Весь мир в ладонях

      — Встать — суд идет!       В помещении, окутанном гробовой тишиной, речь помощника судьи прогремела как набат, оглашающий прибытие пиратов в мирный, до этого, город.       И тут же огромная зала наполнилась шумом одежды и отодвигаемых стульев — невзирая на свои чины, присутствующие поднялись на ноги, приветствуя давний обычай.       А вот для меня это было не обязательно, хотя бурчать мысленно я могла долго и бесконечно, в конечном результате, все же, оторвав задницу от мягкого кресла, стараясь внешне не выражать неприязни или просто нежелания.       Мне было плевать на высокого беловолосого мужчину в очках с золотой оправой, который, выйдя из комнаты за столом судьи, бросил на зал мимолетный взгляд, скорее больше удостоверяясь в том, что все участники процесса на месте, нежели в том, что в зале была я, как и все, стоящая на ногах.       В ответ я лишь чуть сощурилась, уже намеренно прожигая мужчину взглядом, который он вообще проигнорировал, оставляя меня уже гораздо ощутимей понять, что внутри начинает разливаться злость, смешиваясь с негодованием. Это я тут тебя игнорирую, а не ты меня, папаша! И мне плевать на то, что именно ты тут главный!       Максимилиан с очень длинной и тупой, как на мой циничный взгляд, фамилией, которой он, как и остальные из Дома, гордился безмерно, был судьей. Чертовым Мировым судьей родом из Высшей Знати.       Тварь — единогласно отзовутся все, а я еще и транспарант нарисую, чтобы попрыгать в первых рядах.       Пузырь на голове, вечно прямая спина, взгляд, по возможности не выражающий ничего и лишь иногда разбавляющийся надменной вежливостью — типичный тенрьюбито, от которого воротит. Тот, с кем будет крайне рад встретиться Антар, пропустив с ним по паре-тройке ультрамариновых искорок.       И он бы встретился — тут без вариантов: я уже давно для себя решила, что Знать, Дворяне и иже с ними мне враги, жалость к которым нельзя проявлять ни при каких обстоятельствах. Тем более что потопить людей посреди открытого моря, когда у самой за спиной огромные крылья, а в комплекте ужасающее пламя, не так уж и сложно.       Но я решила дотянуть до его пенатов — не хотелось, как свидетелей, еще и сопровождающий нас эскорт из Дозора на дно пускать. Уж те точно не виноваты в том, что им была поручена такая миссия.       А по прибытию домой, когда на Максимилиане были намечены мной самые слабые места, хладнокровный план по убийству отца Нефелимы накрылся медным тазом, а сверху бруском золота придавился.       Максимилиан был отцом большого семейства. Любящего семейства. С такими же, как у него, пузырями на головах и белыми волосами. Частично с желтыми глазами, но с чистыми улыбками на лицах.       Я не смогла.       От того, как в слезах встречала меня мать, боясь сначала просто прикоснуться и не веря в то, что ее дитя живо, от того, как слабой улыбкой улыбался брат и вторая сестра, от того как все еще неверующе смотрел на меня и сам Максимилиан, я перегорела и опустошилась. Я не смогла поднять руки или просто зажечь огня. Меня встретили как своего ребенка.       Максу выпало на жизненном пути много боли и несчастий, стоило просто посмотреть на историю его жизни: родичи мёрли как тараканы под воздействием мелка «Машенька», да только понять причину такого повального ухода на тот свет никто так и не смог. Сам он, на время покинув родные чертоги, этой участи избежать сумел, вернувшись в аккурат к похоронам последнего близкого родственника. Чтобы цветочки положить да клятвенно пообещать во всем разобраться.       После этого он, как прямой наследник собственного дома, остался один. Острый ум Макса смог проанализировать ситуацию и то, что что-то неладно в Датском королевстве. Он пошел в ва-банк: почти сразу сделал предложение руки и сердца будущей матери своих детей — Никите.       Единственный наследник богатого рода оказался желанным женихом — свадьбу сыграли через месяц, а потомство — старшего сына Анну, заделали и того раньше. Никита так же, как и Макс, была далеко не глупой девушкой, к тому же беловолосый красавец смог ее очаровать в первые же минуты.       После этого в жизни начались кардинальные перемены: бюрократия как вариант — надо же было не только на словах два дома объединить. Макс, по своему призванию, был наследником судейского дела, так что тонкости процесса знал. Стопорнуть процесс нормального слияния наследства мешал отец Никиты. Анна, появившийся на свет в период этого противостояния, хлебнул семейных скандалов с лихвой. Но вырос на удивление адекватным человеком, что странно на фоне таких событий и самого «вида».       После, вторым потоком была я, когда вроде бы все улеглось. Вернее, Нефелима. А дальше все по-старому: дедуля Сандро опять влез в семейные дела, готовя мне какое-то особенное будущее. Какое — никто так и не смог вызнать. Анна, возможно, догадывался, когда к Нефелиме в доме, по приказу деда стали относиться по-другому. Нефелима тоже, судя по всему. Но сбежала не сразу, либо не имея возможности, либо в начале все еще веря в то, что шансы на благоприятный исход дела все же были.       А дальше опять беда: Никита, на Нефелимин третий день рождения, родила опять. Тогда в доме тяжело заболела ее матушка, и женщина была сильно на взводе почти всю беременность. Ребенок… Моя сестра Мелисса оказалась немой дурочкой, солнечным ребенком с чистой улыбкой и светом в глазах.       Сильный удар по семье, который спустя время усилился — матушка Никиты, все же, почила. Никита получила нервный срыв, а пока Анна нянчился с Мелиссой — нянечкам никто не доверял, ведь Макс не перестал быть на стороже после смертей собственного рода, да за мной краем глаза следил, дед ловко перехватил нить контроля всем и вся в свои руки.       Тогда и произошел раскол семьи — Максимилиан с Никитой и детьми вернулся обратно в свое родовое гнездо, в Дом Цветов, расположенном в Новом Мире на крайне уютном архипелаге. Живущих там дальних родственников он выселил — не звал вообще никого, из-за чего у него появилось еще больше недоброжелателей.       Выселял, кстати, шумно — никому из них не хотелось покидать нагретого местечка около огромного, богатого города. Еще не успевшего пасть под гнетом жадных до чужого богатства тенрьюбито.       Я, когда перечитывала родовую историю, к слову, несколько раз ловила себя на том, что забыла о том, что читаю о жизни тенрьюбито. И вспоминала об этом лишь тогда, когда получала прямое указание на этот род.       Макс действительно оказался судьей. Не обвинителем, не адвокатом, а судьей. В широком смысле этого слова, порой доходя до того, что дома устраивались полноценные разбирательства с прокурором и адвокатом, когда кто-то из мелких домашних поедал порцию запретных сладостей.       Чисто в пику всем и помня о том, что «баба Яга против!», я, когда затевалось подобное и в моменты, когда была вовлечена в невольное игрище, выступала в роли защитника. Благо, что база у меня была достаточно обширная — спасибо прошлой жизни.       Адвокат в семье судей был как-то… Впрочем, они радовались любой возможности вернуть меня к родному очагу.       Но я отвлеклась от темы.       Отец Никиты так просто молодую семью отпускать не хотел — были обычные призывы и пожелания одуматься, было и совсем уж ни в какие ворота — пара покушений стоили Максу волос на голове да шрам на шее появился. Около артерии. Волосы-то отрасли, а вот отметина осталась — как на коже, так и в памяти.       Там уже Никита взорвалась, когда пойманного убийцу допросили с особым пристрастием, и выяснилось — папочка решил, что дочке не стоит водиться с не таким. А Макс, тенрьюбито и Бог по праву рождения, следовал далеко не общепринятым стандартам. И первым для него было не богатство, а семья. Горячо любимая жена, сын и две дочери. Все любимые, несмотря на недостатки.       Никита прокляла отца. И, неизвестно, правда ли сработало ее проклятие, или же это было обыкновенное стечение обстоятельств, но проклятие сбылось.       Сандро, долго мучаясь на радость врагам, в смертельной агонии провел около недели, после чего отчалил туда, откуда не возвращаются, а семья вздохнула спокойно. Достал он всех до такой степени, что никто так и не позволил пролить себе хоть одну слезинку. Сандро не заслужил даже того, чтобы быть похороненным в фамильном склепе — его тело сожгли, а прах развеяли над морем, наказав духу родственника никогда не возвращаться.       С тех пор угрожать Дому никто больше не смел: Никиту за глаза — зеленые и искристые, звали ведьмой, а столь красочный пример сбывшегося проклятия никого не воодушевлял.       Нефелима, кстати, сбежала как раз перед проклятием Никиты. Наверное, именно тогда Сандро раскрыл ей карты относительно ее дальнейшей судьбы, и девчонка пошла на отчаянный шаг.       Побег был продуман — Нефелима отправилась на корабле к своей дальней родственнице на Сабаоди, погостить, да еще за чем-то — тут к Сандро бы обратиться с вопросом, да не стало его, а потому ее сразу и не хватились, а когда побег раскрылся — было уже поздно. Искать ее можно было по всему миру — она ведь так и не доплыла до той родственницы, а корабль не вернулся обратно. Неизвестно вообще никому о том, что произошло в пути, и был ли то побег, если рассматривать его глазами родственников.       Снарядили поисковые группы, искренне веря в то, что она где-то в огромном Новом Мире.       Нашли только благодаря случаю с ее высочеством Варварой и совсем не там, где ожидали. Хоть и не сразу — кто-то из домашних натолкнулся на статью с моим возвращением в должность, где была маленькая фотография.       Но от войны в Маринфорде уберечь не смогли — и то хлеб. У этого милого Дома были бы гигантские проблемы, стань его обитатели между мной и Белоусом.       Ну а то, что дальше…       Не особо приятное положение дел, хотя, понаблюдав за родственниками семьи, я смело могла сказать, что попала просто в эталонный и образцовый Дом.       Это было не сахаром. Скорее солью в чашке с кленовым сиропом. Никому не нравится, когда прочно устоявшиеся стереотипы и представления так стремительно разрушаются. Я не отличалась от других в этом плане — меня бесило почти все. История в родовой книге меня не убеждала — сухие факты, не поддерживаемые личными наблюдениями или комментариями. Слезная встреча на пристани? — очередной ход в многоуровневой игре Знати. Чистые улыбки — умение лгать на мастерском уровне.       Мелкая хозяйка крови и прошлая обитательница в моей тушке оставила мне грандиознейшую, из всех вообще возможных, подлянок — родство с тенрьюбито. Родство с семьей Судей.       Максимилиан и его род в общий состав Высшей Знати не входили — судьи его плана не имеют права быть причастными к какой-либо стороне конфликта, а эти мешки сала в пузырях частенько подавали жалобы то против одного, то против другого несчастного. Или против друг друга.       А Макс и на этом поприще умудрился выделиться — если обычные судьи решали свои дела в пользу большего финансирования, то вот Макс… Мировым судьей он был не в плане мирового влияния или славы, пусть он был широко известен в определенных кругах, а в плане того, кто разрешал конфликты, когда идти было не к кому. Если прямо — между простыми смертными и Знатью, не позволяя последним творить что угодно.       Поэтому-то родовое гнездо на Святой Земле не стояло, пусть у Макса там и была своя небольшая территория. Нехорошо, если недовольные будут нападать на нас, считая виновными в вынесенном приговоре. А недовольных было немало — мне казалось, что там, в месте заговоров, было некоторое подобие очереди с жетончиками.       Место семьи и то, где пребывала в невольном заточении я — закуток Нового Мира, достаточно обширный, к слову, баловал спокойствием климата, пусть временами на головы и падали капли дождя размером с мячик для гольфа, да встречались кузнечики размером с пони. Но население — читай «подчиненные» были привычны и не бедствовали. Теперь уже не бедствовали.              В суде же, очередным несчастным, на этот раз, оказался какой-то купец, не пожелавший отдавать что-то за так желающему это что-то Святому.       Святой кусок сала — идеальное описание подобной твари, свою жопу при появлении судьи оторвать не пожелал, надменно глядя на столпотворение, выслушивающее вступительную речь и материалы дела.       Ску-ка… Макса так просто не напугать статусами — он и сам может прижать к ногтю кого угодно, а потому дело не стало, а развилось, набирая обороты.       Как меня прижал, не дав вернуться обратно к Дозору и просто спокойно пообещав, что меня тут же вышлют обратно. Новый Главнокомандующий позаботится…       Я чуть сжала зубы, стараясь не зарычать из-за нахлынувших воспоминаний и пытаясь внешне выглядеть спокойной — старина Гарп ушел, скажем так, на покой, тренировать цыплят. Сенгоку так же слился в отставку. Кудзан проиграл Сакадзуки и исчез, оставив после себя на память одну волосатую мужскую ногу. Свою, если кто не допер.       Один лишь Борсалино — многоликая бликующая сволочь, вовремя перестроился под новые взгляды Великой Системы и остался при своем дворе. Бесит…       Я глубоко вздохнула, выпуская обратно воздух сквозь плотно сжатые, не по случаю заострившиеся, зубы, — обломали со всех сторон, лишив хоть каких-то якорей. Про команду вообще говорить не стоит — я лишь надеюсь на то, что мой выводок хотя бы жив. Про «цел, орел» и не мечтаю, зная горячность некоторых кадров.       Ненавижу эту жизнь. Такую жизнь. Так сильно, что улыбаюсь в лицо и приседаю в реверансе с абсолютно прямой спиной.       Вникать в судебный процесс мне было неинтересно — естественно, что я всеми руками и ногами была на стороне купца, но у присяжных и обвинителя были свои взгляды. Конечно — я бы за такие суммы в заработном листе и просто выданные нужными людьми золотые, горы бы сокрушила. Если бы так сильно фанатела от золотого бога.       Но… Когда ты на остатки крохи-зарплаты можешь купить лишь мороженое, остальное время просто питаясь всем тем, что готовит объемная и очень добрая повариха, до золотых монеток как-то нет дела. Домашнее — назовем его именно таким, тепло куда как желаннее и приятнее будет. Даже с худым кошелем, в котором так уютно находят покой милые комочки с розовыми хвостами. Находили.       Барышни… Нет их больше — не знаю, но чую. Больше нет моих крысавиц, и от этого сердце сжимала небывалая тоска — они мне в моих жизненных проблемах помогали, возвращали с того света, а я их бросила. Не одних — я знаю то, что мелкая Дакота со стариком-кузнецом обязательно за ними присмотрели. Но меня там не было в то время, когда я должна была быть первой из всех, кто там был.       Гиена теперь есть и это не шутка. У меня есть гиена, которая в момент судебного разбирательства тихо-мирно спит под креслом. Зачем, почему, нахрена — неизвестно даже матери семейства Никите. Она, хозяйка дома — леди с железным хватом и личиком и фигуркой семнадцатилетней девочки, была до предела возмущена, когда Макс притащил бурое недоразумение, кинув его мне на колени. Видимо, пока тащил, уже несколько раз успел проклясть свое решение, но обратно поворачивать так же не хотел — приземление у клыкастого комка вышло не особо мягким. Достать успел папашу, что явно, раз Макс так к нему отнесся.       Но, именно от Никиты мне влетела тяжелая затрещина, от которой в ушах зазвенело да в глазах звезды заплясали — это с тем, что в момент моего прибытия «на родину» меня чуть не удавили в объятиях и не затопили слезами. Рука, у мамочки, тяжелая — меня заставили кормить недоразумение, убирать и нянчить. Если Максимилиан так решил, значит, нет смысла спорить. А он решил — наверное, слишком уж я печально в свое время смотрела на животных на рынке. Правда, там причина была иная — я же прекрасно понимала все то, что мне говорили. И не особо радостные вещи могли рассказать мне те, кто в будущем мог стать воротником.       В столь четких решениях, глав Дома я мысленно сравнивала с Главнокомандующим Дозором. С Сенгоку. Не с… Акаину. В Максе и Никите была честь и понимание человека, а не только свод Закона. Невзирая на то, что Знать и судьи. Они были непоколебимы как скалы.       А вот служанки выли, не переставая, пытаясь у любимой подопечной (меня) в любую удобную секундочку забрать зверя, чтобы самим доглядеть. Очень уж их в дрожь бросал вид того, как звереныш грыз меня за руку, не имея возможности прокусить или как-то оцарапать, но… Дикий зверь, а подопечная-то из Знати, Святая Госпожа и далее по тексту тем же шрифтом, в том же формате.       Ага… Не с Никитой такие фортели. Да и не с гиеной, у которой были свои взгляды на воспитательный процесс.       Хотя все остальное мне делать было не по статусу — одевали, причесывали, обували меня служанки с аккуратными браслетами на шеях. Не неподъемными ужасами, но и не простыми украшениями.       Бежать от Макса с Никитой никто и не пытался — удавка была больше для посторонних, но и снять попыток не было. Тихое уважение в адрес господ уже хотя бы за то, что вместо клейма были татуировки, а вместо побоев — исправительные работы по типу чистки конюшен, останавливало.       Но рабы были, и это бесило. Говорят, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут, но монастырь-то был и моим.       Я хотела помочь паре женщин, но наткнулась лишь на непонимание, которое тут же приняла в штыки, не поверив в такое вот согласие с реальностью — подкупили их или запугали. Одно из двух — третьего не дано.       А потом старший брат Анна объяснил.       До Макса в доме главным был отец Никиты — Святой Сандро. И Сандро был прекрасным представителем своего рода — объяснения не требуются, а за подробностями следует обращаться к уже несколько раз упомянутой книге истории рода. Половина взрослых из прислуги — тогдашние дети. Поэтому, когда в доме, пусть Сандро и до последнего был против, устраивая подлянки и гадости, хозяином стал Максимилиан, резко изменился порядок. Судье не пристало гнобить тех, кто является его подчиненными — хорошее мировоззрение, в конечном итоге породившее затяжное противостояние между старым и новым хозяевами.              

***

      В объявленный перерыв я, все же, покинула здание Суда, выходя на улицу, где народ начал падать на колени, что-то бормоча про мою милость.       За оставленного в зале Суда купца я не переживала — Макс уже знал то, кто виновен, и потому я лишь зло усмехалась в лицо, опешившего от такого отношению к его персоне, тенрьюбито. Купца оправдают, с божка стребуют компенсацию. А там…       Мои методы жёстче. А тебе, кусок жира, скоро предстоит посетить чертоги Ада и остаться там. Я уже позаботилась об этом. Ты не успеешь отыграться на слугах.       Не обращая внимания на разом замершую площадь и сочувствующим взглядом смерив стоящего на коленях человека выступающего в роли коня обвинителя, спешно зашагала прочь, отстраненно ощущая, как недоразумение ухватилось зубами за кисточку моего хвоста и так спешило следом.       Вопрошать вслух о том «так за каким же хреном мне гиена?!» не стала — не так одиноко. Так что нытья от меня и возмущения никто так и не дождался, пусть я и пыталась в начале отлынивать. А хищник, поняв, что как мама я буду лучше всех, от меня не отходил ни на шаг, стараясь перенимать повадки и манеру поведения.       Вы где-нибудь встречали циничную гиену? Я — да. Там, у меня под юбкой лапами перебирала, пытаясь получше ухватиться за удирающий хвост. Как же звереныш отрывался в Доме… Ох.       Ребенок вообще оказался достаточно агрессивным поначалу, бросаясь почти на все, что шевелилось. Воспитание последовало незамедлительно — хвост выступил в качестве орудия наказания, звонко щелкнув обидчика по носу.       Только вот гиены никогда не были трусливыми — они могли напасть и на льва, если придется, а россказни на тему страха перед всем, что больше — байки. Найденная энциклопедия мира животных мне так же об этом сообщила.       Ребенок отказался отступать и, под конец, просто умаялся отлетать куда-то вдаль, маленькой тушкой рухнув у ног. Спустя недельку он поутих, пусть и подрал обивку у мебели, да погонял служанок с няньками, тем самым облегчив мне жизнь, и стал куда более миролюбивым, а я, расчетливым взглядом оценив размер его лапы, осталась довольна — меня ждет большой и прекрасный пятнистый охранник. Все та же энциклопедия так же добавила: особь будет более чем крупная.       На прогулке по городу меня сторожили — заметив краем глаза движение по периметру, уныло вздохнула: кто кого охраняет, мальчики? Я, конечно, понимаю, что вы профессионалы своего дела, но я та, кто прошел спец подготовку, а после еще и войну в Маринфорде. Ко всему прочему все окрестное зверье слушалось меня как того царя льва, а это вам не шутки. Вы действительно считаете, что это меня надо охранять, а не от меня? Впрочем, все именно так и могло происходить — я своих тренировок не скрывала, не желая терять драгоценный опыт прошлых лет и успешно нарабатывая новый. А потому, задний двор — обширный и объемный, спустя пару занятий превратился в подобие полигона. Ядерного. И я не спешила останавливаться.       Но, несмотря на это, в Дозор мне путь все еще был закрыт.       За минувший год я вообще поняла несколько простых истин: когда тебе можно все — и это не для красного словца, а правда, то ничего не хочется вообще. А то, что хочется — буквально находится в другом мире.       Ну сходила я пару раз на прогулку по архипелагу, ну посмотрела на то, как живут другие. В кузню заглянула — кузнец после этого, судя по всему, чуть с миром не простился…       Нестерпимо хотелось обратно на службу.       Так и в этот раз, пройдя до небольшой рыночной площади и самим фактом своего появления заставив всю работу стать, а людей склониться, внутренне разгораясь от злости, прошла к газетному киоску, вынимая нужную мне газету и выкладывая на прилавок монетку. Публика к тому, что я расплачивалась, немного уже привыкла. Но что-то мне подсказывало, что данную мной оплату народ бережно хранил на почетном месте в доме.       — Мать гиены… — уши, чуть дрогнув под нагромождением волос уложенных в высокую прическу, все же услышали тихий шепот.       Легко улыбнувшись и будто бы ленивым взглядом обведя затихшую площадь, неторопливо прошагала в сторону языкастого болванчика.       — И не только гиены, а еще крыс и волков, — присев рядом с ним, тихо шепнула. — Попридержи язык, или мои охраннички выпотрошат всех, кто тут находится.       Ответа не последовало — только стало заметно, как учащенно забилась вена на его шее.       Бросив глупому человеку пару монет, нарушивших своим звоном искусственную тишину, спокойно ушла в сторону парка, откуда веяло осенью. Охранники, пару секунд явно прибывая в сомнениях относительно последующих действий, все же поспешили за мной.       Простучав каблучками невысоких сапожек по деревянному мостику, с довольным выражением на лице ступила под сень высоких и раскидистых деревьев, обвитых желтоватым плющом, а местами лозами винограда, увешанных огромными гроздьями ягод. В парке было пустынно — не хотелось и думать почему. Ведь это было прекрасно.       Вокруг было удивительно: осень только начиналась, и разнообразные деревья только-только начали покрываться желтовато-багряным узором, создавая порой причудливые узоры.       Цветы, в своем обилии посаженные в клумбах, которые в парке были почти что во всех местах, росли сплошь осенние, вторя по своим расцветкам деревьям. В воздухе стоял неповторимый аромат и прохлада, и, будь я обычным человеком, наверняка бы поежилась от редких дуновений ветерка.       Щелчком пальцев избавившись от ненавистного пузыря, глубоко вдохнула, ощущая, как убитое последними днями настроение немного поднимается. Не все так и плохо.       Я ведь действительно могу сбежать. Куда захочу — хоть в Скайпию, хоть в Норд Блю.       Улететь отсюда и где-нибудь на острове пустить себе пулю в висок, тем самым отделавшись от преследователей с библикартой. Не знаю — создавали они новую, или нет, но лучше предостеречься.       А там… Обрезать волосы, перекраситься и осесть в каком-нибудь тихом селении. И жить спокойной жизнью, в которой не будет тварей с неограниченной властью.       Впрочем… Будут все одно. Все живые выплачивают Дань. Значит, мне просто нужно сделать так, чтобы выплачивать стало некому. Я уже работаю над этим.       И что, меня держит тут только это?       Странно. Раньше бы я не колебалась. Или наоборот — вспомнить хотя бы то, как разрывалась между Дозором и Белоусом?       Об Отце ничего слышно не было. Марко, с остатками команды, пытался устроить матч-реванш и не справился. Нужно ли мне чувствовать вину за то, что меня там не было? Вопрос был бы хорош года где-то полтора назад. А теперь точный ответ уже был.       Нет.       Однозначно нет — я простилась с ними, разошлась. Да, люблю их. Бесконечно сильно люблю. Но не вернусь именно потому, что люблю. Мне нельзя с ними больше пересекаться — я дочь тенрьюбито, Святая Нефелима Ибха Арин Района Саоирис. Не Дрого Ди Анта с шилом в жопе и юношеским максимализмом в глазах.       Чёрт.       В газете, которую раскрыла сразу же, как только уселась на любимую скамейку, было даже много, чем просто интересно.              «Разбирательство по делу нападения на Святого на одном из специальных закрытых мероприятий продолжается. Неизвестный пират с неизвестной силой дьявольского фрукта, позволяющего ему использовать синее пламя все еще на свободе.»              Фото было. Но, — тут я расплылась в довольной улыбке, — то, что на фото я — никто вообще не поймет. Антара бы тоже никто не признал, даже если очень захотел бы — паника тогда действительно была очень большая и те пара фото, которые были сделаны в полутьме и в спешке, подходили большей мужской половине человечества. Уже год крутят одно и тоже, а новых каких-то сообщений не поступало. Вернее, дельных: после объявления о награде за любую информацию о преступнике, сообщений о том, где его видели и кто лично с ним пил, было море. Поэтому акцию резко свернули, пусть статью печатали с достаточной частотой.       Так что, в принципе, я могла в своем мужском облике и в Дозор пойти, благо, что капитан, с которым я пересекалась на войне, успел сложить свои кости где-то с полгода назад.       Только как с силой быть — кто его знает. Огонь я сдерживать привыкла — Семаргл внутри меня больше не ворочался, уютно устроившись в клубке и готовый ждать хоть тысячу лет.       Но вот острые уши и регенерация все еще оставались. Хвост, при желании, так же можно было убрать, пусть контроль над ним все еще не был полноценным.       Представиться химерой? Так не поверят и скажут показать. А то, что я могу показать, как две капли воды напоминает фрукт Анты — хвост, клыки, когти, уши. Крылья. Не вписывается.       Без неба будет сложновато, как и без огня. Но, этот план пока оставим на первой полосе — пока все прекрасно.              «Найден неизвестный остров-убийца на пути к Марин-Соул. Дозорные пока затрудняются дать оценку опасности и в спешном порядке собирают группу специального назначения.       Так ли нужен нам Дозор? Вот, что говорит на эту тему специальный приглашенный гость…»              И вновь треп.              «В районе Нового Мира недалеко от острова Панк Хазард был замечен корабль Дозора, предположительно захваченный беглыми братьями-капитанами Дрого Ди Маром и Элом. Куда смотрит Правительство и почему подобное до сих пор сходит с рук?       Так же неизвестна судьба их сестры Дрого Ди Анты — капитана второго ранга. Роковое стечение обстоятельств или хорошо продуманный план?»              — Кот… Я найду тебя, сволочь, — тихо прошипела, с ненавистью глядя на фото, на котором был изображен размытый силуэт корабля Дозора. — Выпотрошу.       Ребенок зверя неожиданно заволновался, выскакивая из кустов, где до этого с увлечением пугал пташек, и, бросаясь к моим ногам, стараясь забиться под юбки — переведя взгляд в том направлении, куда он смотрел с таким страхом, никого не увидела. Воля так же не сообщила ничего особо занятного.       Но носа коснулся легкий запах тлена, который все нарастал — выждав еще пару секунд, в течение которых, сложив газету, нагнулась к гиене и успокаивающе потрепала ее по загривку, после резко метнула вперед волну пламени.       — Ой-ой-ой!! — весело раздалось в ответ — подпрыгивая и стараясь сбить огонь с тлеющего фрака, размалеванная под скелет девица появилась в поле зрения.       Пламя, готовое вот-вот раскинуться по одежде, неожиданно опало — ткань буквально испарилась, не дав огню объять противницу.       И вновь запах тлена. Плюс Воля все так же ее не видела. А вот звериное чутье наоборот доверительно сообщило, что враг передо мной достаточно опасный. И вообще неприятный. Судя по запаху.       — Я же говорила тебе, что она почувствует, — холодно раздалось сбоку — из-за деревьев, росших рядом, к лавочке вышла высокая девушка в явно японской маске демона-они* и ало-черном кимоно без плеч. Только какие-то полупрозрачные ленты и удерживали верхнюю часть одеяния на месте, не давая выпасть внушительных размеров груди. За спиной у нее болталась огромная кисть.       — Эмигра, ты вечно чем-то недовольна, — первая перестала совершать нелепые скачки, упирая одну руку в бок, а другой, затянутой в белоснежную перчатку, направляя на вышеупомянутую небольшую трость.       Я немного повернула голову вбок, ища свою охрану и понимая, что ее больше нет.       Интересно. Быстро. Ловко. Хочу так же.       — Даяна, я же просила не называть меня по имени, — вздохнула Эмигра, скидывая перевязь с кистью вперед.       «Уходи. Живо!»       Тихо приказала ребенку. Тот, пару секунд подумав, решил не спорить и стремглав бросился наутек.       — Добрый день. Что вас привело ко мне? — решила начать с вежливости, выпрямляясь на лавочке и с напускным любопытством глядя на столь непочтительно относящихся к Святой особ. Ну и, немного ревниво, на объемную грудь той, что с кистью.       Она на капустном поле росла, что ли?       — О, всего лишь небольшая малость — нам нужно вас убить, — отмахнулась Даяна, поправляя шляпу-цилиндр.       — А кто хоть такой злой? — удивленно округлила глаза, глядя на них. Надо же, средь бела дня и убить. Занятненько.       — О… Ну, если только по очень страшному секрету… — отозвалась девушка с запахом тлена.       — Уймись, — оборвала ее Эмигра. — Мы тут не болтать.       — Но сказать же можете, — насупилась я.       Надо же знать, кого потом на тот свет проводить?       — Ваш дядюшка, Святой Флоренц, — Даяне явно не терпелось слить информацию.       — О, надо же, — я действительно удивилась. — А на деле всегда такой милый и тихий…       Приезжал пару раз, да. Всегда младшим привозил сладости, а мне с Мелиссой новые наряды.       — Чем меньше будет потомков у Святого Максимилиана, тем больше наследство у него, — как глупому ребенку, пояснила мне Даяна. — Сегодня ты, завтра мелкие, а там и Анна падет. А дурочка вообще не человек — толку с нее, как с козла молока.       — И не жалко вам детишек? Им же всего по пять лет, — покачала головой, откладывая газету и поднимаясь на ноги.       Детишки или младшие, это малышня, появившаяся уже во время отсутствия Нефелимы. Да, эта тушка умудрилась свалить из дома на целых четыре года. И год уже сама я тут мариновалась.       — Это бизнес — нам все равно, кто. Заплатили? Выполним, — развела она руками.       — Хорошо, — покорно кивнула. — Начнем?       — Люблю таких! — радостно хлопнула она в ладоши, вновь исчезая.       Запах тлена… Тлен, походу, как сама способность фрукта — лист, по поре осенней упавший с ветви и попавший в район влияния Даяны, растаял и превратился в какое-то подобие пыли.       — Да, глупо использовать уже показанную способность, — покачала головой Эмигра, до этого молчавшая и внимательно наблюдающая за мной.       Быстрый взмах непомерно огромной кистью, которую вообще незаметным глазу движением вынули из импровизированных ножен, и я еле увернулась от непонятных горящих письмен, пронесшихся над головой. И тут поняла, что совсем разленилась — край кремового платья в момент исчез, осев трухой. Даяна, чтоб ее.       — О, немногие успевают уклониться, — уважительно отозвалась пустота.       Воля вновь возопила что-то нечленораздельное, и я ушла вбок, отскакивая от них — дерево, которое оказалось на линии невидимой атаки, за пару мгновений почернело, съежилось и рухнуло, перекрывая моим противницам обзор.       Стремглав бросившись вперед, что есть силы ударила по выставленной мне на встречу кисти, попадая по древку и ломая его в клочья.       Атака чем-то ярким все же последовала — я словила ее точно в грудь, улетая обратно за дерево, по пути ломая спиной ветки и не имея возможности вздохнуть от боли.       — Ух, ты — какая отчаянная, — будто сквозь пелену послышалось далекое. — И что, прямо напополам? Ух, ты — дай на память кусочек возьму!..             Я перепрыгнула на Грань, тут же погружаясь в серую реальность, где не было живых. Так-то лучше — афишировать эту свою силу я не хотела ни при каких обстоятельствах, но сейчас была не та ситуация, когда стоило выпендриваться.       Яркое пламя с высочайшей температурой, — я скривилась, поворачиваясь набок и сплевывая кровь. После перевела взгляд на грудь и удивленно вскинула брови — заряд никуда не ушел, пульсируя ярчайшим светом в грудине.       Края раны, опаленные, сходиться не спешили, но сама боль куда-то отступила, ровно, как и слабость — рискнув, запустила пальцы внутрь, на пробу втягивая горяченный заряд в себя.       Удивительно, но у меня получилось — кончики пальцев засветились желтым, становясь практически белыми в середине.       Рана на груди резко сошлась, пропустив по себе волну пламени, в которой что-то несильно хрустнуло пару раз.       Резко захотелось есть и пить.             Поняв, что больше не стоит скрываться непонятно где, выскользнула в реальный мир, неприязненно морщась от тут же занывших органов восприятия — неприятно было даже ощущать колебания ветра, а рубанувшие по ушам звуки вообще пробили на слезу.       — Плазма, — догадливо покачала головой, садясь и на пробу создавая небольшой светлячок. После метнула его в сторону еще спорящих девиц — взрыв последовал оглушительный, а меня накрыло отлетевшей грудой деревяшек. — Хорошая примочка — спасибо за науку, кхах! — надсадно кашляя в образовавшемся облаке пыли, зачем-то поблагодарила я.       Сама я бы ни за что так не смогла развить силу фрукта за столь короткое время. Понадобилось бы лет десять — не меньше. Наверное, решающее слово в столь быстром левел-апе, сказала еще и регенерация, оставшаяся в наследство от фрукта крови. Она не дает умереть от атак более мощных техник, как было в случае с Эйсом и Акаину, и так же не дает телу понести урон, когда я начала поглощать технику. Что ж, это действительно приятный плюс.       Когда я высунулась в следующий раз из-за своего почти развалившегося убежища, девиц и след простыл — лишь на земле лежала сломанная кисть, которую я забрала с собой не столько в качестве трофея, сколько в испытательных целях. Она же как-то проводит эту силу плазмы! Получить возможность научиться чему-то новому в условиях златой клетки, значит получить новый глоток свежего воздуха!       Удрать из парка успела до того, как набежали патрули охраны и просто любопытствующие зеваки — техники ускорения из моей головушки никуда не выветрились, а на большую собаку, пусть и со странно облезлым хвостом, внимания никто не обратил.       И да — хвост не облезлый. Просто такой, как есть. Это я к слову.       — Где младшенький? — зайдя, с порога бросила склонившимся в поклоне служанкам, которые только в позе буквы «зю» рискнули рассмотреть меня. Девицы почти что окосели, круглыми глазами глядя на перемазанную сажей «святыню», в почти отошедшем в мир иной платье и с вороньим гнездом на голове.       Но ослушаться не рискнули.       — Его Святейшество молодой наследник левого крыла — Люцифер у себя в художественных покоях, — севшим голосом прочирикала одна. Другая, приложив руку к губам и почти плачущими глазами глядя на меня, продолжила. — Молодая Госпожа, вы ранены?..       — А? Нет, забейте, — отмахнулась, более не видя нужным разговаривать с ними и, помахивая кистью, прошла в указанном направлении.       Они за каждую мою царапину переживали как за перелом, так что не стоило нервничать. Тем более, что все тут же заживало. Подумаешь, одежды почти нет. А имеющаяся часть вся в засохшей крови. Тьфу, а не проблема.       Так что, не размениваясь более на сантименты, стремительно прошла наверх, залетая сначала к себе, где спешно скинула рванье, переодевшись в легкий шелковистый халатик ультрамариновой расцветки, а после поспешила в указанном направлении.       Мелисса сейчас с Никитой где-то в районе бутиков. Там много охраны — не защитят, так сообщат, дав время на ответные действия. Близняшка Алиса с папой в суде — там вообще без волнений, ведь судится один из Богов. Анна уже большой мальчик — сам разберется с проблемами, если те поступят. Старшенький Ибха Арин вообще страшный человек, так что за него волноваться не стоит — за его противников страшнее. Остался только один ребенок, за которым никто не присматривал.       Гиена была уже тут как тут, крутясь у ног и недоверчиво принюхиваясь. Но после успокаивающего кивка утихла, уже не переживая за «маман».       Детище с шикарным белоснежным хвостиком на затылке и золотыми глазами и правда оказалось у мольберта в окружении нескольких «учителей» — сердито сверкнув такими же желтыми глазами в их сторону, добилась мгновенной очистки местности.       — О, смотрю, ты гуляла? — весело отозвалась невинность, сверкая белозубой, местами щербатой, улыбкой и глядя на меня сияющим взглядом творца.       — Да, повеселилась на славу и все такое, — чуть криво улыбнулась я — с мелкими Люцифером и его близняшкой Алисой я сошлась на удивление легко, благо отпрыски были почти не избалованные. А поднимать руку на младших мне, старшей, не возбранялось. Благо, что Макс и Никита прекрасно понимали то, что я не со злобы или зависти. Дрессура пока что проходила на ура.       Удивительные люди, эти родители, пусть и хочется частенько усадить их в глубины Импел Дауна. От своей злобы я уйти почти не в состоянии, и тенрьюбито никогда не будут в сердце что-то теплое, кроме мыслей об их наказании, вызывать. Но за детей Макса и Никиту я прощала. Дети не решали того, где им рождаться, и могли еще быть вполне адекватными в будущем. Еще лучше, чем родители.       — А ты, Люська, что творишь? — ребенку не нравилось это прозвище, но мне он такое отношение прощал, пусть и нехотя. Алисе же, когда она рискнула повторить, была устроена грандиозная трепка. Родичи, мать их. Или авторитет — что очень даже приятно.       Мальчик легко кивнул на холст, и я, заглянув, мгновенно внутренне похолодела.       Вновь переведя взгляд на сияющего Люцифера, чуть нахмурилась, отмечая перемазанную всеми цветами радуги мордашку.       — А… странный результат, знаешь ли, — не нашла что сказать я.       — А, так всегда выходит, — невинно пожал он плечами и совсем не в стиле Знати провел пальцем под носом, создавая новые радужные разводы. — У меня есть все-все цвета, а в результате вот такое выходит, — развел руками мальчик.       — Ваше Святейшество, простите глубочайше, но вы просили позвать вас полдничать, — в покои, как можно более подобострастно кланяясь, заглянул служка.       — О, благодарю! — младший брат, резво спрыгнув со своего стульчика, поспешил к выходу. — Я все равно уже закончил!       «Ребенок, ты с ним»       Взглянув на гиену, приказала — мелкому нужно было уже давным-давно покушать, и откладывать не стоило. Внутренне хотелось, чтобы зверь вырос как можно быстрее и больше, а этому способствовало хорошее питание.       Проводив Люську крайне внимательным взглядом, некоторое время задумчиво созерцала закрытую дверь, после чего перевела взгляд на палитру, которой пользовался юный художник, а после на холст.       Абсолютная тьма. Мрачный конец всего.       Неужели все то светлое, с чего все начинается, в результате все одно превращается вот в это?       А ведь черная краска была в числе тех немногих, к которым Люська вообще не притрагивался.       Если бы не было так печально, я бы рассмеялась. Но на губы выползло лишь слабое подобие улыбки.       Если в результате мрак — нахрена стараться и оттягивать неизбежное?       Я мотнула головой, откидывая удивительно мрачные мысли, смешивающиеся с воспоминаниями о логии тьмы, которую использовал Тич, и то, как она хищно пожирала все на своем пути. Если поддаваться каждому воспоминанию и аналогии, то можно и слечь раньше срока, будучи даже бессмертным организмом.       Подхватив одну из измазанных краской кистей и тут же испачкав руку, улыбнулась уже куда как увереннее и циничнее, расчетливым взглядом окидывая холст.       Я не да Винчи, не Ван Гог и даже не Малевич — в последнем случае уже к тому же Люське обращаться нужно.       Но обмакивая кисть в яркую краску, упрямо крутила в голове четкую мысль: на руинах цивилизаций расцветают цветы.       И все же хватит быть во тьме неведения. Пора. Пора на свет.       Только с «почитателем» разберусь, да. Не из-за родственных чувств. Из-за тех, кто может еще изменить этот гребанный мир. Из-за поколения, что сейчас только растет.       И у кого там фантазии хватило придумать такой страшный мир?