ID работы: 4299603

Сквозь паутину времени

Гет
NC-17
В процессе
1286
автор
Размер:
планируется Макси, написано 304 страницы, 30 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
1286 Нравится 506 Отзывы 593 В сборник Скачать

I.XXII. Учиха и Сенджу

Настройки текста
      Первые солнечные лучи коснулись спящей земли, над которой молочно-белым покрывалом стелился предрассветный туман. Заблестели крупные капли росы на листьях деревьев и стеблях трав. Где-то за лесом подал голос первый утренний пернатый певец, а за ним пробудились остальные, весело разливаясь в трелях и заглушая своими звонкими голосами песни ночных сородичей.       В поместье ещё спали. Бодрыми оставались только стражники у ворот да дозорные на границах. В такое время не услышишь ни людской возни, ни переговоров, ни толкотни — извечных спутников человеческого общества. Тишина вокруг не давила и не пугала, даже наоборот радовала — когда ещё можно вдоволь наслушаться птичьего пения, которое не обрывает и не заглушает человеческий гам?       Вот и Казуки с тихим блаженством, прикрыв глаза, слушала лесных певцов, медленно шагая по узенькой тропинке между редких деревьев. Сейчас на ней не было тех изящных и роскошных одежд, в которые ей неизменно приходилось одеваться каждый день, дабы соблюдать предписанный этикет. Простое, без всяких изысков кимоно, перевязанное крепким поясом, такие же неприметные штаны да плетённые сандалии — вот и весь наряд Химе клана Сенджу. Раньше она стыдилась даже прикасаться к грубоватой, холщовой ткани, а теперь считала, что нет ничего удобнее её.       Так рано девочка вставала каждый день, за полгода приучив свой организм просыпаться с солнцем и птицами. И каждое утро, глядя из окна своей спальни на разгорающийся рассвет, Сенджу шептала про себя всего четыре слова, которые помогали ей собраться с силами и мыслями, которые придавали уверенности и решительности в том, что все проблемы, какие бы ей не встретились, решатся.       Встанешь пораньше — уйдёшь подальше.       Так говорил Мокузай. Так теперь говорит себе Казуки. Глупо, конечно, банально, по-детски приторно, однако, эти слова — лучшая мотивация из всех.       Дорожка вывела Казуки к залитому золотыми утренними лучами кладбищу. Здесь птичий гомон почти исчез, оставалось только тихое, почтительное напевание, осторожные мелодичные стрекотания, как гимн самой природы по умершим. Наверное, всё живое чувствует, что не стоит беспокоить напрасными и лишними звуками упокоившихся с миром людей.       Казуки прошла мимо рядов серых камней и плит. Под ногами, в сырой земле, лежало немало её соклановцев, которые некогда пришли на эту землю и отдали свои жизни за неё же. Девочка даже вздохнула, на мгновение проникшись духом захоронений. Невольно вспомнились россказни одной няньки, что души после смерти тела не покидают свою семью, они следят за своими потомками, защищают и помогают им. Ещё одна глупость, но стоило девочке подойти к одному из сотен точно таких же монументов, как безумно сильно захотелось, чтобы эта небылица оказалась правдой.       Бледно-серый каменный столбик на широком возвышении. Две строчки, вырезанные в граните и покрытые темной, немного выцветшей краской. Скромная ваза, в которой застыли ирисы, опустив засохшие венчики.       — Здравствуй, Мокузай… — тихо проговорила Казуки, присаживаясь рядом на колени. Ладонью она провела по монументу, смахивая пыль и паутину, которую ловкие пауки всегда успевали сплести за время её отсутствия. — Прости, что так долго не приходила…       Привычными движениями девочка принялась за несложную работу, которую обычно выполняли близкие родственники умерших. Но у Мокузая, как оказалось, не было даже любовницы. Он настолько посвятил себя воинскому долгу, клану, а потом и своей юной госпоже, что совсем не задумывался о браке и семье. Не было никого, кто мог бы навестить могилу, затерявшуюся среди сотни таких же холмиков. Однако это длилось недолго. Погибшего воина навещала та, ради которой он сражался, та, ради которой он не побоялся отдать жизнь.       Казуки ещё раз прошлась рукавом кимоно по монументу, с особенным вниманием обходя иероглифы имени и фамилии. Мысленно отметила про себя, что нужно будет поискать краску, которой подводят на могильных плитах стёршиеся записи. На рукавах осталось несколько пыльных пятен, что ничуть не расстроило беловолосую девочку. Всё равно после тренировки на ней не будет ни одного чистого места.       Засохшие ирисы исчезли в высокой траве, а начинающую зацветать воду Казуки заменила чистой, быстро сбегав с вазой к источнику в конце кладбища. С собой она принесла свежие, срезанные в саду матери цветы, которые дожидались её на краю холодной плиты.       Цветы были те же, что и в прошлые разы — синие ирисы*. Тикоку Сенджу не жалела средств для своего маленького садика, где в изобилии росли различные экзотические растения со всего мира. Казуки краем уха слышала от служанок, что мать родом из земель, которые не отличались красочными и сладко пахнущими цветами, бедная и замёрзшая почва радовала только сухими лишайниками да колючими мхами. Теперь же, став госпожой клана, женщина могла позволить себе любоваться красотами флоры со всех концов континента. Цветов было великое множество, на любой вкус, но девочка всегда срезала только ирисы.       — Вот, теперь тебе будет не так грустно, правда? — с грустной улыбкой обратилась к монументу Казуки, поставив небольшой букетик в вазу. — Я помню, ты их очень любил и часто выращивал прямо из ладоней. Это было невероятно…       Беловолосая девочка тяжело вздохнула, снова присев на влажную от росы траву. Она искренне верила, что Мокузай её слышит, где бы ни находился. Под землёй, на небесах, в аду, в раю — он слышит её, видит и, наверное, очень рад, что его не забывают.       Хоть бы это было так! Совсем не важно, что он не отвечает! Какая ерунда! Мокузай часто ей говорил, что всегда находится рядом с ней. Раньше эти слова вызывали у Казуки недоумение и недоверие, такого ведь просто быть не может! Зато сейчас она понимает их с полной отдачей.       Смерть забирает человека в свои объятия, и он становится настолько далёким, что ни одна дорога на свете с ней не сравнится. До чужой страны можно дойти, к загадочному морю доехать, а до неизвестного острова доплыть. Но никогда, сколько ни пытайся, сколько ни живи, не доберёшься до умершего.       Интересно, насколько далеко от неё сейчас находится Мокузай?..       Она поправила стебли ирисов в вазе и улыбнулась.       — Меня давно не было, а ведь столько разного случилось… — Казуки подняла голову к чистому голубому небу. — Помнишь, ты показывал мне печати? Теперь я все их знаю и умею быстро складывать. Раньше я путалась в пальцах, но теперь без запинки могу сложить все!       Девочка тут же одну за одной сложила все двенадцать печатей. Пальцы двигались слажено, машинально занимая своё место в каждой печати.       — Меня научил этому Буцума. Он очень строгий и суровый учитель, не терпит слабостей и непослушания. Я, если честно, даже немного его боялась… — Беловолосая госпожа улыбнулась, почесав нос. — Но быстро привыкла! Он неплохой человек, я рада, что он тренирует меня. Благодаря ему у меня появились друзья. Это Хаширама и Тобирама. Мы вместе занимаемся и учим техники. Они… Такие хорошие. С ними я себя не чувствую госпожой, которую все должны любить. — Хатикадзукима широко и счастливо улыбнулась. — Тобирама очень похож на меня, а Хаширама всегда меня смешит.       — Мама очень недовольна мной, — продолжала Казуки, — злится за недостойное поведение, говорит, госпожа не должна даже прикасаться к оружию и бегать в лохмотьях рядом с простыми мальчишками, как отпрыск безродного ронина**. Говорит, что политика и география не пригодится мне в будущем. Но я чувствую… Нет, я уверена, что она не права! — Девочка даже мотнула головой, добавляя своим словам твёрдости. — Это очень важно и нужно знать. Политика такая скука, я её ненавижу… — Она хихикнула в рукав. — Но все братья её учат, значит, и я не должна отставать от них.       Лёгкий ветерок ласково заиграл с синими заострёнными, словно лезвия мечей, лепестками ирисов, распространяя свежий, чем-то напоминающий древесину, аромат.       — Братья насмехаются надо мной… — Казуки провела по своим белым волосам, туго завязанным в косу. — Удивляются, как это отец позволил мне заниматься с учителями. И все, начиная от мамы и кончая стражниками у ворот, так охают и ахают, будто я совершила какой-нибудь ужасный поступок! — Девочка даже насупилась, сведя белёсые брови. — Это ведь несправедливо, правда? Я не хуже их! То, что я девочка не означает…       Она осеклась. Ей не раз вспоминались слова Кобару о том, что судьба женщины великого клана — быть послушной во всём отцу и мужу, приносить пользу роду браком с представителями других сильных семей, рождением и воспитанием наследников. Её не должны касаться войны, игры на политической арене, далёкие страны и путешествия.       Тогда человек, собиравшийся убить дочь Лидера, оправдывал свои действия тем, что будущая жизнь в качестве супруги будет настолько ужасной, что юная госпожа сама взмолится о смерти. Он оказывал ей услугу. Ей не пришлось бы мучиться и терпеть извечные унижения мужа, вольного вершить её судьбу так, как захочется ему.       — Кобару хотел убить меня… — проговорила беловолосая Сенджу. — Если бы я успела тебе рассказать прежде, чем ты поднял меч на того Учиху… Ничего не произошло бы. Ты был бы жив. Это моя вина, я знаю. Всё, что случилось… Моя глупость, моя слабость…       Сзади раздался громкий стук, от которого девочка вздрогнула и подскочила на месте. Но испуг на лице сменился недоумением, когда она увидела на плите опрокинутую вазу и рассыпавшиеся по земле ирисы.       Сердце так шумно заколотилось в груди, что Казуки мгновение не слышала ничего, кроме его стука. Тело пробило холодной мелкой дрожью. Она неловко собрала ирисы и подняла вазу, из которой, слава Ками, не успела вылиться вся вода.       — П-Прости, Мокузай… — одними губами произнесла Сенджу, поставив вазу на прежнее место. — Не сердись на меня… Я так жалею, что не смогла ничего сделать. Я бы сейчас всё на свете отдала, чтобы ты вернулся…       Над срезанными ирисами закружилась бабочка с нежно-голубыми крылышками, пристраиваясь к одному из венчиков.       — Люди не умирают просто так. Они обязательно умирают за что-то. За свои ошибки и грехи, за правду, за честь, за трусость, предательство. А бывает, что умирают за кого-то. Ты умер за меня. — Девочка склонила голову, печально прикрывая глаза. — Потому я должна сделать всё, чтобы выжить. Быть сильной, умной, смелой… Ты учил меня быть такой. — Казуки подняла с колен ладони и взглянула на них. — У меня есть сила… Не знаю, что это такое. Ты бы точно сказал мне. Ты всегда всё знал, Мокузай…       Казуки помолчала немного, собираясь с мыслями. Она всегда делилась своими тайнами с Мокузаем и после его смерти не изменила этой привычке. Кому ещё она могла так же легко и свободно рассказывать обо всём, что её тяготит? А её ой как сильно тяготило совершённое преступление.       — Ты, наверное, будешь недоволен тем, что я скажу сейчас… — Девочка виновато, будто перед живым Мокузаем, подняла глаза, несмело вглядываясь в написанные на камне иероглифы, надеясь, что среди них он найдёт ответ. — Я… Убила. Убила человека.       Бабочка расправила крылышки, усиками принюхиваясь к нектару ирисов.       — Это был Тсубаса Учиха. Ты должен его знать, он… Буцума сказал, что он очень важный человек в их клане. — Казуки стиснула пальцами рукава кимоно. — Когда я пришла к отцу, чтобы рассказать об этом, то вела себя, как… Как бесчувственный монстр. Будто мне всё равно. Но это была неправда, Мокузай! Несколько раз я видела, как старшие воины так вели себя, донося об убитых ими людях с такой гордостью, будто избавили мир от чего-то гадкого, и я сделала так же, как и они…       Девочка на мгновение умолкла, вслушиваясь в шелест травы и листьев. Ничего ей так сильно не хотелось, как услышать Мокузая. Что бы он сказал ей, ведь маленькая Химе в таком возрасте окунула руки в чужую кровь?       — Убить оказалось так легко, будто раздавить жука… — прошептала Сенджу, наклоняясь к монументу. — И только дома я поняла, что я сделала на самом деле. У Тсубасы могли быть дети, внуки, жена… И я просто вычеркнула его из их жизней. Это так страшно. Я боялась несколько дней прикасаться к кунаям, не желала смотреть на свои руки, ведь это они делают так, чтобы деревья мне подчинялись… Его жизнь, пускай и жизнь врага, не стоила похвалы отца.       Холодный и бесчувственный к словам камень коснулся её лба, и Казуки показалось, что это равнодушие принадлежит упокоившемуся здесь Мокузаю. Никто не обещал, что путь, на который она осмелилась выйти, будет лёгким. Эта дорога к выживанию и спасению… Она узкая, извилистая, с множеством опасностей, обрывов и скатов. Неверное решение, и она сорвётся с неё вниз. Чтобы пройти по ней и не упасть, ей придётся совершить не одну жестокую вещь, убить не одного Учиху. Лить слёзы о каждом убитом сопернике, болеть душой за всех, кому ей доведётся причинять муки? Нет, так нельзя.       Больше никаких слабостей. Никакого сострадания. Только вверх. Только вперёд.       — Я всё преодолею… — прошептала Казуки, поднимая голову. — Я не отступлю. Я буду сильной ради тебя, Мокузай.       Беловолосой макушки коснулись невесомые, чёрные лапки. Бабочка несколько мгновений сидела среди белых прядей, игриво шевеля усиками, а потом легко взмыла вверх, исчезая в небесной высоте.

***

      Обратно Казуки возвращалась повеселевшая, с лёгким сердцем. Убийство Тсубасы сильно мучило её не только дневными угрызениями совести, но и ночными кошмарами. Не раз виделся ей образ старика-Учихи, который то молча смотрел на неё пустыми глазами, то со страшным хрипом тянул к ней скрюченные холодные пальцы.       Сенджу безумно хотелось рассказать кому-нибудь о случившемся, чтобы немного ослабить душившую верёвку с грузом, но кто мог послушать и самое главное понять маленькую девочку? Только безмолвный Мокузай. И действительно, сказав монументу с его именем всего несколько слов, она почувствовала, как рухнула с плеч тяжесть собственного греха. Может, нянька была права, и души умерших действительно остаются рядом с близкими и помогают им?       Буцума говорил, что первое убийство всегда даётся тяжело. Ты мучаешься от вины и собственной жестокости, задаёшь тысячи вопросов, зачем и для чего, а потом перестаёшь запоминать, кто был перед тобой: женщина, мужчина, старик, ребёнок — ты просто убиваешь и не останавливаешься на этом.       «Легко, как раздавить жука».       Именно Буцума дал ей «совет», что, если госпожа желает стать сильнее и умнее, ей придётся совершить нечто такое, что заставит Лидера обратить на дочь внимание и более серьёзно отнестись к её воспитанию и обучению.       Эта вылазка была организована нарочно, Казуки это знала, потому что на отряд Учих они вышли быстро. Изначально Буцума советовал ей убрать Акихиро Учиху.       «Он — будущий Глава и единственный наследник. Убрав его, мы сильно подорвём позиции Учиха, которые сами сделают за нас всю работу — перегрызутся за титул Лидера. Потому бейте в молодого однорукого юношу, госпожа. Мои воины прикроют вас».       Но всё оказалось куда сложнее.       Она смутно помнила имя того воина, что невольно спас ей жизнь, когда катана Кобару уже готова была опуститься. Из того дня она запомнила только безжизненное тело своего телохранителя и успокаивающий голос Шингецу Хозуки. Однако стоило ей увидеть этого «молодого однорукого юношу», как в памяти сразу ожили события того дня.       Акихиро спас её от меча Кобару, но решил закончить его дело, узнав, какому клану она принадлежит, однако же, пощадил, потому что за неё вступились мальчики. Два мальчугана, одного из которых звали Изуна (это имя очень крепко зацепилось в её памяти), встали на защиту маленькой девочки.       Тебе дан шанс на жизнь, Казуки. Никогда не забывай, кто его тебе подарил.       Её ладони, уже готовые направить древесные стебли на отражающего атаки целых трёх человек Акихиро, замерли.       Убийцы-Учиха.       Казуки клялась себе, что никогда не дрогнет, но ударить в спину человека, который когда-то сжалился над ней (не важно, что сделано это было под напором товарищей), ей не хватило духу. Это было… Нечестно. Впрочем, разве бывает честность в бою? Либо ты, либо тебя, так?       Но времени философствовать не было. Тсубаса близко подобрался к Буцуме, и Казуки пришлось решить, что важнее: сохранить единственного в клане человека, способного сделать из неё настоящего шиноби, или же убить воина, что спас ей жизнь? Конечно, взрослый человек в несколько секунд бы оценил и взвесил все плюсы и минусы от каждого варианта, но Казуки была маленькой, пускай и быстро повзрослевшей за полгода, девочкой. Потому и Акихиро, и Буцума остались живы.       Мёртв оказался только Тсубаса, и девочка сначала обрадовалась, что ей пришлось убить постороннего, незнакомого ей воина, смерть которого, к тому же, позволила ей добиться цели. Однако наступила ночь, и весь ужас произошедшего волной захлестнул Химе клана.       Как жука раздавить. Словно муху прихлопнуть. Так просто.       Но это делали все. Делал отец, делал Буцума и его сыновья, делали братья, даже Мокузай убивал. Выходит, если хочешь прожить дольше, придётся научиться этому… Ремеслу.       Такова эта Эпоха.       — Казуки!       Человеческий крик, будто ножом рассёк утреннюю тишину, и девочка даже дёрнулась от неожиданности. Кто ещё мог так рано бродить рядом с кладбищем?       Она обернулась на звук и увидела бегущего к ней долговязого мальчугана, в котором без труда узнала Хашираму Сенджу. Наверное, ни у кого в клане не было такой чудаковатой причёски под горшок и забавной одежды, в которой он был похож на сбежавшего из храма послушника, но вот мальчишку это абсолютно не беспокоило.       — Здравствуй, Хаширама! — кивнула Казуки, делая несколько шагов ему навстречу. — Я думала, в клане ещё все спят…       — Спят! — подтвердил мальчуган. — Но разве можно сладко дремать, когда с тобой в комнате живёт надменный индюк по имени Тобирама?       Хаширама состроил такую физиономию, что девочка не выдержала и рассмеялась. Рядом со старшим сыном Буцумы невозможно было не смеяться, ибо мальчуган устраивал настоящее шоу на пустом месте.       — Ещё солнце не встало, а он уже пинал меня под бок и гнал на тренировку! — продолжал возмущаться Сенджу. — Ни стыда, ни совести! А ещё брат называется!       — Это, наверное, здорово жить с братом в одной комнате… — мечтательно улыбнулась Казуки. — Мои братья даже заговорить со мной не хотят…       — У тебя неправильные братья! — сразу же вынес вердикт Хаширама. — Я много раз тебе об этом говорил и ещё раз скажу: так настоящие братья себя не ведут! Вот Тобирама хоть и чёрствый, как сухарь, но я его всё равно люблю и не дам в обиду! А твои братья… От них только название!       Девочка не удержалась и тихонько хихикнула, закрывая по привычке лицо рукавом (няньки всегда учили её прятать улыбки и смех либо в себе, либо за плотной тканью рукавов юката).       С сыновьями Буцумы она познакомилась давно, ещё до начала зимы. Буцума посчитал, что она должна учиться работать в команде. Так они и познакомились. С первой встречи ей сразу же понравился неугомонный и эмоциональный Хаширама, который не мог не смеяться и не придумывать различные шалости и проказы. Однако за душевной простотой скрывались незаурядный ум и талант, ибо для своих лет Хаширама знал и умел много, в его арсенале были уже изучены несколько сильных древесных техник. С ним у Казуки не возникло проблем ни в общении, ни в командной работе.       Зато Тобирама первое время вызывал у Казуки странное чувство раздвоенности. Она никак не могла понять его природу: бесчувственный и суровый или всё-таки сердечный и заботливый? Как оказалось, эти далёкие друг от друга качества легко уживались в одном человеке. Он был очень похож на неё белёсыми волосами, бледноватой кожей и острыми чертами лица. Как оказалось, его мать тоже вышла из того же северного клана, что и нынешняя жена Тайхамы. Характер также передался Тобираме по материнской линии — все беловолосые были очень сдержанными и молчаливыми, потому и младший брат Хаширамы говорил только по делу, редко улыбался и всегда был настороже, будто находился не под защитой стен поместья, а где-то на передовой линии фронта.       Однако шло время, и альбинос показал себя с другой, более чувственной стороны. Хоть и видно было, что выходки Хаширамы его раздражают, Тобирама, тем не менее, с большим уважением относился к старшему брату, по-своему о нём заботился, как и о младшем братишке Итаме. Долгое время в отношениях с Казуки Тобирама держался сдержанно и холодно, почти равнодушно. Словно соперника, изучал он беловолосую девочку, проверял её и, наконец, видимо, решил, что Хатикадзукима Ки но Сенджу всё-таки заслуживает его расположения и доверия. Доказательством этому послужила половинка моти, которую Тобирама отломил и отдал ей со словами, что с товарищами надлежит делиться.       На тренировках также присутствовал и Итама, одногодка Казуки. Тихий, неконфликтный, улыбчивый мальчуган, предпочитающий держаться в стороне от шумных братских перепалок, он показал себя очень умелым для такого юного возраста шиноби, скромно говорил, что был несколько раз на миссиях, но, к сожалению, ни один Учиха ещё не пострадал от него.       — Отец ругает меня за слабость, — делился своими бедами Итама с Казуки во время короткого перерыва. — Говорит, что я за шиноби, если не могу убивать врагов своего клана. А я не могу ударить исподтишка, не могу напасть на человека, пускай и нашего злейшего врага… И представь только, что случится, если за убитого мною Учиха начнут мстить? А за меня будут мстить братья, и эта цепь никогда не разомкнётся… Потому мне так страшно становится её звеном.       Казуки много раз хотела сказать, что ей тоже не хочется выполнять кровавую работу шиноби, что она так же, как и он, не видит ни смысла, ни цели этой вечной войны и боится превратиться в бездушного монстра, но всё сдерживалась. Хоть они и были одного возраста с ним, девочка чувствовала, что ближе по духу к ней были именно старшие братья.       И вот, месяц назад, наступил день, когда Итама не вернулся с миссии.       — Глупый, глупый мальчишка… — говорил тогда Буцума. — Сколько раз я предупреждал его, что нельзя медлить, нельзя ждать… Но он никогда не слушал.       Итаму окружили Учихи. Взрослые мужчины, вооружённые до зубов, прижали его к валуну и, конечно же, ни у одного из них не дрогнуло сердце, когда уверенной рукой капитан отряда прикончил беспомощного мальчишку, у которого в руках оставался единственный, последний кунай, оказавшийся таким бесполезным.       Этих подробностей никто не знал, потому что Хаширама с товарищами нашли Итаму уже мёртвым. Мальчику даже сначала показалось, что брат всего лишь прислонился к камню, чтобы передохнуть, но лужи крови на холодной поверхности разом разбили эту иллюзию. Итама был мёртв и теперь лежал рядом с братом Каварамой.       — Ты был у братьев. — Казуки не спрашивала, она утверждала. На кладбище лежало множество Сенджу, но навещать семья Буцумы могла только двоих.       — А ты у своего учителя. — Хаширама тоже констатировал факт. Привычку маленькой девочки приносить цветы к монументу воина оба брата уже знали.       Вдвоём они зашагали по тропинке, которая вела к домам и хижинкам, где понемногу начинали просыпаться их жители.       — Отец говорил, что Каварама и Итама погибли, как герои, и что их смерть была ненапрасной, — неожиданно заговорил Хаширама. Казуки подняла на него взгляд. — Но я считаю, что смерть детей в войне взрослых — самое страшное и глупое, что может произойти на свете.       — Все умирают за что-то… — отозвалась девочка. — Твои братья умерли ради наших жизней, ради жизни клана. Это так сложно, и я совсем не понимаю, почему кто-то должен умирать, но это не остановишь.       — У меня есть идея, как можно было бы это прекратить… — сказал Хаширама и подмигнул, заметив недоумённый взгляд Казуки. — Чтобы никогда больше в мире не существовало войн. Но пока я ещё слишком мал для таких затей…       — Не знаю, что снова взбрело в твою голову, но могу с уверенностью сказать, что провал обеспечен.       К Казуки и Хашираме подошёл Тобирама. Можно было подумать, что альбинос на всех вокруг смотрит презрительно и настороженно, но многие уже знали, что это просто такая у мальчишки физиономия и принимать её на свой счёт не нужно.       — Опять разворчался, хуже старого деда… — насупился старший сын Буцумы. — Можно подумать, ты сам взрослее и умнее меня!       — И как вы только в одной комнате уживаетесь? — покачала головой Казуки. — Может, даже и хорошо, что у меня нет сестрёнки, которая могла бы делить со мной комнату. Наверное, ругались бы мы так же.       — А мы и не ругаемся! — запротестовал Хаширама. — Так себя ведут все братья! Если у них нет таких перепалок…       — Значит, старший брат не ведёт себя хуже годовалого младенца, — закончил Тобирама.       — Лишь бы поиздеваться, а сам-то!       Иногда Казуки начинала сомневаться, точно ли Хаширама родился первым. Ибо со стороны всё казалось совсем наоборот. Сложно было представить, что через несколько лет, когда оба мальчика превратятся в молодых мужчин, Тобирама будет подчиняться брату не только потому, что тот старше (а значит умнее), но и по устоявшимся традициям.       Неожиданно Хаширама взглянул на разгорающийся солнечный диск, уже оторвавшийся от далёкого горизонта, невнятно что-то выкрикнул, хлопнул себя по лбу и засуетился, как человек, который вот-вот куда-то опоздает.       — Я… Я должен идти!       — Ага, и далеко ты собрался? — нахмурился Тобирама. — Отец скоро должен вернуться, и ему совсем не понравится твоё отсутствие!       — Не переживай, я буду дома ещё до его прихода! Всего лишь невинная прогулка перед тренировкой!       Не вдаваясь больше ни в какие объяснения, старший из братьев помахал рукой и заспешил вниз по дороге, ведущей к воротам. Беловолосые Сенджу только переглянулись.       — Не нравятся мне его… «Прогулки».       — Что в этом страшного? — спросила девочка, пожав плечами. — Из поместья никто не запрещает уходить.       — Если бы это было только раз или два, — покачал головой мальчик. — Почти каждый день он куда-то уходит, говорит, что просто гуляет и набирается сил, но из Хаширамы лгун, как из меня — Химе клана. Извини за сравнение.       — Ты чего-то опасаешься? — Казуки взглянула на дорогу, по которой меньше минуты назад прошёл Хаширама. — Хаширама никогда бы…       — Я не сомневаюсь в преданности брата, — оборвал девочку Тобирама, сурово поджав губы. — Но меня беспокоит, что он всегда уходит один, никому ничего не сказав. Никто не знает, кто может его поджидать в этом лесу. Отца уже начинает беспокоить его частое отсутствие. Если он всерьёз возьмётся за эту проблему, брату не поздоровится…       — Может, нам стоит за ним проследить? — с беспокойством спросила девочка. — Буцума-сан не будет сдерживать свой гнев, если… Ты сам понимаешь.       Тобирама кивнул и задумчиво свёл брови.       — Сенсорные способности у меня лучше, чем у Хаширамы, потому он не сможет заметить меня. Но… Следить за собственным братом…       — Мы шиноби, — улыбнулась Казуки. — И мы не только должны убивать, но и собирать информацию.       — Не хочу потерять Хашираму из-за его собственной простоты и наивности… — пробормотал Тобирама. — Тогда я отправлюсь за ним в следующий раз. Сейчас он будет настороже, сам понимает, насколько глупым был его ответ, и я могу невольно его вспугнуть.       — Я могу пойти с тобой? — Беловолосая девочка подняла голову, встретившись с глазами младшего сына Буцумы. — Это может быть опасно…       — И это говорит девочка, едва дотягивающаяся до моего плеча? — Уголки губ Тобирамы дрогнули в усмешке.       — Я гораздо выше! — возмутилась Казуки. — Может завязаться бой, вы окажитесь ранены…       — Нет, тебе будет лучше остаться в поместье, — покачал головой альбинос. — Ты — госпожа клана. Пускай тебе, и разрешили тренироваться, как мальчишке, но дальше стен поместья без охраны тебя вряд ли выпустят.       — Иногда я очень сильно жалею, что родилась в семье Главы… — глубоко вздохнула Сенджу, покачав головой.       Тобирама подавил усмешку. Маленькая девочка, которая с такой ярой охотой стремилась изучать и постигать искусство ниндзя, стараясь не отставать от своих старших товарищей, часто вызывала в нём странные, светлые чувства. Она не хотела отсиживаться в тылу, всегда готова была помочь во всём. И ведь не скажешь, что родилась в семье чванливых господ. Почему-то казалось, что пока рождаются такие дети, надежда для этой кровавой Эпохи ещё не потеряна. Конечно, ровно до того момента, пока чей-нибудь кунай не лишит их жизни.       — Возможно, мы напрасно беспокоимся, — ободрил её Тобирама. — Хаширама опять выдумал какую-нибудь ерунду и не хочет, чтобы весь его «сюрприз» раскрылся раньше времени.       — Такое уже случалось? — удивилась девочка.       — Столько раз, что если я начну вспоминать, то не закончу до следующего утра, — слегка усмехнулся Тобирама и махнул в сторону полигона. — Пусть бездельничает. Отец наказал нам тренироваться до его прихода. — Тогда этим и займёмся! — кивком согласилась Казуки.

***

      Изуна и Рьё собирали кунаи и сюрикены после тренировки на полигоне, когда к ним подошёл отец и спросил, где Мадара. Братья переглянулись, что, конечно, не ускользнуло от глаз Таджимы, и Изуна, смело подняв голову, честно ответил:       — Он ушёл к Кохане. Она попросила его помочь в лазарете.       — С чем? Не похоже на Кохану, просить помощи.       — Вам лучше будет спросить об этом самого Мадару, отец.       Таджима кивнул и ушёл, чувствуя, что Изуна чего-то не договаривает. Если Мадара куда-то и исчезал, то Изуна обычно знал, куда и зачем отправился старший брат.       Едва отец скрылся, как Изуна с яростью воткнул кунай в древесину дерева и прошептал:       — Нет, я больше так не могу! Который раз я соврал отцу за последний месяц?!       — Но брат просил никому об этом не говорить… — несмело откликнулся Рьё. — И мы пообещали, что сохраним его тайну…       — И мы молчим! Но отоо-сан, я по глазам его вижу, всё знает! Что хуже, я ему вру раз за разом, глядя в эти самые глаза! — всплеснул руками мальчик и возбуждённо заходил туда-сюда. — А ведь вся правда в том, что на самом деле я даже представить не могу, куда он уходит, где пропадает. Сначала я думал, что Мадара втайне тренирует какую-нибудь технику, но теперь… Меня терзают сомнения.       — Ты боишься, что братик нашёл себе неприятности? — Рьё собрал оставшиеся сюрикены в сумочку и застегнул её.       — Он их найдёт, если всё продолжится в том же духе… — Изуна прикусил ноготь. — Если бы случилась беда, Мадара обязательно бы сказал. Изменилось бы его поведение, он вёл бы себя по-другому. А так он всё тот же…       — Если отоо-сан догадается и найдёт братика, занятого чем-то плохим…       — Ему нужно помочь! — кивнул Изуна. — Сделать так, чтобы больше он не уходил! Или чтобы он всё нам рассказал!       — Я пытался узнать у него, куда он убегает, но он только отмахнулся… — вздохнул Рьё.       — И со мной он говорить не захотел, сказал, что не моего ума дело! — возмутился старший из братьев. — С ним должен поговорить тот, кого он просто не сможет проигнорировать!       — Да? И с кем же? Надеюсь, не с отоо-саном?..       — Нет! — Изуна воинственно сверкнул глазами. — Это сделает Кохана!

. . .

      — И как давно он стал так уходить?       — Месяц назад! — ответил Изуна. — Мы не знаем, как его образумить! А отец не дурак, он всё понимает, видит, что мы врём! У Мадары будет мешок проблем, и взбучка бамбуковой палкой будет самое малое, что его ожидает!       — Пожалуйста, Кохана-чан, поговори с ним! — умоляюще воскликнул Рьё, складывая ладони вместе.       Сакура тяжело вздохнула, потерев пальцами переносицу. Этого ещё не хватало. Казалось, что после волнений и переживаний, потрясших клан со смерти Тсубасы, разногласий старейшин клана, тяжёлой болезни Хосуто и череды позорных провалов в битвах с Сенджу, может, наконец, наступить передышка, но нет, теперь что-то случилось с Мадарой.       По правде сказать, она сильно встревожилась, когда Изуна с порога заявил, что со старшим братом вот-вот случится беда. Слава Ками, мальчик просто очень любит преувеличивать и делать из мухи слона. Мадара за эти месяцы стал для неё всё равно, что братом, почти родным человеком и близким другом. И, конечно же, меньше всего ей хотелось, чтобы с мальчуганом стряслась какая-нибудь неприятность.       — Чем я могу вам помочь? — спросила розоволосая, поднимаясь с места. — Проследить за ним?       — Только не это! — пикнул Рьё. — Братик терпеть не может, когда за ним наблюдают, тем более со спины! Он будет в таком бешенстве! Когда за ним следят, он даже не может…       — Рьё! — шикнул на младшего Изуна. — Она уже поняла, что слежка не самая удачная мысль!       — Тогда что мне нужно делать? — развела руками целительница. — Уведомить об этом Акихиро?       — Нет! — в два голоса выпалили братья и смутились, увидев шутливую улыбку на губах розоволосой девушки.       — Мы просто хотели, чтобы ты поговорила с ним, узнала, куда он уходит и зачем… — Старший из братьев вздохнул, проведя по растрёпанным волосам рукой. — Отоо-сан накажет нас всех, если всё узнает. Потому чем быстрее он это прекратит, тем будет лучше.       — Мы очень за него переживаем… — кивнул Рьё. — Пожалуйста, сестрёнка, помоги нам!       Конечно же, она согласилась. После всего, через что они все вместе прошли, Сакура просто не могла не ввязаться в братские тайны. Мадара ей доверяет, он уважает её мнение и всегда к нему прислушивается и не только потому, что так принято — слушаться старших. Он знает, что Кохана не скажет глупости. Братья надеялись, что Мадара прислушается к розоволосой и не будет ставить себя под удар.       Три заговорщика решили, что будет лучше повременить с разговором до завтрашнего дня, дабы не вызывать больше никаких подозрений у отца. С утра Таджима должен был уйти на миссию на несколько дней, следовательно, Кохана и Мадара могли спокойно всё обговорить.       Однако перед уходом Таджима отвёл Изуну в сторону и красноречиво намекнул, что ему известно об исчезновениях Мадары из поместья и чем быстрее он, Таджима, будет знать, куда на самом деле уходит сын, тем лучше для самого Мадары и для Изуны.       — Ты проследишь за ним. Не вздумай ослушаться меня, Изуна, иначе всё это может зайти слишком далеко. К моему возвращению у тебя должна быть информация.       Ещё отец предупредил, чтобы сын не вздумал сболтнуть хоть кому-нибудь об этом, но если Изуна раз нарушил это предупреждение, ему не составило труда снова прийти к Кохане и всё рассказать.       — Честно, чувствую себя настоящим предателем, работающим на два фронта… — грустно улыбнулся он в конце.       — Если ты предатель, тогда я, наверное, Сенджу! — широко усмехнулась Сакура и потрепала мальчика по плечу. — Не переживай об этом, Изуна. Ты сделал это ради брата и сделал правильно. Я никому не расскажу об этом.       — Что же мне теперь делать? Мадара прикончит меня, когда узнает, что я за ним следил, словно шпион!       — Не прикончит! — заверила Изуну девушка. — Уж об этом я позабочусь. Ты пойдёшь за ним и проследишь, а потом расскажешь об этом отцу. И, если сочтёшь нужным, мне. Таджима-сан и так зол на тебя за обманы…       — Хорошо, я сделаю так, как ты скажешь, — согласился мальчуган.       — Только прошу тебя, будь осторожнее… — Сакура взволнованно взглянула на младшего брата Мадары и сжала его плечо. — Только твой брат знает, что тебе придётся увидеть.       — Всё будет в порядке, Кохана! Я тебе обещаю! — с улыбкой заверил Изуна девушку.       Спустя час Мадара незаметно исчез, а вместе с ним и юный следопыт, чем вызвали у Томоко большое удивление.       — Неужели какая-то срочная миссия? — спросила она у Харуно. — Я не помню, чтобы Таджима предупреждал меня об этом…       — Я думаю, эти затейники убежали тренироваться! — успокоила женщину Сакура, хотя сама не находила себе места от беспокойства.       Неужели она так сильно привязалась к этим мальчишкам?       Целый день тревоги её не отпускали, и она смогла успокоиться только тогда, когда фусума отодвинулось в сторону, и на пороге появился Изуна, усталый, замученный и вымазанный в какой-то пыли. Отчаяние на лице красноречиво подсказало девушке, что всё пошло не так, как планировалось.       — Как всё прошло?.. — несмело спросила она. — Насколько всё плохо?..       — Настолько, что даже я не смог его выследить! — выпалил Изуна, тяжело опускаясь на циновку. — Мадара будто в воздухе растворился! Словно настоящий тэнгу! Отец будет вне себя!       — Он возвращается только через два дня, у тебя ещё будет возможность! — возразила Сакура, мокрой тряпочкой вытирая с мальчишеского лица грязь. — Нужно быть внимательнее. Представь, что ты выслеживаешь настоящего врага, Сенджу. Нельзя терять бдительность. Мадара хитёр, как кицунэ.       Мадара, снимавший в это время сандалии у фусума и услышавший только последнюю фразу, широко и довольно улыбнулся.

***

      — Ты понял, что нужно сделать?       — Да, отец. Только…       — Никаких только, Тобирама. — Буцума жёстко посмотрел на младшего сына, и мальчику пришлось замолчать. — Это происходит не в первый раз, и ты это знаешь. Я удивлён, что тебе до сих пор не пришло в голову проследить за ним.       Тобирама опустил взгляд, по привычке сведя брови.       — Я посчитал, что это низко по отношению к Хашираме.       — Низко? А если он приведёт к нам врагов? Это ли не будет низостью? — Мужчина сурово сложил руки на груди. Он был в ярости, но шиноби всегда учились сдерживать свои эмоции, чтобы не стать их жертвой ни на поле боя, ни в обычной жизни. — Выясни, куда он уходит и зачем. Это мой приказ.       Тобираме ничего не оставалось, как согласиться. Отец отпустил его, и мальчик с тяжёлым сердцем вышел из дома, однако бесстрастное и сосредоточенное выражение лица легко скрыло тревогу.       Сколько раз он уже пожалел, что не пошёл на следующий день после разговора с Казуки за братом. Он, словно на миг превратившись в наивного Хашираму, решил повременить, не завязывать детское расследование, да только отец больше не захотел выжидать. Он просто вызвал младшего сына к себе и объяснил тому, что нужно проследить за братом, а потом доложить, что видел.       — Последний раз я играю в благородного шиноби… — процедил Тобирама сквозь зубы, подходя к разросшемуся у дома Лидера дереву.       Легко вскарабкавшись наверх, мальчуган удобнее схватил несколько камешков, заранее поднятых им с земли, и метко бросил их в стену рядом с небольшим окошком. В ответ послышался звук, будто со стола упал увесистый свиток, а потом едва уловимый свист отодвигаемого фусума.       — Я иду прогуляться в сад, — услышал Тобирама немного надменный голосок Хатикадзукимы Ки но Сенджу. — Нет, сопровождать меня не нужно, я не заблужусь.       Беловолосый мальчуган всё мигом понял и бесшумной стрелой слетел вниз. С западной стороны он обежал весь богатый просторный дом Главы и оказался возле каменной стены, за которой, Тобирама знал, скрывается невиданной красоты сад Тикоку Сенджу.       Чакра быстро сосредоточилась в ногах, и мальчишка без труда поднялся по стене и ловко спрыгнул вниз, сразу же скрываясь под низко свисающими бледно-сиреневыми цветками глицинии***, что своими длинными ветвями образовывала настоящий шалаш, в котором можно спрятаться от любопытных глаз. Этим часто пользовались трое Сенджу.       Казуки редко могла выйти за ворота собственного дома, когда вздумается. Зато сад всегда был в её распоряжении, поэтому, когда дружба между нею и двумя старшими сыновьями Буцумы окрепла, мальчишки тайком перебирались через стену и могли часами прятаться под раскидистыми ветвями глицинии и разговаривать обо всём на свете.       У них даже был собственный «язык», с помощью которого Тобирама и позвал Казуки в сад. Три стука в стену означали, что её хотят видеть. Далее следовал один из нескольких звуков. Звук упавшего свитка означал, что девочка сможет выйти только в сад. Звон перевёрнутой вазы говорил, что госпоже разрешили покинуть поместье. Шелест упавшего на пол юката намекал, что лучше бы мальчишкам скорее убраться прочь. Молчание же символизировало, что хозяйки комнаты нет.       Тобирама чётко услышал, как свиток шлёпнулся на пол, потому терпеливо ждал, затаившись под цветущей глицинией. Прошло всего лишь пятнадцать минут, и цветы раздвинула маленькая ладонь Казуки. Глаза её светились беспокойством и немым вопросом, на который беловолосый лишь покачал головой. Девочка удручённо вздохнула и присела на выпирающий из земли корень дерева.       — Я пытался убедить его не спешить, но…       — Я знаю. Буцума-сан непреклонен в своих решениях, — кивнула девочка.       Оба даже не шептали, только двигали губами. Никому не хотелось, чтобы их болтовню услышали.       — Я должен проследить за ним. Отец выбора не дал.       — Лучше это сделать тебе, чем ему. Кто знает, с кем Хаширама встречается.       — Я не уверен, что это встречи. Просто догадки.       — Больше ему не зачем. Целый день он где-то пропадает. Он не шпион, значит…       — Завтра я всё узнаю, — пообещал Тобирама. — Я рассказал тебе, чтобы ты не так сильно волновалась за этого оболтуса. Постараюсь сделать так, чтобы отец как можно меньше на него горячился.       — Будьте осторожны… — Казуки взяла мальчугана за руку и тихонько сжала. — Я не смогу уйти завтра вместе с тобой. Меня не отпустят.       Шершавая ладонь Тобирамы полностью накрыла ладошку беловолосой девочки.       — И не нужно. Мы заигрываемся и забываем, что ты всё-таки дочь Лидера клана и не можешь в любой момент ставить свою жизнь под угрозу.       — Один человек научил меня, что жертвовать собой ради друзей и семьи должен каждый, — уверенно произнесла Казуки. — И я не побоюсь сделать это.       Слова редко когда могли затронуть чувства младшего сына Буцумы, ведь, в конце концов, что такое слова? Звук в пустоту, буквы на бумаге. Но слова беловолосой девочки вновь заставили его слегка усмехнуться.       — Побереги себя для более подходящего момента.       — Химе-сама! Химе-сама! Госпожа, вас желает видеть матушка!       Сенджу мгновенно опустили руки и поднялись, сосредоточенно замерев. Кричали служанки, прислуживающие маленькой госпоже.       — Тебя быстро хватились… — прошептал Тобирама.       — Я их отвлеку, — уверенно двинулась Казуки в сторону голосов. — Как только услышишь, что в саду никого, выбирайся.       Из Казуки она мгновенно, буквально на глазах превратилась в Хатикадзукиму, Химе клана, немного капризную, в меру властную госпожу. Иногда даже Тобирама удивлялся, как маленькой девочке удаётся играть при отце и слугах такую напыщенность и высокомерие.       В саду воцарилась тишина, видимо, Хатикадзукима вышла к служанкам навстречу и начала уводить прочь из сада. Для верности мальчуган посидел под деревом ещё немного, а потом быстро взобрался по стене и легко перебрался на ту сторону.       Следовало хорошенько подготовиться к завтрашнему выслеживанию. Пускай у брата не так сильны сенсорные способности, как у него самого, необходимо быть очень внимательным и бдительным.

***

      На следующий день снова наступил момент, когда неожиданно исчезли и Мадара, и Изуна, только в этот раз с собой вместе они захватили и розоволосую Кохану. Естественно, не в прямом смысле этого выражения.       Необъяснимое чувство, будто наваждение, которое Сакура списала на тревогу за братьев, погнало её следом за Изуной. Она физически не смогла заставить себя усидеть дома, на удобном футоне. В несколько минут собравшись, девушка бросилась за мальчишками.       Как и полагается настоящему шиноби, она держалась от своей цели на расстоянии, старалась не терять её из виду, чтобы не оказаться в том же постыдном положении, что и Изуна вчера, и бесшумно преследовала братьев до самого конца.       В этот раз Изуна был сосредоточен только на погоне и не упустил Мадару. Последний вышел на берег неширокой речушки, усыпанный круглыми камешками гальки. Вдоль обоих берегов стеной рос могучий лес, потому ни Изуне, ни Сакуре не составило труда спрятаться в густой листве раскидистых деревьев.       У девушки гулко колотилось сердце. Она узнавала эти места. Неподалёку отсюда проходили у девочек занятия икебаной. К этой речушке водил её отец, чтобы половить шустрых мальков в банку.       Конечно, в далёком прошлом, больше ста лет назад, всё было немного иначе. Гуще и теснее росли деревья, шире текла река, больше гальки было с обеих сторон, но Харуно сердцем видела знакомые места. Могла ли она тогда, семилетней девочкой, представить себе, что окажется на этом же самом месте, но только в далёкой Эпохе Войн? Нет, такое не могло присниться ни в одном безумном сне.       Сакура догадалась, что сейчас состоится встреча. Это можно было понять по тому, как Мадара в нетерпении мерил шагами берег, скрипя галькой, в ожидании смотрел на ту сторону и чутко вслушивался в шёпот листвы. Если это встреча, то с кем? Не мог же Мадара в тайне сойтись с каким-нибудь вражеским шиноби и превратиться в доносчика? Нет, это невозможно! Только не Учиха Мадара!

***

      Когда на следующий день старший брат незаметно (как ему самому казалось) покинул поместье Сенджу, Тобирама, чувствуя его чакру, будто гончая на охоте, бросился следом за ним. Важно было не отстать от шустрого Хаширамы, который явно спешил как можно скорее убраться от родного дома, дабы уменьшить риск погони.       Может, не будь беловолосый Сенджу так сильно сосредоточен на мелькающей среди деревьев спине брата, он обратил бы внимание на ещё один, едва теплившийся неподалёку от него источник чакры. Но мало того, что мысли Тобирамы летели вперёд него самого, ни на что не обращая внимание, так ещё и хозяин источника мастерски пытался его скрыть. Конечно, ведь Буцума часто объяснял, насколько важно уметь скрывать свою чакру, особенно в сражениях с глазастыми Учиха.       Хатикадзукима не осталась дома, как говорила Тобираме. Нет, она не солгала, этот день она действительно должна была провести в поместье под присмотром матери, которая наотрез отказалась оставить затею вырастить из дочери настоящую госпожу. Весь день маленькой Казуки пришлось бы провести в окружении бесхребетных служанок и нянек, рассказывающих правила поведения и этикета, а также уже заранее читающих морали о правильной супружеской жизни.       Но как можно сидеть на мягких подушках, завернувшись в богатые юката, когда два твоих единственных друга находятся за пределами поместья, и ты даже представить себе не можешь, с чем им придётся иметь дело?       Потому Казуки не стала дожидаться, пока за ней придут служанки во главе с госпожой Тикоку. Зная, что по возвращении домой её будет ждать знатная взбучка от матушки, юная госпожа, тем не менее, переоделась в кимоно, предназначенное для тренировок, и просто сбежала, тихонько посмеиваясь над полоротыми стражниками. Да, нелегко приглядывать за принцессой, особенно, если она — будущий шиноби.       Сенсорике её учил Тобирама, а скрываться Буцума. Потому Казуки осталась незамеченной и для Хаширамы, и для Тобирамы, и при этом она сама не теряла их обоих из виду.       Наконец, Хаширама выскочил на покрытый галькой берег, и оба беловолосых Сенджу тут же остановились, прячась среди листвы, в обилии зеленевшей на обоих берегах.       Казуки чувствовала прохладную свежесть речушки и осторожно поднимала ветку кустов, дабы ей было видно старшего из сыновей Буцумы.       Тобирама же занял позицию поближе, спрятавшись в ветвях деревьев и пристально следя не за братом, а за противоположным берегом, потому что сразу увидел замершую в ожидании тёмную фигурку мальчика одного с Хаширамой возраста.       «Значит, я оказался прав. Ты тайно с кем-то встречаешься. Осталось только узнать, кто это…»       Говорят, война Учиха и Сенджу шла веками. Никто не помнил её начала, и никто не знал, когда будет конец. Вряд ли кто-то из живущих мог сказать, из-за чего началась эта война, зачем продолжается и почему, наконец, не остановится.       Они воюют столько, сколько себя помнят. Бывалые бойцы часто могли по именам назвать своих соперников, потому что год за годом, день за днём они сталкивались с ними на поле боя. Каждый знал тактику оппонента, предугадывались движения и техники. Следствие долгой, затяжной и бессмысленной войны.       Враги начинали мыслить одинаково, и порой в одно мгновение приходили к идентичным выводам. Пример тому решения обоих отцов, Учиха Таджимы и Сенджу Буцумы, отправить своих младших сыновей, Изуну и Тобираму, проследить за старшими братьями, Мадарой и Хаширамой.       Их сомнения, их причины, их догадки — всё было одинаковым, несмотря на то, что два этих человека были заклятыми врагами. Ещё одно следствие войны, которая длится непозволительно долго.       И даже те, которые, казалось бы, не имели отношения ни к отцам, ни к братьям, прониклись затхлым духом беспощадной Эпохи Войн и совершили всё те же действия: испугались за товарищей и тайно бросились за ними, дабы не допустить непоправимого.       Так и вышло, что на берег вышли два будущих Основателя, за их спинами оказались следящие за ними и готовые ринуться ради них в бой младшие братья, и совсем рядом две женщины, пришедшие сюда только с одной целью — защитить тех, кто был им дорог.       Их обеих не должно было существовать в этой Эпохе. Обе должны были умереть от занесённого над ними меча, обе были на волосок от гибели и обе невероятным образом спаслись.       Харуно Сакура и Хатикадзукима Ки, но Сенджу.       — Привет, Мадара! Прости, что заставил ждать! — весело вскричал один, выбегая на середину реки.       — Пока тебя дождёшься, можно поседеть от старости, Хаширама! Где тебя тэнгу носят?! — раздражённо, но с широкой улыбкой спросил второй, выходя навстречу.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.