Табу

      Наташа сидит в уютном кафе, о существовании которого мало кто догадывается. Это их с Эл проверенное место. Они пользовались им редко, но теперь, видимо, всё изменится. Она смотрит на договор с пренебрежительным отвращением. Эта кипа бумаг ей отвратительна. Её хочется банально сжечь. Но сотня с лишним наций явно этого не одобрят. Она заказывает две чашки горячего шоколада и принимается ждать. Вдова пытается найти верные слова для объяснения, но на языке вертится лишь одно. Война.       — Изабель, будь другом.       Элена костяшками стучит в дверь.       — Что, пришла за блузками? Слишком рано, я ещё их не надевала, — говорит охотница, распахивая дверь и впуская внутрь Монтеро.       — Не волнуйся, я по делу.       Эл опускается в кресло с высокой спинкой, закидывая ногу на ногу. Изабель выжидательно смотрит на неё, скрестив руки на груди, совсем, как брат.       — Я должна отлучиться. Компанию составишь?       Глаза охотницы блеснули любопытством.       — Несанкционированная вылазка?       — Вполне себе санкционированная. Мне нужно встретиться кое с кем. Твой брат любезно разрешил мне сделать это при условии, что я возьму тебя с собой.       — Скука. Я уж было подумала, что ты пошла против него. Ну ладно, так уж и быть. Дай мне полчаса.       — Только давай без опозданий, а, — предупреждает Монтеро, поднимаясь. Вместо ответа Изабель подходит к ней и сжимает в объятьях. Элена смущённо кашляет, неуверенно прикасаясь руками к спине охотницы.       — Спасибо за брата, — выдыхает она, зажмуриваясь. Элена расслабляется, едва улыбаясь. Именно такие благодарности ей по вкусу. Не те, что она видела сегодня.

Placebo — Running up that hill

      В Барселоне жарко. Душно. Хочется к океану, но Романофф лишь поправляет костюм, продолжая путь по мощёным улицам. Ей нужно убедить одного очень важного учёного помочь ЩИТу. Она должна выполнить задание как можно скорей и попросить об отставке. Вдова устала. Смертельно. Шпионка недавно вернулась с миссии в Будапеште вместе с Клинтом. Общение с ним она пока прекратила — период реабилитации. Романофф понятия не имеет, как он и что с ним. Если быть откровенной — сейчас ей глубоко плевать. Она лишь уверенным шагом ступает на плитку, шагая ровно через три. Нат просчитывает ситуацию, скорее, по привычке. Она внимательно следит за возможным хвостом, а у самой руки становятся влажными. Рыжая давно не чувствовала такого внутреннего напряжения, со времён Красной Комнаты. Воспоминания о ней наводили на Вдову невообразимый ужас. Наташа шла, лавируя меж людьми, стараясь избежать телесного контакта. И тут её тело словно пронзает электрическим током. Вдова вздрагивает. Она чувствует, как детские руки обвивают её талию, сжимаясь кольцом вокруг. Рыжая опускает голову вниз, готовая ко всему. Но только не к этому.       — Мамочка! — верещит девчушка, пуская слезу, — наконец-то ты нашлась, я так долго тебя искала!       На смуглой щеке алеет царапина, нос вздёрнут, а глаза огромные и серые, как тучи в предгрозовом небе. Волосы смоляные, взлохмаченные, а улыбка щербатая. Но такая искренняя.       — Я не твоя мать, — хрипит шпионка, убирая детские руки от себя, — ты ошиблась.       Девочка смотрит на неё с прищуром, пристально разглядывая бледное лицо. Её рот кривится и она готова вот-вот заплакать.       — Но, как же? — шепчет она, хлопая длинными ресницами. — Разве так бывает? Вы так на неё похожи! Простите меня, сеньора. Я просто обозналась, — лепечет она, расшаркиваясь. Прохожие с интересом наблюдают за этой сценой, некоторые снисходительно улыбаются, кто-то качает головой. Ната видит, как девчонка быстро заводит руки за спину, и понимает, что её карманы пусты. Ребёнок в считанные минуты догадывается, что разоблачён, и бросается бежать. Она даже не думает посмотреть, что выудила из кармана. В руках были зажаты лишь телефон и значок ЩИТа. Романофф срывается с места вслед за ней, не обращая внимания на каблуки, что иногда застревают меж плитками. Она внимательно следит за чёрной головой впереди, просчитывая ситуацию на несколько ходов вперёд. Шпионка сворачивает вправо, зная, куда приведёт её это ответвление улицы. Девчушка беспокойно вертит головой, оглядываясь назад, не сбавляя темпа. Но вдруг она останавливается, замечая, что погони нет. Влажные ладони судорожно сжимают странную, но такую лёгкую добычу. Она переводит дыхание и с опаской продолжает путь. Она не верит, что всё может быть так просто. Потому что нащупала за поясом этой женщины пистолет. Девочка всё ещё озирается по сторонам, как вдруг чувствует чьи-то руки поперёк собственного тела. Романофф крепко перехватывает ребёнка, увлекая её за угол. Шпионка просто обогнула несколько домов с другой стороны, рассчитывая на то, что беглянка расслабится, если не увидит погони. Она ставит девчушку к стене, встряхивая. Затем забирает принадлежащее ей по праву и снова кладёт в карман.       — Дальше по улице дежурят мои парни. Они обчистят тебя ещё раз, — предупреждает девочка, сдувая прилипшую ко влажному лбу прядь.       Наташа смотрит на неё, прищуриваясь. Интересно, сколько ещё беспризорников живут на улицах солнечной Испании?       — Так предупреди их, что у меня пистолет, — отвечает она, присаживаясь. Она сталкивается взглядом с глазами ребёнка. И видит в них пепел сгоревшего детства. Эта девочка уже не ребёнок.       — Где твои родители?       — Ой, как все любят задавать этот вопрос. Тебе что, больше всех надо? — ребёнок ведёт плечами.       — Допустим. Ну, так где? Не забывай, что есть у меня за поясом.       — Да брось. Здесь в меня стрелять нельзя. Рядом дома жилые. Да и люди здесь часто ходят. Так что, давай я просто исчезну и скажу про тебя своим — трогать не будут, — она откидывает толстую косу за спину.       Наташа усмехается.       — Царапина откуда?       Романофф и сама не знает, почему продолжает разговор. Наверное потому, что чувствует, как девочка лучится солнцем. Таким странным, чужеродным, но согревающим. Ребёнок зарделся и Нат поняла, что попала в точку.       — Тебе правда интересно? — уточняет она, как бы предупреждая, что рассказ может затянуться. Шпионка слегка кивает. Ноги устают от такого положения, но она терпит.       — Может, место получше найдём? А то здесь эту великую историю рассказывать как-то не очень, — девочка жмёт плечами, сминая ткань лёгкого светлого платья. А после протягивает Вдове влажную ладошку, прищуриваясь и слегка склоняя голову набок. Наташа смотрит на детскую руку, а в голове картины из прошлого — собственная стерилизация. Девочка разглядывает её до неприличия любопытно. Она чувствует, как внутри теплится какой-то страх, но её так тянет к этой красивой рыжей. Темноволосая видит в её глазах такую пустоту, что коленки подгибаются. Рука подрагивает. Наташа берёт протянутую ладонь в свою, едва сжимая.       — Не бойся, я хорошо знаю Барселону, — заверяет девочка и уверенно тянет её за собой. Она ведёт её по путаным улицам города, а солнце окрашивает дома кровавым закатом. Люди выходят на улицы, собираются с друзьями, идут выпить — с первыми закатными лучами здесь просыпается жизнь. Как знать, может, именно здесь начнётся новая жизнь Вдовы.       Ребёнок приводит её к ступеням собора Саграда Фамилия. Туристов здесь уже не так много, а местные жители настолько привыкли к этому великолепию, что редко обращают на него какое-либо внимание. Она усаживается на тёплые ступени святого места и ждёт, когда Наташа присоединится. Вдова увлечённо разглядывает шедевр готической архитектуры, но девочка нетерпеливо тянет её за штанину.       — Да брось ты, будто храмов не видела, — бурчит она. Ната смотрит на неё сверху вниз и изящно ведёт бровью.       — Я тоже так хочу! — восклицает девчушка, а Нат садится рядом. — Научи, а.       — Сначала расскажи свою историю, — соглашается Вдова, — а там договоримся.       Девочка снова смотрит на неё пристально, с прищуром, словно проверяя, есть ли в ней второе дно. Но после сдаётся и начинает бурный рассказ, как подралась с одним из мальчишек, который нечестно разделил их добычу. Она повествует живо, красочно, активно жестикулируя, иногда сбиваясь. Ребёнок не может сидеть на месте — она подскакивает, принимаясь передавать историю в лицах. Наташа смотрит на театр одного актёра, а натянутая пружина внутренностей расслабляется. До шпионки доходит медленно, но верно — она хочет детей. Таких, как эта.       — Теперь он совершенно точно будет обходить меня за сотню пье! — заканчивает девочка, назидательно поднимая палец вверх. — Ну, а теперь — учи.       — Мы ещё не договорились, — качает головой Вдова.       — Так нечестно, — темноволосая скрещивает руки на груди, задирая и без того вздёрнутый нос.       — Вот именно. Ты играешь нечестно. Это ведь не вся твоя история. Я, между прочим, могу обидеться.       Девчушка резко опускает руки, часто дыша.       — Ну ладно, сеньора. Раз так, то слушайте.       Девочка ведётся на простую уловку, но Нат только это и нужно. Она рассказывает, как полтора года назад её родители погибли в автокатастрофе. Её отец был американцем, в Испанию приехал по делам, встретил её мать. Стандартное развитие истории. Когда ей было восемь, они поехали на день рождения к общему другу. Накануне прошёл дождь, дорога была отвратной. Отец не справился с управлением. Погибли оба. Других родственников у девочки не было. Осталась лишь няня, но девчушка не знает, где теперь её искать. После смерти родителей её определили в приют, в котором она прожила полгода, а потом сбежала. И сейчас она живёт на улице, с такими же, как и она.       — Почему убежала? — просто спрашивает Наташа.       — Да это же казнь египетская, а не приют, — стонет девчушка, — только не вздумай меня туда возвращать. Всё равно убегу.       — Поехали со мной, — предлагает Вдова. Девочка смотрит на неё, как на больную.       — У тебя пистолет за поясом, а я ехать должна? — возмущается она. — Ты что, из полиции?       Наташа молча берёт ее за плечи, заглядывая в глаза.       — Мне просто нужна помощь, — тихо произносит она, — поможешь?       — Что, только я могу это сделать? — не верит ребёнок.       — Да, — Романофф сглатывает, — а я научу тебя выгибать бровь. И драться.       — Это я уже умею, — заверяет девочка.       — Так, как я — нет.       Ребёнок с минуту смотрит в мёртвую зелень её глаз.       — Как тебя зовут? — вдруг спрашивает она.       — Наташа.       — Ну, раз только я могу помочь, то, ладно. Нам ведь придётся вернуться в приют, да? Для законности.       Нат кивает, понимая, что из этой девочки вырастет прекрасная смена Чёрной Вдове.       Две брюнетки не спеша прогуливаются по улицам Нью-Йорка, о чём-то непринуждённо болтая. Прохожим кажется, что они сёстры, но это лишь иллюзия.       — С самого детства? — уточняет Элена.       — Ага, — кивает Изабель.       — В таком случае, от меня ты мало чем отличаешься. Меня начали тренировать в десять лет.       — Нас с братьями примерно так же, — отвечает Из, сжимая локоть агента. Они остановились у светофора, ожидая зелёного сигнала. — Первые руны нам нанесли в двенадцать.       «Мне в двенадцать только брекеты поставили, а они уже с рунами щеголяли», — завистливо подумала Эл.       — И они действительно помогают? — вслух произнесла агент.       — Ты видела, как быстро затянулась рана Алека, — жмёт плечами Лайтвуд, сходя с тратуара на проезжую часть.       — А примитивных, стало быть, это убьёт, — заключила Элена.       — Соображаешь, — похвалила Изабель. Эл фыркнула. А после толкнула её в подворотню, скрывая от посторонних глаз.       — Быстрее, Изабель, — торопит агент. Охотница шипит, призывая к тишине. Она обновляет Менделин, скрываясь от посторонних глаз.       — Это обязательно? — спрашивает она, убирая стило.       — Да. Нат при тебе говорить не будет. К тому же, так оценить обстановку будет гораздо проще.       Они входят в уютное кафе. Изабель идёт к барной стойке, останавливаясь там. Оттуда видно весь зал, в том числе и вход. Элена подходит к матери, что заняла самый дальний столик. Наташа вскидывает голову и поднимается, прижимая дочь к себе. Эл выдыхает — прошло пару дней, а ей уже не хватало Вдовы. Они молча присели. Брюнетка взяла в руки горячую кружку с шоколадом, мысленно благодаря Наташу за это.       — Давай сразу к делу, — попросила она, сделав глоток.       — Я не знаю, как объяснить. Так, чтобы ты поняла, — хрипит шпионка. Она протягивает ей ненавистную кипу, — это Заковианский договор. Его подписали уже сто семнадцать наций. Сто семнадцать, Эл. Генерал Росс объяснил нам его необходимость. Государство сможет контролировать нашу работу.       Эл приняла в руки документ, взглянула лишь на обложку.       — И с чего это правительство вспомнило про нас? — спросила она, делая новый глоток.       — Мы были на задании. Я, Стив, Сэм и Ванда. Она просто спасала Капитана от взрыва Рамлоу.       — Рамлоу? Разве он не сгорел?       — Нет. Он был послан за тем же, за чем и мы. Не выполнив задания он выбрал смерть. Взорвал гранату прямо рядом с Роджерсом. Но Ванда замедлила взрыв. Она спасла одних, но убила других, — Нат опустила голову, поджав губы. Она нервно провела рукой по плечу, будто замёрзла.       — Они надевают на нас ошейник только из-за этого?       — Одна из причин. Правительство считает Ванду опасной, как и люди.       — Я видела. Люди митингуют. Они хотят, чтобы герои несли ответственность.       — Ты помнишь, что было в Заковии, Вашингтоне. Люди боятся. Правительство не хочет войны, Эл. Оно хочет мира.       — Ты всю жизнь на них работаешь. Сколько раз за всё это время правительство говорило правду? Сколько? Один? Два? Ната, они надевают на нас ошейник, хотят приручить. После подписания правительство будет вольно делать с нами всё, что захочет. Посылать туда, где мы не нужны, и не позволять быть там, где в нас нуждаются. Это же абсурд!       — Нас заставят подписать, — убеждает Вдова. Но сама себе не верит.       — Ты подписала? — Элена сверкнула глазами.       — Я была в Вене на подписании, но его сорвали.       — Кто?       — Все думают, что Джеймс. Но это не он. Зимний Солдат никогда не оставляет следов. Лишь в редких случаях, — она вспоминает о своих шрамах и усмехается.       — Значит, они с Капитаном отказались подписывать. Тони?       — Они с Роудсом за контроль в любом виде.       — Что? Я не ослышалась? Ты употребила «Тони» и «контроль» в одном предложении?       — Элена, — осадила Романофф.       — И что же толкнуло его на такой шаг, а? Собственное эго?       — Он рассказал нам, как встретил маму погибшего в Заковии мальчика. У него могло быть великое будущее, но из-за нас он мёртв.       — Он мёртв из-за Альтрона!       Немногочисленные посетители обернулись. Наташа шикнула.       — Где был Тони, когда город оторвался от земли, а? Где был он, когда все вы вытаскивали людей оттуда? Когда Ванда сдерживала разрушения до потери пульса. Когда Пьетро закрыл собой Клинта. Где. Был. Он.       Наташа тяжело вздохнула, сведя брови. Где-то внутри она принимала правоту дочери, но ей казалось, что Эл смотрит под другим углом. Под совсем иным.       — Ната, я не подпишу, — отказывается Элена, отодвигая от себя документ.       — Просто прочитай. После того, как вернёшься, я возьму тебя с собой на подписание, которое состоится снова здесь. Я выведу тебя из игры. Тебе не место в системе.       — Зачем тогда вообще было тащить меня с собой? — выпалила Эл, а в следующий момент пожалела о сказанном. Наташа взглянула на неё из-под нахмуренных бровей. Монтеро стало плохо в один миг.       — Мама, прости. Я не хотела этого говорить, — Элена аккуратно прикоснулась к руке Вдовы.       — Но ты сказала.       Эл тяжело вздохнула, стыдливо опуская глаза. Она действительно так не думала. Лишь иногда, когда прошлое матери приходило за ней.       — Кто стал инициатором? — глухо спросила агент.       — Секретарь.       Элена буквально задохнулась от возмущения. Нат видела, что ещё немного и дочь разорвёт от эмоций.       — Малыш, послушай. Я всегда буду на твоей стороне. Я и Джеймс. Мне плевать на договор, правительство. Мы выведем тебя из игры, я обещаю.       — Но так ведь нечестно, — шепчет Монтеро, — почему всегда мы, мам?       Наташа замечает, как по щеке дочери ползёт ядовитая слеза. Она видит перед собой ту девочку, которая пять минут назад восторженно рассказывала о своих подвигах, а теперь обиженно вздёргивает нос.       — Почему я должна выбирать между тобой и справедливостью?       — Не должна. Мы всегда будем на одной стороне, — шпионка глотает тяжёлый ком в горле и берёт дочь за руку.       — Я не хочу выбирать, — хрипло стонет Эл.       — Элена. Смотри на меня.       Монтеро смотрит в зелень глаз Вдовы, что медленно умирает, тускнея. Наташа видит, как её любимое испанское солнце гаснет.       — Я выведу тебя из игры. Ты не будешь ни на чьей стороне, ясно? Я отправлю тебя к Логану. Он поможет. Ты поняла меня?       — А директор? — гнула своё Эл.       — Подписал. Ты слышала, что я сказала?       Элена кивнула.       — Молодец. А сейчас забирай договор и исчезай. Петляй, как можешь. Вспомни всё, чему я тебя учила. Если что-то пойдёт не так — звони Логану. Ни Стиву, ни Джеймсу, ни Клинту. Только ему. Поняла?       — Принято, — на автомате отвечает Монтеро, поджимая губы.       Романофф поднимается и сжимает дочь в объятиях. Она знала, что её ребёнок повзрослел очень рано. Но Вдова так хотела, чтобы такого экстренного взросления с ней не случалось никогда. Она разжимает руки, трепетно целует Элену в лоб и уходит. Монтеро остаётся лишь запах её духов на свитере да кипа бумаг, разрушивших весь её мир.       Они с Изабель возвращаются в Институт молча. Лайтвуд видит состояние примитивной и благоразумно молчит, держа её под руку. Они сворачивают за угол и охотница снимает гламур. Элена ведёт её незнакомыми улицами, а Изабель молча недоумевает, с чего бы это.       — Из, — коротко зовёт агент, — те два парня идут за нами по пятам. Буквально от самого кафе. Только резко не оборачивайся.       — Слушай, а ты вообще уверена, что Бен живёт где-то здесь? — охотница дёргает её за руку, останавливаясь, — ты хоть знаешь, куда нас завела? — Лайтвуд картинно огляделась вокруг, замечая преследователей позади.       — Я что, похожа на навигатор? Как Бен сказал, так и веду. Пошли, а то ещё опоздаем, — Эл дёрнула Изабель за руку.       — Да тут прийти бы ещё!       — Умница, Иззи, — похвалила агент.       — Они перевёртыши. У меня клинок за поясом. Одним на двоих не спасёмся, — предупредила Изабель, намерено утягивая Монтеро в заведомо известный тупик, — мне кажется, он сказал про третий поворот, а не четвёртый. У тебя проблемы со слухом.       — Вот иди и проверяй, если такая умная. В следующий раз сама с ним разговаривать будешь.       Монтеро подумала, что пошла бы с Изабель в разведку. Лайтвуд поняла, что запросто дала бы Элене испить из Чаши Смерти ангельской крови в надежде, что та станет Сумеречной охотницей.       — Нет уж, ты пойдёшь со мной.       Они завернули за угол. Эл отбросила в сторону увесистый договор, снимая браслет с руки. Изабель вынула клинок, произнося его имя. Лезвие засветилось. Девушки приготовились. Перевёртыши вошли бесшумно и стремительно, надеясь на скорую расправу. Монтеро резко ударяет одного под дых, заставляя согнуться. Она использует его полусогнутую ногу в качестве опоры, усаживаясь на плечо. Жёсткая удавка больно врезается в мужское горло. Он хрипит, пальцами пытаясь оттянуть её от своей шеи. Элена тянет сильнее, но в следующий момент демон перехватывает её ногу, скидывая с себя на землю.       Изабель делает выпад, но этот демон оказывается проворнее. Он ловко перехватывает её запястье, выбивая из рук клинок и отшвыривает девушку к стене. Охотница сползает по шершавому кирпичу и шипит. Демон приближается к ней, раскрывая свою ужасающую пасть, из которой исходит такой смрад, что топор подвесить можно. Серебристый кнут змеёй сползает с руки охотницы. Она ловко цепляет им перевёртыша за ноги и тянет на себя. Демон падает на землю, больно ударяясь спиной.       Монеро лежит на земле и стонет от боли в спине и затылке. Она видит, как мужчина приближается к ней. А в следующий момент его рот превращается в раздвоенную пасть с несметным количеством зубов. Она морщится от его неприятного дыхания и вязкой слюны, что капает на землю. И тут она вспоминает его лицо. Он был на той стройке. Его, кажется, Клинт застрелил. А выходит, что Соколиный Глаз впервые в жизни промазал. Эл быстро достаёт шокеры и мечет их в противника. Пока тот бьётся в конвульсиях, она огибает его и бежит к клинку. Агент поднимает оружие, кидая его Изабель. Охотница ловко ловит его, пронзая распластанного мужчину насквозь. Он пеплом осыпается, исчезая в земле. Действие тока заканчивается и выживший демон с трудом поднимается на ноги, клацая невероятно ужасной челюстью. Девушки расходятся в разные стороны, давая ему возможность выбрать, кого из них он хочет убить первой. Изабель смотрит на Эл, а та ей кивает. Агент быстро делает подсечку, сбивая перевёртыша с ног. Как только он оказывается на земле, Изабель вонзает в него клинок. Тело рассыпается на частицы, а после исчезает.       — И вот так каждый день? — уточняет Эл, надевая браслет.       — Обычно это куда скучнее, — улыбается Изабель, убирая смоляную прядь со щеки.       — Последний был на той стройке, — говорит Элена, поднимая с земли договор.       — Я заметила его ещё в кафе. В той суматохе было непонятно, были ли среди члена Круга демоны. Поэтому стрела вашего лучника не причинила ему вреда, — пожимает плечами Изабель, возвращая кнут на прежнее место, — всё хочу спросить, что это за книга?       — Это не книга. Это договор. Объясню, когда разберусь сама. Нам пора, иначе твой брат нам головы снесёт.       Элена сидит в лазарете, а Изабель аккуратно меняет ей бинты, проверяя, всё ли в порядке после недавней драки.       — Алеку ни слова, — предупреждает она, одёргивая рукава её свитера, — и договор свой не забудь. Макс ужасно любопытный и, к сожалению, умеет читать.       Элена кивает, благодарит Изабель и выходит из лазарета. Она закидывает злосчастный документ в свою спальню и направляется на поиски Лайтвуда. Привычка докладывать об успешной вылазке въелась ей под кожу. Эл находит охотника в знакомом кабинете сидящем на столе. Рубашка накинута на одно плечо, обнажая тело, исполосованное рунами. Алек вскидывает голову, отрываясь от созерцания свежей раны.       — Как рука? — спрашивает она, прислоняясь головой к косяку.       — Как встреча? — отвечает он, протягивая руку за свежими бинтами.       — Дай я, — говорит она, входя внутрь.       — Уйди, я сам, — отказывается Лайтвуд.       — Охотник, — настаивает Элена. Александр не хочет, чтобы к нему прикасались лишний раз. Прикасалась она. Он шумно выдыхает, разжимая пальцы. Элена перекидывает волосы назад, закатывает рукава свободного свитера. Она подходит ближе, коленом упираясь в стол. Алек чувствует прикосновение её бедра и сжимает зубы так, что они, кажется, крошатся. Эл внимательно осматривает сначала старую рану собственного приготовления, отмечая, что она хорошо затянулась.       — Кто снимал швы? — спрашивает агент, кончиками пальцев прикасаясь к рубцу.       — Изабель. Слушай, примитивная, ты можешь делать это быстрее? — недовольно замечает Алек. Потому что сейчас он чувствует её прикосновения. Он переводит на неё тяжёлый взгляд. Монтеро видит, как его глаза темнеют. Лицо Лайтвуда всего в паре сантиметров от неё — он сидит на столешнице, что сокращает значительную разницу в росте. Она слышит, как бьётся сердце охотника. «Моё бьётся так же громко?» — думает Эл и тянется к бинтам. Агент старается делать всё максимально аккуратно и быстро. Алек сжимает кулаки. Каждое касание — разряд. Монтеро облизывает пересохшие губы, заканчивая перевязку. Лайтвуд замечает на её руках свежие бинты.       — Ходж перевязал тебя всего несколько часов назад. Почему бинты новые? — спрашивает он, сдвинув брови.       Элена не задаёт ему встречный вопрос. Она знает, что старая повязка съехала, когда он избивал грушу.       — Потому что их пора было сменить, — отвечает Эл, отходя. Лайтвуд пытается натянуть рубашку на вторую руку. — Дай, я помогу. Так будет быстрее.       Она снова приближается. Теперь между их телами считанные сантиметры. Алек кожей чувствует мягкое прикосновение её свитера, а через шерсть ощущает жар, как от тысячи солнц. Монтеро протягивает руку, хватая ткань, а сама задыхается — Лайтвуд дышит ей прямо в шею. Она чувствует его бедро и ей кажется, что земля уходит из-под ног. Элена помогает ему вдеть руку в рукав, а сама готова убежать в родную Барселону.       — У тебя пепел в волосах, — говорит Алек вдруг севшим голосом, выпутывая из гладких волос останки демона.       — Друг курил, — пожала плечами Элена.       — Не ври, примитивная, — Лайтвуд начал терять терпение, — на вас напали?       — Если ты нашёл пепел в волосах, значит, нападавшие мертвы, — замечает Эл. Лайтвуд молча смотрит на неё, сжимая губы. Монтеро пронзает его взглядом, рассматривая разводы гнева на радужке ореховых глаз. Считанные сантиметры могут испортить всё сразу, одним махом разрушив мир.       Дверь раскрывается без стука. Лидия стоит на пороге. Имя жениха застряло в горле. Монтеро отходит от Лайтвуда, обожжённая. Она понимает, что мир больше не станет прежним.