Всё о моем безумии

Темнота вокруг выглядела неестественной. Казалось, кто-то специально выкрутил со всех улиц лампы, и сейчас из-за угла появится пугающий ее монстр. Не такой, что из фильмов. Этого Кхуши бы не пережила точно. Небольшого чудовища из ее детских снов вполне хватит, чтобы довести до крика. Хотя в ее состоянии слезы грозили появиться и так, без каких бы то ни было монстров. В общем, боялась Кхуши по настоящему, и ей не пришлось делать со своим голосом ничего такого, лишь бы он звучал правдоподобно. Она заикалась, проглатывала слова, шептала, а потом перешла на визг и под конец бросила трубку. Богиня, как же сильно она боялась. - Как думаете, он придет? – она сощурилась, пытаясь разглядеть в темноте собеседника. - Уверен. Думаю, он уже бежит со всех ног, Кхуши. - Голос Акаша звучал куда тверже, чем в обычные офисные дни. Ее до сих пор удивляли перемены, которые происходили с ним, каждый раз, когда брат оказывался рядом, и потом, когда Арнав Сингх Райзада покидал поле его зрения. Акаш словно нелепая гусеница, то превращался в бабочку, то возвращался в свое изначальное состояние. Вот только все это с ним совершенно не работало. Даже расправив крылья, он оставался серым, расчетливым, трусливым и способным на удар со спины. Так много шума, а на деле крошечная капустница. - Мне бы вашу уверенность… во всем этом… - Кхуши поежилась от холода, хотя еще пару минут назад ей было очень жарко. Она услышала, как ее спутник вздохнул, предпочтя оставить последнее замечание без ответа. Где-то на расстоянии пары шагов раздалось бряканье часов и тихий голос: - Ну, я пойду, брат не должен меня здесь видеть. - Вы уходите? Прямо сейчас?! Но ведь тут так темно и страшно! – Она оглянулась по сторонам, ища хоть какой-то луч света. Бесполезно. Глухая, неестественная темнота и вторящая ей тишина. - Тебе нечего бояться, глупая. Что с тебя взять? Тебя и без того обокрали. - Он картинно растягивал слова, заставляя ее вслушиваться в каждое предложение. Она так и не заметила, как Акаш сорвал сумку с ее плеча. Это была так быстро и неожиданно, что Кхуши только и успела, что ойкнуть. - Вы заберете это с собой? – Она шагнула вперед и вытянула руку, надеясь вернуть собственное имущество. Но пальцы зацепились за край рубашки и через мгновение повисли в воздухе – ничего. – Ну, послушайте, там мои деньги, все, что у меня есть. Как я вернусь домой? Как поеду завтра на работу?! - Кхуши, я плачу тебе за реализм, а не за твои грустные истории. Тебя обокрали? Обокрали. Вот и будь, пожалуйста, испуганной, обиженной, нищей неряхой. Тебе ведь не сложно, примерно такую я тебя и встретил в Лакхнау. -Вы… - Она уперла палец куда-то в пустоту и замерла, так и не решаясь произнести слова, крутившиеся на языке. - Я… Что я, Кхуши? - Ничего. Он сделал пару шагов в сторону и отчего-то вернулся назад. - Вот еще, - его рука скользнула по щекам и лбу Кхуши, размазав по лицу липкую вонючую грязь, - вот так куда лучше. Просто идеально. Ну, давай, обязательно позвони мне, как закончишь дело. Наконец раздались его удаляющиеся шаги. Кхуши так и стояла на месте. Она молчала, поперхнувшись душившими ее словами. Кажется, работая над созданием людей, Шива перестарался и отдал всю подлость мира этой семье Райзада. Богиня, только бы не заплакать. Не здесь и не сейчас. Она остервенело терла краем дупатты щеки. Сухая синтетическая ткань только сильнее пачкала лицо и руки, но Кхуши этого не замечала. Она царапала кожу золоченой бахромой и думала лишь о том, как бы ей не заплакать. Пожалуйста, Богиня, что угодно, лишь бы не плакать. - Богиня, пускай им все воздастся. Пускай они все помучаются. Богиня, пускай… Дупатта медленно мокла от слез. ХХХ Она с интересом изучала привычки и повадки врага. Его слабости. Его желания. Запоминала и впитывала каждое сказанное им слово, зубрила кодекс Арнава Сингх Райзада как самый важный школьный урок. Сначала приходилось сжимать зубы каждый раз при встрече с ним. Контролировать все, что она говорила. Было не просто, но Кхуши справилась, компенсируя вынужденную сдержанность днем откровенностью ночью. Почти под утро, мучаясь бессонницей, она шептала страшные слова, уставившись в стену, в сторону плаката когда-то любимого актера. Раньше она мечтала увидеть Салман Кхана. Теперь – отомстить Арнаву Сингх Райзада. Трудно понять, в какой момент наивная девочка стала обозленной, сломанной женщиной, но она точно знала, кто именно обрезал ее крылья. Салман Кхан на стене слушал ее плач и молчал. Других собеседников у нее не было. Она не пыталась найти в младшем брате босса союзника, как-то с самого начала определив, что все, что испытывает к Зазнайке, касается лишь ее одной. И никто другой, а уж тем более Акаш, не должен знать, что творится в душе девушки. Она молчала. Молчала и слушалась, усомнившись в приказе один только раз. - Мне не нравится это платье. - За невозможностью увидеть себя со стороны, Кхуши крутилась на месте и пыталась угадать, как на ней смотрится странный, совершенно безумный наряд. - Серьезно? А что еще тебе не нравится? Пришлось приложить усилия, чтобы смолчать. Ах, как же хотелось бросить давно зревшее: «Все, что вы говорите и делаете – совершенная чушь». Подписывать нужные документы - это одно, но рядиться в непонятные одежды и терпеть унижения… Нет такой цены для всего этого. И она бы давно отказалась. Она ведь пыталась, много раз про себя и один вслух, но в ответ получила язвительный вопрос: - А твоя семья обрадуется, узнав, что их стрекоза оказалась в тюрьме? Думаешь, брат спустит все, что ты сделала? Думаешь, он поверит тебе? - Думаю, что моей семье будет без разницы, где я. А вот вашей покажется любопытным, чем это таким вы занимались последнее время. - Даже так? Какие милые угрозы, Кхуши Кумари Гупта. Ну, раз ты такая смелая, то расскажи, как ты покроешь лечение отца? У тебя вроде как была цель или тебе стало наплевать на все, что бедный папа сделал для сироты? - Я… мне… - она размышляла над тем, что лучше: промолчать или выдать давно зревший в голове перечень претензий. Кхуши скользнула взглядом по горлышкам винных бутылок, аккуратно расставленных вдоль стены. Что бы она ни сказала сейчас, первое, о чем следовало думать – последствия. Она может схватить первую попавшуюся стекляшку и со всей силы оглушить очкарика, гордо удалившись из ресторана. Пускай даже в этом платье. Но чертовы последствия. От них не убежать и не скрыться… - Кхуши, ты тянешь время. Она оторвала взгляд от созерцания стены и бросила, едва разжав зубы: - Мы слишком задержались здесь. Банкетный зал, в котором Аман Малик отмечал свой день рождения, пугал баснословной роскошью. Трудно было осознать смету этого праздника, еще сложнее - понять, зачем столько ненужных трат для одного закомплексованного ребенка. Аман ей не понравился сразу. Вне зависимости от красивых, несомненно дорогих, костюмов, широких жестов и остроумных замечаний, мужчина вызывал в ней одно лишь раздражение. В нем все было ладно и в то же время… бессмысленно. Каждый раз сердце Кхуши стучало чуть чаще от одной только необходимости произнести вслух ужасное имя – Аман Малик. Аман Малик остался там, в Лакхнау, в доме ее родителей. И все время, с той минуты, когда он представился и до пустыря, с ней был именно он – добрый, чуткий, заботливый, понимающий. А потом появился другой – монстр семейства Райзада. Она совершенно точно помнила момент, когда что-то изменилось в его взгляде. Они медленно шли, постепенно удаляясь от дома, Кхуши болтала без остановки, в надежде, что почти осязаемое раздражение ее собеседника уменьшится хоть на горошину. Но на смену ему пришла ярость. А с ней вместе что-то другое. Она не могла объяснить словами, но только чувствовала, что вчерашнего рассудительного, слегка откровенного парня, больше нет. Аман… или Арнав… или сам черт, что стоял тогда перед ней, пугал ее больше чем все, случившееся до и после. В нем было что-то совершенно неправильное, абсолютно черное в этой своей запретной порочности. Так выглядит человек, который секунду назад не смог остановиться, а теперь жалеет и кается. И от этого было действительно страшно. Кхуши помнила эту его драку с лучшим другом, когда она, крича что-то неразборчивое, схватила Арнава за плечо и тут же отлетела назад – он не видел ничего вокруг и не заметил, как сделал ей больно. И даже Аман, что еще секунду назад недвусмысленно держал ее за руки, пугал куда меньше того, кто якобы вершит справедливость. Та драка, она закончилась также быстро и так же неожиданно, как и началась. Обидчик ушел, и девушка осталась один на один со спасителем, хотя она бы предпочла, поменять эту комбинацию. Никакая шальная напористость Амана и рядом не стояла с молчаливым угрюмым Зазнайкой. - Вы чуть было не убили его, - тихо прошептала Кхуши. Арнав молча разглядывал испачканные руки, даже не пытаясь вытереть уродливые красные пятна с себя и своей одежды. Он начал медленно, осторожно растягивал слова, как человек, боящийся сказать лишнее. - Я еле остановился. Я мог бы зайти и дальше, но тогда было бы поздно. - Почему, господин Арнав? Почему вы сделали это? Я могла бы справиться с ним. Ведь с вами когда-то справилась, не помните? Или что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку? Обычная ситуация для такой девушки, как я: мой класс, положение, город – неужели вы считаете, что вы или Аман были первыми, кому захотелось потрогать невинную дурочку. У меня нет никого, кто мог бы заступиться за меня, и поэтому я научилась выживать, я бы прекрасно обошлась без вашей помощи, вот что я вам скажу! – Она определенно кричала. В голове было слишком много ярких картинок и образов, которые так и рвались наружу. Вот сейчас, не сходя с этого места, крепко уцепившись за широкий подлокотник, вывалить на него все, с того дня, как Арнав Сингх Райзада уехал и оставил ее один на один с неразрешимыми проблемами. Проблемами, источником которых был он сам! - Заткнись, Кхуши. – Он поднялся с пола и оттряхнул костюм. После чего, оглянувшись по сторонам, сделал шаг вперед, прижав девушку к самому краю большого дивана – отступать было некуда. - Почему вы ударили его? Почему? - Да потому что… - Арнав облизал пересохшие губы, - он не имел права. Он не должен был так себя вести, заигрывать с тобой, приглашать на танец, распускать твои волосы. Это все не для него. - А для кого же тогда? – В голове роились тысячи возможных реплик и колкостей о том, что не ему говорить о ней в том тоне, на который вдруг перешел Зазнайка. Это было так же нелепо, как кормить собаку комьями грязи, а после удивляться, что все соседи последовали его примеру. - Для меня, Кхуши. Я должен был танцевать с тобой. Надеть на тебя браслет тоже должен был я, а не он. - Вы так говорите, как будто я принадлежу вам. – Девушка отвернулась и сделала шаг в сторону, в надежде юркнуть в просвет коридора и спастись от этого демона. Но он крепко схватил ее за плечи, до боли сжал их и прошипел, внимательно глядя в ее глаза: - А ты и принадлежишь. Ты мой ассистент, моя правая рука, мой помощник. Ты моя - Кхуши Кумари Гупта. Полностью моя, понимаешь?! Моя!!! Кхуши медленно, абсолютно не ощущая веса собственного тела, опустилась на диван и только потом поняла, что Арнав ее больше не держит. Он отошел в сторону и сжал виски руками, словно пытался усмирить боль. И ведь ему было больно, она это видела, она чувствовала. - У вас кровь, - бессмысленность этого замечания поразила саму Кхуши, но тишина в комнате была того хуже. - Ты очень наблюдательна. На секунду показалось, что он улыбнулся. Но уже в следующий миг кабинет Амана снова наполнили обида и недосказанность. Кхуши побарабанила пальцами по коленям, раздумывая о том, что же ей делать дальше. Странно, но сбежать сейчас, казалось неправильным. Еще худшей идеей было остаться здесь с Арнавом. Они оба молчали, каждый думал о своем, пока наконец не раздался ее нарочито веселый голос: - Вам не кажется, что свет стен совершенно не подходит обстановке? Я бы их перекрасила. В желтый, для начала. - Что? – Брови Арнава удивленно поползли вверх. - Цвет. Комнате не хватает сочности. Будь все желтым, нам бы было уютно и тепло, как маленьким цыплятам. Вы так не думаете? - Я думаю, что ты окончательно сошла с ума, Кхуши Кумари Гупта. Тон, каким он это сказал, заставил ее замолчать и обидеться. Она подтянула ноги к груди и, обхватив колени руками, опустила голову вниз. - Кхуши, - тихий, хриплый голос раздался где-то у самого уха. Она молча покачала головой, так и не подняв лица, - Кхуши. Иногда ты ведешь себя так, что мне хочется тебя спасти. А иногда, кажется, что единственный, от кого тебя нужно спасать, это я сам. Скажи мне, чего ты хочешь? Она молчала. Через несколько минут, когда Арнав почти было потерял терпение, девушка всхлипнула и, поспешно вытерев слезы, прошептала: - Чтобы всё наконец закончилось. Богиня, я хочу, чтобы ни вы, ни я больше не страдали. Чтобы раз - и конец всему. Сможете? Если нет, то просто отвезите меня домой. В ту ночь, впервые за долгое время, ей позвонила мама. Сухой, безжизненный голос произнес: «Умер отец. Пожалуйста, не вздумай приезжать». ХХХ Все, что произошло раньше, стало ненужным и пустым. И, конечно же, она поступила так, как посчитала правильным. Вода давно кипела, но девушка бегала из одной комнаты в другую, полностью позабыв о первом порыве – успокоиться и выпить чай. Она суетливо приносила вещи и раскладывала их на диване, запихивала небольшие стопки в сумку, стараясь получше утрамбовать содержимое. Вся жизнь размером сорок на пятьдесят сантиметров и весом несколько килограмм. На дне одежда, статуэтка богини, обмотанная в праздничное сари, любимое сандаловое масло, звезды, снятые с полога кровати и деньги. Кхуши предпочитала хранить наличные, распределяя купюры по разным углам тетиного дома. Она совершенно не боялась воров, проявляя в этом вопросе несвойственную ей беспечность. Кхуши бессмысленно обвела глазами комнату и впервые подумала, что, по сути, ей ничего не принадлежит. Ни твердые, жесткие от многократных стирок полотенца, ни книги покойного дяди, ни маленькое зеркало с уродливым сколом почти по всей длине. Ничего. Она располагала одними лишь воспоминаниями, часть из которых доставляла ей боль. А другие были настолько ужасными, что девушка предпочла забыть все плохое, убедить себя, что ничего не было. В комнате раздался неприятный звук кашляющего металла. Кхуши оглянулась по сторонам и бросилась на кухню – вода давно выкипела, и дно кастрюльки покрылось коричневым налетом. «Теперь и чая не попью», - нелепая мысль показалась даже забавной. Ни вещей, ни воспоминаний, ни папы. И вот теперь – чай. Она не сразу вернулась обратно. Разобранная сумка отчего-то злила сильнее всего. Кхуши вывалила на пол все, что так старательно упаковывала пятью минутами ранее. Когда ничего не остается, когда отбирают самое важное, не стоит хвататься за крупицы бессмысленного. Сумка была почти невесомой, на ее дне болталось несколько денежных пачек, перетянутых резинками, и яблоко – единственное съестное, что было обнаружено на кухне. Обернувшись назад, Кхуши в последний раз взглянула на дом, который оставляла, как ей казалось, навсегда. Она поставила статуэтку богини на пол, у самого порога, не найдя ей другого места. Дверь захлопнулась без единого скрипа. Даже дом не пожелал прощаться со своей недавней хозяйкой. Нервы были натянуты до предела, и каждый поворот рикши Кхуши вздрагивала и выдыхала, мысленно отсчитывая секунды. Сто сорок пять – от вокзала и до рынка. Отсюда до дома вдвое меньше. В секундах получалось много, в ухабах и поворотах – почти ничего. К горлу подступала тошнота, то ли от страха, то ли от нетерпения. «Пожалуйста, не вздумай приезжать» - самое неправильное, самое страшное, что можно сказать тому, кто только что потерял отца. Тому, кто очень хотел, но так и не смог попрощаться. Сто восемьдесят пять. Рикша сделал резкий поворот и свернул с оживленного проспекта на тихую, узкую улицу. Она зябко поежилась, посильнее кутаясь в старую вязаную кофту – быть может, утро выдалось прохладным, или же ее действительно знобило. Мопед аккуратно проезжал по все еще сонной улице настолько медленно, что Кхуши могла разглядеть неторопливый быт соседей и незнакомцев. Двести семь. Они неспешно наслаждались отпущенным им сроком, принимая этот день как данность. Без радости. Без благодарности. Без молитвы. Двести двенадцать. Они жили. И были ей совсем чужими и неважными, а тот единственный, кто был рядом и любил вопреки всему, умер. Двести двадцать девять. Двести тридцать… - Вам плохо там? – раздраженный голос рикши вывел Кхуши из оцепенения. - Что? – она натянула рукава на пальцы и оглянулась, будто перестав узнавать свой район. - Приехали, говорю. Можем еще круг сделать, если что. Я человек неприхотливый, не хотите выходить, покатаю еще, лишь бы заплачено было. - Нет-нет. - Она поспешно вытащила из кармана несколько купюр и просунула их водителю. Перекинув сумку через плечо, Кхуши спрыгнула вниз, и, не дожидаясь, пока мужчина найдет сдачу, шагнула вперед, во двор своего дома. Он возвышался над землей, тихий и мертвый. Покинутый всеми. Хвастающийся перед соседям той страшной пустотой, на которую имели право только утонувшие корабли, что степенно покоятся на дне океанов. Такой же дырявый и мрачный. На секунду Кхуши показалось, что стук ее сердца звучит в голове, то тише, то громче, нарастая и убывая снова. Глухие удары опускались ниже, по венам и капиллярам к пальцам рук, пока она не стиснула ладони. Ногти впились в кожу, оставив на ней красные следы. Кхуши поморщилась, но секундная вспышка боли снова вернула ее к реальности. Она скинула с плеча сумку и попыталась сделать шаг в сторону запертой двери, чтобы убедиться в уже очевидном. Тяжелый замок и без того лишал последних иллюзий. Непослушные ноги запутались, и она качнулась в сторону, так, словно ступни увязли в тягучем иле. Самое дно океана. И она утопленница, а не русалка, как когда-то в детстве. Пустые глазницы окон не звали ее внутрь. Никаких звуков. Никаких запахов. Только страх, липкими каплями пота окутавший хрупкую фигуру. Пятясь, задевая пятками землю, поднимая вверх клубы пыли, Кхуши вышла за ворота своего двора. Она брела вдоль знакомой улицы и боялась поднять голову вверх. Мечтала увидеть хоть одно знакомое лицо и ненавидела все эти участливые глаза и губы, что осуждающе провожали ее от дома к дому. Через пятнадцать минут девушка остановилась у неприметного здания с замурованной дверью. Когда-то они с папой красили стены их пекарни в голубой, цвет безоблачного неба. Сейчас он расцвел всеми оттенками серого и зеленого, больше напоминая едкую плесень. Кхуши провела ладонью по облупившейся краске и лишь теперь в полной мере поняла – ничего не осталось. От магазинчика сладостей, от семьи, от нее самой. Только пыль этого жаркого города, который так и не смог ее согреть. Вопреки солнцу, девушка еще глубже закуталась в вязаную кофту. Она не сразу услышала знакомый голос. Тетя Риа, жена зеленщика с соседней улицы, настойчиво звала ее по имени и наконец, отчаявшись быть услышанной, дернула за край широких сальваров. Кхуши вздрогнула, внутренне напряглась и выдохнула, разглядев знакомое лицо женщины. - Дочка, зову-зову, а ты как в землю вросла. Вернулась уже? Гарима попозже приедет, да? - Попозже, - на одном выдохе выпалила Кхуши. - Ну и хорошо, ей время нужно, такое горе, дочка. Такое горе. А я иду с сумками, думаю, уж не наша это стрекозочка? Глядь, как есть она. Так давно не видела тебя, дочка, а глаза старые, могла и совсем не узнать. Ну чего молчишь? Или не поможешь тете Рие? Женщина качнула головой в сторону сумки и тележки, набитой глиняной посудой. Кхуши молча кивнула и, подхватив с земли брошенную ручку, потащила телегу к рынку. Рия знала их с детства. Всегда недовольно ворчала, когда маленькие сорванцы пробегали мимо лавки, грозилась розгами и иногда жаловалась папе. Тот лишь улыбался, обещал наказать дочек и ни разу не выполнил обещания. Впрочем, сестры не могли сердиться на старую торговку. Та лишь заботилась о хрупком товаре и ругала юных варваров, из-за которых терпела большие убытки. Однако, не смотря на вечные стычки, женщина всегда хранила в смятой промасленной бумаге крупные куски сахара и в тайне подкармливала хулиганок сладостями, особенно жалея младшую – Кхуши. Девушка сглотнула подступивший к горлу ком. Воспоминания о детстве не приносили ничего, кроме боли. Лучше забыть. Закончить тут и вернуться обратно. Она помогла разложить на стол посуду и почти было собралась вернуться к дому, как голос тети Рии остановил ее: - Ты успела попрощаться, дочка? Сразу стало ясно, с кем именно должна была успеть проститься Кхуши. Она хотела бы соврать, хотела рассказать то, что надо, а не то, что было. Хотела отвернуться и уйти прочь, позабыв этот страшный день, но губы, дрогнувшие в грустной улыбке, ответили без слов. Ее лицо сковали спазмы, так бывает, когда хочешь плакать и борешься изо всех сил, лишь бы сдержаться, и Кхуши затрясла головой. Так глупо и так больно. - Да что же такое. Не успела… - женщина развела руками и спросила, - а погребение? Ты попала на него? - Мама позвонила вчера вечером. Я приехала рано утром. Но… вот… - Вчера? – брови торгашки поползли вверх. – Дочка. Шаши умер неделю назад. Погоди-ка, дней шесть, неделю, точно тебе говорю. Вся семья отправилась в Варанаси, церемония прошла там. Они сразу собрались и поехали. Ты путаешь, должно быть? Неделю, я точно тебе… - увидев посеревшее лицо девушки, Рия вдруг замолчала. Кхуши огляделась по сторонам в поисках свободного участка земли, куда можно было бы сесть, не мешая кипящей жизни базара. Убедившись, что все пространство охвачено суетой и пестрыми лоскутами рынка, она покрепче затянула края уродливой, не по погоде теплой кофты. - Дочка, будешь чай? – спросила Рия и кивнула в сторону повозки со сладостями. Кхуши молча покачала головой в ответ. – Может, перекусишь? Ты, я смотрю, с дороги. Я поищу для тебя что-нибудь горячее… - Не надо еды, - она резко оборвала суетливую соседку, - но спасибо вам. А знаете, вы, наверное, сможете мне помочь. Я хочу купить лампады. Они мне нужны сейчас. Очень нужны. - Сколько штук? – Рия обвела глазами лавку и телегу с посудой. - Все, что есть, - прохрипела Кхуши, - мне нужны все лампады. Несколько секунд понадобилось на то, чтобы она достала из недр карманов пригоршню монет и несколько смятых купюр. Посудница лично помогла ей пересчитать деньги и после длительных раздумий призналась: - Кхуши, здесь не хватит на все. От силы на восемь, и то последнюю так уступлю. Восемь это тоже не мало, дочка. Она принялась заворачивать лампады, придирчиво осматривая каждую проданную. Без сильных сомнений Рия поняла и приняла, что сейчас происходит самая важная сделка в жизни девушки. - Дочка, - прошептала она, отдавая тяжелый сверток, - твой папа был хорошим человеком. И ты вся в него. Такая же хорошая. Храни тебя Богиня. - Она коснулась пальцем уголка глаза и нанесла оберег на шею девушки. Та молча, не сказав и слова благодарности, взяла посуду, развернулась и ушла с рынка прочь. Кхуши не стала запирать калитку, справедливо решив, что двор заброшенного дома - самое безопасное для нее место. Она неторопливо расчистила землю перед воротами и принялась расставлять лампады, руководствуясь одной ей известному порядку. Все восемь на разном расстоянии друг от друга разместились в один ряд, от крыла дома и до ворот. Отец очень любил Дивали. Ему нравилась эта суета, гомон и волнение, ранние службы и работа до поздней ночи. Не смотря на все это, он отменял все дела и проводил праздник дома, коротая день за долгими историями. Ночью они ужинали всей семьей и зажигали лампады, по одной на каждого. Его свет был самым ярким, потому что и он сам светил ярче всех. И теперь он умер, так и не дожив до Дивали несколько недель. Богиня, ну почему же так холодно? - Дочка, - Кхуши вздрогнула при звуках знакомого хриплого голоса и резко обернулась. Позади стояла тетя Рия с зажжённой лампадой в руке, - найдешь и для меня местечко? Женщина улыбнулась, показывая миру простодушный беззубый рот, а за ее спиной, не спеша и по одному, подходили соседи и просто знакомые. В руках каждого из них горел свой огонек. Постепенно все пространство от двери до ворот заполнили яркие отголоски грядущего праздника. Сотня, нет, скорее, даже тысяча лампад. Все, кто пришел проститься с Шаши, вышли за ограду, не мешая Кхуши и Рие расставлять глиняные чаши. Понадобился час, чтобы распределить лампады по двору, и обе женщины оказались зажаты ярким сиянием огненной земли и высокой дверью забора. - Кхуши, выйдем со двора или постоим еще здесь? – Рия коснулась рукой ее щеки и ойкнула: - Дочка, да ты горишь! У тебя жар!!! - Все в порядке, тетя. Это от волнения. - Она натянула вязаную кофту еще ниже, полностью скрыв холодные, дрожащие руки. Сердце стучало где-то в горле. От накатывающих слез все происходящее перестало казаться реальным. Маленькие огоньки, тесно расставленные на земле, слились в одно большое рыжее зарево, готовое вобрать в свое пламя знобящее тело Кхуши. Она так и не поняла, кто начал первым. Незнакомца тут же подхватили другие, и через секунду несколько десятков голосов завели прощальную мантру Шиве. Нестройный гул, где один перекрикивает другого. Где женщины рыдают, не стыдясь слез. Где дети елозят и не понимают, откуда такой праздник. Где она так и не смогла попрощаться с тем, кого любила больше всех. И с тем, кто по-настоящему любил в ответ. Никто не услышал, как Кхуши прошептала, перебивая величественные слова молитвы: - Богиня, на его месте должен был оказаться он. Я хочу, чтобы господину Райзада стало очень, очень плохо. Я хочу, чтобы он умер. Пожалуйста, Богиня, пускай он умрет…