С твоим пациентом что-то не то. Кажется, он не в себе.
Ответ пришёл через несколько секунд.Он в порядке. Еще не привык к тренировкам. Уверен? Он выглядит потрясённым. Нормальная реакция, так и должно быть.
Очень странно. Себастьян должен был больше тревожиться о состоянии его «звездного» пациента. Хотя бы спросить, что такого необычного было в его поведении, чтобы записать это в маленькой записной книжке. Странно. Себастьян пытается что-то скрыть. Какую-то тайну. Джозеф вспомнил, как Рувик прижимал руку к губам. Его глаза расширились. До него дошло.Ты не мог Сейчас не время, Джо. Не беспокойся о нем. Ты с ним Стоп, Джо. Не доводи нас до беды.
Он не мог поверить. У Джо не было слов. Он же говорил ему не делать этого. Не рушить свою карьеру ради какой-то… какой-то… интрижки! Ему хотелось выбежать в коридор и разыскать Себастьяна. Дать ему хорошего пинка. Заставить его пережить то же, что пережил он сам, когда тот разбил машину. Сработает ли удар и в этот раз? Как он мог это делать? Отношения с пациентом это… да его просто уволят. Лишат лицензии и выгонят из медицины. И всё это — потому что ему нравится этот проблемный пациент? Почему он вместо этого не может… Джозеф скрипнул зубами, осознав, в каком направлении двинулись его мысли. Почему он вместо этого не может просто встречаться с ним, а не с пациентом? — Пошло оно всё, — прошептал Джозеф. Он думал, он уже справился с этим. Шум воды стих. Джозеф выпрямился, увидев, что Рувик выходит из-за угла. Что такого особенного было в этом пациенте? Злоба. Уродство. Джозеф посмотрел в пол, разочарованный последней мыслью. Он пытался придумать причину, по которой он был бы хуже этого пациента. Но Рувик был уродлив, а он был вполне привлекательным. — Закончил? — спросил Джозеф. Рувик кивнул. На этом они разошлись. Он запер дверь, а Рувик пошёл к себе в палаты. Джо хотел бы его ненавидеть. Этого вора, который похитил человека, которого он любил. Но лично Джозефу он ничего не сделал. Он не был виноват в том, что Себастьян был таким дураком. Наверное, неправильно было чувствовать к нему враждебность; не то, чтобы ему было не плевать. Ему срочно нужно было поговорить об этом с Татьяной. Кажется, она всегда знала, что сказать.***
После того, как Себастьян докурил, он зашёл в комнату за столом Татьяны и забрал таблетки для Рувика. Затем он пробежался взглядом по листу, в котором был отмечен персонал, ответственный за крыло с палатами длительного пребывания. Было очень интересно узнать, что в этом списке на то время были записаны имена только Татьяны и Джозефа. Следующая смена будет только через час. Он хмыкнул, подумав о том, сколь многое он мог бы успеть сделать за этот час. Когда он шёл по коридору, он встретил Джозефа. Тот явно хотел поговорить, но Себастьян потряс перед ним стаканчиком с лекарством, чтобы показать, что он занят. У него не было времени на споры в коридоре. Он ещё выслушает тирады Джо, но позже. Избежать этого было невозможно. Тук. Тук. — Войдите, — сказал Рувик. В этот раз он не спал. — Ваши таблетки, сэр, — объявил Себастьян. Рувик взял их, быстро проглотил лекарства и вернул стаканчик. — Увидимся завтра, — Себастьян улыбнулся и кивнул на прощание. — Минуту. Рувик пересел со стула на кровать. Себастьян встал, ожидая, что Рувик что-то скажет. Но тот вместо этого сделал глубокий вдох и молча стянул футболку, выставляя на обозрение старые шрамы. Ожоги спускались по шее на плечи и грудь. Еще один шрам начинался внизу грудной клетки, слева, и пересекал живот. Рувик встал и повернулся спиной, демонстрируя отметины на спине. Они были очень глубокие и зажили не так хорошо, как те, что были спереди. Когда он встал, Себастьян заметил, что тот был в одних боксерах. Его ноги также были покрыты шрамами. Обожжены были даже его ступни. Сколько он пережил операций по трансплантации кожи? Сколько лет провёл в больнице, не чувствуя ничего, кроме боли? — Ты видел только мое лицо. Мои руки. Я думал… — Думал что? Что я передумаю? — Рувик кивнул. Себастьян покачал головой, подошёл к нему и положил руки на его плечи. Мышцы под его ладонями были очень напряжены. — Если ты не оденешься, ты можешь замёрзнуть, — прошептал Себастьян в его ухо. — Заметь, не то чтобы я жаловался. — Ты серьезно? Может быть, ты тоже один из душевнобольных… раз думаешь, что эти увечья привлекательны. — Я думаю, в этом нет ничего странного. Я лохматый, как собака. А ты — как одна из этих кошек, ну знаешь, с такими милыми морщинами, — Себастьян глубоко вдохнул запах геля для душа, которым пользовался Рувик. — Значит, я породистый, а ты дворняга? Звучит успокаивающе, — Рувик ухмыльнулся и манерно выпрямился. — Я не возражаю против того, чтобы побыть собакой, — пробормотал Себастьян и лизнул его ухо. — Я думал, ты сказал… — разочарованно начал Рувик. — Ты прав, это совершенно непрофессионально. Мои извинения, — сказал Себастьян. — Мне надо просто пойти домой и обо всем подумать. Увидимся завтра. Себастьян приобнял его, затем забрал его последнюю картину и помахал на прощание. Рувик забрался на кровать и накрылся одеялом ещё до того, как Себастьян дошёл до двери. Он открыл рот, чтобы что-то сказать. Себастьян остановился, но он покачал головой. — Не важно. Завтра. — Увидимся за завтраком? — Посмотрим, — пробормотал Рувик, вытягиваясь под одеялом. — Доброй ночи, Рувик, — Себастьян положил ладонь на дверную ручку. Впервые он осознанно назвал Рувика по имени. — Доброй ночи, — Рувик помолчал. — Себ. Себастьян осторожно закрыл за собой дверь. У него было хорошее настроение. Под мышкой у него была картина, сердце учащенно билось. Так здорово было обнимать его, когда тот не швырялся едой или не кричал на призраков. Себастьян шел до регистратуры, мурлыкая себе под нос. Рувик даже назвал его Себом. У регистратуры он заметил Джозефа, который сидел, явно ожидая его. Все правильно: в тот вечер они должны были вместе ехать домой. Но его настроение испортилось, когда он подумал о том, что остаток дня, вероятно, придется тратить на споры. Татьяна взглянула на него и заметила в его руках картину. — Подарок от пациента? — спросила она. — Какая удача. — Да, он собирался её выбросить, представляете? — Себастьян с гордостью продемонстрировал ей картину. — Я люблю звёзды. Это словно судьба. Он сказал, я могу её забрать. — Она выглядит чудесно, — она кивнула. — Очень умело. Завидую вам. В этом он сильно сомневался, потому что когда она говорила, в её голосе не было даже намёка на эмоции. Но он был с ней согласен. Картина выглядела чудесно. Татьяна повернулась обратно к компьютеру и начала что-то печатать. — Вы его, конечно, поблагодарили. Может быть, вам тоже следует сделать ему подарок, — заметила она. Себастьян заметил, что Джозеф нетерпеливо шевельнулся. Кажется, он не одобрял её слова. — Возможно, — он улыбнулся. — Джо, ты готов? Идем домой? — Ага, — Джозеф поднялся. Он кивнул Татьяне и обменялся с ней непонятными взглядами. Поездка домой прошла в молчании. Себастьян не включал радио. Он был готов, что в любой момент Джозеф начнёт вываливать на него все свои сомнения. Он готовился защищаться или объяснять свои действия, если потребуется. Он знал, что делает. Но Джо молчал довольно долго. — Ты тупой? — наконец спросил он. — Ну наконец-то, — Себастьян закатил глаза. — Давай, давай, выкладывай. — Обязательно. Ты хочешь спустить твою карьеру в унитаз, когда ты так близок к выпуску? — Джозеф поправил очки и сделал глубокий вдох. — Это был всего лишь один поцелуй, — Себастьян пожал плечами. Их никто не видел. Джозеф гневно поджал губы. Сейчас, когда Себастьян знал секрет лучшего друга, было совсем несложно распознать в выражении его лица ревность. Как он раньше её не замечал? — Господи, сколько людей разрушили свою жизнь из-за этого «всего лишь поцелуя»? — Джозеф покосился на него. — Это не «просто поцелуй». Ты собираешься стать врачом, Себ. Ты осознаешь, что он может тебя спалить? Всё, что ему требуется, это сказать, что ты однажды вёл себя неуместно. Всего однажды. Это всё. И не важно, будет ли это правдой, хотя в данном случае это явно имеет значение. — Почему тебя это волнует, Джозеф? То, чем занимаешься ты, не лучше. Разве ты не с Татьяной? Разве это сильно отличается? — Себастьян вытащил ключ и взглянул на него. — Мы не… Мисс Гутиеррез — не пациент, Себ! Она коллега, равная. Это не то же самое, и ты ЗНАЕШЬ это! — Джозеф дернул за ручку. Дверь была заблокирована. — Открой дверь. Себастьян неверяще смотрел на него. Вот лицемер. Наорать на него, а потом убежать, не выслушав другую сторону. — Нет, мы еще не договорили. Скажи мне, что ты на самом деле думаешь об этом, Джо? — он попытался говорить спокойно. — Почему я думаю, что я единственный, кого заботит, спалишься ты или нет? Я могу нажаловаться на тебя, и ты об этом знаешь, — Джо серьезно посмотрел на него. Он никогда не будет жаловаться, заключил Себастьян. Джозеф — никогда. — И что тебя останавливает? Если ты думаешь, что это плохо, почему ты это не делаешь? Почему не бежишь к Хименесу? — Себастьян откинулся на сиденье. — Я скажу, почему. Потому что это разрушит первое настоящее счастье, которое у меня появилось за эти годы. Годы, Джо. И ты не хочешь это делать, потому что ты хочешь, чтобы я был счастлив. Ты просто свихнулся из-за того, что всё это — не с тобой. — Что? Нет! Ты думаешь, я ревную? — Джозеф беспокойно повернулся к нему. — Я в этом уверен, — Себастьян кивнул. В машине повисло молчание. Джозеф переваривал его слова. Он никогда бы не подумал, что Себастьян обо всем знает. Сам он никогда бы ему не сказал. Никогда бы не захотел признаться, что у него есть чувства к Себастьяну. Не захотел признаться, что он был неправ. Себастьян выжидающе смотрел на него. Джозеф покосился в сторону двери. — Я… — пробормотал он. — Я просто… это не… Себастьян вздохнул. — Джо, я знаю, что я тебе небезразличен. И я рад, что это так. Но сейчас я должен сам принимать решения. Или делать ошибки, — добавил он. — Ты не можешь заботиться обо мне вечно. — Тебя поймают, — сказал ему Джозеф, глядя на свои руки. — Или всё пойдет не так, как ты планировал. И конец будет болезненным. Опять. — Это уже мне решать, — отрезал Себастьян. — Ты не можешь вмешиваться. Джозеф скрипнул зубами. Ему всё ещё было, что сказать. Себастьян был прав в некоторых вещах. Но он всё еще не признался. И он всё еще был другом Себастьяна. Он должен быть рядом с ним, когда дела пойдут плохо. Всё, что он мог, это поддержать его. — Всё хорошо? Больше никаких споров? — спросил Себастьян. Джозеф кивнул. — По этой теме — никаких. — Всегда ищешь лазейку, — Себастьян со смешком покачал головой, затем вздохнул. — Старый добрый Джо. Ты никогда не меняешься. Сегодня — твоя очередь готовить ужин, верно? Он разблокировал двери, и они вместе пошли домой. Между ними ещё оставалась некоторая неловкость, но они хотя бы поговорили. Джозеф остался при своем мнении, Себастьян — при своём. Он пошел к себе в комнату, а Джозеф отправился на кухню. По квартире скоро стал расползаться запах печёных овощей. Много сыра. Он мог справиться с отсутствием мяса. Может быть, после ужина, ночью, они поговорят ещё раз, но бури в этот раз уже не случится. С этим он тоже справится. Между ними теперь всё было по-другому. Себастьян не смог бы это нормально описать. Словно он увидел трещину, которая не позволяла им быть одним целым. Он не знал, когда это случилось. Задолго до того, как они начали работать в «Маяке». До пожара? Может быть, хотя он тогда ничего не замечал. Тогда он ничего не видел. Если бы он знал тогда то, что знает сейчас, может быть, он бы увидел. И сейчас это имело решающее значение. Если они разойдутся в разных направлениях, пусть так. Они смогут по-прежнему оставаться друзьями, но не такими, как раньше. Они миновали точку невозврата. Домино начало падать. Себастьян не сожалел о своём выборе. Джозеф позвал его ужинать. По радио транслировали какое-то ток-шоу. Они ели молча, затем Себастьян начал: — Итак, ты и Татьяна. Это не то, что я думаю, да? — Зависит от того, что ты думаешь, — заметил Джозеф с набитым ртом. — Я думал, что вы стали… близки. — Да, но не в этом смысле. Мы не… делали ничего такого, серьезно, — Джозеф начал краснеть. — Она успокаивает меня, когда мне плохо. Она выслушивает меня. Не говоря о том, что она обнимала его, прижимала его голову к груди. Пропускала пряди его волос сквозь пальцы, когда он обнимал её за талию. Когда ему было особенно плохо, она садилась к нему на колени и нежно целовала, гладила его грудь. Когда они в первый раз начали обниматься, он, забывшись, выдохнул имя Себастьяна. Она на это лишь улыбнулась. Иногда от неё пахло сигаретами. Он ненавидел этот запах, но когда они целовались… это было хорошо. Он думал, что это было похоже на то, чтобы целовать Себастьяна. Он моргнул, пытаясь избавиться от этих воспоминаний. Это определённо была не лучшая тема для обсуждений за ужином. И собеседник был неподходящим. — Значит, вы не… — Нет, мы просто друзья, — ответил Джозеф. Он не знал, как следовало называть такие отношения. — Но это всё равно неплохо, правда? Ты завел новых друзей, — Себастьян попробовал уйти со скользкой темы. — Да, — Джозеф улыбнулся. — Думаю, да. Твой пациент… Себастьян ожидал очередной неизбежной тирады. Что Джо сейчас опять скажет, что всё это было плохой идеей. — Кажется, он в последнее время изменился… твоя заслуга, наверное. Он не так плох, как я сначала думал. Он напомнил мне Майру, какой она была раньше. Он сказал, что мне не следует совать нос в чужие дела. Не в такой грубой форме, но он сказал это довольно жестко и уверенно, — Джозеф без аппетита ковырял вилкой овощи. — Ты же не… — Нет, нет. Я просто спросил, нормально ли он себя чувствует. Я не осознавал, что тебе нравятся замкнутые люди, — Джозеф сделал глоток из чашки. — Не замкнутые. Скорее, сложные. И я не могу сказать, что предпочитаю такой тип. Майра такой никогда не была. Она была открытой. Говорила всё, что думает о тебе, независимо от того, хочешь ли ты это услышать, — Себастьян усмехнулся. — Помнишь вашу первую встречу? Джозеф улыбнулся. — Она мне сказала, что в моих очках я выгляжу, как старикан. Я не мог ей поверить. — Но через неделю ты купил новые, — хмыкнул Себастьян. — Мне нужны были новые линзы, — объяснил Джозеф. — Совпадение. — О, ну конечно, — Себастьян закатил глаза, скрывая ухмылку. Он скучал по таким разговорам. Как в старые добрые времена. Он не знал, чувствовал ли в тот момент Джо то же самое; между ними был раскол. Они словно стояли на разных краях каньона, слышали друг друга, но прикоснуться друг к другу не могли. — Ты скучаешь по ней? — спросил Джозеф, опуская взгляд в тарелку. Себастьян посмотрел в свою. — Конечно. По ним обеим. Каждый день. Но зацикливание на этом приносит больше вреда, чем пользы. Только хорошие воспоминания. Лучше я буду думать о хорошем, чем скорбеть. — Ты и так долго скорбел. Я заметил, — Джозеф поставил грязную тарелку в раковину. — Я рад. Остаток ужина прошёл в молчании. Себастьян помыл тарелки. Джозеф ушел в свою комнату, поэтому у Себастьяна появилась возможность безнаказанно захватить одну или три бутылки пива. Он мог вообще не беспокоиться об этом. Он сомневался даже, что Джо заметил появление прошлой ночью новых двенадцати бутылок. Половина из них уже исчезла. Но только не нытьё Джозефа. Может быть, когда-нибудь оно кончится. Себастьян положил новую картину на тумбу — на время. Вероятно, пьяному человеку не стоит пытаться вешать картину на стену. И, вероятно, делать это следует не поздней ночью, когда соседи уже спят. Так что пусть она пока стоит на тумбе, рядом с фотографией его потерянной семьи. — Майра… Лили… — невесело сказал Себастьян. Он взглянул на календарь, который висел на стене. На следующей неделе. На следующей неделе будет годовщина. Он не знал, идти ли ему. Он был в порядке, не считая того ночного кошмара. Если он увидит их, это вновь всколыхнёт тяжёлые воспоминания. И он ненавидел ходить туда один. Обычно с ним ходил Джозеф, но теперь их отношения стали шаткими. Если он попросит, Джо сходит с ним, но он не был уверен, что хочет его просить. Это было бы нечестно. Он задумался, что бы почувствовал Рувик, посещая покойную семью. Как бы он с ней разговаривал. Вероятно, он никогда не был на могиле Лауры. Это сделало бы произошедшее слишком реальным. Если он там не побывает, он будет отрицать её смерть так долго, как это будет возможным. Пойдет ли он туда сейчас, спустя все эти годы? Себастьян выбросил последнюю пустую бутылку в мусорное ведро, затем лег в постель. Ему было видно картину со звездным небом. Он бы хотел, чтобы у него было что-то, что можно будет дать Рувику взамен. Себастьян не был художником. Он не мог ни рисовать, ни делать что-то руками, ни фотографировать. — Я что-нибудь придумаю, — пообещал он себе перед тем, как провалиться в тяжёлый сон.