Всё о моем безумии

Тут все такое белое, Барбара. Стены, постель, твоя кожа. Просто царство снежной белизны с единственным черным изъяном – мрачным индийцем у твоей кровати. Лично мне нравится черный. Тебе вряд ли, ваша культура иначе смотрит на этот цвет, приписывая ему отголоски потери, боли и даже смерти. Мы отличаемся в этом. Мы отличаемся во всем. Для нас мир делится на три цвета, и черный занимает в этой триаде предрассудков ключевое место. Женское начало, мать-земля, продолжение рода, покатая сексуальность и несдерживаемая похоть – трауру тут места нет. Лаванья была в черном. Разумеется, в черном. Длинное струящееся платье, скрывающее от всех ее безупречные ноги, дарящее возможность лицезреть их же в глубоком разрезе до бедра. Она собрала волосы, выбрала массивное, привлекающее внимание колье, примерила лисью улыбку и ямочки на щеках. Она выглядела и хорошо, и многообещающе. Я скользнул рукой по ее затянутой в кокон ткани фигуре, остановившись на заднице, и равнодушно хмыкнул при виде мурлыкающей реакции слегка захмелевшей кошки. Она поправила бабочку мне на шее, смахнула с плеча несуществующие пылинки, украдкой поцеловала в щеку и сделала шаг назад, давая мне возможность войти в ресторан первым. Лаванья шла следом, будто не была моей спутницей на этом тупом маскараде тщеславия. - Брат, наш стол здесь, рядом со сценой! – Я обернулся и увидел Акаша с довольной улыбкой и блеском в глазах, отшлифованных парой бокалов сладкого портвейна. - Акаш, это так мило, ты решил обчистить гардероб АСР, да? Отличный костюмчик. – Ла, не скрывая ехидной улыбки, осматривала черный костюм брата, очень похожий на те, что носил я. - Но ведь праздник же, Лаванья. Я решил одеться по случаю, - слегка робея, ответил он, не получая ответа на свою фразу. Моя спутница слегка закатила глаза и сжала мне локоть, пытаясь сдержать порыв смеха. Мы сели за стол, и официант в пингвиньем костюме разлил по бокалам красное вино, дорогое, судя по градинам пота, выступившим на смуглой коже паренька при одном лишь прикосновении к стеклянному горлышку бутылки. Его величество явился с опозданием, театрально обозначив свой приход звонком управляющему. Тот, в свою очередь, подал сигнал рукой и, как по команде, вверх взлетели сотни шаров, упершись в дощатые своды потолка. Приветствие, достойное самого Махараджи. Когда облако из гелиевых кругляшей наконец развеялось, Аман предстал перед нами – сияющий, как начищенный пайс. Главный фокусник вечера, выхолощенный и вылизанный, словно мелкая собачонка. Облаченный в белый смокинг, что полностью перечеркивало заявленный им же White Tie дресс-код. Сукин сын. Сукин, чтоб его в аду жарили, сын!!! - Ну что, мои дорогие, надеюсь, вы нашли свои места? – Он облокотился о круглый стол и смерил каждого из нас радушным взглядом хозяина жизни. Я вскочил на ноги и, изо всех сил сдерживая пружинящую ярость, подошел к нему, стараясь вычеркнуть из памяти уродскую бабочку и белый, застегнутый на все пуговицы жилет, такой же неудобный, как и наспех сшитый смокинг. - Какого хрена ты себе позволяешь? – Я вцепился рукой в его затылок и прокричал терзавшее меня одними басами, стараясь быть слышим только ему. - Что-то не так, Арни? - Ты сделал из меня клоуна! Все не так! Все, черт тебя дери, не так. Посмотри на меня! Лаванья уговорила меня надеть чертов смокинг, только из уважения к тебе и твоему празднику!!! - Ну, сегодня я могу пошалить, ведь так? В день рождения можно? - О? Только сегодня? А обычно ты себя сдерживаешь, да, Аман? - Не кипятись, старина. – Он мягко убрал мою руку со своего головы. – Я просто хотел произвести впечатление, отличаться от тебя. - Ты всегда отличаешься от меня. - Ну, это верно, мои туфли стоят раз в сто дороже твоих. Эй, не злись, я прошу тебя. – Он беспомощно выставил обе ладони вперед. – Я хотел не быть таким пафосным индюком, как обычно, но при этом выгодно выделяться на фоне всех вас. Пришлось играть в крысу и нарядить вас в пафосных индюков. Согласись, Арни, не будь на тебе сейчас этой ужасной бабочки, ты бы даже посмеялся со мной. И прежде чем начнешь меня бить, помни: у меня день рождения. Он улыбнулся той своей подкупающей улыбкой шкодящего поганца и, похлопав меня по плечу, сел за наш стол. Круглый, но будь он любой другой формы, то Аман занял бы непременно ключевое место у короткого края. В его стиле было бы также распорядиться и поставить себе другой стул, не такой лаконичный, как мебель в ресторане, а, скорее, из истории про королей и подданных. Ума не приложу, как он сдержался. Началось шоу. Нет, я не имею в виду шоу в том смысле, в котором ты, Барбара, привыкла его видеть. Не цирковое и не Торп-парк с тысячью аттракционов и зазывалами на каждом углу. Хотя что-то общее между тем выхолощенным рестораном и буйным разноцветием праздничного парка было. Чувство тошноты, Барбара. Давящее желание хорошенько проблеваться после круга на одной из тех сумасшедших каруселей, когда ты неровно стоишь на земле и все еще не понимаешь, кто стер линию горизонта и смешал для тебя плоскости, пространства и краски. К нам попеременно подходили друзья фирмы, инвесторы, счастливые любовницы, с которыми он всегда умел расставаться на нужной ноте. Я получил столько комплиментов, тонких и грубых, столько возни и лебезения, что мысль о необходимости душа посещала меня все чаще. Наконец неформальные поздравления и зализывание и без того безразмерного эго Амана подошли к концу, и началась официальная часть. Я с облегчением сделал глоток вина, когда на сцену поднялся конферансье и объявил первый номер. Стендап-комик прямиком из Лакхнау. Что за черт?! Я метнул взгляд в сторону именинника и застал его светящуюся всеми переливами блаженства рожу. Ну, разумеется, он сделал это намеренно. Никакая это не случайность. А лишь продуманный ответ на мой выпад двухнедельной давности и именно из Лакхнау - какая острая память у старого друга. Ла накрыла ладонью мою руку, я непроизвольно поднес к губам и поцеловал тонкие пальцы своей любовницы. Она улыбнулась мне и прошептала: «Хороший вечер, правда, АСР?» О да. Вечер просто великолепный. Самое начало словаря, Барбара. Буква «В». И мое сердитое лицо на этом празднике лжи и пафоса как лучшее доказательство безжалостного великолепия. Спустя полчаса ведущий объявил следующий номер – заказанный мною. Танцоры вышли на сцену под торопливые удары кастаньет. Она была в красном платье, типичном для фламенко. Каждый жест и движение танцовщицы делали ее все больше похожей на столп огня, ласкающего партнера языками пламени. Все в зале замолчали на бесконечно долгие и прекрасные минуты, наслаждаясь историей, рассказанной для нас движением тел. Откровенным и чувственным, как голые провода, которые работают и несут электрическую магию, но убьют тебя, прикоснись ты к ним. Это было действительно красиво и совершенно отличалось от привычных для большинства индийских танцев, которые я, к слову, ненавидел. И каждый раз, глядя на традиционные наряды и эти ломаные движения руками и плечами, мечтал, чтобы ужас поскорее закончился. Выступление вызвало бурные аплодисменты. Я довольно посмотрел на Амана, ожидая увидеть благодарность или хотя бы удивление с его стороны. - Твои любимые итальяшки? – Он лениво наколол что-то на вилку и отправил закуску в рот. - Фламенко – испанский танец. - Испанцы? Да ты бунтарь, Арни. – Аман бросил короткий взгляд на мою руку, лежащую в окружении ладоней Лаваньи, которая не отпускала меня все время, пока длился костюмированный номер. - АСР, это так красиво. Пойдем потанцуем? – Она кивнула в сторону пустой части зала, куда начинали подтягиваться танцующие парочки. Я отрицательно покачал головой. - Акаш, будь другом, отведи Ла потанцевать. – И уже ей лично: - Ты же помнишь, я ненавижу все это. Думай головой, прежде чем предлагать мне то, чего делать я ни за что не буду. - Но сегодня же праздник… - Она сникла и вздрогнула от легкого прикосновения Акаша к ее плечам. - Конечно, брат. Лаванья, тебе нравится эта песня или ты хочешь дождаться следующую? Она обиженно посмотрела на меня и на Амана и, откинув салфетку в сторону, поднялась и увела моего брата ближе к сцене. Я беззастенчиво зевнул и потянулся к своему бокалу. Было скучно и хотелось виски, чего не допускал дресс-код и чертовы правила. Аман придвинул свой стул поближе к моему и, выждав небольшую паузу, спросил: - Кстати о бунтарстве, Арни… Я так понимаю, ты до сих пор не решился сделать выбор? - Отчего же, друг? Я его сделал, ты что, не видишь? Да и не было никакого выбора. Одна блажь, которая прошла сразу после текилы. - Ага, то есть это абсолютно нормально - подвозить свою секретаршу каждый вечер после работы домой? - Во-первых, Кхуши ассистент. Она не секретарша, Аман, запомни это наконец. И потом, ты прекрасно знаешь, что она всегда найдет неприятности. Я не хочу, чтобы ее опять ограбил какой-нибудь уличный нищий. Или ты предлагаешь другой выход в данной ситуации? Я готов выслушать тебя! - Нет, ну что ты. – Он миролюбиво поднял ладони вверх. – Ты поступаешь самым правильным и, главное, логичным образом. Кто я такой, чтобы мешать тебе делать глупости, правда же? И еще, Арни, кажется, к тебе пришли. Он кивнул головой в сторону выхода. Этого и не требовалось. Я почувствовал ее стразу, ощутив на своей коже тысячу болезненных импульсов. Да, именно, что болезненных. Неприятные, раздражающие своим постоянным присутствием взгляды и прикосновения, окружавшие нас всякие раз, стоило Кхуши оказаться рядом. И чертово биение сердца, такое гулкое и глухое. Такое… живое. И совершенно лишнее. Повернувшись, я увидел ее в бледно-желтом сальвар камизе с кипой бумаг в руках. Она беспомощно жалась к двери, с ужасом оглядывая всех присутствующих. Она выглядела экзотическим фруктом на чайном столике английской королевы. Яркая и сочная, окруженная чопорной сдержанностью и километровой социальной пропастью между нами. Этот вечер, должно быть, стал для нее страшным кошмаром, сюрреалистическим сном, в котором дамы носят высокие перчатки и длинные открытые платья, а мужчины выглядят сплошь на одно лицо, облаченные в черные фраки с бабочкой. Она снова проскользила взглядом по всем присутствующим, остановилась на мне и робко улыбнулась, шагнув вперед. - Здесь срочные факсы, господин Райзада. Их необходимо подписать и отправить обратно, иначе я ни за что бы не потревожила вас, – раздалось у меня над ухом. - Кхуууши! Крошка, Кхуши. Рад, что ты пришла. Не могла бы ты еще больше порадовать именинника и задержаться здесь подольше? – Аман встал и подошел к ней, отчего она непроизвольно сделала шаг в сторону, ближе ко мне. - Что? Здесь подольше? Но я не могу, господин Аман, мне необходимо в офис, отправить документы. - Ну, несколько минут погоды не сделают. А с твоим начальником я договорюсь, не бойся, крошка. – Он бесцеремонно подмигнул Кхуши и, схватив ее за плечи, усадил на свободный стул, ближайший от меня. Тот, на котором сидела Лаванья. Я просматривал документы, ставя подпись в местах, помеченных галочкой, как вдруг по залу прокатилось хрипловатое: «Тыыы?! Чамкили, что ты тут делаешь?» Лаванья, едва сдерживая гнев, отпустила руку Акаша и шагнула в сторону Кхуши. Та испуганно вздрогнула и тотчас вскочила со стула. Она, не скрывая страха, посмотрела на меня и Амана и выпалила на одном дыхании что-то про срочные факсы и еще про то, что ей ужасно неудобно отвлекать господина Райзада от праздника. Я завороженно следил за тонкими пальчиками, теребящими косу на плече. Все эти ленты, помпоны, блестяшки – ей необходимо распустить волосы. Так она будет гораздо красивее. Ну, то есть еще более красивой. - АСР, разве это не подождет? Ну, то есть, это необходимо, работать в свой выходной? - Да, это необходимо, и подписание бумаг не займет много времени. - Но ведь сегодня праздник. Ты ведь обещал… - Лаванья, заткнись. – Я не обращал внимания на поджатые губы своей любовницы и ее взгляд затравленной собаки, спешно перелистывая и уже даже не читая страницы контрактов. Наконец я протянул бумаги Кхуши, она аккуратно сложила их в стопку и вежливо поклонилась каждому из нас, не задерживаясь ни на ком конкретном. - Кхуши, как ты поедешь обратно? Я могу попросить кого-нибудь из сотрудников ресторана… - договорить я не успел. По залу, достаточно громко и как-то совершенно случайно пронеслось: «Оh God!» Лаванья стояла за спиной Кхуши, держа в руках пустой бокал красного вина. Она огорченно, быть может, даже слишком огорченно посмотрела на нас и добавила: - Чамкили, я бываю такая неосторожная. Ты прости меня! Ну что ты будешь делать, в этих дурацких перчатках все скользит и падает… Кхуши непонимающе огляделась по сторонам и с ужасом заметила пятно, расползающееся по ее одежде. Багряное, такое насыщенное, темное, густое, цвета засохшей крови. Оно располагалось сзади, ниже спины, там, где начинались худенькие девичьи ножки, в самом неудачном месте, где только могло бы оказаться пятно, носящее цвет крови. Это был отвратительный поступок. Грязный. Очень женский. И совершенно в духе Лаваньи. - Ты?! Зачем ты это сделала? – Я схватил Кхуши за субтильные плечики и прижал ее спиной к своему торсу. Так, чтобы прикрыть позорные для нее обстоятельства от любопытных глаз почти сотни человек. - АСР, не кричи на меня, я ведь извинилась перед Чам… Кхуши. Я нечаянно опрокинула бокал! Лаванья убедительно замахала головой. Она была так правдоподобна в этих своих ужимках, кивках, подбадривании Кхуши. Она так сопричастно осматривала нанесенный ущерб, непонимающе вздыхая и рассуждая, как же выйти из ситуации. - Ну что же мне теперь делать? – Кхуши прижалась спиной к столу, прикрытая его длинной скатертью. - Пойдем, я найду для тебя такси. Я без машины, Кхуши, сегодня день рождения Амана. – Отчего-то указал кивком в его сторону, хотя она и без того прекрасно знала, что мы делали в ресторане. - Но мы выйдем на парковку вместе, и я что-нибудь придумаю. - Я не смогу сделать ни шага. Пожалуйста, господин Райзада, не заставляйте меня, – бедняжка чуть не плакала. Лаванья подошла к ней поближе и обняла свою новоявленную подругу, вражда с которой не утихала ни на одну минуту. - Чамкили, бедненькая. Даже не знаю, как тебе помочь. Хочешь, я дам тебе одну из салфеток? О, или попросим у администратора скатерть и завернем тебя в нее? Или я могу отдать свои перчатки? Только с возвратом, разумеется, они очень дорогие. - Перчатки? О, Ла, ты просто мать Тереза во плоти. – Аман повернул голову в сторону пустующей сцены и предложил: - Слушай, крошка. Танцоры еще не забрали свои костюмы, и готов поспорить, там в подсобке мы найдем отличное платье твоего размера. Тебе нравится красный цвет? Арни вот без ума. Бросается как бык на тряпку. - Аман. – Я даже не почувствовал, как ногтями впился в кожу рук, царапая ее до боли. - А что «Аман»? Я просто предложил выход. Ты знаешь другой? – Он протянул руку девушке. – Идем, малышка. Посторожу тебя, пока ты будешь переодеваться. - Идти? Через весь ресторан? Так, как есть? О, Богиня, неужели этот вечер может стать еще хуже? - Ну не нести же мне тебя на руках. Мы стояли в плотном кольце так, что никто не заметил, как Акаш снял с себя пиджак и накинул его на плечики Кхуши. Она благодарно улыбнулась ему, завернувшись в безразмерное черное облако, спускавшееся чуть ниже линии бедра. - Пойдемте, Кхуши. Я отведу вас в подсобку и прослежу, чтобы никто не вошел внутрь. Платье очень красивое, и я уверен, что оно подойдет вам по размеру. – Он протянул руку и, отчего-то не дождавшись ее согласия, обратно засунул ладони в карманы. Акаш никогда не умел общаться с девушками, руководствуясь поэтическими инструкциями наших родителей, а то и поколения постарше. Она снова улыбнулась и засеменила за неуклюжей фигурой моего брата, скрывшегося в одной из безликих дверей ресторана. На несколько минут мы остались одни. Лаванья попыталась обнять меня за плечи, но, встретившись с холодом в моих глазах, прошептала, надув губки: - Все еще сердишься? АСР, я же говорю, я не хотела ничего такого. И я извинялась перед этой девчонкой. Неужели ты будешь злиться на меня из-за какой-то секретарши? Ответить я не успел. И хотя у меня было время, пока Кхуши пересекала периметр зала, приближаясь к нам, я просто не смог открыть рот и выдавить из себя хоть одно предложение. Фразу или слово. Только мычащие, ничего не значащие звуки, если бы вдруг от меня потребовалось сказать какую-нибудь речь. Я просто молчал, наслаждаясь ее аккуратной девичьей походкой. Она была… другой. В смысле, она всегда была другой, отличаясь от всех моих знакомых. Но в этот раз она отличалась даже от самой себя в привычном мне виде. Кхуши так умела. Пожалуй, сейчас я могу сказать, что только она одна и умела. Она притягивала внимание всех окружающих, изменяла все вокруг, не изменяя при этом себе. И хоть наряд стал другим, она все также не подходила под рамки установленного дресс-кода. И под рамки моей установленной жизни. Я зачарованно следил, как она сняла пиджак, опасливо поправляя рукава с воланами. Красное платье, едва облегавшее изящную фигурку, опускалось до самого пола, кокетливо открывая носы ее обнаженных пальчиков – да, уверен, что золотые босоножки тоже не были в допустимом листе сегодняшней обуви. Аман проследил за моим взглядом и ехидно улыбнулся какой-то одному ему известной шутке. - Мне так неловко, что я должна была надеть это платье для того, чтобы уехать в офис. – Она оттянула и без того пуританскую длину платья так, чтобы оно накрыло любой намек на панораму пальцев ее ног. - А никуда не надо ехать, Кхуши. У меня к тебе предложение, давай ты останешься здесь. Как гостья моего вечера? Или как моя дама, ты ведь не позволишь остаться мне одному в собственный день рождения? - Что? Остаться здесь? С вами?! – Она испуганно шагнула в сторону, руководствуясь инстинктом самосохранения, что привело ее ровно на шаг ближе ко мне. - Ты чего так испугалась? Не съем же я тебя, в конце концов. Правда, Арни? Господин Райзада знает меня много лет и охотно подтвердит, что я не людоед и не покушаюсь на девушек в красных воланах. – Он располагающе улыбнулся, отчего стал выглядеть еще большим мерзавцем, чем обычно. Я был знаком со всеми трюками и уловками Амана. Со всеми его повадками. И в ту минуту наблюдал одну из них, тщательный сценарий под очередным номером, присвоенным удачливым ловеласом в собственных мемуарах. Это было неправильно. Мне было глубоко плевать на них, когда дело касалось других женщин – все эти правила морали не для меня и не обо мне. Проблемы этики меня волновали мало. До этого самого момента. Но сейчас Аман при помощи своих грязных, отточенных до мелочей, беспроигрышных фраз обрабатывал ту, которую так отчаянно возжелал я. - Аман, если я не ошибаюсь, Кхуши принесла срочные факсы. И должна вернуться обратно в офис, - с нажимом в голосе произнес я. - Ну, разумеется. Остаться здесь нет никакой возможности, я понимаю. Я все понимаю. Тогда компромисс, Кхуши. Сделка. Я прошу от тебя один-единственный танец, после которого самолично найду самого доброго и молчаливого рикшу и отправлю тебя обратно, в цитадель отчаяния, больше известную как всеми нами любимый АР-Дизайн. Что скажешь? - Она беспомощно посмотрела на Акаша и после на меня. Так, словно пыталась найти повод отказать. Или же спрашивала у меня разрешения, дать которое я ей, разумеется, не мог. Не потому что Кхуши мне не принадлежала. Но потому, что танцевать с моим другом было совершенно неправильным… неверным решением. – Не смотри на него так, крошка. Твой начальник не будет танцевать, даже если бы от этого зависела судьба человечества. Есть только я и твое платье, ну что, решишься или струсишь? - Я никогда не трушу. – Тихо, но уверенно произнесла она и вложила ладонь в протянутую ей руку. - Один момент. Это, если ты позволишь, надо убрать. – Дальше случилось невозможное. Какой-то театр, обращенный для единственного во всем зале зрителя – меня. Аман медленно снял и положил на стол зеленую заколку. Он осторожно расплетал тугую косу, высвобождая на свободу водопад струящихся волос. Его пальцы проворно и нарочито нежно скользили, разбирая тяжелые пряди, как бы невзначай прикасаясь к полоске обнаженной кожи над ключицей. Пока наконец вся копна не рассыпалась под действием ловких пальцев, скрывая под своим покрывалом застенчивый румянец моей спутницы. Черт, Барбара. Я хотел сказать – Кхуши, моего секретаря. Я прекрасно помню, что выбрал, пригласил и пришел сюда с Лаваньей, которая сидела за столом и, не скрывая азартного интереса, наблюдала за развернувшимся перед нами представлением. Не так, не здесь и, конечно же, не Аман должен был касаться волос Кхуши. Я только понял острую, как лезвие новой бритвы, необходимость остановить обоих от того, что доставит мне боль, граничащую с физической, выходящую за ее пределы, возможно, накрывающую меня с головой. Аман повел ее в центр полупустого танцпола, даже не дождавшись окончания предыдущей песни. В этой дерзости заключались все его черты, привычные и ненавистные сейчас. Он был… другим. Отличался всегда ото всех и в этот вечер от себя самого. Я с досадой смотрел на двух людей, объединенных плавными движениями и магией одного им подвластного ритма. Они не подходили к тому, что в обычной жизни считается нормальным. На этом чопорном вечере черных смокингов и длинных платьев они смотрелись пришельцами. Или даже не так. Они не выглядели как люди, шедшие мимо и решившие поприсутствовать на чужом и неподходящем для них празднике. Нет. Это мы были неподходящими. Это я был… Они оба казались и выше, и глубже. Людьми, которые подарили нам свое присутствие, за что мы все – черно белые пятна – должны были быть невероятно благодарны. - Глядя на то, как нелепо это смотрится, я начинаю понимать, почему АСР не танцует. – Ла оттягивала ткань перчаток, снимая их наполовину и надевая вновь. Унылое развлечение, но лучшего она, видимо, не нашла. – Акаш, скажи, мы с тобой так же жалко выглядели сегодня? - Ну что ты. – Он откашлялся, вновь напоминая нам о своем присутствии. – Я вряд ли, танцор из меня не очень. Но ты двигаешься замечательно. С трудом заставив себя отвести взгляд от Амана и Кхуши, я уставился себе под ноги, слушая ничего не значащую болтовню, поглощенный только одним единственным желанием – держать себя в руках. Один танец. Один гребаный танец – и все закончится. Я тяжело сглотнул – выдержка и терпение никогда не были сильными сторонами моей натуры – и вдруг заметил, что в метре от меня что-то блеснуло. Нагнувшись, я поднял с пола дешевый браслет, чуть шире обычного, формой и бубенчиками походивший на паял. Девушки в моей стране очень любят носить такие на щиколотках. Пришлось осмотреть зал, мысленно примеряя его хоть к одной из приглашенных и сразу отметая эту нелепую идею. Ни одна из них не придет в подобном украшении, стоящем гораздо меньше, чем средний обед в их будни. Разве что кто-то из официанток, да вот только я не припомнил, чтобы нас обслуживали женщины… - Арни, тебе такой не подойдет. – Раздалось прямо над моим ухом. Аман подвел свою спутницу, слегка раскрасневшуюся и до невозможности хорошенькую, обратно к столу. Она стеснительно прятала от меня глаза, словно скрывала от меня что-то неподходящее. Ее взгляд, постоянно блуждающий по стенам, остановился на моих ладонях, и девушка воскликнула: «Браслет!» - Это твой? – Аман увидел легкий кивок головы и, не спросив моего разрешения, схватил браслет из моих рук и поставил стул рядом с Кхуши. Так, чтобы мне было прекрасно видно все, что они делают. Она недоуменно посмотрела на меня и его попеременно и после нескольких секунд раздумий опустилась вниз. Аман присел на одно колено, тщательно дробя любое свое действие. Проигрывая его как при замедленной перемотке. - Я выгляжу так, будто предложение тебе делаю. – Она не смеялась, испуганно смотрела мне в глаза, в которых плескалась, выходя за берега, бесконечная, черная, густая как ртуть ярость. Он поднял край ее платья и осторожно, проходя руками от ступни до щиколотки, застегнул браслет, задержавшись у ее ног на непозволительно долгое время. Тягучая волна напряжения прокатилась от кончиков моих пальцев, по рукам, телу, оседая и скапливаясь где-то внизу живота. Будто я сам прикасался к ней. Будто мои ладони ласкали шелковистую смуглую кожу, заставляя Кхуши вздрагивать и замирать. Все. Я не выдержал. И плевать, кто что подумает. И плевать, что решит Кхуши. И даже на день рождения Амана мне плевать. - Какого хрена ты тут делаешь? – Я схватил его за плечо и повернул в свою сторону. - Надеваю браслет на ножку твоего ассистента, а что? Какие-то проблемы, Арни? - Ты! – Я ткнул пальцем в сторону Кхуши, отчего она испуганно вздрогнула. - Тебе было нужно в офис. Так что езжай в офис. Я сейчас же найду для тебя такси. Хотя нет, к черту такси, Акаш, отвезешь Кхуши? Домой! Уже поздно, а контракты подождут до завтра. Брат молча встал со своего места, и Кхуши, попрощавшись с каждым из нас и особенно нежно с придурком Аманом, проследовала вслед за Акашем. - И, кстати, Арни, - проговорил он так громко, что даже Кхуши и брат повернулись обратно на полпути, - спасибо тебе за подарок. - Подарок? Но ведь АСР тебе ничего не покупал. – Лаванья осторожно обняла меня за плечи, наслаждаясь тем, что в ту секунду я позволял себя обнимать. - А в этом его талант, милочка. Он может ничего не покупать и ничего не дарить, но при этом дать мне возможность обладать кое-чем ценным и… я бы сказал, эксклюзивным. Он мой самый лучший друг. Я не знаю, как я удержался. Я не ударил его тогда, Барбара. Но готов поспорить, кровь резко прилила к мозгу, рискуя привести меня к удару. Сукин сын. Чертов сукин сын!!! Дождавшись момента, когда мы останемся наедине, я спросил, не слишком контролируя интонацию: - Ты ничего не хочешь мне сказать? - А ты тоже заметил? - Что заметил, мать твою? - Ну… тебе нравится Лаванья, мне Кхуши. Это такое чудо, мы можем даже устроить парное свидание. - Что за?! Мне не нравится Ла. А тебе не нравится Кхуши. И все не должно быть так, как произошло сегодня. - Погоди, так значит, нам обоим не нравятся наши спутницы? Что ж, херувимчитая ситуация выходит. Значит, мы оба сегодня были не с теми женщинами. - Заткнись Аман. Мы вернемся к этому разговору позже. - К какому разговору, мальчики? Ни дня без работы, - словно караван из ниоткуда, к нам проплыла Лаванья и тотчас окутала нас двоих облаком сигаретного дыма. - Пойдем отсюда. – Я резко потянул ее за руку, не сильно обращая внимание, на то, что ей больно. - Тебе тут скучно или ты сам соскучился? – Она призывно качнула бедрами и подарила мне многообещающую улыбку. - О да, еще как соскучился. – И я повел ее к выходу. Вызвать такси. И поехать к ней домой. Зная, что в эту ночь мы не будем спать ни минуты. Листай словарь, Барбара. Подлец, предатель, трус, лжец и кретин. Там были все мы. Все пятеро, так или иначе оказавшиеся на дне рождения Амана.