Обида

Всю дорогу до улицы Мимоз ехали молча. «Впредь прошу вас не переступать дозволенную приличиями границу, господин маршал…», нет, вы только посмотрите на него! Даже сам Рокэ не смог бы отшить идеальнее. Если бы мальчишка сердился, ругался, кричал о поруганной чести, было бы куда лучше, чем это непонятно откуда взявшееся безразличие. Алва, глядя на него, понимал, что исправить все будет непросто. Но сделанного уже не воротишь, главное Ричард вернулся и жив, а остальное… Он приложит все силы, чтобы сгладить тот след, который оставили в душе мальчика грубые и ненужные никому слова. Оллария. Ворота. Кони цокают по брусчатой мостовой… Так хочется прибавить ходу, поторопиться и отгородить себя и его от всего мира, но Рокэ не может себе позволить этой публичной поспешности. Он ведет свой отряд по городу, лениво, насмешливо улыбаясь старинным улицам, почти так же, как возвращался с победой из Варасты. Никто не посмеет подумать, что его грешная душа, всеми своими фибрами уже летит в фамильный особняк Алва. Но он, с упорством мазохиста, не спешит, чтобы не выглядеть влюбленным в мальчишку посмешищем, в собственных глазах. Это недопустимо. Рокэ не оборачивается. Он гордо, слегка приподняв подбородок, глядит вперед, в тайне надеясь, что Дик украдкой посматривает на него, так же, как он сам разглядывал любимого, когда намеренно приотстал. Хуан рядом. Хмурится. С чего бы это? Суавес вообще сам не свой с того момента как вернулся. Смотрит исподлобья, а вот на Дикона бросает непривычно теплые взгляды и это … раздражает. Рокэ тряхнул головой. К кошкам все! Скорее бы уже домой! Когда они въехали во двор, Дикон быстро соскочил с лошади и, бросив поводья удивленному Пако, не говоря никому ни слова, широким шагом, легкой походкой, которая сейчас очень живо напомнила Алве Эгмонта, пошел в дом. Рокэ невольно залюбовался, ловя себя на нечаянной мысли о том, что за прошедшее в разлуке время, его юноша сделал внушительный шаг к тому, чтобы стать мужчиной. Нет Дикон, конечно, не мог сильно вырасти и возмужать за две недели, что-то поменялось внутри. И чем грозили Алве эти перемены, еще предстояло выяснить. Нарочито неторопливо, раздав распоряжение слугам и приехавшим с ним людям, Рокэ тоже направился в дом. Подавляя волнение, он, не раздумывая, направился в единственно место, где сейчас мог находиться Ричард. Дверь комнаты оруженосца была плотно прикрыта. Рокэ постучал. Ответа не последовало. Тогда он решил не дожидаться и вошел. Ричард сидел в кресле, бездумно глядя куда-то в стену. Рокэ решительно шагнул к нему. — Рикардо… — Я, кажется, ясно дал вам понять, что не желаю слышать другого обращения, кроме своего полного имени, — он тяжело вздохнул и, не глядя на Рокэ, продолжил. — Не стоит, герцог, обольщаться по поводу моего возвращения. Я здесь только по той причине, что мне напомнили о том, что я поклялся быть подле вас в течение трех лет. Я человек слова. И исполню свой долг до конца. Однако хочу напомнить вам, что в моей клятве не было пункта, который бы велел мне оказывать вам услуги интимного характера. Говоря это, Ричард совершенно не менялся в лице. Ни один мускул на его лице не дрогнул, не было и характерного для него смущения, неуверенности. Ничего, что могло бы свидетельствовать о том, что произносимые слова хоть как-то его волнуют. Рокэ это не нравилось, совершенно, он нахмурился, но Ричарду, похоже, на это тоже было плевать, юноша спокойно продолжал: — То, что имело место быть между нами, больше недопустимо. Я не желаю иметь связь с человеком, который ни во что не ставит мои чувства, которых, надо отметить, больше не осталось. За это я должен благодарить баронессу, она была столь великодушна, что совершенно бескорыстно вылечила мою страдающую душу и вернула тело к нормальным предпочтениям. — Дик, — Рокэ приблизился и, положив руки на плечи мальчишке, стиснул пальцы, — послушай меня, позволь… — Не позволю, господин маршал! — Окделл вдруг повысил голос и, резко сбросив руки Рокэ, вскочил:  — Не позволю больше прикасаться ко мне. И слушать вас я не стану. Неинтересно! Я останусь в вашем доме до конца положенного по уставу срока. Буду жить здесь, как бы тяжело мне это не было, сопровождать вас на указанные протоколом мероприятия, но не более того. Но я не стану больше спать с вами. А теперь прошу - покиньте мою комнату и больше не заходите сюда без разрешения. Долгожданный разговор принял совершенно не тот оборот, на который надеялся маршал. Но сейчас, стоя напротив Ричарда и глядя в его горящие злым огнем глаза, Рокэ едва удерживался от улыбки. Это была его маленькая победа. Ему удалось самое главное — разозлить своего ледяного мальчика. И Дик разозлился, сильно, сбрасывая с себя постылый панцирь безразличия. — Ричард, пожалуйста, прошу тебя, — осторожно и мягко сказал Рокэ, лаская взглядом лицо своего мальчика, едва сдерживаясь, чтобы не коснуться его рукой и видя, что тот, несмотря на всю свою злость и обиду не может справиться с желаниями молодого тела. Дыхание Ричарда участилось, зрачки расширились и заполнили чернильной тьмой почти всю радужку. Чтобы Дикон там не говорил про Марианну, Рокэ видел, что малыш по-прежнему его хотел, и игра в ледяного мальчика ничего не изменила. Это было прекрасно. Это давало надежду, что при определенном усилии все можно вернуть. Главное — не перегнуть палку и не поспешить.  — Дай мне возможность объясниться или хотя бы извиниться. — Нет, — фыркнул Дик, отстраняясь от Алвы, и пряча шальной взгляд. — Уходите. Я не желаю вас слушать и мне крайне неприятно вас видеть, господин маршал. Вот так! Вот и поговорили. Дикон резко развернувшись, отошел к окну и застыл около него, глядя в подступающие сумерки. Рокэ постояв еще некоторое время, повернулся и вышел. Пусть так, пока он отступит, не станет давить и раздражать мальчика своим присутствием, но это совсем не означало, что господин маршал сдал свои позиции. Нет, милый, рано или поздно ты снова будешь таять в моих руках. Впрочем, утешая себя подобным образом, Рокэ даже не подозревал о том, что самое интересное его ожидало впереди.