Всё о моем безумии

Проход между креслами был настолько узок, что реши она встать со своего места и чуть размять ноги, обязательно наткнулась бы на ту тучную блондинку или же сердитого господина, который выпил не меньше шести чашек чая и вот уже с полчаса ерзает на кресле. Никогда еще Кхуши не чувствовала себя такой свободной и скованной одновременно. Последнее следует воспринимать буквально. Находясь на высоте в несколько тысяч километров и пролетая над каким то очередным голубым пятном - то ли морем, то ли океаном - Кхуши сидела в глубоком кресле, зажатая мужскими локтями с левой и правой сторон. И почему она отказалась от места у окна? Или в проходе? Или… вообще, почему она решилась на все это? Так легко сдалась. И даже хуже того. И даже хуже… Поднос, накрытый прозрачной крышкой, пикетировал откуда-то сверху прямо на раскрытый столик. - Что это? – Она озадаченно поддела ногтем тонкий пластик и принялась изучать содержимое контейнера. - Еда, Кхуши. Ты ведь не настолько дикая и знаешь, что такое еда? - Вам еще не надоело? – девушка вяло огрызнулась в сторону и вернулась к предмету разговора. – Это бесплатно? Не хочу, чтобы на выходе с меня содрали деньги. - Не переживай, милая. Они сделали это с тобой на входе. – Сосед весело хохотнул и добавил: - Это бесплатно. Формально ты заплатила за еду, она была частью твоего билета. Твое место, место в багаже, налог на топливо, сервис, к слову, совершенно дерьмовый. Сама не захотела лететь бизнес классом, так что… - Я не могу это есть. - Пальчик говорившей погрузился в подтаявшее, чуть соленое масло и взметнул вверх. Кхуши с видом биолога, изучающего новый вид бактерии, осматривала перепачканную руку. - Я могу тебя покормить, - без тени иронии предложил мужчина. - Уверена, вам и без того хлопот хватает, - парировала Кхуши и, глядя в сторону прохода, продолжила: - Это не та еда, к которой я привыкла. - Перестань. Еда, одежда, язык, улицы, люди. Ничего больше не будет, как ты привыкла. Никаких дупатт и маминых голгапе. Это было твое решение, и все, что ждет тебя дальше, будет противоречить тому, что ты знала и любила дома. - Дома, - повторила Кхуши. Звучало горько. – У меня больше нет дома. Она нехотя отломила кусочек сдобной булки и после секундного размышления засунула его в рот. Масло и бекон так и остались лежать на подносе. До тех пор, пока ее мысли занимала еда, в голову не могло просочиться ничего другого. Кхуши нарочито растягивала трапезу, завершив ее пресным чаем, так отдаленно напоминавшим любимый напиток. А теперь сон. Спать-спать-спать. ХХХ Формально она могла остаться у тети. Деньги теперь потеряли статус проблемы, а дом… Это просто крыша и стены. Какая разница, будут они выкрашены в цвет яичной скорлупы или же мутно зеленый, как в комнате, что делили сестры. Здесь было относительно тихо, относительно спокойно, и вся ее жизнь могла идти дальше и быть вполне… относительной. Не будет больше сестры, мамы, тети. Закончатся джалеби в густом, как патока, сиропе. Забудутся привычные углы и щербины на таких знакомых лицах сварливых соседок. Она будет тихонько доживать в этом дряхлом, но пока еще вполне надежном доме и останется той, кем и ощущала себя в действительности. Подлой, жалкой дрянью. Такой же гнилой и дешевой, как и доски на тетиной веранде. Кхуши сложила ладони вместе и, прошептав два коротких слова, распахнула калитку. Раздался скрип, и наступила тишина. Она переложила небольшую сумку из правой руки в левую и шагнула внутрь. Дом встретил ее пыльной, прогорклой глухотой. Казалось, даже стены пропитал запах затхлости и одиночества, что плотным туманом окутал мебель, полки, картины и выделил на сизом фоне две женские фигуры, застигнутые за поздним обедом. - Мама, я вернулась. - Сумка мягко опустилась на дощатый пол. Ни единого скрипа, слова, взгляда. Комната восковых фигур, замерших на своих местах. Мельком, немного стыдясь этой мысли, Кхуши подумала, до чего постарела тетя. До чего изменился эта тихая, такая семейная и добрая комната. Так, словно все вокруг стало меньше, а сама она выросла в несколько раз. Или же наоборот, совсем крошка потерялась среди гротескных очертаний чужой жизни. Чужой. Вот то слово, что неприятно полоснуло по нервам. С какого-то страшного момента ее дом стал чужим, и понадобилось слишком много времени, чтобы принять это. - Ты кто? – хриплым, совершенно незнакомым голосом спросила Гарима. - Мама, ты не узнаешь меня? – Кхуши испуганно вздрогнула и в два шага преодолела расстояние между ними. Кто ты? И что делаешь в моем доме? - Некогда мягкий голос звучал прерывисто и резко. – Мама, тетя, это я. Ваша Кхуши. Ваша стрекоза. Лунатичка. Я вернулась, тетя. Почему вы на меня так смотрите? Ваша лунатичка приехала домой. Она накрыла ладонями руки матери и положила их себе на лицо - так, словно вдруг ослепшая женщина должна была почувствовать, всем телом ощутить близость своей девочки. - Мадхуматти, - обернувшись в сторону, кинула Гарима, - я не знаю эту девушку. Попроси ее не прикасаться ко мне. - Мама, - Кхуши крепче сжала ладони, - не пугай меня, пожалуйста. Это ведь я. Кхуши. Твоя дочка. - Кхуши… Кхуши… Дело в том, что у меня есть только одна дочь. Паяль. Другой дочери у меня нет, и кто ты такая, я не знаю. Не знаю и знать не хочу. Девушка вздрогнула, ощутив, как больно могут бить простые и внятные слова. Словно аккуратно выверенные удары, они достигали своей цели – два в голову, один по легким. И вот она лежит на полу и не может дышать. А все вокруг вращается перед ней, словно детская карусель и, кажется, что вот-вот стошнит. Отойдя в сторону, так, словно это расстояние поможет разглядеть все пространство, Кхуши качнула головой и прошептала что-то под нос. Совсем тихо. Не кому-то, а себе: - Как же так, мама? Как же так? ХХХ - Красавица, извольте просыпаться! – Настырный голос вырвал ее из липкого кошмара. За это определенно стоило поблагодарить Богиню и несколько бокалов вина вперемешку с чаем, что выпил ее сосед. – Кхуши, меня зовет природа и чувство долга, пропустишь? - Удивлена, что вам знакомо это самое чувство. - Она поджала ноги и целомудренно отвернулась в сторону. - Слушай, праведница, - наклонившись пониже, произнес мужчина, - на этом рейсе довольно просторные туалетные комнаты. Если скучаешь, то можешь составить мне компанию. - Не понимаю, о чем вы. – Кхуши грозно полоснула глазами пожилого соседа, спавшего по правую руку от нее, в надежде, что тот не может подслушать их разговор. - Ну разумеется, не понимаешь, - ухмылка преобразила и без того приятные черты, - Кхуши Кумари Гупта, ты прелесть что такое. Кажется, я начинаю понимать, что именно в тебе нашел Арнав. Отсалютовав двумя пальцами, мужчина отпрянул от сидения и удалился в переднюю часть самолета. Кхуши спокойно выдохнула, пересела к окну и натянула повязку с эмблемой авиакомпании на глаза. ХХХ В какой-то момент она перестала слышать все обидные, хлесткие слова. Не потому что они вдруг прекратили звучать. Не потому что тетя и мама вдруг замолчали. Не потому что Кхуши вдруг получила возможность сказать хоть что-то о том, каково ей было все эти месяцы. Она будто перестала слышать, оглохла на несколько драгоценных минут, будто сама Богиня дала своей любимице небольшую передышку. Кхуши сидела на краю дивана, боясь хоть немного углубиться в эту витиеватую, но такую наигранную драму. Тетя перебивала маму, та говорила в ответ, стараясь звучать еще громче, пока наконец они все не захлебнулись в потоке собственного гомона. - Кхуши, ты должна уйти, - резко выдохнула Мадхуматти. - А если я не хочу? Или, если мне некуда идти? Я хочу остаться вместе с вами. Понимаю, будет не просто, но… - Но что, Кхуши?! Но что?! После всего сделанного ты вернешься сюда как ни в чем ни бывало, а мы, Боже ж ты мой, и рады будем. Расцелуем нашу пропажу в щечки-яблочки и пойдем показывать тебя соседям? Бас, Кхуши! Бас! - Не принимайте. Нам всем будет непросто, но надо как-то жить дальше. Хотя бы сделать попытку. Вы моя семья, вы единственные, кто у меня остался, и я сделала так много, чтобы быть здесь. Я не могу уйти, даже не попытавшись. - Гарима, ну ты послушай, какая наглость. Наша куколка так много сделала. Ручки себе стерла, наверное, пока трудилась невесть где невесть как. Облекла позор на наш дом, разрушила семью, поставила репутацию Паяль под удар, я не говорю о том, что она сделала с Шаши, - женщина отвернулась в сторону и поправила косу, - не бывать этому, пока я жива, слышишь? Приехала, на все теплое, а мы с матерью должны надрываться и кормить еще один рот. И главное, кого? Дочь? Нет. Сестру? Нет. Племянницу? Подругу? Дорогую гостью? Ты нам никто, Кхуши. Подкидыш – приемыш. Смотри на меня, когда я с тобой говорю. Брат сделал тебе огромное одолжение, когда взял к себе домой. И не знал, какой монетой ему отплатит сиротка. Наконец выдохнув, она грузно опустилась в продавленное кресло. В комнате повисла напряженная тишина. - Меня не надо кормить, - пропустив все остальное мимо ушей, начала Кхуши, - этого от вас не нужно. Я… в некотором роде богата. Мама, у меня есть деньги. Много денег. - Гарима, ты слышишь, о чем бредит эта сумасшедшая… - Мадхуматти, помолчи. - Женская рука накрыла пухлое плечо. – Не горячись, пожалуйста, и дай мне сказать. – Пауза становилась все длиннее, и наконец после бесконечных минут она бросила глухое: - Мы так и не смогли убрать в твоей с Паяль комнате. Подумали, что будет лучше, если все останется как раньше. И ты права, будет не легко. ХХХ - Эксузьми, сеньорита, пресса, свежая пресса! – Стопка газет проплыла мимо Кхуши и плавно опустилась ей на колени. - Что это? – Короткий сон был таким же бестолковым как и в прошлые ночи. - Газеты, Кхуши. Ты же планируешь говорить на английском, я надеюсь? Или разовьешь язык жестов, а? У тебя могло бы получиться. Чтобы не спросили - стучишь себя по лбу, высовываешь язык и сводишь глаза в кучу. Прислушайся к совету, Аман дело говорит. Все поймут, до чего бэйби крэйзи, и отвалят ту слип, лишь бы не иметь с тобой дел. - Хамство - хороший способ не сталкиваться с реальной жизнью лицом к лицу, господин Аман. Просто потому, что за всеми масками, что вы носите, ваших намерений никто и не увидит. Иногда мне кажется, что вы ведете себя так, потому что вам страшно и одиноко. - Она брезгливо отодвинула кипу пожелтевших бумаг. - Кхуши, я ведь не рассказываю тебе о том, что кажется мне. Хотя бы попытайся насладиться жизнью. Мир был бы слишком скучным, прекрати мы надевать маски. - Скучным? А мне казалось, он стал бы честным и искренним, если бы мы больше не играли свои роли. - О серьезно? И давно ты у нас такая любительница правды? Я просто не заметил, когда успели произойти эти разительные перемены, Кхуши. Пока я выходил в туалет? О, или, может, в унитазе находится портал в параллельное измерение, и если слишком долго сидеть на толчке, то попадешь в другую вселенную? А что тут у нас, ммм? Тут девушка, которая не носила маски, не пыталась влюбить в себя своего босса, не была в сговоре с его братом, не облапошила его на круглую сумму и не подставила Арнава Сингх Райзада под удар. Смуглый ангелочек, честный и искренний. - Хватит. Все, что вы говорите… - Кхуши на секунду замялась, пытаясь подобрать дальнейшие слова. - Вы боитесь не меньше меня. Вам страшно, потому что вы обидели господина Арнава. Вы ведь Аман - лучший среди других людей и не хотите, не любите извиняться. А сейчас именно такой случай, когда надо. Вы боитесь, что ваш друг, возможно, единственный друг, не примет вашего раскаяния, или же, может, это даже хуже, что вы ему больше не нужны. Но еще больше вы боитесь того, кем сейчас стал господин Арнав. Вам страшно, что вы не узнаете его. Что он слишком долго был один и теперь стал тем, кого вы не захотите любить, оберегать и поддерживать. Вы так сильно боитесь, что сели со мной в этот самолет, лишь бы не быть в неизвестности и не ждать звонка или сообщения от меня. Позвонит. Не позвонит. Напишет. Не напишет. Поговорит. Не… - Заткнись, Кхуши. - Он зло посмотрел в сторону прохода. Дрожащие пальцы пробарабанили короткий ритм по железной пряжке ремня безопасности. – Я лечу с тобой только по одной причине. Понятие не имею, что Арни там себе надумал, сколько виски выпил и скольких баб перемацал, пялясь в потолок своей квартиры. Но если с тобой, бестолковой дурой, что-то произойдет в этом чертовом самолете... Если тебя кто-то обидит, или если ты подавишься солеными орешками и прилетишь в Лондон холодным синим трупиком, то Арнав, будь он хоть Зелибобой с улицы Сезам, этого мне никогда не простит. Я лечу с тобой, потому что и впрямь боюсь. Разбейся это корыто где-то в океане, лучше бы мне умереть вместе с тобой, чтобы не дай Бог, встретиться с Арнавом Сингх Райзада. - Вы не правы, - тонкими, дрожащими губами прошептала Кхуши. - Заткнись. Я понятия не имею, что ты сделала в прошлых жизнях, чтобы заслужить второй шанс. И знаешь что, я очень надеюсь, что Арни не купится на этот олений взгляд и сопли под носом и ни за что, слышишь, ни за что не будет тебя слушать. Кхуши отвернулась к маленькому круглому окошку. Все, что можно было разглядеть через него - облака, густые и плотные, висящие где-то прямо под самолетом. Хорошо, что было видно только это. Огоньки, контуры земли и воды ее пугали, каждый раз напоминая, как высоко они взлетели. И до чего больно будет падать вниз. - Кхуши, - уже спокойный, ровный голос окликнул девушку, - давай потренируем чтение? Ты ведь не очень знаешь английский, да? Несколько толстых выцветших газет опустились на раздвижной столик. ХХХ Та газета попалась ей случайно. Прямо с заглавной страницы на нее, чуть нахмурившись и сжав губы, смотрел Арнав Сингх Райзада. Его окружали огромные буквы, колонки цифр и хвалебные речи, а за глазами человека с обложки не было совсем ничего. То есть вообще ничего. Щемящая, тошнотворная пустота. Он открыл какую-то больницу, поразив всех не только грандиозностью идеи, но и собственной щедростью. Высохший, уставший, измученный человек, который не имел к Арнаву никакого отношения, рассказывал журналисту, что передает все дела своему брату и берет вынужденный перерыв. Чушь. Кхуши перевернула газету обложкой вниз и брезгливо откинула ее на пол. В этой статье было столько вранья, что даже совершенному идиоту должно быть понятно, что… Что, понятно, Кхуши? Что?! Она так устала за эти несколько дней в доме, что все чаще ловила себя на мысли вернуться обратно в Дели. Худой мир лучше доброй ссоры? Кто бы это ни сказал, он явно заблуждался. Со стороны казалось, что жизнь семьи Гупта потекла по привычному руслу не очень глубокой реки. Они занимались хозяйством, готовили еду, оплачивали счета и даже отдали долги мужу Паяль. И кстати, сестра снова стала разговаривать с ней, осторожно преодолевая все острые углы. О погоде, о ценах на овощи, о тихих радостях супружества. Однако во всей этой карусели, Кхуши чувствовала себя так, словно механизм включили, а она так и осталась за оградой. Словно все вокруг притворяются, и, стоит ей только выйти за пределы комнаты, тогда-то и начнется настоящая жизнь. С ее разговорами, сбивчивым дыханием и хоть каким-то проблеском эмоций. Но зайди она обратно, и мама снова отзеркалит ей вежливую натянутую улыбку. Такую же пресную, как халва для господина Арнава. О, Богиня, будь милосердной и остановись. Достаточно Зазнайки. Пускай он наконец покинет сводки новостей и ее голову в придачу. Кхуши вернулась с прогулки домой, перебирая в голове всех знакомых, которыми так дорожила раньше и которых так и не смогла навестить сейчас. Не нашла время, а может, не захотела его искать. Подойдя к двери, она услышала шум голосов и почти постучала о косяк, давая понять, что она уже дома, как рука безвольно опустилась. Мама и тетя разговаривали. Громко и живо спорили друг с другом, и в этом было бесконечно много прекрасного. Никаких резиновых фраз и натянутых взглядов. Живая, искренняя, поющая речь, что с детства звенела в этом доме. Она сжала руками края сальвар камиза и вытянулась в струну. Даже собственное дыхание казалось непростительным святотатством, что может помешать услышать родные голоса. - Газету я лучше выкину. Мне не нравится, когда этот человек находится рядом, пусть и на газете. Ну, посмотри на него, как мы сразу не поняли, что за Демон сидит в нем. - Да если бы мы знали, Гарима, Боже ж ты мой? От этого знания и танца не спляшешь. Хитрец ведь чужим именем назвался. А уж об Арнаве Малике судачил весь город и то, как дядя попер их из родного дома тоже каждая собака слышала. Ну что, скажи мне, разве хороших людей выгонят? С честными людьми случилось бы такое? Гнилью был, гнилью и остался. - Сестра, а ты никогда не думала, откуда у нее эти деньги? - Гарима, ты на солнце не слишком долго стояла сегодня? Я и без тебя знаю, откуда. И ты знаешь. И все соседи тоже знают. Нашла мне тайну великую. - И все же, это неправильно. У нас честный дом, и я не хочу пачкать его стены такой… такой… - Да какой, Гарима? Сколько лет Шаши кормил ее? Брат добрый был, на нее вечно деньги транжирил, а она вон чем отплатила. И теперь, Боже ж ты мой, это ее святая обязанность – содержать нас. И не только нас. Брак Паяль чуть не встал под угрозу из-за выходок этой… пигалицы. - Странно, что она вернулась обратно. Видимо, богатые предпочитают других женщин. Хоть бы в подоле не принесла, не уверена, смогу ли вынести еще какую-нибудь выходку этой… - Запомни, сестра. Богачи не заводят потомства с шавками. Наверняка у него и другая есть, для всех их ужинов в ресторанах. А Кхуши так, блажь. Мамаша у этого Арнава всегда слыла чудачкой. Небось, тоже шлюхой была, вот он и потянулся к такой же. - Хватит. - Кхуши почувствовала, что ее тело обмякло. Она осторожно держалась рукой за дверной проем, и только это давало возможность не упасть. – Пожалуйста, остановитесь. Неужели вам нравится говорить все это? Неужели вы действительно так думаете? – Она выдохнула и добавила так тихо, что казалось, никто в комнате не услышал: - Вы даже меня никогда не любили… - Мадхуматти, закрой дверь. Гарима отвернулась от окна и подошла вперед. Если бы не ее привычная, скованная походка, Кхуши ни за что бы не узнала ту женщину, что стояла перед ней. - Мама? – еле слышно пропищала Кхуши. - Тебе плохо? - Плохо. – Она коротко кивнула. – Очень плохо. Что бы я ни делала в своей жизни, у всего один исход – будет плохо. Не взяла бы я тебя тогда в наш дом – плохо. Соседи осудят, друзья не поймут, муж разговаривать со мной не будет. Привела – и снова плохо, Кхуши. Чтобы ты ни делала, все как рикошетом по мне било. Ты живешь себе, не о чем не думаешь, как куст, как обычный куст, и даже не знаешь, что твоя тень не дала прорасти другим растениям. С куста и пользы никакой, просто блажь. - Не надо, мама. - Нет, Кхуши. Это тебе не надо. Ты – не надо. Не любили тебя, говоришь? А за что любить-то тебя было? Ты хоть представляешь, как я жила все это время. Одна бродяжка, подкидыш, лишила меня всего. Лучше бы ты погибла с моей глупой сестрой. Я могла бы родить Шаши сына. Наследника. Но разве мы могли себе позволить еще одного ребенка? - Пожалуйста, мама, остановись… - Нет, Кхуши. Я так долго тебя слушала, что могу раз и сама сказать! Я вынуждена была кормить и одевать тебя, терпеть тебя рядом, потому что Шаши так привязался к бедняжке, что случись что, из дома бы выставили меня. Меня, понимаешь? Его жену, Кхуши. Ты хочешь знать, любила ли я тебя когда-нибудь? Может быть. Я не монстр, Кхуши. Я старалась сделать так, чтобы ты не чувствовала, себя лишней. Я терпела тебя – вот это верное слово. Даже терпеть иногда было непросто, так о какой любви ты говоришь? А сейчас, Кхуши. Я тебя ненавижу. Я ненавижу тебя за то, что испортила мою жизнь. Пришла, истоптала, изгадила и ходишь с видом мученицы. Ненавижу Шаши за его слепые глаза и большое сердце. Ненавижу Арнава Сингх Райзада, который одним своим появлением сломал все, что я так старательно строила. Ненавижу его мать, эту шлюху и ее грязную утробу, которая смогла выносить сына, а я так и осталась одна. Я вас всех ненавижу! - Ма… - Кхуши так и не закончила фразу. Едва ли эта женщина с перекошенным от ненависти лицом могла считаться ее матерью. Едва ли этот дом мог когда-то быть родным. Едва ли семья… Семья? Не было у нее больше никого! Ни одного человека, для которого можно было бы жить. Осталось лишь чудовищное чувство вины и ощущение брезгливости от самой себя. – Вы правы, Гарима, я не должна больше оставаться в этом доме. ХХХ Кхуши раньше не видела, чтобы строили такие высокие здания. Ни один нормальный человек не захочет жить так далеко от земли. Небо – удел птиц, и глупцы те, кто хотят приблизиться к ним. Она придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале холла. Выглядела, как побирушка, которую чудом пустили в подобный дом. Все тот же сальвар камиз и наспех собранная сумка. Она дотронулась до болтающейся у колена ноши, равнодушно отметив, что половина вещей так и осталась забытой в Лакхнау. Второй мыслью было то, что скучать по книжке, статуе Богини и красному сари она, несомненно, будет, но никогда не вернет их обратно. Физически не сможет коснуться предметов, которые провели какое-то время в том гнилом доме. И последняя, самая глупая и страшная мысль: даже случайно касаться собственного тела пока – выше ее сил. Двери лифта раскрылись, и Кхуши зашла внутрь. Разумеется, все три стены украшали зеркала. Кажется, в этом доме живут самые красивые люди, которые постоянно нуждаются в подтверждении собственной безупречности. А может, они просто боятся, что за поездку на десятый этаж их холеные лица перекосит от осознания, какую сумму они выложили за квартиру в этом доме. Жить надо на земле. Небо для птиц. Для птиц. Нужную дверь она нашла сразу. Даже не помня номер, она тотчас определила, где живет ее единственный союзник. Дубовое полотно холодного синего цвета выделялось и подчеркивало превосходство своего обладателя. Собственно, идя сюда, Кхуши и не ждала ничего другого. Задержав дыхание, как перед прыжком в воду, Кхуши нажала на звонок. По коридору разлилась тихая птичья трель. Да, эти люди определенно повернуты на птицах. - Добрый день, господин Аман, - выпалила Кхуши, когда на пороге появилась статная фигура, - мне нужна ваша помощь. Очень нужна. ХХХ - Просыпайся, бестолочь. – Аман щелкнул спящую по носу и, дождавшись, пока Кхуши откроет глаза, демонстративно показал на пустой салон самолета. - Приземлились. - Уже? Так быстро? – Стюардесса заглянула в салон и сказала что-то на английском. Аман лишь важно кивнул в ответ. - Кхуши, поднимайся. Пойдем на выход. Быстро… Ты весь полет ныла, как тебе хочется скорее опустить ноги на землю, а тут… - Я не могу подняться. - Тонкие, дрожащие пальцы вцепились в тканевую обивку кресла. - Задницей прилипла? – Участливо спросил Аман. - Я… мне очень страшно. - Отлипать всегда страшно, хочешь, помогу? – Он весело поднялся с места, демонстрируя полную готовность. - А вдруг он не захочет меня видеть, господин Аман? - Что значит вдруг, Кхуши? Совершенно точно – не захочет. - И что же мне тогда делать? - Что-что. Проявлять смекалку и сообразительность. Пойдем, научу.