La cordialite

Когда он появляется на пороге дома в самую дождливую ночь в году - ливень нещадно поливает улицы, хлещет кроны деревьев и разбивается мелкой россыпью по оконным стеклам, а молния вот-вот грозится распороть небосвод - Клариса не в силах что-либо сказать, и они смотрят друг на друга в полном молчании, которое впервые кажется настолько громким. И молчат они - о своем каждый - несколько секунд. Она часто моргает и пытается подобрать слова: я-думала-ты-мертв, я-почти-похоронила-тебя, по-новостям-показали-тело. Вместо этого Старлинг слишком приторно-буднично оставляет дверь нараспашку и уходит вглубь дома. Слишком приторно-буднично достает полусладкое и зажигает несколько свечей - вместе с первым порывом ветра отключили свет. Пока Клариса мучается с пробкой и штопором (и с необходимостью следить за дыханием), по комнате разносится мягкий шелест голоса, — Вы читали? — она слышит лязг молнии куртки о вешалку, капли воды, градом осыпавшиеся на пол, — Я так смеялся. В одной желтой газетёнке меня прозвали латентным гомосексуалистом, — фразу они заканчивают синхронно, и у Кларисы в уголках глаз поселяется испуг, будто она только что выболтала очень важную тайну, но лицо её непроницаемо. Словно последние пять лет она не выискивала о его жизни ни строчки. — Об этом писали везде, — она искоса смотрит на Лектера тем своим взглядом, — и говорили мне лично при любой удобной возможности, — она замолкает и облизывает губы, — в Таймз статью про "уродливую любовь" напечатали, — и смеется почти бесшумно. Ганнибал вместо смеха издает что-то гортанное и мелодичное, от чего у Старлинг по позвоночнику прокатывается холодная металлическая крошка. Вино переливается, словно рубин, и оставляет на стенке бокала алые разводы, — И вы согласны? Клариса чуть пожимает плечами. Насчёт её наличия или уродливости? Красные пятна отражаются и в глазах Лектера тоже, а Клариса молчит и по капле впитывает собственное отчаяние вместе с вином. Она думает: сколько еще ей понадобилось бы времени, чтобы забыть все. Или сколько раз она готова была оборачиваться при звуке знакомой походки. — Подойдите ко мне, — на задворках памяти голос перемешивается с эхом, ударяясь о кирпичные стены тюрьмы, решетки камер и стекло. Но потом Старлинг вспоминает, что это не их рабочие встречи, а она не стажер (и даже не специальный агент) с просроченным удостоверением. Молния рассекает небо и где-то на улице лопается фонарная лампочка. Клариса подходит: небыстро, чуть подбитая проснувшейся примесью страха и неуместного стыда. В отличае от своих бывших коллег Старлинг может похвастаться недюжей выдержкой, но, даже так, она еще помнит, с каким трепетом всматривалась в это лицо на пленке, хранила рисунки и выслушивала самые идиотские сплетни. У Ганнибала руки теплые, как утреннее солнце, и глаза - пронзительно-голубые, а у Кларисы на дне зрачков плещется притупившаяся со временем ярость. Он спрашивает, сколько пулевых она успела получить. Говорит что-то про зеленое пальто, шрам на бедре, грозу и полотенце, платье от Gucci, как они сидели на полу в Балтиморской психушке и какие во Флоренции закаты. Он спрашивает, сможет ли она простить его. Она говорит, что самая любимая её рана - со свинофермы - слишком быстро зажила. "А вы останетесь со мной в камере и будете держать за руку? Мы бы неплохо повеселились." — Старый дом был уютнее, — Клариса дотрагивается до чужих костяшек и соглашается: гораздо. Гром оглушает и Старлинг судорожно поводит плечом. Лектер смеется бесшумно, упрекает её за детские страхи, и объятия выходят комканными и скупыми на горечь. Он вдыхает запах волос, хвои и кожи, гладит лопатки (хотя это совсем не успокаивает), а потом Старлинг целует его так, словно переживает еще раз последние восемь лет в эту секунду. Ганнибал кусает каждый сантиметр рта - не до крови и мяса - так, словно они любовники, если это слово имеет право на существование. Клариса зажмуривается, чтобы не расплескать собственную жалость прямо сейчас, и бокал с вином с треском разбивается о раковину, пачкая руки и края рукавов. Она говорит, что прощение в каждом её огнестрельном и колото-резанном. И Клариса ведёт его наверх за кончики пальцев, и Ганнибал дотрагивается губами до каждого участка израненной кожи: крошечная полоска на скуле, ровная россыпь стежков от медицинского шва под ключицей, и дальше. Пока простыни не липнут к телу. *** Утро встречает её холодной постелью, солнцем, туманом и росой на заднем дворе. Прозрачные капли холодят ступни и голову. Перед глазами у Кларисы, когда она их закрывает, темнота и искрящиеся в этой темноте глаза Лектера. Под пальцами еще теплится ощущение прикосновений и чуть сбившегося чужого пульса, а в ушах - калейдоскоп звуков и слов. Ганнибал подносит к губам запястье и делает это, как что-то естественное и ему свойственное. Клариса знает: его ягнята замолчали тоже.