнулся. — Вы не забирайте у меня Кохану надолго, здесь до жути скучно и тоскливо одному… На мгновение в чертах будущего лидера клана что-то недовольно исказилось, тень промелькнула в глазах, всегда таких равнодушных и сосредоточенных. Но это лишь маленькое мгновение, мгновение, которое сразу же кануло в лету. Акихиро привычно усмехнулся. — Я не задержу твоего надзирателя надолго. — Если бы она им была… — загадочно усмехнулся Мичи. — Тебя, как малое дитя, одного не оставишь, — в такой же манере ответила усмешкой розоволосая. — Чем тише за твоей дверью, тем страшнее её открывать. — Её лицо стало серьёзнее. — Тебе лучше поспать после операции. У обезболивающего довольно странный, склоняющий ко сну эффект… — Хоть где-то мне позволят отоспаться… — согласился раненый Учиха. — Пользуйся случаем, потому что потом спуску я тебе не дам. Акихиро вышел, а за ним и Сакура, что задвинула за собой фусума. Оба они прошли в молчании по коридору и вышли на террасу. Сегодня на улице было немного теплее обычного, но противный ветер всё равно забирался под одежду, вызывая не самые приятные ощущения. Учиха накинул на плечи немного высохшую в теплом помещении верхнюю одежду и с какой-то мрачной тоскливостью глядел себе под ноги, храня молчание. Сакура тоже сначала не произносила ни звука, но когда тело невольно начала пробивать дрожь (ведь она не догадалась захватить что-нибудь потеплее), девушка не удержалась и проговорила: — Мне безумно нравится стоять под порывами холодного ветра, Акихиро, но не мог бы ты быстрее переходить к делу? Ты ведь не просто так оторвал меня от работы? Помимо Мичи есть ещё… — Да-да, прости, — оборвал её гневную тираду Учиха, поднимая голову. — Все мысли об одном, я порой перестаю слышать других людей… — У тебя на лице написано, отчего ты глохнешь, — невесело усмехнулась Харуно. — Ты когда последний раз нормально спал? — Мне достаточно того времени, что я затрачиваю на сон и еду, если ты об этом, — сквозь зубы произнёс он, недовольно стрельнув взглядом в сторону чрезмерно заботливой девушки. — И я пришёл поговорить не об этом. — Тогда прежде, чем ты начнёшь, я хочу напомнить тебе, что лежащий пластом человек, страдающий от упадка сил и нервного истощения, ещё никому не приносил пользы, тем более целому клану. — Кохана упёрто встретила направленный на неё взгляд капитана. — А теперь можешь приступать. Надеюсь, ничего серьёзного… Акихиро раздражённо фыркнул, как делал всегда, когда его начинали поучать, но почему-то сейчас его это раздражало не так сильно. Всё-таки забавно, что эта мелкая девчушка с огромнейшими познаниями в медицине пытается его курировать. — Я не думаю, что эту новость можно включить в разряд серьёзных. Скоро нам придётся снова объединиться в одну команду: я, ты, Мадара, Изуна и Фумико. — Надеюсь, мы не будем снова добывать товар для чёрного рынка? — сморщила носик Кохана. — Я, конечно, всё понимаю, деньги откуда-то должны появляться, но не таким же образом! — Пусть законопослушная праведница в тебе успокоится, — усмехнулся на это возмущение Акихиро. — В этот раз кое-что не настолько увлекательное и интересное. Нам нужно будет сопроводить один караван из Казе но Куни. Отец говорит, что товар, который находится там, очень важен для Даймё, хоть старикан этого никогда ни перед кем не покажет. Сама понимаешь, если мы доставим всё в целости и сохранности, это зачтётся нам плюсиком, и наше влияние возрастёт. — Мы дойдём до Казе но Куни? — У розоволосой вспыхнули глаза. — Не ты ли говорил, что в их пустыню лучше не совать носа, иначе лишишься головы? — В связи с ухудшением отношений Даймё нашей страны с Даймё из Мизу но Куни старикашка решил обратить свой взор на соседей, что находятся не за тридевять морей, а прямо вот тут, под боком… — Губы Акихиро исказились в презрительной усмешке. — Мы — богатая страна с обилием ресурсов, Казе но Куни — неплохие союзники против возмущающихся островитян… Не хочу преподавать тебе курс полит экономики, просто скажу, что это очень важно. — На переход с караваном уйдёт несколько месяцев… — с сомнением проговорила девушка, качая головой. — В моё отсутствие может что-нибудь произойти, и моя помощь… — Глава готов пойти на эти жертвы, — вновь оборвал собеседницу Учиха. — Это ради блага клана и всех нас. Каравану угрожают разбойники и те, кто не совсем рад перевозке подобного груза. Так что через полтора месяца мы выдвигаемся в сторону Казе но Куни. Мадару и Изуну я уже предупредил. — Они, наверное, от радости едва не задушили тебя в объятиях… — усмехнулась Кохана, хотя чувство неопределённости и беспокойства её не покидало. — Мадара больше всех рвётся куда-нибудь за пределы страны… С Фумико ты уже разговаривал? — Нет, как раз думал подойти к её отцу, дабы он передал ей. — Акиноро выдохнул. — Тсубаса последнее время злой, как тэнгу, даже говорить с ним не особо хочется. — Почему ты сам не подойдёшь к Фумико? — робко спросила Кохана и невольно поёжилась от холодного ветра. — Ей было бы приятно… Учиха ничего не ответил, нахмурившись. Вот как раз именно по этой причине он и не хотел лишний раз мелькать перед глазами у влюблённой без памяти девушки. Потому что правильно сказала Кохана: он кормит её надеждами на что-то большое, своими руками взращивает в ней чувства вместо того, чтобы искоренять их. Конечно, поздно куда-то отступать, поздно тушить пожар первой влюблённости, но, если Фумико прямо сейчас лоб в лоб задаст мучавший и её, и его вопрос, он ответит ей, что… — Смотри, снег пошёл… Учиха недоумённо моргнул, с усилием выбираясь из паутины своих мыслей, и поднял глаза на слетавшие плотным роем белые пушистые снежинки. Они падали и таяли на грязных мокрых дорогах, таяли от прикосновения с любой поверхностью. — Первый снег… — заметила так же приглушённо Кохана, с какой-то странной улыбкой ловя на ладонь снежинку. — Да, Томоко-сан была права, когда говорила о ранней зиме. — Нет, вряд ли она ранняя. До зимы осталось меньше месяца, так что всё приходит в срок, — покачал головой юноша и пристальным взглядом проводил белую снежинку, что растаяла среди розовых прядей. — У нас в клане был раньше один древний ритуал — юкими*(4). С дедушкой мы часто уходили подальше от поместья и молча любовались, как падал снег… Отец тогда очень возмущался, говорил, что опасно уходить без сопровождения из поместья. Сенджу, как и сейчас, доставляли множество хлопот… — Кстати, о Сенджу… — Сакура стыдилась признаться, что замерзает, как маленький ребёнок, потому изо всех сил сдерживала дрожь в теле. — Мичи говорил, что они зимой чуть ли не в спячку впадают. Ты знаешь, отчего это? Акихиро, который уже было собирался уходить, ведь ему ещё нужно было предупредить Фумико, вдруг повернулся к фусума и отодвинул его в сторону. — Вряд ли ты что-то запомнишь, если будешь трястись, как осиновый лист. Пойдём. Сакура едва не расплакалась от благодарности и молнией забежала в тёплое помещение, тихонько постукивая зубами. Акихиро не удержал насмешливой улыбки и зашёл следом, уже приготовившись объяснять маленькой Кохане как взаимосвязана чакра с окружающей природой, как связаны сами Сенджу с лесом и растительностью, как зимой засыпает лес и «засыпает» чакра древней… Фумико тоскливо всхлипнула, прижимая к губам рукав расшитого нитями кимоно. Исчезающую за задвигающимся фусума однорукую фигуру заволокло слезами, грудь стянуло тугими ремнями, мешая даже дышать. Поспешно подобрав полы своей одежды, она тут побежала к дому, боясь, чтобы её кто-нибудь не заметил здесь. Снежинки таяли в чёрных, как воронье крыло, волосах, таяли на пушистых ресницах, скатываясь маленькими капельками по розовым от мороза щёкам, смешиваясь с солёными дорожками слёз. Он вновь предпочёл ей Кохану.