Всё о моем безумии

Ты слышала, что звезды гаснут? Совсем. Насовсем. Как правило, на это плевать…, но не всем. Все не так уж просто. Сначала они растут, становятся большими, даже гигантскими, а после просто взрываются. Бах — и все. Звезды поменьше сжимаются, тускнеют и постепенно затухают, как огонь от порыва ветра. Возможно, даже навсегда. Ты веришь в это, Барбара? Мне кажется, что где-то там, за миллионы световых лет отсюда, раздался большой взрыв и именно в тот день, какая ирония. Анадураты больше нет. Любви больше нет. Нас… мы все еще есть… хотя были моменты на грани… ну то есть… да. Мы с Кхуши Кумари Гупта более чем реальны. От нее не избавиться, стряхнув с себя липкий ужас ночного кошмара поутру. Несмотря на гибель чего-то важного внутри меня, я сохранил чертову потребность быть рядом со звездной девочкой. Моим проклятием и главной ошибкой жизни. Я так и не смог поговорить с ней, кое-что узнал по письмам Амана, что-то понял сам, прокручивая в голове обрывки фраз, но выслушать ее означало бы для меня попытаться понять, а это на один шаг ближе к прощению. Однажды не смогла она, теперь уже я. Я опоздал на работу, может быть, впервые, а, может быть, это совсем не важно. Помню, что много думал, крутился, выходил к бассейну, хотел курить и говорить хоть с кем-то, хотя ненавидел пустую болтовню и запах сигарет. Ругался про себя, принимал важные решения, отключился на рассвете и проспал в итоге. Смешно. Или нет. Я сильно торопился, предчувствуя, что половина совещания прошла без моего участия, порядка двадцати пропущенных на мобильный и укоризненный взгляд Акаша уже не удивляли. Под стеснительное молчание безликих прихвостней я прошел к своему месту и кивнул кому-то из компаньонов, перебивая и без того затянувшуюся паузу. Мы обсуждали цифры, сводки, прогнозы. Брат передал пару листов исписанного текста, в мое отсутствие он конспектировал каждое слово, желая быть в курсе любых дел фирмы — очень типично для такого перфекциониста как Акаш. Я зевнул, ругая себя за недавнюю бессонницу и, возможно, немного за Кхуши. Не стоило позволять ситуации так сильно влиять на меня — глупо и снова глупо. Слишком много взбалмошной семейки Гупта для меня одного. Ощутив теплое покалывания свободных участков кожи — лица, шеи, рук — я поднял голову, чтобы тотчас увидеть ее. Кхуши стояла в дверном проеме, пропуская вперед Лаванью. Она застенчиво держала поднос с чашками и старательно прятала глаза от меня, как будто боялась одним своим взглядом выдать всю себя. — АСР, твои контракты. — Небольшая стопка документов оказалась перед моим лицом, и Ла, справившаяся с мелкой работой, села по правую руку от Акаша, на место, принадлежавшее раньше первому заму АР-Дизайн. Его, разумеется, не было, Малик умел держать позу и эффектно обижаться в тех случаях, когда вина была полностью на нем. Моя горячность и его нарочитая театральность — едва ли хорошие союзники. — Ты не говорила с Аманом? — Я откладывал подписанные экземпляры в сторону, радуясь этой временной передышке и тому, что мои руки заняты хоть какой-то работой. — Нет. А с чего ты решил, что я должна была говорить с ним? Может, Чамкили была так добра, что утешила бедного Амана? Она ведь у нас мастер на все эти милые ужимки и сочувственные взгляды. — Кхуши, — тихо произнес я, откладывая очередной лист на край стола. Та, чье имя разрезало густой воздух зала, вздрогнула, но не сделала ни единого движения в мою сторону. — Тебе лучше обращаться к ней по имени, ее зовут Кхуши. А еще лучше: мисс Гупта. Надеюсь, это понятно, мисс Кашьяп? Я был бы тебе благодарен, если бы ты занималась своей непосредственной работой. В которую не входит слежка за действиями моего секретаря. Я вернулся к бумагам, всячески игнорируя реакцию Лаваньи, брата, Кхуши и еще десяти человек, так или иначе игравших роль в показе новой коллекции. Плевать на все, даже если мой ответ показался кому-то неуместным. Плевать на все неуместные ответы! Еще минута тишины, сопровождаемая скрежетом ручки, как вдруг над головами пронеслось увесистое: — Что за дьявол, я тебя спрашиваю?! В моих руках была страница договора, которую, готов был поклясться, я прочитал семь, а то и сто раз. Маленькие буковки и разрывающая текст подпись насыщенного синего цвета. Ненавижу синий! В ту минуту, Барбара, я подписал дарственную и собственноручно подарил все мое недвижимое имущество в Лондоне младшему брату — Акашу Сингх Райзада, нелепо и тускло мелькавшему передо мной все утро. Грамотно составленный документ, изобилующий терминами, сроками, мерами, слишком серьезными и значительными для такого тюфяка как Райзада младший. — Что это?! — Лист контракт был поднят в воздух, прямо над моей головой. Все присутствующие, в том числе Кхуши, стоявшая на пороге, подобострастно, не скрывая благоговейного ужаса, смотрели на белый прямоугольник у меня в руках. — Я не вижу, что там, брат, но если ты разрешишь прочитать, то… — Разрешу? О нет, Акаш, я лично прочитаю тебе мои любимые моменты. Вот, посмакуйте хотя бы это… — как можно громче я произнес следующее: — Арнав Сингх Райзада, именуемый в дальнейшем Благотворитель, передает личные апартаменты по адресу Этелден-роуд 27, Лондон, Великобритания в пользование Акашу Сингх Райзада, именуемому в дальнейшем Благополучатель. В пользование, мои многоуважаемые коллеги, безграничное, безвозмездное и бессрочное. И моя подпись, подтверждающая эту сделку. Лист контракта был разорван на две части, те еще на две, а после я не считал, Барбара, но множество маленьких кусочков бумаги взлетели вверх, плавно паря над физиономиями ошалевшей толпы. — Но… это какой-то бред, мне не нужна твоя квартира, брат. Да и зачем мне она, ведь это все наше имущество, зачем мне обладать чем-то, если… Лаванья, ну скажи же тебя, умоляю. Он непонимающе развел руками и плюхнулся на стул сразу после того, как попытался встать. Акаш напоминал астматика в приступе, но, разумеется, никакой астмы у него не было. Он всегда покрывался пятнами и начинал задыхаться при признаках любого стресса. Нервишки, Барбара, у него они были ни к черту. — Да, Ла. И впрямь. Скажи же. Видишь, Акаш тебя умоляет. Я развернулся на стуле и посмотрел на холодную сдержанную маску давно изученного лица. Ни единый мускул не выдал волнения или страха. Ровно очерченные брови, скульптурные скулы, змеиный яд на самых кончиках клыков — она и в страшную минуту оставалась верна себе. — Я не понимаю о чем ты, АСР. Ты все прекрасно понимаешь, Лаванья Кашьяп. Ну же, не будь такой скромницей и расскажи, отчего такая тяга обеспечить моего брата дополнительным жильем в Лондоне? — То есть ты думаешь, что это я?! Напомню, я взяла бумаги из рук дражайшей мисс Гупта. Не стоит ли узнать, как наша сельская дурочка составила подобный контракт? В моей голове раздался взрыв. А может это был звон посуды, вылетевший из рук Кхуши. Я произнес ее имя. А может, это был Акаш, сорвавшийся со своего места. — Кхуши?! Зачем вы это сделали? Вы пытаетесь поссорить меня с братом, но зачем это, ведь я всегда так хорошо относился к вам! Помогал, если видел, что у вас что-то не получается… Я не слышал его слов, походивших на какой-то гул навязчивого насекомого. Мои глаза, да что там, весь я, были обращены в сторону Кхуши. Я старался испить ее до дна — ту, мою вчерашнюю, невинную, немного сердитую, отчасти смущенную и такую мою. Не хотел думать о сегодня, о том, что она сделала, и уж тем более о том, зачем она это сделала. Девочка с тугой косой и в смешном наряде остановила поток нелепиц моего брата и отважно шагнула вперед. Все молчали, а я тем более. Она смотрела мне в глаза, я ей в душу — было больно. Расстояние между нами несколько шагов, и, имей я силы, то прижимал бы ее к себе, выбивал все ошибки из моей дурочки поцелуями, обещаниями простить. Или же нет. Я стоял, не шевелясь. — Господин Райзада и… — Она обернулась в сторону проема, на черном контуре которого виднелась сгорбленная фигура моего брата. — Господин Арнав и Господин Акаш. Мне очень жаль, что сейчас произошло какое-то недоразумение. Если я причастна к нему, то мне жаль вдвойне. Сегодня утром я распечатала файл, присланный господином Рэй, как и каждый вторник на протяжении всей моей работы. Я взяла контракты, поднос, стаканы, чайник с кипятком и направилась в конференц зал. По пути я встретила госпожу Кашьяп, которая предложила мне свою помощь и облегчила мою ношу на несколько бумажек, лично доставив их вам в руки. — На что ты намекаешь, наглая дрянь? — раздался визг за моей спиной. — Я не намекаю, госпожа Кашьяп. Я говорю прямо и перед лицом всех присутствующих. Вы взяли из моих рук контракты, вы же и принесли контракты господину Райзада на подпись. Я не могу быть уверена в ваших действиях, но я уверена в своих. Мы можем проверить содержимое контракта господина Рэй и того, что вы принесли своему начальнику. — Этого не потребуется, Кхуши. — Я не узнал собственный голос, Барбара. В тот день я много умирал и иногда возрождался, продолжая наблюдать, как комья земли летят вниз, прикрывая мою могилу. Или чувствуя запах обугленной плоти с собственного погребения, как тебе больше нравится. Наши взгляды встретились, и я прочитал ее как книгу, хорошую добрую детскую сказку. Лучше той, что я рассказываю тебе. — Ты поверишь этой мерзавке, АСР? — Не сметь! Никогда не говори о ней в таком тоне. Вообще не говори о ней, Лаванья. Я верю словам Кхуши, и мы все знаем, что у тебя есть повод так относиться к ней. — О, ну конечно, маленькая лживая дрянь в две секунды окрутила сердце великого Арнава Сингх Райзада. — Хватит. — Все, как по команде, повернули головы в сторону Кхуши. Она была красива, в минуты гнева особенно. Слезы, прозрачной пеленой закрывавшие глаза, грозили вот-вот обрушиться на нее волной обид и горьких рыданий. Но она держалась, изо всех сил пыталась не заплакать и высказать все, что было. — Я достаточно выслушала о себе, госпожа Кашьяп. Если вдруг мне захочется написать книгу о своей жизни, правах и предназначении, то я обязательно обращусь к вам, уверена, вы расскажете мне много интересного. Я терпела все эти месяцы, снося ваши обиды. Но хватит, у всего есть предел. Кто угодно, но только не вам называть меня всеми теми словами. Едва ли вам знакомы правила морали, нравственности и той самой честности, о которой так говорите. Посмотрите сначала на себя, а потом можете тыкать в меня громкими обвинениями. Хотя постойте. Можете ли? Не думаю. Умойтесь. От вас дурно пахнет ложью и завистью. — Я хочу, чтобы ты извинилась перед Кхуши, — на каком-то выдохе произнес я. Мне было странно и горделиво слышать такую ее, как если бы у маленькой редкой птички оказались не только сильные крылья, позволявшие ей улететь в случае опасности, но и крепкие сильные зубы. Клац — и ответ противнику готов. — АСР, ты не можешь меня заставить. Упрямство Лаваньи злило. Я взял Кхуши за локоть и подвел ее поближе к той, что сделала за сегодня слишком много дерьма. — Лаванья, извинись перед Кхуши. — О Боги. Это так не похоже на тебя, АСР. Ты хочешь унизить меня перед всеми? Меня? — Я не АСР, Лаванья. Меня зовут Арнав. Сингх. Райзада. — Ты такой упертый, Арнав. И слепой. Ты тот, кто за лесом не видит деревьев. — А зачем мне видеть их, Лаванья? Ведь и деревья, и кора, и листья, и даже чертовы животные — все это принадлежит мне. Я король леса, Лаванья! А ты… — оглянувшись на порядком перепуганную Кхуши, я вмиг замолчал. — Ты не можешь так говорить о Кхуши, и сейчас ты извинишься перед ней. Это еще не конец, Арнав Сингх Райзада. Последнее слово не будет за тобой! Она закрыла глаза руками и несколько секунд стояла молча, пытаясь прийти в себя. Лаванья не была дурой и, уж тем более, не была плаксой. Она крепко сжала зубы и, цокая каблуками, прошла мимо нас с Кхуши. На одну секунду она остановилась напротив моей спутницы и, окатив ее презрительным взглядом, развернулась прочь. Она ушла молча, красиво виляя задницей, распространяя след приторного парфюма и гаденькое послевкусие грязи, в которое тебя только что окунули. Кхуши растерянно проводила взглядом ушедшую Лаванью и, выждав пару секунд, чтобы не встретиться с ней в коридоре, пошла к своему столу. Я догнал ее сразу за порогом конференц-зала, схватил за руку и остановил. — Ты в порядке? — Кхуши коротко кивнула. — Вот и умница. Температуры нет? — Она снова мотнула головой, на этот раз отрицательно. Я не отказал себе в удовольствии и коснулся ладонью ее лба, а потом и щек, ставших тотчас пунцовыми. — Богиня, что вы делаете? На нас же все смотрят?! — Пусть смотрят, я не против. — Меня забавляли ее испуг и смущение. — Если тебе станет легче, то я могу попросить всех выйти, пока мы говорим. — Ну, от этого легче мне точно не станет. — Сильно испугалась? — Она пожала плечами, как будто хотела сказать, что ничего особенного не произошло. — При мне можешь не храбриться, Кхуши. Я тебя насквозь вижу. Тебе не стоит бояться Лаванью, она не посмеет тебя обидеть… больше. И я на всякий случай всегда буду рядом, поняла? — Так точно, босс. — Кхуши отсалютовала и стукнула каблучками своих сандалий. — А теперь сделай кое-что от меня. Выполни мою просьбу и прошу, не перечь. Я хочу, чтобы ты сейчас уехала домой. — Но как-же так?! — Тщщщ, — не осознавая интимности жеста, я положил указательный и средний палец ей на губы, приказывая Кхуши замолчать. — Ни слова. Ты только перенесла простуду и не самый простой рабочий день. Пожалуйста, доверься мне. Я ведь не хочу тебя обидеть, Кхуши. Совсем наоборот, я забочусь о тебе. Так что сейчас ты поедешь домой, договорились? — Она осторожно убрала мою ладонь, задержавшись ручками на моей руке и неохотно кивнула. — Вот и умница. Акаш! Отвези, пожалуйста, Кхуши домой. — Но, брат, сейчас же совещание… не окончилось. То есть, я ведь пропущу все самое важное. — Не беда, Акаш. Главное, чтобы это важное не пропустил я, а детали я передам тебе сам. Отвезешь Кхуши? На сегодня забота о юной леди твоя первая задача. Он молча поднялся со своего места и попрощался с каждым из акционеров и инвесторов, как того предполагал этикет и особенности нашей культуры, все по кодексу, Барбара. Никаких вольностей. Мне пришлось извиниться перед всеми присутствующими. Едва ли они когда-нибудь забудут сегодняшнее шоу. Не так часто стены АР-Групп лицезрели подобные драмы и романтические признания, как все то, что развернулось на их глазах за прошедшие минуты. Совещание продолжилось в привычном темпе. Мы обсудили все организационные моменты, важные и не очень. Особенно меня злило то, как некоторые докапывались до деталей, будь то выбор шампанского для вечерники или цвет обивки стульев. В тот день мне хотелось выбрать все самое лучшее, достойное, дорогое, а после послать всех к чертям и сбежать отсюда. — Красный бархат… — Я выдохнул и отложил карандаш в сторону. — В смысле, господин Райзада? Это ваш вариант названия коллекции? — Что в смысле? Какое название? — Ну как же… — Прия, сорока лет, половина из которых занимает ее безупречная репутация и сумасшедшая работоспособность, раздосадовано пожала плечами. — Мы уже несколько дней откладываем выбор окончательного варианта. По вашей инициативе, между прочим. Если вы предлагает Красный бархат, то лично я за, лишь бы скорее закрыть этот вопрос. — Чушь. — Что? Вы же только что сами сказали… — Нет, госпожа Чопра. Я просто… вырвалось не то. Если название единственное, что от меня сейчас требуется, то я его уже придумал. Анадурата. — Анадурата? — Именно. Это звезда. И очень красивая любовь. Наши пиарщики смогут раскрутить эту историю. А еще это символ, и… в общем, мне пора. — Но как же так?! — Госпожа Чопра, я вам полностью доверяю и уверен, вы сможете выбрать оттенок стекла бокалов, а мне же, честно говоря, плевать. Всего доброго, господа. Удачного вам дня. Я вышел из офиса, думая только об одном — моей звездной девочке. Какой дурак, отправил с ней Акаша вместо того, чтобы лично отвезти Кхуши домой. Устроил на склад вместо того, чтобы сразу взять к себе в офис, позволил Аману танцевать с ней, кричал на нее, сопротивлялся колкому теплому чувству, которое давно и крепко поселилось во мне. Не в голове, а в сердце. Там, где было больно и отчего-то очень хорошо. Знаешь чувство нетерпения, Барбара? Его крайнюю степень? Когда ты не просто хочешь, когда сгораешь от испепеляющего тебя желания? Подъезжая к дому Кхуши, я почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Вот-вот. Еще минута — и я ее увижу. Еще несколько секунд. Я даже захотел остановиться у лотка с дешевой бижутерией и купить для нее браслеты. Или цветы. Она, должно быть, любит цветы. Но мысль о том, что это может отсрочить нашу встречу хоть на немного, остановила меня. Не то, что Арнав Сингх Райзада будет выглядеть глупо в окружении нескольких жухлых роз и пластиковых браслетов, нет же. Нетерпение. Желание. Жажда. Я не чувствовал ступеней под ногами, не ощущал двери, легко распахнувшейся под моим нажимом, но сразу услышал голоса, Барбара. Один знакомый и второй еще более знакомый. Они звучали… грязно. И говорили о плохом. — Да ладно? Вы испугались? А что было делать мне, господин Акаш? В случае чего вся вина и гнев Райзада обрушились бы на меня, а не на вас. — Кхуши не драматизируй, прошу. — Я и не драмази… драмути… в общем, я не делаю того, о чем вы говорите. Я просто озвучила другую сумму. — Как мило, всего лишь в два раза больше оговоренной. — Постойте, вы же сами сказали мне, что готовы заплатить за… мою работу. Кажется, тогда для вас была не важна цена, и вы легко согласились на мои условия. — Кажется, тогда и для тебя была не важна цена, и ты мечтала унизить моего брата совершенно бесплатно. Или тогда тобой руководили какие-то другие чувства, а сейчас простая мещанская жадность?! — Тогда и сейчас чувство было одно. Всегда одно. Ненависть. Сегодня я спасла вас и ваш не такой уж безупречный план, господин Акаш, так что будьте любезны — платите. Тем более, что делать вы это будете не из своего кошелька, а запустите руку в фонд Райзада… Они говорили обо мне, Барбара. Не шепотом, без стеснения, не боясь быть услышанными. Говорили так, будто разделывали кусок мяса ржавым ножом. Особенно она. Я до сих пор помню тот ее голос, глухой, проникающий под кожу, он не оставил мне ни единого грамма надежды, что все это сон. О нет, все серьезно, все именно так, пьеска, написанная на чистовик и сыгранная в замшелом театре для одного единственного зрителя — меня. Я оценил ее таланты, Барбара. Сполна. Моя Кхуши — великолепная актриса. И сколько омерзения, сколько брезгливости было в ней каждый раз при упоминании имени Арнава Сингх Райзада. Как если бы она описывала программу цирка уродов. Я вдруг встал в один ряд с криворуким карликом, бородатой женщиной, мальчиком с лицом обезьяны и пятнистым семейством, страдавшим редким заболеванием кожи. Я был среди них, я был тем самым уродом, Барбара. Я был там. — И что ты сделал, сынок? Арнав вздрогнул, ощутив на своем плече чью-то руку. Позади него, испуганно озираясь по сторонам, стояла медсестра, принявшая накануне пациентку, пострадавшую в аварии и доверенное лицо, некоего мистера Райзада. Она смотрела в его уставшие глаза до тех пор, пока Арнав не сдался. Отвернувшись в сторону окна, за которым все эти часы шел дождь, оплакивая сказку всеми преданного дракона и беспринципной, жестокой звездной девочки, он произнес: — Я отдал должное ее трудам. Жалкий уродец, тот самый криворукий карлик захлопал в ладоши. И я хлопал. И хлопал. И хлопал…