Обида

Покинув город, Ричард, не оглядываясь и запрещая себе думать о том, что он делает, быстро зашагал по дороге, прижимаясь к обочине, чтобы в случае чего, была возможность юркнуть в лес. Даже предместье Олларии было не самым безопасным местом для пешего, одинокого странника, пустившегося в путь ночью. Ночь холодила. Несмотря на то, что лето лишь перевалило за треть, по ночам уже было далеко не жарко. Дикон зябко поводил плечами и шагал шире, зная, что благодаря движению ему удастся не замерзнуть, и сожалением вспоминая об оставленном на улице Мимоз плаще. Обо всем остальном, что пришлось оставить в доме Ворона, Ричард Окделл думать себе тоже запретил. Он шел, заглушая в себе стонущую боль и воображая, что прежняя жизнь закончилась. Дикон сейчас был совершенно уверен в том, что больше никогда не сможет полюбить. Ворон вырвал с корнем саму эту возможность. А ведь еще вчера Ричард считал себя самым счастливым человеком этой страны, нет, пожалуй, всего этого мира! Каждый раз, когда Рокэ обнимал его, ласково шепча что-то по-кэналлийски, целуя мочку уха или скользя губами по чувствительной коже шеи, Дик наивно думал, что стоит на пороге Рассветных садов, но достаточно было одной безжалостной фразы, брошенной ему в лицо, чтобы Ричард понял, как на самом деле к нему относится… Ворон. Больше не Рокэ, не Росио, как Алве нравилось, чтобы Рикардо его называл — с этого момента только Ворон. Оказалось, монсеньор видел в нем лишь шлюху, добровольно и радостно распластавшуюся под своим кровником. И понимание этого обрушилось на юного герцога гранитной плитой. Одно хорошо — гранит не причинит вреда Повелителю Скал, сделает его жестче, бесчувственнее и холоднее, но жизнь не отнимет. Хотя, какой он после всего случившегося Повелитель? Ричард шел долго и довольно быстро. До тех пор, пока небо на востоке не начало светлеть. Сколько он успел пройти, две-три хорны? А что дальше? Он решит позже, как только уберется от столицы достаточно далеко. Чем дальше, тем лучше… Судя по тому, где был восток, Ричард брел на юг. А там море... Может попробовать стать пиратом? А что, теперь ему терять уже нечего — честь и достоинство были растоптаны собственным лю… монсеньором. Раз он больше не герцог и не Повелитель, то почему бы не начать другую жизнь, совсем другую. Вдали послышался стук копыт. Ричард отвлекся от своих невеселых мыслей и прищурился в сумрак. По дороге в сторону города двигались всадники. Дик не мешкая кинулся в придорожные кусты и затаился. Близящееся утро оживило удобную для ходьбы дорогу, теперь нужно было перебираться в лес. Только сидя в кустах, Ричард почувствовал, как сильно он устал. Гневный запал, с которым юноша выскочил из города, почти закончился, а вместо него наваливалась усталость, окрашенная безнадежностью и приправленная голодом. Сколько времени прошло с момента, когда Дик спал? Больше суток, это точно. Но, тем не менее, он заставил себя подняться и, как только всадники, едущие по дороге, пропали из вида, побрел прочь, лесом, не рискуя больше выбираться на дорогу. Лес был отвратительным. Кочки, ямки, упавшие от времени стволы старых деревьев и насекомые… Тучи комаров. Твари закатные! Спустя три часа Дик еле плелся, не отходя далеко от тракта, боясь совсем сгинуть в проклятой чащобе. Ходить по дороге — это не скакать на лошади, но ходить по лесу благородный герцог обучен не был вовсе. Он то и дело спотыкался, а один раз, зацепившись за торчащий из земли корень вековой ели, упал, пребольно подвернув ногу, которую не уберег от травмы даже жесткий походный сапог. Хромой, расхристанный, искусанный комарами, уставший — герцог Окделл выполз на небольшую, поросшую по краям густыми елками поляну, и без сил упал на мягкую душистую траву, мгновенно засыпая. Ричард, утомленный и почти больной, спал крепко. Настолько, что никак не среагировал на вынырнувшего из-за ближайшей ели человека. Мало того, когда появившийся склонился над спящим герцогом, и довольно улыбаясь, громко произнес: «Вы только взгляните, какую удивительную птичку я тут обнаружил!», Ричард, зарывшись лицом в траву, продолжал крепко спать.