Обида

— Антуан… — Ричард, прикрыв глаза, подставлял себя под чужие ласки. Бездумно, отключив мозги, почти заткнув вопящую совесть и рыдающую любовь… Идя сюда, он преследовал лишь одну цель — дать вышедшему из-под контроля телу то, чего оно хочет. Дику казалось, что с любовью к Ворону он уже разобрался, и проблем связанных с этим у него возникнуть не должно было. Оно и понятно — невозможно любить того, кто тебя унизил, что бы там ни говорила Марианна. Но… Оказалось, что не так-то просто отдаться на милость чужому человеку. Однако Антуан знал, что нужно делать и сразу понял, зачем и почему его купил молодой и красивый юноша. — Чего ты хочешь? — искушая шептал Леворукий, освобождая Дикона сначала от плаща, а потом медленно и томно стягивая с Ричарда бархатный колет. — Я хочу забыть… — О, — тихий сочувственный смешок, — ты влюблен… Милый мальчик, я смогу помочь только твоему телу, а вот душа и сердце не в моей власти. — Мне и нужно исцелить тело! — Дикон фыркнул. — С душой я сам уже совладал. — Ты обманываешься, — мягкая теплая ладонь скользит под рубашку, ловкие пальцы сжимают затвердевший сосок, — если бы ты сладил, то не явился бы сюда, укрощать тело за деньги. Ричард вспыхнул. Слушать нравоучения и душеспасительные речи от шлюхи было уже чересчур. Но хуже всего то, что белокурый демон был прав, так по-кошачьи прав. — Хватит разговоров, — выдохнул Дикон, реагируя дрожью всего тела на пальцы Антуана, которые продолжали играть с чувствительной бусиной соска, — просто возьми меня, так чтобы прошел голод, и я тебе разрешаю оставить на коже следы… так интереснее. — Как пожелаешь. Хочешь вина? — Лучше касеры… — Не советую, она сведет на нет все мои старания, — смеется Антуан и целует ямочку между ключицами, а Ричард задыхается от запаха лесных трав, которыми пахнут золотистые волосы. — У меня есть особое вино, оно крепче и пьянее обычного, тебе понравится. — Давай… Вино горчит, Дик понимает, что это «слезы», но с привкусом муската и трав. Он осушает кубок в два глотка. — Хорошее вино так не пьют, — смеется Леворукий, повторяя слова Рокэ. Дик вздрогнув, морщится, эта похожесть сейчас так некстати… Он хотел было возмутиться, но вино уже подействовало, даря расслабленность и негу. А шут с ним с Вороном… Ведь он сюда пришел, чтобы о нем забыть, заглушить голод… Антуан ласкает обнаженную грудь и расписывая ее причудливыми невесомыми узорами. Тихо воркует о нежности кожи Ричарда, и о том какая она чудесная на вкус. Дик верит. Ричард уже полностью раздет и тихо млеет на теплом шелке простыней. Он не мешает Леворукому согнуть в коленях его ноги и развести их, дразня легкими касаниями восставшую плоть. В голове пусто и невесомо, остались только чужие умелые руки, которые готовят его, растягивая осторожно и ласково растягивая расслабленный вход. Он стонет и извивается, еще секунда и он начнет умолять… Внезапно все меняется. Дик заторможено видит, как в сумрак комнаты врывается темная, почти черная тень. Антуан охает и отстраняется. До слуха Ричарда доносится хриплое ругательство на знакомом, но непонятном языке… а, кажется это кэналлийский… Голос злой, низкий… А потом над ним склоняется знакомое лицо перекошенное гневом, сильные руки поднимают разомлевшее и непослушное тело и набрасывают на наготу плащ. — Карярра! Дор Рикардо, что вы творите?! Да он убьет вас, если узнает! Святая Октавия… — Хуан… какого выходца? — Ричард чувствует, что кэналлиец подхватил его на руки и понес к двери, попутно зло цыкая на притихшего и испуганного Антуана. — Дор Рикардо, ну как так можно? — столько укора в голосе, но ни грамма злости! — Оставь меня, говорю, — слабо сопротивляется Дик, но тело не слушается, — мне хорошо… — Соберано будет в ярости! Чужие метки на теле… Ай бедааа! — Да плевать мне на твоего соберано. — зло рычит Ричард, а потом, обернувшись к Антуану обещает: — Я вернусь… — И не мечтай даже, мальчик, я теперь тебя из дома без охраны не выпущу, для твоей же пользы. — Хуан сердито прижимает Дикона к себе и спешит с ним прочь из борделя, пряча юного герцога в поданной к подъезду карете.