***
Пройтись по магазинам им так и не удалось. Вопреки желаниям и ожиданиям обоих, свободное время оказалось лишь призрачной иллюзией. Джексону пришлось разыграть спектакль "официального прибытия" во Францию перед прессой уже на следующий день, а после отправиться на репетицию. Пока он занимался легким прогоном предстоящей программы, его менеджер сделал для Эммануэль пропуск в закулисье тура, чтобы она могла беспрепятственно попасть как в гримерную артиста, так и на репетиционную площадку. Она была до сумасшествия рада тому, что он разрешил ей присутствовать рядом. Воспользовалась пропуском она уже на следующий вечер, когда проходила генеральная репетиция. Девушка появилась в самый разгар сего действа и скрылась за спинами присутствующих там мальчиков, ребят, которые являлись хорошими друзьями артиста и нередко путешествовали вместе с ним. Они покорно прятали ее до окончания прогона, разыгрывая из себя агентов государственной секретной службы и охраняя ее неприкосновенность. Она наблюдала за происходящим на сцене с неподдельным интересом и старалась запомнить всё, что только могла: прежде она никогда не видела его в процессе работы на сценической площадке, и ей хотелось узнать изнанку того, что он преподносит публике. Группы танцоров кружили по сцене под инструментальные аранжировки песен, отрабатывали особенно сложные детали номеров и просто веселились. Скучнейший процесс репетиции превратился в увлекательное шоу для всех его участников за счет постоянных шуточек Джексона и подколов со стороны команды в его адрес. Он то и дело ходил по сцене и пел в живую, танцевал, вносил изменения в программу или, вымотавшись, садился на край площадки и, свесив вниз ноги, просто проговаривал текст композиций. Лишь на последнем номере он заметил, как снизу на него с озорной улыбкой смотрит темноволосая девушка, осторожно выглядывая из-за спины Джордана Чендлера. Ее присутствие его смутило. Если бы он раньше узнал, что она здесь, выложился бы полностью, чтобы произвести на свою подопечную впечатление. Ему не хотелось выглядеть в ее глазах лентяем и непрофессионалом. Но он надеялся, что хоть чем-то смог удивить ее, потому что и так из кожи вон лез на финале, хоть и знал, что может еще лучше. Он пытался осторожно расспросить ее о впечатлениях от увиденного, когда они ехали в гостиницу, но она переводила тему и лукаво улыбалась в ответ, не желая разглашать свои мысли. Это заставило его разочароваться в самом себе: он подумал, что она не в восторге от его шоу и молчит из-за этого. Он пообещал себе, что завтра выложится на все 200%, а не на 100, чтобы она была обескуражена тем, что он способен вытворять с публикой, ибо сцена - это его стезя с самого детства. На самом деле, молчала она из-за того, что во всех языках мира не существовало слов, способных описать то, что она испытала за последние два часа, которые провела в репетиционном зале. Она не особо увлекалась его творчеством, если говорить откровенно, и никогда не воспринимала его как артиста. Для нее он с самого детства был простым человеком со своими слабостями и пороками, а не мировой звездой, у ног которого лежит весь мир. В этот вечер всё изменилось. На протяжении трех лет она наблюдала за тем, как он внезапно встает среди ночи и записывает рифмованные строчки к новой песне, сетуя о том, что из этого должно получиться что-то стоящее, или сидит на дереве с диктофоном и записной книжкой, стараясь передать записывающему устройству ту музыку, которая играет у него в голове, и это не производило на нее никакого впечатления, ибо было само собой разумеющимися вещами. Здесь же, увидя его на сцене, она испытала неподдельный кураж, не поддающийся словесному описанию. Он действительно был Артистом с большой буквы. То, как он двигался, невозможно было смотреть с закрытым ртом. Челюсть отвисала непроизвольно, а глаза округлялись от того, насколько он владеет каждой частью своего тела, заставляя конечности творить нечто невообразимо прекрасное, ритмичное, завораживающее. А голос... Каждая строчка, произнесенная им, была наполнена душой и любовью; он будто окутывал мир вокруг себя ореолом волшебства и счастья, вселяя огонь в сердца всех присутствующих. Он зажигал. Зажигал танцпол, музыку, людей, воздух, пространство, время. Он испепелял их! Как? Как можно описать это простыми, ничего не значащими буквами, сложенными в слова и звуки?? Это можно только почувствовать. Приехав в отель, они поужинали у него в номере и обсудили завтрашний день. Он должен будет посетить каких-то чиновников, детский дом и ожоговый центр прежде, чем отправится на сценическую площадку. Она пообещала ему присмотреть за сорванцами-мальчишками в это время, чтобы он не тащил их с собой, за что он сердечно поблагодарил ее. После было решено, что она появится перед самым выходом на сцену и заглянет к нему в гримерку, чтобы пожелать удачи и поддержать, успокоить нервоз, который был стандартным спутником любого артиста перед встречей с публикой. Когда с ужином было покончено, она оставила его одного, сказав, что сегодня будет ночевать у себя. Ему необходимо было как следует выспаться и набраться сил, а с ней это выйдет вряд ли - перед сном они всегда болтали достаточно долгое время, а в этот раз разводить болтологию было нельзя, поэтому она приняла решение ретироваться. Ночь была неспокойной для обоих. Он не мог заснуть, постоянно ворочался, не в силах подобрать удобное для себя положение. В голове царил хаос. Страх медленно, но верно нарастал, поднимая адреналин в крови, а переживания заставляли его метаться по постели и вспоминать, всё ли он успел проверить и повторить. Свет? Крепления? Костюмы? Исправность аппаратуры? Охрана? Он перебирал потенциально возможные трудности, которые могут возникнуть в процессе проведения концертной программы или перед ее началом, и пытался сразу решить их, чтобы не впадать в панику в случае коварных неожиданностей. Ее сон был поверхностным и полным кошмаров, которые заставляли девушку просыпаться через каждые час-полтора. Уже наступило воскресенье, она не вернулась в пятницу, как обещала Тому. Она не вернулась до приезда папы, который должен был забрать ее на выходные. Она сбежала от него... А телефон молчал. Эми ожидала настойчивых звонков и скандала из-за ее отсутствия, криков и лишения чего-либо в наказание за самодеятельность, но он почему-то не звонил. Арнольд, похоже, понял, кого она предпочла ему, и наверняка взбесился по этому поводу. Она даже немного боялась возвращаться домой. Ждать ее там могло что угодно. Мысли этих двоих сходились в одном: оба размышляли над произошедшим пару дней назад, в день, когда она угодила к нему в объятия по нелепой случайности. Этот взгляды, которыми они буравили друг друга... Его не отпускали ее круглые от испуга синие глаза, которые, кажется, смотрели ему тогда прямо в душу. Он вспоминал их, анализировал ее мимику, объятия... Его сердце сжималось, а по груди пробежал легкий холодок, когда он вернулся мыслями к тому, как она прижалась к нему, пообещав не употреблять больше запрещенных веществ. Что это было? Затянувшаяся неловкость грозила перерасти в нечто, о чем они оба потом пожалели бы, но, хвала небесам, ничего не случилось. Он ловил себя на мысли, что даже немного жалеет об этом. Но почему? Он не понимал. В последнее время она часто задумывалась о том, что было бы, будь она немного старше. Зачем скрывать? Он ей нравился, это факт, хоть она и пыталась отрицать эту симпатию. Он был с ней таким заботливым, нежным, обходительным... Разве существуют еще такие же мужчины, как он? Она сравнивала его со всеми знакомыми парнями, включая Тома, сравнивала с папой, и он всегда оставался вне конкуренции по всем параметрам. То, как они дурачились вместе или болтали обо всем на свете, не сравнимо ни с чем. Эти карие глаза, в пламени которых можно сгореть... Он был для нее кем-то большим, чем отец или приятель, он ближе, чем брат или наставник. Она не представляла, что будет, когда она закончит школу и уедет из Калифорнии, поступит в колледж. Ей было очень тяжело взрослеть. Эмме казалось, что он теряет к ней интерес день ото дня, чем старше она становится, тем толще стена между ними. Но не она ли выстроила эту стену? Она боялась того, что к нему чувствовала. Он ведь вырастил ее! Он помогал ей с учебой, объяснял особенности общения с мальчиками, предупреждал о безопасности и втолковывал, что близкие взаимоотношения должны быть только по взаимной любви; он вытаскивал ее из неприятностей, готовил к экзаменам, справлялся об успеваемости, через телохранителей общался с учителями. Он заменил ей отца, и она чувствовала себя виноватой перед ним каждый раз, когда ее сердце ныло в немой тоске по его объятиям. Она не должна испытывать это. Тем более, взаимности ей всё равно не добиться... Утром она зашла к нему, чтобы пожелать удачи и справиться о его самочувствии. Когда она появилась в дверях номера Джексона, он носился между ванной и спальней, как ошпаренный, собираясь выходить к ожидающему его автомобилю. Заснуть ему удалось только с рассветом, из-за чего он чуть не проспал важную встречу. Подняться-то он смог, но всё равно безбожно опаздывал. Она с иронией смотрела за тем, как он одновременно пытается краситься и одеваться, натягивая брюки под халат и подводя глаза. — Тебе помочь? – спросила она, следя за его телодвижениями насмешливым взглядом. — Не мешало бы... – отозвался он, вытягивая и без того длинные ресницы удлиняющей тушью. — Говори, что приносить из одежды, а сам спокойно заканчивай с макияжем. – она прошла вглубь просторной комнаты и достала из-под кровати чемодан, сев рядом с ним на полу. – Какая футболка, рубашка? Пиджак? Что? — Футболку белую без рукавов давай, сейчас подумаю, что с рубашкой делать. – он старательно выводил карандашом брови, почти прижавшись щекой к зеркалу туалетного столика. Откинув крышку чемодана, она вынула оттуда нужную ему вещь и, свистнув, кинула прямо в руки Майкла, после чего он тут же скрылся в ванной, чтобы одеться. Сняв халат, он натянул футболку и заправил ее в строгие черные брюки, крикнув ей через дверь: — Теперь рубашку красную! – пару секунд подумав, он продолжил: – Или лучше черную. Или... Да, черную. С красными погонами! Эмма перерыла его одежду в поисках нужной рубашки. Но ее не было! Он что, не знает, что берет с собой? — Ее нет! – отозвалась она, еще на раз пересмотрев сложенные стопочкой сорочки. – В верхней стопке она отсутствует точно. — На дне смотри! – ответил он, осматривая свою шею. – Внизу, под брюками может лежать! Устало закатив глаза, она стала перебирать его брюки, разыскивая среди них потеряшку. Вдруг ее рука нащупала какой-то небольшой квадратный предмет в конце стопки, который привлек ее внимание. Что это? Без стеснения вытащив вещицу, она повертела ее в руках и выпала истерическим хохотом, не веря своим глазам. Это была запечатанная пачка презервативов. У него в сумке лежали презервативы, черт его подери! Она не могла унять свой смех, хоть и понимала, что ей сейчас надо искать для него одежду, а не гоготать из-за того, что он, оказывается, обычный мужчина, у которого есть точно такая же потребность в женщинах, как и у любой другой особи мужского пола. Он недоуменно нахмурился, когда услышал из спальни ее звонкий смех. Почему она смеется? Нахмурив брови, он приоткрыл дверь и выглянул, окинув ее подозрительным взглядом. Увидя у нее в руках небольшую квадратную коробочку, он выскочил из ванной и, подлетев к ней, попытался выхватить это из ее рук, но она ловко увернулась, не давая ему ни единой возможности отобрать у нее злосчастные презервативы. Раскрасневшись, он скрестил руки на груди и уставился на нее недовольным взглядом, жестким тоном отдав приказ: — Эми, отдай. — Что, француженок клеить собрался, Дон Жуан? – с иронией спросила она, дразня его запечатанной упаковкой. — Нет. – отмахнулся он, вновь предприняв безуспешную попытку вырвать коробочку. – Дай сюда, я говорю! — А кого еще? Не ко мне же ты подкатывать будешь! – засмеялась она, начав вскрывать блестящую обертку. — Эмма, это не игрушка! – он топнул ногой от собственного бессилия, обвиняющим тоном выпалив: – Ты еще маленькая для таких вещей! Она ловко вытащила из коробочки один блестящий пакетик с резинкой внутри и внимательно осмотрела его, с наигранным равнодушием задав вопрос: — Ага, а не будь я маленькой, что, подкатил бы? — Эмма, это не смешно. – насупился он, хмуря брови. – Ты понимаешь, что у меня нет сейчас времени на проведение урока полового воспитания? — Вообще-то, я серьезно. – произнесла она, давя улыбку. — Я не думал об этом. – он опустил взгляд, поджав губы. — А жаль. Сейчас самое время! Интригующе блеснув глазами, она небрежно кинула коробочку в чемодан и, поднявшись на ноги, уверенно направилась к нему, буравя мужчину пронзительным взглядом. Майкл испуганно вытаращился и открыл от удивления рот, не понимая, что она собирается с ним сделать. В голову моментально полезли самые откровенные предположения, на которые только был способен его мозг, а подсознание мысленно начало просчитывать пути к отступлению, чтобы не допустить воплощения того, о чем он сейчас бесстыдно думал. Какого черта тут происходит? Весь этот расспрос, презервативы, ее хитрый взгляд... Нет, что угодно, но только не это. Не сейчас! Он не готов! И ему нужно бежать, он опаздывает на встречу... Может, наплевать на все дела? От собственных мыслей он заметно напрягся, и это не осталось незамеченным. Она задавалась единственным вопросом: о чем он думает? Кажется, у кого-то давно не было женщины, и это дело нужно было исправлять. А еще не мешало бы как-то выйти из сложившейся ситуации, потому что атмосфера вокруг определенно начинает накаляться. Интересно, как долго он живет без подружки? За три года она ни разу не видела его в обществе женщины. Конечно, это не говорило о том, что у него ее не было, но сейчас с этим у него определенно есть проблемы. То, как он смотрел на манипуляции ее пальцев... Он был напряжен и выглядел, как дикий хищный зверь, готовящийся к внезапному нападению на свою жертву, хоть и пытался скрыть это за маской изумления. Ей было не по себе находиться рядом с ним в этот момент, он слишком серьезно воспринял ее неудачную шутку. Она понятия не имела, о чем он думает и что чувствует, но понимала, что ей нужно поскорее сваливать из его номера. Подойдя к Джексону вплотную, Эми подмигнула ему и засунула блестящий саше-пакетик в его приоткрытый рот, после чего, похлопав его по щеке, с наигранно серьезным видом заявила, убедительно смотря в ошалевшие глаза: — Ты знаешь, что с этим нужно делать. Она не смогла сдержать смех от того, как он изменился в лице после этих манипуляций. Его гримаса буквально кричала немой вопрос:"Что это только что было?" Он стоял и не мог сдвинуться с места, его будто парализовало. Она звонко смеялась, смотря на него, а он никак не реагировал, словно отсутствовал в этой комнате вовсе. На деле, в этих словах присутствует доля правды: он находился где-то глубоко в своих мыслях, и не сразу смог вернуться к реальности. Внутренне он порицал себя за то, что вообще посмел задуматься о том, что она собирается его... Нет, он даже мысленно произнести эти слова боялся. Но парадокс в том, что он ловил себя на мысли, что... Надеялся на это? Он залился краской от смущения и, выйдя из ступора, вытащил презерватив изо рта и сунул в карман, помотав головой, чтобы отогнать от себя ненужные мыслишки. — Больше никогда так не делай. – попытался с долей укора произнести он, сведя брови вместе. – Иначе у нас состоится серьезный и очень неприятный разговор! Вытащив из чемодана красную рубашку с серыми погонами, она отдала ему ее вместо черной и иронично улыбнулась, многозначительно заглянув в глаза: — Найди себе подружку и оттянись как следует, Мистер Никогда-Так-Больше-Не-Делай. – направившись к выходу, она добавила: – И еще одно. Посети массажный салон в китайском квартале в Лос Анджелесе, сходи на тайский массаж. Томми говорил, что руки у китаянок очень и очень нежные. Усмехнувшись, она покинула его номер, махнув на прощание рукой. Стоило ей оказаться вне апартаментов певца, как Эммануэль сразу же издала облегченный вздох. Да уж, дело начинало пахнуть жареным... Интересно, он вообще понял, что это была шутка с ее стороны, а не попытка забраться к нему в койку? Ей даже стало немного стыдно за себя, хотя его реакция ее нехило повеселила. Почему он так серьезно ко всему относится? Он должен был посмеяться вместе с ней, а вместо этого загрузился и ушел в себя, возможно, немного обиделся. Что он там себе придумал? Она уже жалела, что позволила себе открыть рот. Он еще несколько минут просто стоял на месте, держа в руках рубашку и непонимающе хлопая ресницами. Он не знал, чего она хотела добиться своим поведением, но если это была провокация, то она определенно удалась. Но зачем? Для чего она делала это? И этот вопрос... И правда, "подкатил" бы он к ней, если бы она была старше? Он солгал, что не задумывался об этом. Думал, еще как думал. В последнее время он всё чаще ловил себя на подобных размышлениях, хоть это и было грубейшей ошибкой, допускать которую он не должен был. Что с ним происходит?.. Понуро опустив голову, он накинул рубашку на плечи и, застегнув пуговицы, отправился к ожидающему его автомобилю, прихватив с собой шляпу.***
Он взволнованно мерил шагами гримерную, то и дело бросая пытливый взгляд то на часы, то на дверь. До начала выступления оставалось каких-то пять минут, а она так до сих пор и не зашла... Она обещала заглянуть и пожелать ему удачи, но не сделала этого, и он не понимал, почему. Передумала? Не пробилась через охранников или фанатов? Может, не пришла вовсе? Он переживал всё сильнее, не в силах сдержать разрывающее душу негодование. Он чем-то обидел ее? Или она поняла, что он..? Боже, его мозг был готов взорваться от количества разнообразных предположений по поводу ее отсутствия, но на рассуждения больше нет времени. Пора выходить. Собравшись с мыслями, он в последний раз глянул на себя в зеркало и, надев очки, шагнул в кулисы, чтобы спуститься под сцену и начать программу. Из укрытия он слышал, как многотысячная толпа скандирует его имя, ожидая выхода артиста к публике. Напряжение в мышцах росло, а волнение заставляло его обливаться потом. Как они встретят его сегодня? Сдержанно или взорвутся от экстаза? Будет ли она среди них? Какова будет ее реакция на его выступление? Что ждет его после? Она кинется к нему на шею в полнейшем восторге или скупо подметит возможные неудачи? Зачем он вообще об этом думает именно сейчас? Шумно выдохнув, он встал на платформу и, сгруппировавшись, подал жест инженеру, после чего тот повернул спусковой рычаг, и платформа резко поднялась вверх, а Майкл взмыл в прыжке в небо перед фанатами, появившись на сцене буквально из-под земли. Когда он застыл в надменной позиции великого предводителя, народ оглушительно взревел, рассыпавшись аплодисментами. Они приветствовали певца, как сошедшее с небес Божество, впав в истерику от одного его появления. Он абсолютно ничего не делал: Джексон стоял на выступе сцены, чуть повернув голову в сторону и устремив взгляд вдаль, а окружающие уже сходили с ума. Не это ли безоговорочная популярность? Выждав какое-то время, когда люди более или менее успокоятся, он медленно снял очки и убрал их в карман, окинув внимательным взглядом весь стадион. Сколько же здесь людей... Неужели все они пришли только ради того, чтобы увидеть его? Он восхищался этим зрелищем, но сохранял невозмутимость, интригуя их тем, что же он собирается перед ними вытворить в следующую секунду. Неожиданно раздался звук разбивающегося стекла. Самое время стартовать. Сорвавшись с места, он обошел кругом сценическую площадку и начал танцевать, попутно осматривая первые три ряда бушующей публики. Он искал ее глазами, но всё равно не видел, как бы не разглядывал лица незнакомых ему людей. Всё-таки не пришла... Переведя дыхание, он запел, напрягая связки до предела от обиды и злобы. Ему было необходимо куда-то выплеснуть эти неприятные эмоции, вызванные разочарованием, и он решил все свои чувства излить в танцевальную и вокальную импровизацию. Работа всегда должна быть в первую очередь! — Справляйся! – голосил он, всё резче двигая бедрами. – Это не так трудно для меня! Эмма пробиралась сквозь прыгающую вместе с ним толпу, как через минное поле, постоянно оглядываясь по сторонам и усиленно смотря под ноги, чтобы не быть затоптанной кем-то из фанатов. Они живой волной кричали текст песни вместе с ним и двигались, махая руками вверх. Кто-то плакал, девушки падали в обмороки, другие восторженно следили за каждым его шагом, улыбаясь во все тридцать два зуба. Она даже боялась голову поднять и взглянуть на то, что он творится на сцене, если люди так сходят по нему с ума. Агрессивность исполнения сингла из нового альбома ее даже удивляла: неужели он способен петь с таким напором? Что с ним произошло? Он зол? Но почему? Она старалась пробраться к самому первому ряду, к сцене, но преодолеть живые препятствия являлось для нее тяжелейшей задачей. Кто же знал, что автомобиль застрянет в пробке, и она опоздает? Наконец-то добравшись до ограждения перед площадкой, она подняла взгляд на артиста и помахала ему рукой, надеясь, что он заметит ее среди этого сборища. Безуспешно. Он не видел. Зато она сразу отметила, что что-то пошло не так с самого начала: стальной ремень на его бедрах частично расстегнулся, он всё время хватался за микрофон, звук из которого временами пропадал, она видела, что он заметно нервничал и шевелил губами, пел, но некоторые слова просто не звучали, исчезая в никуда. Он плохо закрепил часть костюма, плюс какая-то неисправность аппаратуры... Конечно, он не подавал виду, что всё идет не по плану, но она прекрасно видела, как изредка дрожали его лицевые мышцы. Бедный, она ведь даже не пожелала ему удачи... Раздраженно выдохнув, она надеялась, что неурядицы удастся устранить, и ему не придется трепать себе нервы на протяжении всех двух часов. Когда номер был закончен, свет софитов погас, и сцена погрузилась во мрак, а он тут же скрылся где-то в глубине. Несколько минут он отсутствовал, а стадион погрузился в молчание. Она ждала его выхода вместе со всеми и мысленно молилась на то, чтобы им удалось решить проблему технических неполадок в короткий срок. А еще она надеялась, что он всё же увидит ее, потому что может обидеться, если подумает, что она кинула его одного в такой ответственный момент, хотя он очень сильно ждал ее. И ведь не объяснишь, что виновата пробка, а не нежелание присутствовать на выступлении! Нервоз бил его, пока инженер и звукооператор заменяли микрофон. Он не работал! Черт его подери, провод отходил так не вовремя, что его распирало от досады! Он понимал, что должен успокоиться и не обращать внимания на трудности, но это было очень сложно в данной ситуации. Еще и ремень... Сбросив железо и китель, он залпом осушил два стакана воды и, закрепив микрофон, вернулся в центр сценической площадки, чтобы продолжить программу. Когда зажегся свет, публика снова захлопала и завизжала, заставляя его натянуть на лицо широкую улыбку и вновь запеть, даря этим людям хорошее настроение своим талантом. Он не имеет права лишать этих людей удовольствия только из-за того, что его оставили в одиночестве в очередной раз. Следующим номером была песня "Ты затеваешь что-то". Стоило музыке начаться, как позади него появились четверо танцоров-мужчин, и сцена вот-вот грозилась воспламениться из-за ходящих ходуном ног и откровенных сексуальных телодвижений. Майкл был настолько взвинчен, что в перерывах между куплетами орал во всю глотку, почти срывая голос, лишь бы поскорее выдворить из себя всю энергию. После тридцатисекундного перерыва в фонограмме, он проследовал вместе с подтанцовкой в центр площадки и, своеобразно перекрестившись, одновременно с ними схватился рукой за промежность, переступив с ноги на ногу и произведя волнообразное движение бедрами после. Вся женская половина стадиона взревела от экстаза, требуя повторения такого будоражащего сознание танцевального "па". Эми стояла прямо перед ним и не могла сдержать насмешливого хихиканья. То, как он делает ЭТО, она не могла воспринимать с адекватной реакцией. Ей даже на какой-то момент показалось, что он возбужден, и это не игра света на золотом боди, а откровенно выпячивающий бугор, но сразу же отогнала от себя эти мысли, потому что предполагать такое на его счет было как минимум глупо. Хотя, спустя минуту она уже была уверена в том, что у него действительно стоит, и дело не в освещении. Это заставило ее почти сорваться на смех, что немало удивило стоящих рядом с ней людей. Никто из них и не предполагал, что этого человека на сцене она видела дома в пижаме с медвежатами, и после спокойно наблюдать за тем, как большой ребенок откровенно онанирует, если так можно выразиться, перед многотысячной толпой, не могла. Композиция уже заканчивалась, когда он опустил взгляд на первые ряды и заметил в толпе смешливую улыбку, которую ждал здесь, наверное, больше, чем что-либо другое. Пришла! Он моментально оживился и воспрял духом, растянувшись в широкой улыбке. Движения стали еще более энергичными, манера исполнения с крайне агрессивной сменилась на вызывающую и игривую. Благоприятные перемены в его поведении мог не заметить только слепой; публика оживилась, начав подпевать ему и танцевать. Только Эмма стояла прямо перед ним и буравила этого выпендрежника взглядом, полным иронии, ибо то, как он завыпендривался с ее появлением, выглядело очень забавно. Когда он в очередной раз схватился за промежность и повторил поступательное движение тазом, она сделала это вслед за ним, изобразив из себя альфа-самца, которого сейчас строил он, из-за чего он еле подавил смешок. Чертовка! Когда песня закончилась, и сцена снова погрузилась во мрак, он опять пропал на несколько минут. После, выйдя к поклонникам, он крикнул:"Я люблю вас!" И бросил в первые ряды свою черную футболку с небольшой эмблемой тура и его росписью на груди. То ли он сделал это случайно, то ли намеренно, но вещь упала прямо рядом с Эммануэль, из-за чего девушку чуть не сбили с ног умалишенные фанатки, кинувшиеся к футболке целым полком. Смерив Джексона саркастичным взглядом, она едва заметно показала ему кулак, предупреждая, что в отеле его ждет взбучка за подобную выходку, на что он лишь тихонько захихикал, насмешливо смотря на нее сверху вниз. Зазвучала "Человеческая природа". Наверное, самая обожаемая ею песня из всех, написанных им. Весь стадион погрузился во мрак, зрители подняли вверх зажигалки и, взявшись за руки, стали раскачиваться из стороны в сторону, искренне наслаждаясь его мелодичным и тонким голоском, который в миг стал таким нежным, будто обнимал мир, как новорожденного младенца. Она стояла и смотрела на него снизу, не веря в то, что вообще слышит этот трек в программе выступления. Он двигался по сцене, воспроизводя танец робота и жестами общаясь с публикой, а у нее сжималось сердце с каждым новым словом, исполненным им. Волшебство творилось вокруг, так ей казалось. Разве можно быть таким восхитительным? На втором куплете он подошел к выступу и, смотря на нее в упор, пропел, указывая пальцем в ее сторону: — Видишь эту девушку? Она знает, что я смотрю, и ей нравится, что я не могу оторвать от нее взгляда... Певец обворожительно улыбнулся, а она, похоже, навсегда лишилась дара речи. Что? Он это... Ей? Он точно на нее показал?? Или на блондинку, стоящую рядом? Сердце ушло в пятки, а ноги подкосились - Эмме пришлось схватиться за ограждение, чтобы не упасть. Казалось бы, что такого? Рядовая игра артиста со зрителями. Но она придала этому очень большое значение, хотя сама осознавала, что это глупость. А он тем временем успел повернуться ко всем спиной и, выждав немного, резко обернулся, взяв верхние ноты. После этого ей срочно потребовалась неотложка, а лучше закрытый номер в отеле, шампанское, клубника и отсутствие камер видеонаблюдения, чтобы никто не знал, что она собирается с ним сделать. По крайней мере, она была близка именно к этому. — Ты знаешь, почему... – пел он своим тонюсеньким трепетным голосом, запрокинув голову вверх и закрыв глаза. – Мне нравится так любить... Стоило ему вновь распахнуть глаза и опустить взгляд вниз, как она обескураженно выдохнула, прижав руку к груди. Он... Он плачет? Серьезно?? Всё, это стало финальным выстрелом в голову для девушки, потому что больше вытерпеть напора захлестнувших ее чувств и эмоций она не могла. Не дожидаясь окончания песни, она стала пробираться через стоящих рядом фанов к его телохранителям, чтобы после вместе с ними подняться за сцену и попасть в кулисы, где она сможет увидеться с ним и... И что она сделает? Она понятия не имела, что скажет ему и как поведет себя, но ощущала потребность в этом, будто подкоркой чувствовала, что он ждет ее. Ждет... Она верила, что ей не кажется, и он действительно хочет, чтобы она была сейчас рядом с ним. Не в выступлении, нет. В сердце. Добраться до охранников оказалось проблемой. Пока она пыталась пройти сквозь толпу, находящуюся в настоящем кураже, он уже успел исполнить песню "Скользкий Преступник". Мужчины в черном не сразу узнали ее и чуть не скрутили, приняв за обезумевшую фанатку, желающую прорваться к кумиру во что бы то ни стало. Лишь тогда, когда она вытащила из сумочки пропуск, они согласились отвести ее в закулисье, и то, очень неохотно. Когда она поднялась и скрылась в незаметном для зрителей уголке, он уже заканчивал вместе с Саидой Гаррет песню "Я не перестану любить тебя". Он искал ее взглядом в первом ряду, но не находил, из-за чего снова начинал переживать, надумывая себе разнообразные причины ее побега. Лишь на последнем проигрыше он заметил ее, стоящую в темном месте левой кулисы. Тогда он сорвался на громкий возглас, перешедший в хрип к концу, решив закончить исполнение песни импровизацией: — Ты знаешь, я буду любить! А если перестану... – он упал на колени и поднял ладонь к небу, будто вопрошая Всевышнего: – Но любит ли она меня?.. Я буду... Она стояла и плакала, прикрыв лицо рукой. Как он делает это с ней? Каким образом? Он всего лишь поет и работает на публику, а она стоит и захлебывается слезами, как последняя идиотка, придумывая себе воздушные замки, которых быть не может в принципе. Зачем она вообще здесь? Что она делает в кулисах? Ради чего поднялась? Вот, он уже идет к ней, отключая микрофон, пара секунд, и окажется рядом. А она? Что она скажет ему? Всё это было так безрассудно, что ей хотелось провалиться сквозь землю и больше никогда не появляться рядом с ним. Эмоции били через край, вместе со слезами она выпускала из себя всё, что накипело в ее душе, которая сейчас обливалась кровью от сильнейших переживаний. Зачем... Когда он почти подошел, она повернулась к нему спиной и закрыла глаза руками, чтобы он не видел черных подтеков туши и всего ужаса, который творился на ее лице из-за накатившей истерики. Оказавшись вблизи, он обнял ее со спины и прошептал, наклонившись к ее ушку: — Успокойся, малышка, всё хорошо... Слышишь меня? Выдохни, не плачь... Обернувшись, она крепко обняла его за шею и погладила по волосам, ничего не ответив. Она чувствовала себя дурой. Тупой дегенераткой, которая заставила его отлучиться с выступления и успокаивать ее истерику, а все из-за того, что она абсолютно не умеет себя держать в руках, в отличии от него. Он поглаживал ее спинку и улыбался одними уголками губ, пытаясь привести девушку в чувства. Что еще нужно? Майкл не мог дождаться окончания концертной программы и возвращения в номер, где они вновь останутся наедине. Он желал поскорее избавиться ото всего этого мусора и понять, что происходит с ней, с ним, с миром, и почему сегодняшний день такой сложный для них обоих. Он отказывался признавать это, но ситуация действительно выходила из-под контроля, и с этим пора было заканчивать. — Где твоя гримерка? – тихонько спросила она, перебирая тонкие кудряшки пальцами. – Мне нужно привести себя в порядок и успокоиться, иначе я прорыдаю еще очень долгое время. — Третья дверь. – он вынул ключик из кармана и, отстранившись, зажал в ее ладони, убедительно смотря в синие заплаканные глаза. – Жди меня там, хорошо? После концерта будет банкет, отметимся там и вернемся в отель вместе. Кратко кивнув, она отпустила его и побежала в коридор, ведущий в гримерную, а он вернулся на сценическую площадку.***
На банкете их задержали на несколько часов. Вся команда праздновала удачное проведение развлекательной программы и День Рождения одного из хореографов, который работал в этом туре с Джексоном. Все пили алкогольные напитки и хохотали, подшучивали друг над другом, кидались пирогами, щедро украшенными кремом, фотографировались. Майкл, Маколей Калкин и Джордан Чандлер вместе подшутили над бедным мужчиной, обмазав его взбитыми сливками и облив лимонадом, после чего тому пришлось на некоторое время покинуть гостей, чтобы переодеться, а те тем временем развернули масштабные бои едой и искренне веселились. Эммануэль получила небольшой тортик не в лицо, хвала небесам, а на одежду, точнее, на полупрозрачную светло-голубую тунику. Майкл кинул в нее пирог, но немного промахнулся, и попал не в волосы, а в грудь, из-за чего вся верхняя половина ее одежды была в белых воздушных пятнах. Он рассмеялся, а она махнула его лицом в торт и растерла его по всему периметру его волос, обиженно надув губы. В ответ на такую выходку он лишь расхохотался еще сильнее и смерил ее насмешливым взглядом, наслаждаясь тем, что смог поддеть ее и удачно пошутить, а не отмолчался, как это обычно происходило в последнее время, когда они оставались вдвоем. Про утренний инцидент с пачкой презервативов можно было смело забыть, он был отомщен. Когда бои закончились, и, обтершись салфетками, взрослые вернулись к празднованию, она сняла с себя тунику и осталась в облегающей белой маечке с глубоким вырезом, из-за чего сильно смущалась. Кто же знал, что он зарядит ей пирогом прямо в грудину? Она даже не предполагала о том, что они посетят торжество после концерта, и была не совсем готова к этому. Она думала, что они поедут сразу в гостиницу, и никто не станет глазеть на нее из-за неприлично глубокого выреза, но, увы, очень ошиблась. Стеснительность заставила девушку залиться краской и проходить с розовыми щеками до конца вечера, отсчитывая секунды до возвращения в отель. Джексон невольно напрягся, когда она частично оголилась перед ними, хоть и старался не подавать вида. Это было вынужденной мерой, но он всё равно ощущал терпкое чувство внутри, из-за которого ему было немного неуютно. Он что, ревнует? Ревнует ее к гостям, которые без доли стеснения разглядывают ее грудь? Что за бред?! Он одергивал себя от этих мыслей, но факт, как правило, вещь упрямая - это чувство никуда не девалось, наоборот, сплеталось с другими эмоциями внутри его души, образуя взрывоопасный коктейль. А когда он машинально покосился на ее бюст, стараясь убедиться, что всё в порядке, и ему на самом деле всё это кажется, душа не только воспламенилась, но и отдала четкий огненный выстрел в низ живота, заставляя его плоть затвердеть еще сильнее, чем то было прежде. Не секрет, что он возбуждался на выступлениях, и с этим было бесполезно бороться - это являлось его личным секретом успеха, как завести публику и передать ей свой кураж. И сейчас, когда к этому добавилась еще одна капля... Ему было тяжело спокойно сидеть на одном месте и сохранять маску невозмутимости. Он заливал бурлящие в душе чувства вином, решив, что это станет лучшим выходом из положения в данный момент. Он не ошибся: контролировать себя намного проще, когда мозг одурманен алкоголем, и он смог стойко выдержать всё мероприятие, скрыв свое состояние ото всех остальных. Видя, как он глотает бокал за бокалом в последний час, она тоже попросила немного, подумав, что он не особо будет против. Мужчина с укором посмотрел ей в глаза, показывая всем своим видом, что это плохая идея, но Эми жалобно округлила глаза и похлопала ресницами, изобразив щенячьи глазки. Он не устоял перед таким умиляющим зрелищем. Налив ей буквально третью часть высокого фужера, он пригрозил пальцем и условился, что больше ей употребить не даст, на что она согласно кивнула и осушила вино залпом. Правда бокал явно оказался не последним. Когда он отвлекался или уходил, она тайком заимствовала его бокальчик и делала пару глотков, многозначительно переглядываясь с насмешливо следящими за этим действием мальчиками, которые, увы, были вынуждены употреблять только колу. Взрослые ее шалостей не замечали, и это определенно вселяло в нее воодушевление. Банкет закончился глубоко за полночь. Телохранители на автомобиле доставили их к черному ходу гостиницы "Четыре сезона" и сопроводили на нужный этаж, охраняя от возможного нападения взбудораженной фанатской публики. Хвала Богам, всё обошлось без происшествий. Условившись встретиться в постели, они разошлись по своим номерам, чтобы принять ванную и приготовиться ко сну после утомительного дня. Оба всё еще не отошли от двояких впечатлений от насыщенного событиями вечера, но обсуждать ничего не хотели, решив, что молчание будет лучше для всех. Она считала, что заблудилась в собственных фантазиях, а он вообще гнал от себя даже намеки на размышления о том, почему она плакала на его выступлении, и что вообще всё это значит, включая утреннюю "шуточку" и недвусмысленные намеки. Она уже лежала на его постели и дремала, когда он вышел из душа. Вместо привычной длинной маечки и трусиков сейчас на ней были короткие спальные шорты нежно-голубого цвета и такой же топ на узеньких бретельках. Почему она вдруг оделась в пижаму, если всегда спала с ним раздетой? "Джексон, тебе женщин мало? С какого перепуга ты перевел свое внимание на ребенка?" - спрашивал его внутренний голос, пока он медленным шагом направлялся к постели. - "Да, она красива. Да, тебе нравится, как она выглядит. Но она же еще дитя! Ей всего 16, а тебе уже 34. Ты наивно полагаешь, что она не замечает, как ты смотришь на нее? То, что она оделась - это первый звоночек тебе, доказывающий, что она всё видит и понимает. Она тебя боится. Мой тебе совет: если не хочешь потерять с ней всякий контакт, верни свой разум на место. Не создавай лишних проблем." Он понимал, что чувства, которые он испытывает сейчас в адрес этой девушки, неправильны. Запретны. Но он ничего не мог с ними сделать: как бы Майкл не пытался унять себя, он всё равно продолжал думать о ней. Днем, ночью, в машине и в душе, за обедом и на сцене. В последние два дня он думал о ней везде! Это казалось самым настоящим помешательством, бороться с которым он был не в силах, да и не хотел. Ребенок... Его глаза упустили тот самый момент, когда она успела стать взрослой, но не сердце. Она уже выросла, и то, что их тянет друг к другу, отрицать бесполезно. По крайней мере, он чувствовал это именно так. Переведя дыхание, он прилег рядом с лежащей на боку к нему спиной Эми и придвинулся ближе, смотря на ее длинные каштановые волосы. Его магнитом притягивало к ней: мужчине хотелось прижаться к девушке буквально каждой клеточкой своего тела и больше никогда не отстраняться, он мечтал слиться с ней воедино во что-то невообразимо прекрасное и чувственное, отражающее все те глубокие эмоции, которые он испытывал, когда они находились вместе, но это было непозволительной роскошью. Его взгляд скользил вдоль темных прядей ее волос до того, пока не наткнулся на открытое узкое плечико, а точнее на тоненькую лямку голубого топа, расположенную на нем. Бретелька была одна. Одна! У него в миг напряглось всё тело, а низ живота предательски заныл. Она легла с ним без лифчика... Похоже, внутреннему голосу придется взять свои слова по поводу ее страха назад... Она откинула волосы за спину и, приподнявшись, рукой убрала их на другое плечо, к подушке, будто намеренно даруя ему обзор на открытую часть ее тела. В этот момент он, кажется, разучился дышать. Длинная шейка, тоненькая линия ключицы и небольшая впадинка... У него перехватило дыхание, а в горле образовался ком. Это сигнал? Она хочет, чтобы он целовал бархатную кожу на ее шее? Чтобы он спустил эту чертову лямочку и исчертил всё пространство ее плечика кончиком языка... Этого хотел он сам, вожделел сильнее всего на свете. Интересно, отвергнет ли она его, если он сделает это прямо сейчас? А если нет, чем всё закончится? Его плоть бесстыже твердела, а глаза блестели. Она тоже неравнодушна к нему! Он был почти уверен в этом. Подвинувшись еще ближе, он приподнял руку над ее плечом и взволнованно облизнул губы, почти коснувшись кончиками пальцев мешающей бретельки. Он был уже готов поддеть ее и отвести в сторону, но в самый последний момент не решился, отдернув руку. Нет, он не имеет на это права. Он не имеет права самостоятельно разрушить эту стену между ними, нельзя переступить границу дружбы в одиночестве. Они должны сделать это вместе, иначе никак. Судорожно сглотнув, он обнял ее за талию и закрыл глаза, стараясь успокоить не вовремя взыгравшее в крови возбуждение. Он был слишком робким для того, чтобы дать волю своим чувствам. Она дремала ровно до того, пока он не лег рядом. Стоило ему растянуться на кровати, как окружающее пространство заметно наэлектризовалось, заставляя ее чувствовать себя немного неуютно. Может, она зря пришла? Он весь день какой-то чересчур взвинченный, а сейчас вовсе больше похож на оголенный провод. Что с ним происходит? Она не знала, чем, но понимала, что сама спровоцировала его, и именно ей это положение придется исправлять. Она спинным мозгом чувствовала, как он буравит ее спину своим шоколадным взглядом, а когда он приподнял ладонь над ее плечом, у нее сердце и вовсе ушло в пятки. Нет, она больше не вынесет этого... Она резко приняла сидячее положение и спустила ноги с кровати, откинув одеяло в сторону. Сердце долбило о ребра, как сумасшедшее, в ушах звенело от его стука, а ладошки вспотели от волнения. Ей пора уходить. Нет, ей надо бежать, бежать на всех парах отсюда, пока она не натворила чего-то очень неправильного! Нужно скрыться, просто уйти из опасной зоны. У него-то, конечно, не хватит смелости тронуть ее. Зато у нее решительность всегда граничила с беспечностью, и из-за этого она может наделать глупостей. Он же не сильно обидится, если она предпочтет поспать эту ночь в своем номере? Хотя, он должен быть даже рад, ей так казалось. Он не в себе. Или она?.. Она уже хотела ступить ногой на пол, чтобы встать, как он неожиданно сел позади нее, будто почувствовал, что она намеревается покинуть его и оставить в одиночестве. В очередной раз облизнув пересохшие губы, он задержал дыхание и отвел взгляд в сторону, не решаясь сказать то, что должен был. Она опустила голову и покосилась на него, пытаясь понять, чего он от нее хочет. Что-то заставило ее застыть на месте и просто ждать хоть чего-нибудь, чего-то, что должно случиться именно сегодня, и ни днем позже. Что это? Она понятия не имела, да и не желала знать. Главное - это успеть уйти прежде, чем он разобьет ей сердце и развеет воздушный замок, который она себе успела нафантазировать. А лучше вообще не доводить до этой ситуации. Он очень переживал. Он не знал, что нужно сказать или сделать, да и должен ли он вообще делать это сейчас. Майкл чувствовал себя неопытным глупым подростком, на плечи которого взвалили какое-то чересчур ответственное и важное задание. У него не так уж много опыта было по части общения с девушками, и он очень боялся ляпнуть что-то несуразное и лишнее, выставить себя дураком перед ней. Он понимал, что она просто поднимется и уйдет сейчас, если он не остановит ее, и поэтому ему пришлось собирать остатки мужества в кулак. В его грезах всё это было куда проще и легче, чем в реальности. Он не смог заставить себя говорить. Врожденная застенчивость сыграла с ним злую шутку в самый ответственный момент. Лишь тогда, когда она уже хотела подняться с постели, он набрался смелости и легонько коснулся ее руки кончиками пальцев, почти не дыша при этом. Он провел подушечками по суставам и постепенно поднялся выше, к широкой поверхности ладони. Коснувшись костяшек, он плавно накрыл ее руку своей и слегка сжал, бесшумно выдохнув. Она чуть сжала его ладонь в ответ и завесила лицо волосами, плотно поджимая губы. Ее сердце отбивало чечетку, желудок сжимался, а щеки порозовели, заставляя ее дышать чуть чаще от сильнейших переживаний. — Останься... – наконец-то выдавил из себя он. – Я хочу, чтобы ты осталась со мной этой ночью... Эми обернулась в пол-оборота к нему и исподлобья посмотрела в глаза: удивительно, но на нем не было ни грамма макияжа, наверное, впервые за все три года, что она провела с ним бок о бок. Он решился показать ей себя настоящего?.. Ее взгляд моментально смягчился, сменившись с недоверия на нежность. Его освещал лишь тусклый свет единственного ночника, но и этого было достаточно, чтобы разглядеть всё то, что он так тщательно прятал ото всего остального мира. Острые черты лица, почти черные глаза, кажущиеся целой вселенной в ночи, широкие губы, милая ямочка на подбородке, смольные кудри, собранные в небрежный хвост... Ей захотелось прикоснуться к нему, проверить, не снится ли ей это. Вдруг она попала в иллюзию, и он растает в воздухе, как только она дотронется до его лица? Меньше всего ей хотелось оказаться во сне в этот момент. Протянув свободную руку, она провела подушечками пальцев по его виску вниз, к щеке, после чего убрала выбившуюся прядь челки за ухо, едва коснувшись бакенбардов. Он прикрыл глаза, искренне наслаждаясь ее осторожными прикосновениями. Она не испытывает ужас, глядя на неравномерный тон его кожи? В его груди всё горело: каждое новое касание пальцев к коже отдавало пронзительным многовольтным разрядом в сердце, то парализуя, то стимулируя его. Разве можно творить такое с организмом одними пальцами? Она могла. Она была способна одним взглядом заставить его умереть или вознестись на седьмое небо. Это завораживало. Ее власть над его чувствами... Неужели она знает? Она исследовала его лицо, стараясь запомнить каждый сантиметр прежде, чем он вновь скроет его за маской грима и образа. Она проводила подушечками пальцев по бровям, переносице, векам, скулам, губам... Шумно выдохнув, Эмма погладила его по голове, приглаживая беспорядочно торчащие мелкие кудри, и сказала, вперив смущенный взгляд вниз: — Спасибо, что оставил Поп-Короля в ванной и пришел сам, без всеми любимого образа. Ты прекрасен без своей маски идола. Он грустно усмехнулся, ничего ей не ответив. Что он мог сказать? Что стесняется своей внешности и искренне ненавидит ее из-за детской психологической травмы, нанесенной отцом, и болезни? Поэтому "носит маску"? Она и так знала это. Повторения были излишни. Он сам не понимал, почему позволил себе быть перед ней сегодня собой. Предчувствие? Вполне вероятно. Джексон сильнее сжал ее руку в своей и отвел взгляд в сторону, не решаясь больше ничего говорить. Молчание затянулось, но ему было плевать. Главное, чтобы она не выпускала его ладонь больше никогда в жизни... Девушка почувствовала себя неловко из-за зависшего в спальне молчания. Она засиделась, ей давно пора покинуть его апартаменты и дать певцу выспаться после утомительного концерта. Решив на прощание чмокнуть его в щеку, она чуть подалась вперед и потерлась кончиком носа о его тонкий носик. Она почти коснулась его скулы трепетным поцелуем, когда он вдруг неожиданно повернулся, и их губы внезапно встретились, а глаза синхронно закрылись, наплевав на все протесты здравого смысла. Ненавязчивый поцелуй был настолько легким и целомудренным, что со стороны это больше походило на простое касание губ, нежели на то, что мы привыкли видеть в фильмах. Когда она почувствовала его мягкие губы, ее сердце перестало биться и упало куда-то вниз, оторвавшись от удерживающих его мышц. Он... Он что, поцеловал ее? Или она его? Или... Ей не верилось в произошедшее. Они вместе только что подвесили на виселицу их дальнейшее общение и одним жестом обрубили все нити, связующие их на протяжении всех трех лет. Что дальше? В ее голове истерично бегала и кричала паника, восклицая о том, какая она законченная идиотка. Ну зачем, зачем ты сделала это, Эми? Зачем он сделал это? Она была в растерянности. Отстранившись буквально на два сантиметра, она посмотрела в его глаза, которые сейчас почему-то казались ей почти черными, и судорожно сглотнула. Пожалуй, сейчас самое время бежать прочь, сверкая пятками. Ох, как она была бы рада сделать это... Но ноги отнялись, стали будто протезные. Тело отказывалось подчиняться. Он перевел робкий взгляд на ее губки и едва заметно облизнул свои, чуть поджав их. Он тоже не знал, что делать. И нужно ли что-то предпринимать вообще... — Chaque baiser est une fleur dont la racine est le coeur.* – прошептал он на французском, переведя взгляд с ее губ на глаза. — Двойка тебе за произношение, Микки. – она грустно улыбнулась, смотря на него. Волнение и страх испарились, будто их не было вовсе. Всё. Они перешли черту. Подавшись немного перед, он впился в ее губы кратким, но трепетным поцелуем, сплетя ее пальчики со своими. Границы дозволенного, рамки приличия, законы и нормы морали стёрлись, оставив чистое пространство для закипевших чувств, которые вот-вот грозились политься через край и затопить собою всю планету. Все фибры его души трепетали, переливаясь в сверкающем свете пьянящих эмоций всеми цветами радуги. Он влюбился... Только сейчас Майкл осознал эту истину, от которой так упорно убегал, сполна. Она ведь тоже любит его, верно? У нее закружилась голова во время их поцелуя: он нежно ласкал ее нижнюю губку кончиком языка и целовал, целовал, целовал... По ее коже забегали мурашки, а в низ живота ударила молния. Первый поцелуй... Боже, это был ее первый поцелуй! Причем, с кем? С ним! С тем, кто вырастил ее и воспитал, не дав ей спуска в самый тяжелый возраст, который проигнорировал ее родной отец! С мужчиной, поцелуя с которым желают миллионы женщин по всему миру! Ей стало стыдно и дурно от собственной глупости, она не должна была позволять себе целоваться с ним. Теперь всё рухнет? Он возненавидит ее? Посчитает, что она слишком много позволяет себе, и уйдет навсегда, как было с Татьяной Тамбтзен? Вопросы заполонили ее голову: Эмме казалось, что у нее вот-вот пар из ушей пойдет. Оторвавшись от его губ, она выпустила сжимающую ее руку ладонь и, встав с постели, погладила его плечо, хрипло произнеся: — Доброй ночи. Развернувшись, она быстро покинула его спальню и, аккуратно прикрыв дверь, почти бегом направилась к себе в номер, вся красная и взвинченная из-за случившегося. Что дальше? Зачем? Почему? Паника захватила ее рассудок и накрутила до предела, шепча на ушко, что теперь он отгородится от нее и забудет, потому что общаться с такой дурой невозможно. Она винила себя, корила, даже ненавидела. Сама всё разрушила... Ей казалось, что черная полоса неизбежна, ибо всё слишком хорошо, чтобы быть правдой. В отличии от нее, он был на седьмом небе от счастья. Наконец-то это случилось! Он не понимал, чему рад больше: тому, что он влюблен, или тому, что это взаимно? Зачем он убегал от этих чувств последние пару месяцев? Ради чего?! Это ведь так прекрасно! Любовь сразила его наповал, сбила с ног, закружила в бесконечной воронке чувств, желаний и счастья, и ничего более ему было не нужно, кроме ее теплых и таких нежных объятий. Ее сладковатые губки... Он облизнул свои губы и слегка закусил нижнюю, мечтательно прикрыв глаза. Может, стоит вернуть ее? Майкл понимал, что ей нужно обдумать всё произошедшее и принять, переварить, но не мог удержаться от желания снова слиться с ней в поцелуе, который, кажется, стал самым ярким моментом за последние полгода. Ему стоило нечеловеческих усилий вжаться в кровать и закрыть глаза, не побежав вслед за ней. Вишневые губки... Черт, он был готов расцеловать весь мир! Естественно, он не мог не думать о том, что эта связь неправильна и порочна, даже незаконна. Какое он имеет право трогать ее и говорить о чувствах, когда она еще несовершеннолетняя? Тем более, Арнольд был его другом... Что будет, если он узнает об их отношениях? Он убеждал себя, что они смогут сохранить их чувства в секрете и будут счастливы, и что ничего плохого или постыдного в любви нет. Он ведь не в штаны ее к себе пускает, правда? Он не собирался с ней заниматься любовью или откровенно лапать, она еще ребенок, и вообще, счастье не в сексе, а в единстве испытываемых двумя сердцами чувств. Почему он должен от этого отказываться? Он всю жизнь только бегает от возможного счастья и живет в одиночестве, не зная девичьей любви! Имеет он право хоть немного побыть любимым и нужным? Полный возвышенных чувств, он прикрыл глаза и попытался заснуть, надеясь, что так утро наступит раньше.***
Он проснулся с рассветом. Полный воодушевления и слащавого ожидания, он быстро умылся и, одевшись, хотел направиться в номер Эммануэль, чтобы вместе позавтракать и обсудить их совместное ночное приключение, убедившись, что ему это не приснилось, и заодно закрепив полученный результат еще одним поцелуем, но заметил на тумбочке свернутую вдвое бумажку, которая сразу привлекла его внимание. Взяв листочек, он вчитался в красивый извилистый почерк и грустно улыбнулся, опустив голову.Прости, что не стала будить тебя и уехала не попрощавшись. Мне пора возвращаться на учебу, иначе будут проблемы. Сам представляешь, что папа устроит, если узнает о четырех пропущенных днях... Не обижайся, ладно? Удачи тебе в Тулузе, не дрейфь! Ты восхитителен. Эми <3
Уехала... Он понимал, что ей нужно учиться, но печаль всё равно окутала его душу, заставляя взгрустнуть. Она только покинула эти стены, а он уже успел по ней соскучиться. Интересно, поцелует ли она его первой в субботу, когда он вернется в Лос Анджелес, чтобы по привычке провести выходные вместе? Или она сделает вид, что ничего не произошло?.. Он мотнул головой, выгоняя эти мыслишки. Нет. Она не посмеет забыть то, что случилось этой ночью! Никогда. Они будут счастливы. Он верил в это.