Всё о моем безумии

То плохое, что могло случиться, случилось и, конечно же, именно тогда, когда я был в Лондоне. Насмешка в лицо короля собственной судьбы, не так ли, Барбара? В том смысле, что я был здесь, решал свои важные нелепые дела. В том смысле, что я был далеко от нее, не с ней. В том смысле, что смысла во всей этой истории больше нет — испарился. Она была в Дели, я — в Лондоне, между нами пропасть. Тогда она измерялась в километрах, сейчас в килограммах боли и обиды. Было бы нечестным рассказывать сейчас, как я глазел на поведенные сизым морозом витрины, видя в их отражении Кхуши. Я ее не видел, нет. Но она незримо присутствовала все дни моей командировки где-то рядом, чуть позади, недоверчиво оглядываясь по сторонам и впитывая в себя все причуды твоего города. Мне нравилось представлять, что она со мной. Выбирать блюда, которые она наверняка никогда не ела и которые бы ей понравились. Ньекки с острым томатным соусом, перцы, фаршированные крупой и овощами, хлеб с луком, шоколадное масло, суп с грибами, запечённый сыр. И десерты. Целое море десертов, заказанных мною каждый раз. Они сиротливо стояли с края стола, зная, что сегодняшним вечером их короткое существование прервется где-то в мусоре, такими же нетронутыми, какими они вышли из-под руки местного кондитера. Мне было нельзя сладкое, но представить, пусть даже в своей голове, ужин с Кхуши без должного количества глюкозы было невозможным. Я много гулял. Непроизвольно выбирая самые живописные виды на пути в офис или же в гостиницу — такие, которые пришлись бы ей по вкусу. Рассматривал идущие мне навстречу парочки, мысленно примеряя объемные шарфы и куртки на тонкую девичью фигурку, ей было бы хорошо в красном и белом, а хотя… Кхуши к лицу все цвета. Не пойми меня неправильно, Барбара, я рискую выглядеть слишком хорошо в твоих глазах. Не обольщайся, я все тот же мерзавец и потребитель, что и был несколькими месяцами ранее. Я не планировал шаги вперед, не думал о том, что делать в дальнейшем, я просто жил сегодняшним днем, представляя, что вместе со мной просыпается поутру и засыпает далеко за полночь Кхуши Кумари Гупта. Не важно, как именно она оказалась рядом, телепорт был более логичным и реальным рядом с фантастическим поворотом событий, таким как разговор с ее отцом, обязательства, брак и снова обязательства. Я этого не хотел и как очень плохой, очень испорченный подросток, мечтал срывать цветы удовольствий, не думая о последствиях. Я вернулся в Дели утренним рейсом. Первое, что я сделал, еще до кофе, выпитого в аэропорту и до звонка сестре, переживающей за меня каждый полет, был разговор с водителем, которому я продиктовал пункт назначения — офис. Принять душ, нормально поесть, переодеться — все это после удовлетворения главное моей потребности — увидеть ее. Я ехал молча, нервозно осматривая проплывающий за окном пейзаж, так разительно отличный от размеренной суеты Лондона. Мохан вел быстро, срезая опасные участки узкими артериями крохотных переулков, так что стены АР Дизайна показались через сорок минут, подставляя утреннему солнцу аккуратные глянцевые бока синего стекла. Мой офис, он чертовски хорош, Барбара. Ну, был хорош. То есть, был мой… раньше. В моей другой жизни. Я не смотрел по сторонам, бросая короткие кивки едва различимым лицам, скорее на второй этаж, в свой кабинет, запереться наедине с блаженным одиночеством и туманом, оставленным Кхуши Кумари Гупта. Скажу сразу, ее стул был пуст, а стол выглядел до неприличия чистым, полностью свободным от бумаг и всякой яркой мишуры, годной для ее суеверий. Одного взгляда на часы было достаточно для тревоги и нехороших предчувствий: время слишком раннее для обеда, она должна быть на месте. Сам воздух стал густым и серым без присутствия маленького Счастья. Кхуши здесь не было давно, я это понял сразу. Я зашел в круглое стеклянное помещение, так отдаленно напоминавшее кабинет в привычном значении слова. Стоя у стены и оглядываясь по сторонам, наблюдая за суетливой жизнью АР-Дизайн, я пытался углядеть какую-то подсказку, оставленную мне. Подачку. Кость, брошенную своенравной, но все-таки верной псине. — АСР, я думала ты придешь позже. — Мурлыкающий голос Лаваньи раздался за моей спиной. — Где она? Это было невежливо, Барбара. И это покоробило ее, ставшую вдруг серьезной и где-то безразличной. — Не понимаю, о ком ты. Как полет? Они подготовили особое меню? Я специально связывалась с компанией… — Ла, не прикидывайся. Где Кхуши? Почему ее нет на рабочем месте?! — Ааа, ты про эту? АСР, ее нет, потому что я ее уволила. — Ты ее что? — Лаванья стояла на месте, равнодушно глядя мне прямо в глаза. — Ты ее что?! Что ты сделала, черт тебя дери??? — Oh God, не кричи так громко, АСР. Уволила, разумеется. Она не появлялась на работе несколько дней, не отвечала на звонки, что я должна была делать? Что бы ты сделал в такой ситуации? Если она дочь какого-то инвестора и сидит на привилегированной заднице, то так и скажи. — Почему ты не сообщила мне сразу? В тот же день, когда она не пришла?! Мне вдруг стало страшно. Желание увидеть ее переросло в необходимость, в безумие, короткими грифельными штрихами зачеркнувшее всего меня. Кхуши не могла не прийти на работу, Барбара. Я сразу понял, что что-то произошло, и меня до судорог пугала любая мелочь, любая неприятность, не говоря о страшных, о действительно страшных вещах. — А я должна была звонить? Милый, ты ведь сказал, связь со мной только по важным вопросам, я и предположить не могла, что увольнение секретарши относится к чему-то важному. Не переживай, на сегодня назначено три собеседования… может массаж? Как ты любишь, АСР? Ты выглядишь таким напряженным. Я откинул ее ладонь и вышел, нет же, выбежал из кабинета. На первом этаже я столкнулся с Акашем. Кипа бумаг, которые он нес, вероятно, мне на подпись, рассыпалась и заполнила все пространство между мной и им. Он неуклюже присел на пол и принялся собирать листы, укоризненно поглядывая в мою сторону. — Брат, нам выставили счета, вот я… — Где Кхуши? — Я перебил его, даже не заметив, что он что-то говорил мне. — Кхуши джи? Кажется, Лаванья уволила ее, она не появлялась в офисе, вот и… — Какого хрена, Акаш?! Почему никто мне не позвонил и не сказал об этом?! — Но ведь ты велел не беспокоить тебя, брат. Только по важным вопросам, ты ведь сам сказал. — А теперь говорю другое, Акаш. И запомни это: Кхуши Кумари Гупта относится к важным вопросам. Самым важным. Она — мой приоритет, и все, что происходит с ней, должно быть известно мне сразу. Без разницы что. Я должен знать это, ты уяснил?! Акаш покраснел. Слегка, как в детстве, когда прикрывал мое вранье. Он снял очки и принялся протирать идеально чистые стекла, лишь бы не встречаться со мной взглядом. Вероятно, я выглядел как безумец. По крайней мере, чувствовал я себя не совсем здоровым. Педаль газа, вдавленная в пол, резкие повороты, скрежет веток, царапающих бока металлической тушки, грязные слова, нагромождение машин, людей и моих мыслей, черным полотном застилающих реальность. Я представлял страшное. Звонил ей, потом Аману, снова Кхуши, до боли сжимая зубы от долгих безразличных гудков мне в ответ. Дверь ее дома была заперта. Без замка, но все же. Сколько я ни бился, срывая голос ее именем, ответом мне была скрипучая тугая тишина. Вещи на веревках, оставленный снаружи кувшин, сандалии, позабытые за порогом — все это напоминало картинку разрушенного города. Раскопки Помпеи, Барбара. Чашки на столе, мебель и стены — привычный быт давно умершей цивилизации. И мне вдруг стало действительно страшно. Не знаю почему, повинуясь чертову инстинкту, гулкими басами отдававшемуся в голове, я принялся искать ее. Она была рядом, и я это чувствовал. Ближе, чем можно представить, слабее, чем хотелось бы думать, нуждалась во мне как младенец, оставленный матерью у порога церкви. У вас же такое часто бывает, Барбара? Задний двор и грязное окно. Через него я увидел кисть руки, все остальное было вне поля зрения, но и этого хватило с головой. У Кхуши очень маленькие ладошки, Барбара. Почти детские. Сколько той кисти было, сантиметров десять? Десяти сантиметров хватило на то, чтобы сойти с ума от переживаний, дойти до крайней степени безумия, разбить окно, порезав руку, влезть внутрь, чертыхаясь не от саднящей боли, порванного костюма или следа крови, пометившего дом моим присутствием как в страшных фильмах. Нет. Я чертовски злился оттого, что все это было так медленно и бестолково — несколько бесконечных секунд, когда она нуждалась во мне сейчас. Прямо сейчас. — Кхуши, маленькая. — Она была горячая, лоб покрыт испариной, дрожащие, ледяные от перепада давления пальцы, закрытые веки. Синие вены на тоненьких руках. Сбившееся дыхание. Ее болезнь против моего бессилия. Осторожно взяв ее на руки, я огляделся по сторонам. Она никогда не приглашала меня в дом, и, будучи тут впервые, я просто не знал, куда ее отнести. Диван слишком мал, а дверь в спальню нашлась не сразу. После пары шагов я споткнулся о что-то металлическое — стакан. Значит, Кхуши поднялась с постели, чтобы попить воды. Моя глупая девочка. В доме было на удивление тихо, и я почувствовал ощутимый толчок негодования, подступивший к горлу. Вся ее пестрая семья крутилась рядом, когда это было не нужно, и куда-то испарилась, стоило Кхуши заболеть. Ее нельзя было оставлять одну. Просто нельзя, понимаешь? — Вы пришли? — сиплым, каким-то чужим голосом прошептала она. — Я сильно задержался, малышка. Ты должна была позвонить мне, я бы прилетел сразу, первым же рейсом. Никогда больше не пугай меня так, договорились? Она была невесомой, совсем прозрачной. Я легко держал хрупкое тельце на весу, боясь сломать ее своими вдруг показавшимися огромными и нелепыми руками. — Это все не случайно, правда же, Арнав джи? — Разумеется, не случайно. — Нет, вы не понимаете, — она облизала пересохшие губы, — наша с вами встреча. Она ведь не случайна, мы как будто… — Тщщщ, тебе не стоит ничего говорить. Пожалуйста, будь умницей и слушайся меня, хорошо? Она слабо кивнула. Можно было выдохнуть, заставить замолчать несносную девчонку было маленькой победой. Я посмотрел на нее, закрывшую глаза, но не спящую, и шагнул в сторону ближайшей двери, на мою удачу оказавшейся спальней. Не помню, что там было и как там было. Кхуши и ее жар — вот то, что занимало все мои мысли. Комментариями на полях скользили далекие наблюдения: скудный интерьер, куда более скромный, чем в Лакхнау, звезды над кроватью, постеры какого-то актера, выполненные в нездорово ярких цветах. Все было очень чисто и очень бедно, отчего сердце болезненно сжалось. Осторожно уложив Кхуши на кровать, я огляделся по сторонам. Воды. Надо принести ей воды. На кухне все было еще хуже: абсолютно пустой холодильник и полка с остатками риса и муки. Черт, Барбара, я не знаю, что ела она все это время. Достав со стола глиняный стакан, я налил из графина воды и поспешил обратно. Кхуши цеплялась пальцами за мой пиджак, а ее зубы стучали о глиняные края, едва ли она смогла сделать пару глотков, все остальное пролилось на кровать. — Вода очень холодная. — Она устало закрыла глаза и упала на подушку. — Нормальная вода. Просто ты очень горячая, черт, Кхуши, почему ты не позвонила мне сразу?! Она меня не слышала. Издав слабый стон, бедняжка провалилась в тугие объятия сна. Я вызвал врача. Потом позвонил водителю и приказал доставить сюда продукты, потом в ресторан и заказал еду на дом, зная, что кулинар из меня никакой. Потом я снова позвонил в ресторан, на этот раз индийский, и повторно заказал еду на дом, на этот раз индийскую. Время от времени топтался на пороге ее комнаты, наблюдая за беспокойным сном Кхуши. В остальном я бесцельно шатался из стороны в сторону, попутно отмечая то, что могло бы понадобиться семье Гупта, и очень старался не перешагивать границы личного пространства, уже давно нарушенные и растоптанные мною же. У них были старые полотенца, дешевое мыло, несуразный телевизор, разбитое окно, что, впрочем, не считалось, так как я же его и разбил. Сотовый телефон накалился докрасна, а мой водитель только и успевал вносить в бесконечный список все новые поручения. Я люблю держать ситуацию под контролем, мне просто необходимо знать, что я могу что-то изменить или повлиять. И да, Барбара, гребаные полотенца и литры шампуня, заказанные на дом, были той крохотной преградой, отделявшей меня от безумия. Доктор Мехра, наш семейный врач, приехал через сорок минут, и только его спокойный голос и взгляд остановили меня от скупки хлама, которым я планировал заставить стены дома Гупта. Я приказал купить новую кровать для Кхуши. Кровать, Барбара. Мог ли я зайти еще дальше? Он вымыл руки и вопросительно посмотрел на меня. — Она там. В комнате. Спит. Так что подождите здесь, пока не проснется. — Я едва узнавал свой голос. — Вы серьезно, господин Райзада? Вы вырвали меня с приема в больнице, для того чтобы я подождал пока ваша сотрудница проснется? — Кхуши. — Что? — Ее зовут Кхуши, доктор. — Господин Райзада, — он устало поправил очки, — мы с вами ни первый год знакомы, вы прекрасно осведомлены о моем опыте, возможно, именно исходя из моего возраста, образования и долгих лет работы, вы выбрали меня в качестве вашего личного врача. Я очень горжусь этим, поверьте. Работать на вас — огромная честь. Но так вот, я видел на своем веку не мало, и едва ли меня удивит какая-то простуда. — У нее жар! Вы что, не понимаете? Это не просто какая-то простуда, ей по-настоящему плохо! И я не знаю, что сделаю с вами, если вы не исправите это и не вылечите Кхуши! — Жар это хорошо. Знаете, у нас, у врачей, говорят: лучше жар, чем окоченение. — Он постарался подмигнуть мне, но сник, увидев мою непроницаемую гримасу. — Господин Райзада, я вижу, вам лучше дождаться меня здесь. — Черта с два! Я здесь главный, у меня все под контролем, видите? Все эти вещи, — моя рука потянулась к стеклянной посуде, сжав что-то цилиндрической формы, — я купил все это, видите? — Отличные стаканы, господин Райзада. — И не только они, здесь все отличное. Отныне Кхуши будут окружать дорогие, качественные вещи. И больше она не будет болеть, надеюсь, это ясно? — Более чем, господин Райзада. — Я хочу быть рядом с ней. — Не стоит. Если мне понадобится ваша помощь, вы узнаете об этом. Но все-таки надеюсь обойтись собственными силами. Он скрылся в спальне Кхуши, и следующие десять минут я провел в одиночестве, сидя на диване, зажатый стопкой белых пушистых полотенец и горой пуховых подушек — и да, я купил еще и подушки. С появлением доктора мне стало спокойнее, по крайней мере, все эти десять минут я просидел ровно, без судорожных попыток что-то купить или перестроить в доме. Что бы то ни было, сейчас Кхуши находилась в опытных руках моего врача, которому я доверял здоровье всей своей семьи. Мехра вышел из комнаты, на ходу пряча фонендоскоп в маленький чемоданчик. — Ну что? — Я нетерпеливо вскочил на ноги. — Как я и говорил, обычный жар. Да не волнуйтесь вы так, ваш сахар сейчас меня беспокоит куда больше, чем повышенная температура юной госпожи. Кстати, я сделал укол, и в течение часа ей станет лучше. Вот список лекарств. Мой номер телефона всегда есть у вас, так что, я приеду, если вдруг это будет необходимым. Он протянул мне маленькую бумажку и повернулся к выходу. — И кстати, господин Райзада, вашим сотрудникам невероятно везет с таким начальником как вы. Такая искренняя забота — это просто чудо и редкость в наше время, вы не находите? Старик лукаво улыбнулся и вышел за порог, старательно избегая моего взгляда. Я кинулся в ее комнату. Кхуши все так же лежала на кровати, но на этот раз она не металась по подушке в бреду, а тихо спала. Ее ровное дыхание было в ту минуту лучшей музыкой для меня. Осторожно коснувшись ладонью лба, я снова отвел руку назад — все еще горячая, но не такая, как пару часов назад. И, в конце концов, лучше жар, чем окоченение. Запоздало улыбнувшись шутке, я огляделся по сторонам. Кровать — и только. Осторожно, стараясь не разбудить Кхуши, я лег на самый край. Будет лучше, если я буду рядом. Она может попросить что-то, а я не услышу. Просто полежу здесь несколько минут, пока не приехал водитель. Чуть-чуть. Чтобы быть рядом. И потом я заснул. — Господин Райзада! Господин Райзада!!! — Чей-то голос вырывал меня из паутины тревожного сна. Я открыл глаза и увидел перед собой Кхуши, державшую меня за плечо. — Что за черт? Спи давай. — Я закинул руку и одним движением вдавил худенькую девчонку в подушки, прижимая податливое тело ближе к себе. Я не сразу понял, почему и при каких обстоятельствах мы вдруг лежим рядом. — Господин Райзада, да вставайте же! О Богиня, какой вы тяжелый, вам пора прекращать потреблять пусту в таких количествах. — Она уперлась ладошками мне в живот и, фыркнув от натуги, толкнула меня в сторону так, чтобы я свалился. Я перехватил ее руки и потянул Кхуши на себя, она упала мне на грудь, лицом к моему лицу — так близко, что и слова такого нет. — Еще недавно ты называла меня Арнав Джи. Это мне нравилось больше. — Еще недавно вы не лежали со мной в одной кровати, и, кстати, мне это тоже нравилось больше. Она была сердитой и до чертиков милой. Повинуясь импульсу, я потрогал ее лоб. Он был прохладным. Заправил выбившуюся прядь за ухо, а потом освободил ее вновь, пропуская через пальцы тяжелое полотно черных волос. Она дернулась, но так и не смогла сдвинуться, прижатая к моей груди второй рукой. Она лежала в моих объятиях, пускай и против собственной воли. И в ее глазах больше не было страха, мои же горели потаенным желанием, граничащим с безумием. — Тебе явно стало лучше, Кхуши. Так что можешь сказать мне спасибо. — И не подумаю. Отпустите меня. То есть, если вы отпустите меня, то я скажу вам спасибо, а пока мне не за что вас благодарить, господин Зазнайка. Я разжал руки, наслаждаясь тем, как неуклюжая девчонка пытается подняться на все еще слабые ноги. Она встала с кровати и, сделав пару шагов в сторону, качнулась и скривилась, как от резкого приступа боли. Уже через секунду я был рядом, прижимал ее к себе, так крепко, как только мог, отчетливо понимая, что мои тиски не несут нежности, но мешают ей дышать. — Видишь. Ты ничего не можешь сделать сама, Кхуши. Ты еще очень слабая, так что сейчас тебе лучше быть со мной, чем без тебя, ты меня поняла? Она слабо кивнула. Кхуши не сводила глаз с меня, и только когда я освободил хватку, вздохнула с облегчением. — Я хочу есть. — Отлично, значит, ты уже почти здорова. Пойдем, я приготовил кое-что из еды? — Богиня, я не ослышалась?! Вы готовили? На моей кухне? Для меня?! — Ну не совсем я… Кхуши, ты хочешь есть или нет? Вот и молчи. — Я схватил ее за руку и повел из комнаты, пока она не свела меня с ума своими вопросами. Меня утешало, что она будет молчать до тех пор, пока ее рот будет занят едой. Усадив маленькую вредину за стол, я стал доставать банки, тарелки, контейнеры и все прочее, принесенное доставщиками. Только тогда я с удивлением понял, что не ел ничего с самого самолета, и даже не думал о еде все время, что был здесь. — Что это? Я такое не ем. — Она не успела опомниться, как кусок лепешки оказался в ее рту. Кхуши стала жевать, сердито глядя то в тарелку, то на мою руку. — Я и сама могу поесть, — наконец выдавила она. — Конечно, можешь. Ну как, вкусно? — Нет, отвратительная гадость. — Не вредничай, Кхуши. — Вторая лепешка отправилась вслед за первой, несмотря на все протесты явно идущей на поправку девицы. Мне нравилось ее кормить, Барбара. В этом было что-то невинное, трогательное и вместе с тем невероятно эротичное. И даже сердитые надутые гримасы, которыми он награждала меня каждую минуту, не могли расстроить Арнава Сингх Райзада. Мне было хорошо. Мне было просто великолепно, как дракону, только-только отбившему принцессу у захудалого рыцаря. — Что это за вещи, господин Райзада? Вы решили переехать в Лакшми Нагар? — Она недовольно осмотрела комнату, заставленную моими приобретениями. — Ешь молча. Я вынужден был сидеть здесь с тобой, вместо того, чтобы работать. Поэтому пришлось перевести кое-какие дела фирмы сюда, ты ведь не хочешь, чтобы из-за тебя пострадала моя компании? Она отрицательно покачала головой. — А разве АР-Дизайн теперь выпускает текстиль для дома? — Кхуши кивнула головой в сторону кипы постельных принадлежностей. И как хорошо, что к тому моменту еще не успели доставить кровать. — Кхуши, заткнись. Больная ты мне нравилась больше. — А я и не просила себя лечить! Может, я не хотела выздоравливать? — Она вмиг вспыхнула, и что-то нехорошее проскочило в ее глазах. Я так и не успел понять, что именно было в них, и не додумался спросить, откуда такая смена настроения. А зря. Мой прокол, Барбара и не первый за то время. — Что за? Ты могла бы просто сказать спасибо, я переживал за тебя. Но если бы я знал, до чего ты не благодарная, то прошел бы мимо, как и сделала твоя семья. Где они, кстати, Кхуши? Не подскажешь мне? — Она… они… — Кхуши встала и снова опустилась на стул. — Родители в Лакхнау, сестра беременна, и ей нужна помощь мамы. А тетя отправилась в паломничество, это было до моей болезни, и она вот-вот должна вернуться. Так что вам не следовало беспокоиться, так или иначе, тетя бы нашла меня. — Ты слишком много на себя берешь, если решила, что я о тебе беспокоюсь. — В ответ огрызнулся я. Мы замолчали. Не знаю, о чем думала Кхуши, я же был чертовски недоволен тем руслом, в которое влился наш, казалось бы, безобидный диалог. Все эти часы переживаний не стоили глупой ссоры двух упрямцев на крохотной кухне, заставленной вещами, купленными мною только для нее. Это было впервые в жизни. Ну… чтобы я что-то покупал для женщины. Даже для сестры и бабушки все подарки заказывал Аман на свой вкус, и я это даже не скрывал. А тут все сам, повинуясь острому желанию защищать и оберегать, и вместо благодарности одни уколы, которые отчего-то ранили. Тоже впервые. — Красивые подушки. — Она прервала молчание. — Можешь оставить их себе, мне они все равно не нужны. — Ну если не нужны… — Она подтянула ноги к себе и обхватила их руками. Паузы, возникавшие между короткими незначительными фразами, становились все более долгими и тягучими. Я перестал цепляться за слова, надеясь, что эти крючки вытянут меня на берег живой непринуждённости, что так или иначе, раздастся щелчок, зажжется свет, и мы тотчас поймем все, что до этого понять не удалось. Но нет, Барбара. В наших головах играла разная музыка, и мы не могли подпевать друг другу. — Как ты себя чувствуешь? — Уже лучше. — Отлично. Тогда я могу идти. Я резко вскочил с места и в несколько шагов оказался у двери, ругая себя за какую-то неловкость, возникшую между нами. Так быть не должно, по крайней мере, не у меня с Кхуши. У кого угодно, но только не у нас. Обернувшись у порога, я похлопал себя по карманам, словно искал что-то. Просто тянул время. Не хотел оставлять ее одну, и она это знала. — Я рада, что вы пришли, ну то есть, я рада, что вы были здесь все это время. — Ты можешь пока не выходить на работу… — Нет-нет, мне уже гораздо лучше… И снова тишина. Я смотрел на нее. Она на меня. Между нами было несколько сантиметров расстояния, отбрасывающих нас на несколько километров друг от друга. Мне невыносимо, просто до боли в суставах, хотелось дотронуться до нее, прижать к себе, быть рядом, чтобы никогда больше не случалось ничего плохого. Все мои фантазии о Кхуши в Лондоне стали казаться смешными и детскими, я сам был смешон, Барбара. Она никогда не полетит и не поедет со мной ни в один город мира, и вдруг, я понял это именно тогда, я оказался готов для того, чтобы переступить через себя и свою лелеянную свободу и отказаться от вечного «я», заменив его на глубокое «Мы». Только если это «мы» будет вместе с Кхуши, на другое я был не согласен. — Скажите, если вдруг представить, что мы с вами не знакомы, и вот мы снова с вами встретились в первый раз, то как бы все пошло? Вы бы, ну то есть, вы бы изменили что-нибудь? Или… — Нет, Кхуши. Я бы не стал менять ничего. Но пусть не все было правильно, и некоторые поступки делать не стоило, но ведь то, что было тогда, привело нас к тому, что происходит сейчас. И я не готов терять это «сейчас», я буду цепляться за него. — Я так и думала. — Она серьезно кивнула и сделала шаг в мою сторону. Просто чтобы открыть дверь, Барбара, никаких иллюзий. — Вам надо идти, господин Райзада. — Арнав. Давай ты будешь называть меня так? — Вам надо идти, господин Арнав. Соседи все донесут тете, да и сама она должна приехать с минуты на минуту, я не хочу всех этих сплетен обо мне. Не надо, чтобы вас здесь видели. — А я наоборот, очень хочу, чтобы меня здесь видели. Если ты понимаешь, о чем я. — Не совсем. — Она испуганно мотнула головой и отвела взгляд сторону. Маленькая лгунишка. — Скоро поймешь, Кхуши. Я приблизился к ней и, обняв ее, резко поцеловал Кхуши в лоб. Это был самый невинный поцелуй, который только можно представить. Секундное прикосновение, которое можно принять за элементарную заботу о болеющем человеке, ведь у нее все еще мог быть жар. Но она все поняла. Отскочила от меня и принялась тереть лоб так, словно могла смыть руками след поцелуя, убрать со своей кожи напоминание о том, что все это время я был и буду рядом. Мне нравилась такая — моя Кхуши. Я любил такую — мою Кхуши. — До завтра. Я произнес это, стоя на пороге перед закрытой дверью. Я был глупцом, Барбара. И сейчас, спустя время, спустя вся сказанное и сделанное, находясь под арочной конструкцией боли, отчаяния, обид и предательств, грозящей обрушиться на нас двоих, я могу сказать только одно. Лучше бы то завтра так никогда и не наступило.