Год Нуль

      Рядовой Марк Уолберг вскинул на плечо автомат. С момента последней операции прошло около двух лет. И вот он вновь несет верного металлического друга, с которым прошел жаркие бои в Ираке.       Все менялось. Он получил повестку из военкомата как благую весть. Всеобщая мобилизация — что может вдохновить мужчину на подвиги?       Ему только исполнилось двадцать два года. Накануне отметил с бывшими товарищами день рождения, попивая крепкую белую текилу. Набрались в ту ночь немало. Джимми еще сказал, что пили они на гражданке в последний раз.       Так и случилось.       Утром Марк получил берцы, винтовку, камуфляжную одежду. Он так и не выслужился до погон, большую часть службы проведя в штабе, попивая виски. Славное было время, нефть текла рекой.       Вот и теперь война долго не продлится. А он опять поднимет солидный куш и сможет блеснуть монетами перед девчонками.       Он вышел с Бук-Стрит и отправился по Пятой Авеню. Кристально-прозрачные стекла небоскребов отливали темной ртутью. Марк покрепче перехватил винтовку. После посещения пункта выдачи формы им надлежало самостоятельно добраться до доков. Спешить было некуда — война еще не стала свершившимся фактом.       На Восьмой Авеню Марк столкнулся с другими ребятами в форме. Пришлось им сбиться в кучу. Дорогу перекрыла вооруженная демонстрация. Реднеки палили из дробовиков в воздух, привлекая к себе внимание.       Полицейские и сватовцы пытались утихомирить толпу. Готовили водометы, выставляли ряд из щитов, доставали газовые гранаты.       — Слезоточивый газ пустите в ход! — заорал молодой парень в камуфляже, с трудом перебиравший ногами. Набрался с радости. Его патриотичный настрой Марк поддерживал, подняв большой палец вверх. Да пусть сдохнут все ненавистные враги Америки!       А пятая колонна, что собралась на Пятой Авеню, просуществует недолго. Это же очевидно. Прихвостни и рабы денег, они были готовы за лайки в инстаграмме продать маму родную. Не то, что Президента. И несли страшные лозунги.       «Черный цвет ужасен!», «Отправьте Макаку в Африку!», «Наш президент способен только банан с пальмы сорвать!» и в том же духе. Оторвал бы хохмачам-ловкачам руки, что писали гадости, Марк Уолберг. Только, вроде как, и этих граждан он должен был защищать.       На всех площадях города, на рекламных площадках и баннерах появилось лицо мистера Президента. Марк, не задумываясь, отдал честь, приложив ладонь к виску.       — В этот знаменательный день, мы, величайшая страна, вершитель судеб, объявляем священную войну всем, кто сопротивляется нашей воле. Мы заставим всех служить нам, действовать по нашим правилам. Мы заставим весь мир служить нашим интересам, а те, кто против, заслуживают смерти. Вперед, мои воины, уничтожим врагов наших, проклятых русских, китайцев, корейцев, вьетнамцев, иранцев и прочую мелкую шушеру! И да будет так! — мистер Президент победоносно вскинул кулаки.       И вся нация слилась с ним в экстазе! И Марк Уолберг тоже. Он с радостью приветствовал начало новой войны, в которой американское оружие пройдет огнем и мечом по отсталым странам. И принесет демократию миру.       Оппозиционеры могли кричать, сколько угодно. Только они заранее проиграли.       Исказилось лицо одной немолодой женщины, одетой в махровый свитер. Не следила она за собой, напоминая ведьму из блокбастеров.       — Вы принесете только горе и несчастья. Но за это вам воздастся. И будете вы корчиться на земле, ибо занятие ваше неугодно Ему! — кричала она.       Замолкла быстро. Сватовец в боевом облачении вытащил электрошок и точным и сильным ударом в плечо заставил мерзкую тетку взвыть от боли. Она рухнула в объятия обросшего мужчины. Сраные хиппи и тут все портили, призывая к миру и добровольному сексу.       — Я не собираюсь умирать! — один из парней швырял булыжниками в толпу полицейских. — Я не пойду умирать за ваши идеалы! Меня все устраивает сейчас!       Водомет успокоил его, облив с головы до ног. Парнишка взвизгнул и выпустил из рук камешки, рванув наутек. Марк испытал злорадство. Так им, предателям!       Мерзкие митингасты продолжали наплывать, используя свою многочисленность. Нервы у одного из сватовцев не выдержали и он ударил мужика в вылинявшей футболке с российским президентом ребром щита в подбородок. Брызнула первая кровь. Толпа рассвирепела, словно раненый зверь. И нахлынула со всей злостью, какую можно было только представить.       А сватовец добивал мужика, довершая дело ударами ногой по ребрам.       В тот день небо затянули свинцовые тучи. А многострадальная земля окрасилась кровью врагов не государства, но режима.              *****              Марк помнил, как добрался до доков в компании друзей-солдат. Их набиралось все больше и больше. Никакой особой организованности — говоришь должность, фамилию и имя, протягиваешь военные документы, вроде того же паспорта солдата, и тебя приписывают к одной из дивизий.       А потом ждешь отправки…       Марку не повезло. Ему выпал Иран. А туда решили отправить флот только на следующее утро. До тех пор ему оставалось только жевать соломинку да снимать комнату в небольшой гостинице.       Он принял душ, побрился, а затем включил телевизор. Показывали заседание Сената. С каким единодушием все восприняли начало войны! Улыбки не сходили с лиц, мужчины пожимали друг другу руки и поздравляли с началом молниеносной войны. Марк чуть не укусил себя за локоть, жалея, что его участие может и не состояться. Через пару дней все может завершиться…       А затем окно его номера разбили горящей бутылкой. Марк заорал из-за неожиданности и опрометью кинулся на кухню за ведром воды. Пока набирал его, все посматривал на огонь, пожиравший ковер и грозившийся перекинуться на мебель. Но успел потушить до того, как огонек превратился в пожар. Высунулся Марк из окна, перевесился и проорал в темноту.       — Чтоб вы сдохли! — глотка чуть не охрипла, но результатом Марк был доволен. Испугавшиеся манифестанты в панике побежали по дорожке к трассе. Марк посмотрел вверх и вниз. Почти каждая комната гостиницы была объята огнем. Дураки, такие мелочи не задержат солдат. И не остановят войну.       Он посмотрел на небо цвета смога и потянулся в невидимый карман за несуществующей сигаретой. А потом вспомнил, что не курил. А потом вспомнил, что здание-то все еще горит…       Промчался по этажу Марк Уолберг, помог паре товарищей справиться с расползающимся огнем… И лишь когда в последнем окошке пламя потухло, парень успокоился. Да и все успокоились. Эти позорники пытались сорвать их поход. Была бы воля Марка, он бы на плаху отправил этих идиотов.       С треснувшими окнами не шибко-то поспишь. Ветер продувает, никого не жалея. Солдаты вытащили матрасы, одеяла и подушки, закрыли двери номеров, да улеглись вплотную друг к дружке. Жесткие полы вызвали чувство дежавю. На досках Марк спал в Ираке. Привычка жить в стесненных условиях должна была выработаться у каждого солдата, поэтому Марк ни капли не пожалел, что расстался с кроватью. Подложив кулак под голову, он заснул.              *****              На рассвете город огласил шум противовоздушной тревоги. Транспаранты висели на каждом шагу. США объявили войну всем неподчиняющимся странам мира.       Марк испытал гордость за родную страну. Они ничего не боялись. А тревога — это так, учения. Быстро пройдут, и вновь на улицах установится тишина…       Генри шел с ним рядом. С мужчиной, которому на днях вот-вот должно было стукнуть сорок, Марк познакомился при пробуждении. Быстро договорились о завтраке в расположившемся рядом с общежитием «Сабвее». Мужик оказался интересный. Вместо мизинца на правой ноге — протез. Отстрелили кенийские каннибалы, а затем съели на его глазах. После таких рассказов сразу расхотелось есть сэндвич с индейкой.       Воздушная тревога повторилась после того, как они уже покинули забегаловку. Переглянулись бравые солдаты, а затем услышали тоненький свист. Так пел соловей, вроде бы… В птицах Марк не разбирался. Слышал их по аудиоподборкам… Но что птицы могли забыть в большом городе.       — Это трындец, — рассмеялся Генри. — А я думал, что ничего более ужасного не увижу уже.       — В смысле? — насупил брови Марк.       А небеса разверзлись, и из них показались острые носы ракет, делящихся на еще более мелкие боеголовки.       Раз, два… Девочка еще жива. Четыре, три… По кускам ее собери.       Боеголовки падали с гулким звуком, напоминающим раскрывающийся попкорн. Марк прикрыл уши, чтобы не слышать криков. Ядерные боеголовки падали на город, а это значило одно — системы перехвата не сработали. Может быть, операторы ракет уже давно мертвы.       Женщина перекинулась через подоконник восьмого этажа. Спустя секунду бомба врезалась в подножие дома, и хрупкая фигурка выпала в пламя.       Марк убрал руку от уха. Он понял, почему звуки пропали, почему больше не слышны крики. По руке струилась кровь. Оглушенный, Марк смотрел на Генри. Глаза приятеля остекленели, он совсем не понимал, что происходило в городе. Да никто не понимал! Но это не повод терять рассудок в нужный момент! Марк тряхнул Генри, но в чувство не привел.       Вслед за первой волной неслась уже вторая. Марк выбежал на Восьмое Авеню. Поздно, слишком поздно.       Люди лезли на баррикады, пытаясь спасти свои жизни. Ревела толпа манифестантов, напирала на сватовцев, но те не собирались отступать даже в минуты поражения. Город рушился на глазах, но верные защитники стояли на страже.       Боеголовки упали в верещащую толпу. Столб света ослепил Марка. Он не слышал себя, но смеялся изо всех сил. Так им и надо, пятой колонне! Пламя пожрало людей. Он видел, как плоть слезает с обтянутых тканью скелетов. Или думал, что видел, а все происходящее являлось плодом воображения его больного мозга.       Марка сбили с ног. Люди в панике разбегались, кто куда. Да только бежать некуда — всюду разрушения. Всюду достанут вражеские ракеты.       Шальная мысль вовремя пришла в голову. Нужно бежать в доки. Угнать один из катеров и выйти в океан! А лучше всего — взять один из кораблей, доплыть до Персидского Залива и открыть огонь на поражение, пока снарядов не останется.       Марк попробовал встать, но его вновь пихнули. Под ребра, в плечо… Кто-то огрел по голове битой. Солдат с легкостью превратился из защитника в причину всех бед. Но от него быстро отвязались: очередная боеголовка разорвалась в десятке шагов от него. Люди в панике бросились в другую сторону. Марк почувствовал обжигающее дыхание пламени на щеке. Переждал в укрытии буйство огня, а затем медленно пополз к общежитию.       Балка обрушилась перед ним. Здание крошилось, каркас не выдерживал, хрупкое творение архитектора разваливалось, будто не кирпичный дом стоял, а карточный.       С безумным грохотом припечатал машину рекламный транспарант. Огонь пожирал жидкокристаллический дисплей с неохотой, медленно, но неуклонно. А президент все говорил и говорил… Только лица его уже не разглядеть — оплавленные края монитора стекали внутрь с шипением, разъедавшим динамики. Голос огрубел и превращался в нечто механизированное. И Марк поплелся дальше, не этого президента он собирался защищать.       Опираясь на стену, парень медленно перебирал ногами, но когда та кончилась, не удержался и упал на колени. Крики умиравших не прекращались. Солдат даже на долю секунды почувствовал себя особенным. Ведь он выжил, не попал в эпицентр бойни… И успеет выкарабкаться отсюда.       До доков рукой подать. Но люди продолжали проноситься неудержимой волной. Дрогнули и спецназовцы, пустившиеся в бегство наравне со всеми.       Бомбы вновь посыпались с неба спустя каких-то минут сорок. Оставшиеся на Восьмом Авеню спецназовцы выставили щиты, но тщетно. Огонь пожрал их тела довольно быстро. Боеголовки падали то там, то тут, превращая некогда цивилизованное и ухоженное место в мрачную пародию на жизнь. Город умирал, но до подлинной агонии было еще далеко.       Марк пересек велодорожку, спустился по лестнице через пролет парка, держась за поручень, и медленно побрел к общежитию. Оно казалось таким близким и таким далеким одновременно. Двести шагов, сто пятьдесят… Марк устал волочить ноги и плюхнулся на обломок скамейки. В конце парка огонь стремительно распространялся среди зелени.       Вдали заревели катера. Солдаты спешно покидали родину, направляясь врассыпную. Порой катера друг друга таранили, и треск досок оглушительным грохотом врезался в уши. Разваливались корабли на глазах, а люди спешно прыгали в воду. И материли друг друга последними словами. Увы, многие полагались на технику, но она, по всей видимости, вышла из строя из-за электромагнитного импульса.       Марк подошел к краю причала. Даже одинокая лодочка не качалась. Последний шанс сбежать был упущен.       Бомбардировка не прекращалась ни на секунду. Марк не знал, все ли запасы собирались израсходовать за один день. Все говорило в пользу этой версии. И бежать стало некуда.       Марк впервые в жизни захотел забить косяк покрепче. Умчаться от серых будней в раскрашенное цветами радуги небо, остаться в плену иллюзий, лишь бы не видеть конца мира.       Увы, травкой он не баловался давно. Карманы опустели. А у первого встречного не попросишь. Ближайший человек истекал кровью на велодорожке. Чуть дальше, на автомобильной дороге, расположились разбившиеся в лобовом столкновении машины, чьи стекла забрызгала алая жидкость.       По всему городу распространился зловещий запах смерти.       Марк влез на ограду, но в плещущиеся воды океана не прыгнул. Все же подумал, что честь воина не позволит ему умереть так глупо. Слез и направился к общежитию.       Мышцы постепенно возвращали былую легкость. Звон в ушах прошел. Ковровая бомбежка, разнесшая в пух и прах город, превратившая его в руины, закончилась. Пусть ненадолго. До второй волны Марк не собирался доживать.       В вестибюле пахло хлоркой. Бомбы не зацепили этот район, потому дело ограничилось выбитыми стеклами. Довершив начатое демонстрантами. На полу лежало тело молодого солдата. Видимо, пытался образумить кого-то из дегенератов, решивших угнать катер, спасая собственную шкуру. Вспороли бедняге горло, нож даже не бросили.       Марк прошел дальше. Общежитие явно опустело, и люди побросали вещи, в панике спасаясь от смерти, что падала с неба. Но далеко убежать они не могли. Все усилия бессмысленны, когда на город обрушивается атака многотонных ядерных боеголовок.       На кухне ничего интересного найти не удалось, кроме следов борьбы и крови. А вот в первых же комнатах солдат отыскал кое-что интересное.       На одной из полок Марк нашел старенький револьвер. С одной пулей. Кто-то забавлялся, играя в русскую рулетку. А потом почему-то оставил оружие… Может, оно принадлежало убитому пареньку? Следов крови Марк не обнаружил, значит, об оружии и впрямь забыли. Так даже лучше, чем ножом по венам.       Он подошел к подоконнику, усеянному осколками стекла. Викинги, что первыми открыли этот континент, не боялись смерти. И он тоже не убоялся. Вся его жизнь была посвящена балансировке на краю пропасти. И вот он все же сорвался. Жаль, не успел попасть вместе с ребятами на фронт.       Хоть умрет с оружием в руках.       Могущественнейшая страна гибла на его глазах. Верный солдат ничего не мог исправить. Вопрос чести стал главным и определяющим в его дальнейшей судьбе. Вместе с гибелью страны дальнейшая жизнь теряла смысл.       Сняв предохранитель, поднеся револьвер к виску, Марк нажал на спусковой крючок. Осечка. В русской рулетке он сорвал бы джек-пот.       На город упали новые бомбы. Старенькое здание зашаталось. Видимо, попали совсем близко к порту.       Завизжала сигнализация, и Марк пожалел, что слух так быстро вернулся. Кусок вывески отвалился и, полыхая ярким пламенем, шлепнулся возле соседней комнаты.       Марк взвел курок во второй раз. Прокрутил барабан. Вновь поднес револьвер к виску. На сей раз рука задрожала. Он ведь пережил две волны бомбежки… Может, это знак?!       Марк хотел бы верить, что в этом мире что-то останется. Но с невероятной легкостью исчезали не то, что машины — дома. То, к чему их готовили в фильмах-катастрофах, произошло не за год и не за день. За пару часов.       Уняв дрожь и поборов примитивный, животный инстинкт выживания, солдат нажал на курок. И смеялся долго и отрывисто, захлебываясь и давясь. Он выжил!       И в ту секунду Марк захотел жить. Он вдруг отчаянно захотел прочувствовать, мать ее, вкус жизни! Это судьба! Ему уготована жизнь! Две волны бомбежки, два холостых выстрела — определенно, это знак!       Небо окрасилось в противно-оранжевый цвет. Затем раздался жуткий грохот, и пламя снесло часть здания. Бомба взорвалась рядом с Марком. Окровавленное тело валялось мешком. Только правая рука все еще сжимала револьвер.       И Марк на сей раз направил дуло в лоб. В третий раз ему не повезло.