***
Полет из Лос Анджелеса в Париж отнял без малого 11 часов. Это время тянулось бесконечно долго. В самолете было очень душно, не спасал даже кондиционер. Молодая стюардесса, темнокожая девушка лет 25-28, постоянно косилась на Джексона и назойливо вертелась возле него, не давая певцу даже немного вздремнуть. Эмма в шутку предложила ей свое место, лишь бы только она прекратила мелькать перед глазами и пытаться привлечь его внимание. Смутившись, стюардесса убежала в хвост воздушного судна и не показывалась до конца перелета. Поспать этим двоим так и не удалось. Они всё время смеялись, толкали друг друга, она колотила его по прессу или наводила беспорядок на голове, а он с улыбкой терпел все ее издевательства, одним взглядом обещая, что месть будет очень сладкой. Когда аэробус уже заходил на посадку, им вдруг стукнуло в голову устроить соревнования по армрестлингу. После непродолжительной борьбы она уложила его руку на подлокотник и триумфально подняла нос к небу, давя лукавую улыбку. Но радость ее была недолгой: спустя несколько секунд он сообщил ей, что поддался, и, будь на ее месте кто-то другой, он бы уложил этого человека в два счета, а ей уступить его обязывало положение. Она недовольно насупилась и легонько стукнула его по лбу, обиженно заявив, что он мог бы и промолчать о том, что он всего лишь ей подыграл, на что он злобно хохотнул и показал ей язык, довольный своей выходкой. После они одновременно рассмеялись. Они прилетели в Париж ранним утром, когда жители этого милого городка во всю спешили на работу или по своим делам. Добраться из аэропорта до гостиницы стало настоящий проблемой: на дороге из-за крупной аварии образовался затор, преодолеть который никакими обходными путями не представлялось возможным. Пока автомобиль стоял в пробке, а длилось это, к слову, почти два часа, они не выдержали нагрузки и, обнявшись, уснули на заднем сидении. Она обнимала его за торс, положив голову на грудь, он обвивал руками ее плечи, упираясь затылком в спинку сидения... Они мирно спали, не обращая ни на что внимания, а вокруг то и дело раздавалось гудение сигналок недовольных автомобилистов, гул ругающихся друг с другом людей, скрежет работающего неподалеку заводика и вой непривычно холодного осеннего ветра. Когда внедорожник остановился возле черного хода гостиницы Four Seasons Hotel George V, телохранитель растормошил мужчину, известив его о том, что они на месте. Эмма продолжала крепко спать на его груди, несмотря на то, что говорил охранник довольно громко: она настолько уморилась в полете, что ей уже было удобно отдыхать даже сидя, особо если учесть тот факт, что ночь перед перелетом тоже была бессонной из-за уроков. Аккуратно освободившись от ее объятий и оперев корпус на спинку сидения, Майкл выбрался из машины и, отдав двухметровому бугаю их паспорта, взял ее на руки, отправившись в окружении пяти телохранителей на нужный этаж. Наугад выбрав номер, он толкнул дверь ногой и зашел внутрь просторного люкса, оглядываясь по сторонам. Да, не зря этот отель считают самым дорогим в столице Франции... Лепнина, золотая отделка, антикварная мебель, хрустальные люстры... Ему здесь определенно нравилось. Осматриваясь, он прошагал из гостиной в спальню, где его внимание сразу же привлекла огромнейшая высокая кровать: она была настолько большой, что на ней запросто поместились бы пять человек, а она предназначалась ведь только для двоих! Он осторожно положил девушку на середину постели, сняв с ее ножек балетки, и начал укрывал одеялом, как она вцепилась руками в его черный пиджак и потянула к себе, не давая ни единого шанса отстраниться. Будто почувствовала, что он вот-вот оставит ее и уйдет... Скинув ботинки, он послушно примостился рядом и, стащив с себя пиджак, повесил его на изголовье кровати. Стоило ему оказаться на постели, она прильнула к нему и обняла, пробубнив что-то невнятное сквозь сон. Это вызвало на его лице улыбку: она была такая забавная, когда пыталась что-то сказать в бессознательном состоянии... Когда они ночевали вместе, он часто прислушивался к тому, что она бормотала сквозь сон, стараясь разобрать обрывки фраз и понять, что ей в данный момент снится. Иногда ей снился ее отец, школа, какой-то Том, а временами она разговаривала в своих грезах с ним. — Не уходи, прошу... – прошептала она во сне, сжимая в ладони его фиолетовую рубашку. – Ты нужен мне здесь... — Спи, детка. – с улыбкой произнес он тихим голосом, укрывая их пушистым пледом, который лежал под его подушкой. – Я никуда от тебя не денусь... Прикрыв глаза, он задремал, чувствуя в душе необъяснимое спокойствие. Оно разливалось по его венам, наполняя собой каждую клеточку обессиленного тела, и согревало его сердце, даруя безмятежность. Так приятно чувствовать себя кому-то нужным... Ему казалось, что его присутствие необходимо ей. Оно было нужно ей тогда, три года назад, когда судьба столкнула их в этой подворотне лицом к лицу, оно нужно ей сейчас, когда трудный возраст остался позади, и она вступает во взрослую жизнь, но он не знал, будет ли он нужен ей в ближайшем будущем. Он боялся, что она забудет про него, как только этап взросления закончится, и вся ее детская непосредственность растворится во времени. А ему очень и очень этого не хотелось. Внутренне он желал, чтобы она как можно дольше оставалась ребенком и продолжала каждые выходные веселиться с ним на его ранчо, позабыв обо всех будничных заботах. В это время он чувствовал себя по-настоящему счастливым. Он стоял посреди пустого городского парка и оглядывался по сторонам. Сухая листва золотым дождем падала к его ногам, укрывая мокрый после ливня асфальт пестрым одеялом. Пронизывающий до костей ветер оглушал своим свистом, а капли ледяного дождя падали с неба, словно чьи-то слезы, обдавая его бледное лицо прохладой. Осень. Почему она такая морозная? Ведь сейчас всего лишь сентябрь... Он осматривал место, в котором оказался, любопытным взглядом. Парковая зона, виднеющиеся вдали карусели... Это Неверленд? Тогда почему здесь всё такое чужое и бессмысленное? Засунув руки в карманы, он медленным шагом двинулся по слякотному асфальтовому покрытию вперед, покидая тень громадных лысеющих деревьев. Они протягивали к нему сухие ветви, будто старухи, пытаясь своими костлявыми и противными руками вцепиться в его бархатный пиджак мертвой хваткой и не выпустить из укрытия, в котором он находился, но он бесстрашно двигался вперед. Уши закладывало от гудящего ветра, тело бил озноб, он ежился и шел быстрее, стараясь согреться, но это не помогало. Он смотрел на просторы принадлежащего ему ранчо и не узнавал его: полное отсутствие людей, развлекательные аттракционы даже издалека казались заржавевшими и давно не работающими, вольеры зоопарка тоже пустовали. Что случилось с этим местом? Почему оно такое мертвое и неродное? Кто лишил это дивное место жизни? Он не сразу заметил парочку, идущую ему навстречу. Молодые люди обнимались и о чем-то перешептывались, сверкая нежными улыбками на лицах. Казалось, что они вовсе не чувствовали этого холода или были в другом измерении: одетые по-летнему легко, они босиком шагали по асфальту и прижимались друг к другу, не обращая на невольного свидетеля их счастья ни малейшего внимания. Лишь приглядевшись Майкл узнал в этих двоих повзрослевшую Эммануэль и того блондина, которого видел рядом с ней возле школы. Он не понимал, что они делают здесь, в этом ледяном аду, и как смогли пройти охрану без него. Неужели и телохранителей нет? Куда же все подевались... Когда они проходили мимо него, он попытался остановить ее и узнать, что происходит. Почему вокруг всё серо и пусто? Он ухватил ее за руку и потянул к себе, сжав ее маленькую ладошку в своей. Стоило его пальцам сплестись с ее, как он в один миг почувствовал себя лучше; тепло постепенно заполнило тело, как наполняется вином бокал, и мир вокруг окрасился в привычные яркие цвета, которых ему так не хватало в родном пейзаже. Она подняла на него свои бездонные синие глаза и окинула пренебрежительным, равнодушным взглядом, из-за которого его будто ударило током, а конечности занемели и налились свинцом. — Почему ты так смотришь на меня? – осипшим срывающимся голосом спросил он, непонимающе приподняв брови. – Я чем-то обидел тебя? Эми, я... — Ты слишком слеп, чтобы заметить всё то прекрасное, что тебя окружает. – безжизненным голосом констатировала она, смотря на него. – Нужно было держать глаза шире и чаще оглядываться вокруг, чтобы понять, почему я всё это время находилась рядом с тобой. — Что ты имеешь в виду? – недоумение на его лице только усиливалось. – Что я сделал не так, малышка? — В том и проблема, что ты ничего не сделал, хотя должен был. Отпустив его руку, она растаяла в воздухе, как дымчатый призрак перед рассветом. Его сон прервал настойчивый звонок мобильного телефона. Перезвон искусственных электронных колокольчиков был настолько невыносимым, что он машинально зажмурился и прижался ухом к подушке, надеясь, что хотя бы так перестанет это слышать. Звонящий не унимался. Открыв глаза, он устало потянулся и зевнул, бросив краткий взгляд в сторону сопящей на соседней подушке девушки. Несмотря на отвратительные звуки, издаваемые мобильником, она продолжала спать, будто вовсе их не слышала. Интересно, из-за чего ее сон настолько глубокий? Он задался этим вопросом еще в машине, но сейчас утвердился в своем подозрении, что природа его не чиста. Свесив ноги с кровати, он принял сидячее положение и обшарил взглядом спальню, разыскивая место, из которого это дитя Сатаны издает противные звуки. Телефон пищал из ее портфеля, который кто-то из телохранителей занес в номер и положил в кресло, стоящее напротив кровати. Прикрыв рот рукой, он еще раз широко зевнул и тихо спросил Эми, повернув голову в ее сторону: — Ты не против, если я отвечу? – видя, что она молчит, он усмехнулся и поднялся на ноги, направившись к креслу. – Молчание - знак согласия, потом не обижайся. Открыв передний кармашек рюкзака, он сунул в него руку и перебрал пальцами содержимое, стараясь нащупать злосчастную Моторолу. Наконец-то найдя ее, он вынул телефон наружу и посмотрел на экран, вспоминая номер, высвечивающийся на маленьком экране. Это был номер телефона ее отца, Арнольда. Похоже, у кого-то по возвращению будут большие проблемы... Виновато улыбнувшись, он нажал кнопку сброса вызова и нагнулся, намереваясь убрать мобильный на место, как вдруг заметил на сидении нечто, выпавшее из ее портфеля тогда, когда он доставал телефон. Отложив его в сторону, он взял тонкие пластинки с кресла и прищурился, разглядывая их на свету. — Только не это... – на выдохе произнес он, злобно сведя брови вместе. – Эмма! Ответа на его возглас не последовало. Действительно, а чего он хотел добиться от нее после ЛСД? Его распирала злость. Наркотики! Она, мать вашу, употребляла наркотики! То-то он удивлялся ее странному поведению в последнее время! В руках у него были 4 квадратика с розовым слоном, пропитанные кислотой, в простонародье именуемые "марки". Хоть сам он их никогда не пробовал, прекрасно знал, как эта штука выглядит. Многие его друзья и знакомые принимали эти вещи на частных вечеринках и нередко предлагали разделить эту "трапезу" с ними, но он постоянно отказывался. Хотя, Валиум, конечно, более слабым назвать нельзя... Но речь сейчас идет не о нем, а о ней. Ей же всего 16! Вытащив из того же кармашка блокнот с ручкой, он вырвал из него последнюю страницу и написал для нее записку размашистым почерком, после чего свернул ее в два раза и кинул вместе с марками на кровать, чтобы после пробуждения она сразу поняла, в чем причина его отсутствия. Шумно выдохнув, он схватил пиджак, висевший в изголовье постели, и поспешно покинул номер, раздираемый изнутри самыми неприятными из возможных чувств.***
Она проснулась спустя пять часов, когда на улице уже порядочно стемнело. Открывать глаза чертовски не хотелось, а вставать тем более. Около сорока минут она просто лежала на постели, расслабляясь и отгоняя от себя разные мысли, так и норовившие забраться в ее пустую заспанную голову. Состояние полнейшего вакуума в сознании, когда молчит даже внутренний диалог, ей нарушать не хотелось - моменты, когда ее мысли были целиком чисты, являлись такой редкостью, что не ценить их было бы кощунством. Лишь полностью отойдя от дремы, она повернулась на другой бок и распахнула сонные синие очи, пробежавшись взглядом по периметру номера настолько, насколько позволял обзор. Белые стены, обклеенные узорчатой лепниной, какие-то картины в дорогих багетных рамках, одинаковый бело-золотой узор на портьерах и пледе, которым она укрыта - это первое, что бросилось ей в глаза. Желая рассмотреть спальню целиком, она перевернулась на спину, а после легла на правый бок, устремив взгляд в край просторной комнаты, как вдруг услышала какое-то постороннее шуршание под собой. Что это? Просунув руку под поясницу, она вынула какую-то свернутую бумажку, между краями которой лежали оставшиеся еще с зимы марки ЛСД, про которые она совсем забыла. Как они здесь оказались? Включив ночник, она развернула листочек и вчиталась в выведенные жирные буквы, которые были буквально вдавлены в бумагу.Нам нужно серьезно поговорить. Найди меня, как проснешься.
— Черт тебя подери, Джексо-о-он... – жалобно простонала она, положив записку с кислотой на тумбочку. – Только не говори, что ты рылся в моей сумке... Встав с постели, она подошла к песочного цвета креслу и осмотрела свой рюкзак. Открыт был только маленький передний кармашек с документами, рядом с портфелем лежал телефон. Он доставал его и обнаружил марки или намеренно проверил ее на запрещенные вещества, что-то заподозрив из-за слишком веселого и раскрепощенного поведения возле школы? Она расстегнула большой отсек и осмотрела вещи, вспоминая, как укладывала их в сумку. Всё было точно также, следов "обыска" она не обнаружила. Хотя, какая разница? Хрен редьки не слаще, рылся он или случайно нашел - она всё равно сейчас отхватит хороших люлей, и это в лучшем, в самом лучшем случае. В худшем он отправит ее домой и полностью прекратит какое-либо общение между ними. Обреченно вздохнув, она вытащила из отсека темные джинсы и голубую хлопчатобумажную рубашку, после чего отправилась в ванную, желая оттянуть момент получения выговора. После нервного потрясения, которое он испытал от внезапно узнанной информации, он так и не смог заснуть. Первые полтора часа гнев был настолько сильным, что он еле смог сдержать себя. Больше всего на свете ему хотелось тогда пойти к ней в номер и благим матом объяснить ей, что такое наркотики, и почему она не должна никогда их принимать, наплевав на собственные моральные принципы. Но он понимал, что своим ором ничего не добьется - скандал будет раздут до размеров планеты зазря. Поэтому продолжал сидеть в номере и ждать, когда злоба сменится трезвостью ума и спокойствием, моля Господа, чтобы она не проснулась в этот момент и не нарвалась на конфликт. Следующие полтора часа он провел в моральном упадке и разочаровании. Новость настолько выбила его из колеи, что он понятия не имел, что с этим делать. Проблема казалась ему катастрофической, выхода из сложившегося положения он не видел, отчаяние поглотило весь простор его мыслей. А если она зависима? И употребляет это много лет? Вдруг это - верхушка айсберга, и на самом деле она сидит на чем-то потяжелее? Он корил себя за то, что проглядел ее, и пытался найти тот самый миг, когда она приняла эту дурь впервые, а он не заметил или не обратил внимания на перемены в ее поведении. Он снова и снова прокручивал временную ленту в голове, но ничего не видел - воспоминания будто притупились, уступив место самокопанию и укорам совести. Когда же, наконец, апатия прекратила над ним властвовать, он решил смыть с себя весь негатив и расслабиться. В ванной думается лучше, особенно в теплой, с гидромассажем, в полном релаксе. Взяв два махровых полотенца, он повесил их на крючок и набрал полную ванну воды, приправив это дело ароматной пеной с розой и иланг-иланг. Что еще нужно для счастья? Он вытянулся в просторной посудине в полный рост и, положив голову на бортик, закрыл глаза, стараясь вообще ни о чем не думать. Но навязчивые образы лезли в его сознание, как сорняки, бесстыже разрастаясь по всему периметру. Он думал о сне, который увидел прежде, чем его разбудил телефонный звонок. Интересно, к чему это? Заброшенный Неверленд, холод, пустота и одиночество... Да, это определенно было одиночество. Вся картина - это яркое отображение его внутреннего состояния, которое он так умело скрывает от чужих глаз. Но почему там появилась она? "Ты слишком слеп, чтобы заметить всё то прекрасное, что тебя окружает"... Что он не видит? Или не хочет видеть? О чем она говорила? "Не сделал, хотя должен был"... Возможно, он принял свое видение слишком близко к сердцу, но чем больше он его обдумывал, тем быстрее множились вопросы, ответов на которые у него не было. За полтора часа, что он провел в горячей воде, он понял только одну вещь: мир был сер и агрессивен к нему во сне, пока она не коснулась его. Стоило ему сжать ее ладонь в своей, как всё плохое отступило, а сочные цвета вновь заиграли всевозможными переливами. Она - его лекарство от мерзости окружающего мира и одиночества. Она дает ему надежду. Но. Но что он упускает из вида? "Нужно было держать глаза шире и чаще оглядываться вокруг, чтобы понять, почему я всё это время находилась рядом с тобой"... И правда, почему? Потому что он этого хотел. А почему он этого хотел? Ответа не было. Шумный вздох эхом отошел от мраморного покрытия на стенах. Ему пора заканчивать заниматься самоанализом, иначе наружу полезет то, чему самое место торчать в заточении где-то глубоко внутри. Приняв душ и переодевшись, она высушила волосы и собрала их в высокий хвост, после чего оглядела себя с ног до головы в зеркале. Накладывать макияж не было никакого желания. Какой смысл, если всё равно придется плакать? Выйдя в коридор, она огляделась, разыскивая взглядом его телохранителей. Плечо широкого бугая в черном костюме, больше похожего на шкаф, нежели на человека, виднелось в самом конце, за поворотом, который вел к лифту. Уверенным шагом она направилась прямо к нему, преодолевая собственный страх. Интересно, долго ли он сможет на нее кричать? Может, даже ругнется пару раз... Ожидания на предстоящий разговор были не самые радужные. В номер ее пустили не сразу. Широкоплечий некоторое время отнекивался, аргументируя свой отказ тем, что Босс, вероятнее всего, спит, потому что шума его жизнедеятельности не слышно. Она еле как упросила его пропустить ее внутрь, пообещав, что уберется сразу же, если он отдыхает. Здоровяк согласился. Переведя дыхание, она повернула ручку двери и зашла в президентский люкс, оказавшись в просторной гостиной. В отличии от ее номера, здесь дизайн отделки был в темных тонах: дубовая мебель цвета темного каштана, синие с причудливым узором обои, диванчик на высоких извилистых ножках, портьеры в цвет блеклого бело-кремового узора на стенах... Дороговизной и роскошью разило от этого места, как от Майкла духами, что является самым точным и удачным сравнением, зная его любовь к парфюму. Она усмехнулась собственной аллегории. Она прошла в спальню, искренне надеясь на то, что он спит, и неприятный разговор удастся отложить еще ненадолго. Кровать пустовала. Даже измята не была. Зато в ванной комнате шумела вода и слышался какой-то странный шум, природу которого установить для нее не представлялось возможным. Сколько бы она не перебирала в голове знакомые ей звуки, это не было похоже ни на что из того, что она когда-либо слышала. Сев в кресло, стоящее между постелью и дверью в ванную, она закинула ногу на ногу и прикрыла глаза в попытке представить, чем он там занимается. В голову лезло то, как он старательно смывает тонну косметики со своего лица, не в силах с ней справиться из-за количества и водостойкости. Она хохотнула, обняв саму себя за талию и сложив руки на животе. Эмма сидела так минут десять. В один момент вода выключилась, и внутри раздался шумный... Выдох? Или что? Она поморщилась, окончательно запутавшись в вариациях того, чем там можно заниматься столько времени, еще и с такими звуками. Он чем-то зашуршал, сопровождая это дело напевом какого-то мотива, который ей знаком не был. Прекрасно, он еще и поет в душе! Вот и зайди к Поп-Королю не вовремя, мало ли, за чем его еще застукать можно... Она обнажила зубы в улыбке, переведя взгляд с хрустальной люстры на дверь. Спустя мгновение та отворилась, и в спальню вышел он. Одно полотенце было обернуто вокруг его бедер по линии низа живота, другим он усиленно вытирал черные завивающиеся в мелкие кудри волосы и совершенно ее не видел, загораживая махровой тканью весь обзор пространства. — Добрый вечер. – сказала она, еле сдерживая смех и разглядывая его с неподдельным интересом. — ЭММА! – раздосадованно крикнул он, в ту же секунду улетев обратно в ванную и с силой захлопнув дверь. – Тебя стучаться не учили?? А если бы я нагишом вышел оттуда, не подозревая о твоем присутствии?! — Я бы не особо расстроилась. – она звонко расхохоталась, смущенно прикрыв глаза рукой. – Теперь намеренно стучать не буду! Он раскраснелся, как томат, сгорая то ли от стыда, то ли от стеснения. Стыдно ему было за то, что он возможно заставил ее слушать то, что ей слышать было нельзя в силу возраста, и лицезреть его в несобранном, мягко выражаясь, виде, а стеснение он испытал от своеобразного комплимента, который она только что выдала. Намеренно стучаться не станет... Вот же коварная женщина! Такая маленькая, а уже хитрая и кокетливая. Он захихикал, взбивая волосы перед зеркалом пальцами для придания объема. И что ему теперь делать? Он здесь, а она там. Причем, его вещи рядом с ней, включая косметичку и белье. Фиаско. — Может, ты выйдешь ненадолго? Мне не мешало бы одеться и привести себя в порядок. – громко произнес он через дверь, не желая ее открывать. — Собирайся, я причем? – недоуменно спросила она, приподняв бровь. – Тебе нечего стесняться. Я не буду смотреть, обещаю! — Да бл_