В дальней комнате, где никогда не включают свет

Он долго мнется, не решаясь зайти в дом, прислушивается к каждому шороху, надеясь, что ему не придется подниматься наверх, но на первом этаже тихо, и Барнс идет к лестнице. Дверь в комнату Стива открыта настежь, как он ее и оставил, а Роджерс обнаруживается на прежнем месте. Он не спит, смотрит на вошедшего, и глаза у него красные, воспаленные, а губы искусаны и поджаты — Джеймс подмечает каждую деталь, понимая, что не он один не сомкнул глаз этой ночью. — Ты ведь не оставишь меня в покое, даже если я попрошу? — Стив сверлит его взглядом, словно надеется, что если будет достаточно убедителен, то Барнс уйдет. — Нет, — белозубо улыбается тот в ответ, но уверенности в нем ни на грош. — Что тебе от меня нужно? — Джеймс не готов к этому вопросу ранним утром субботы, да и в принципе к нему не готов, но все равно отвечает первое, что приходит на ум, надеясь, что Стив, распознающий искренность, сумеет услышать его правильно: — Я должен был присматривать за тобой. Я тебя подвел. Позволь мне искупить свою вину, — и весь поджимается, потому что — поначалу ему даже кажется, что это все еще не выветрился вчерашний хмель из головы, но нет — Стив смеется, и с каждой секундой все громче, и от этого смеха, больше похожего на стон раненого зверя, стынет кровь в жилах. А после Роджерс и вовсе откидывает одеяло в сторону, обнажая худые неподвижные ноги с острыми коленками, и застарелый шрам над правой вынуждает Джеймса отвести взгляд и накрепко стиснуть зубы, чтобы не расплакаться от отчаяния. — Ты не просто меня подвел, Барнс. Если бы не ты, всего этого бы не было. — И весь его вид говорит о том, что Джеймсу ничего уже не исправить. Барнс думает, что порой отчаяние заставляет людей совершать немыслимые поступки, потому что как иначе объяснить то, что он, вместо того чтобы послушаться и уйти, подходит к чужой постели, опускаясь с ней рядом и поворачиваясь спиной со словами: — Полезай быстрее, мать передала пирог к завтраку, не хочу, чтобы остыл, — и этим огорашивает Роджерса так сильно, что тот молчит еще с минуту, вынуждая Джеймса занервничать пуще прежнего, а после несмело тычет его в плечо. — Ты совсем дурак? — это совсем не то, что Стив планировал ему сказать, хотя достаточно близко. — Тебе необязательно меня тащить, я сам могу. — Но так быстрее, — откликается Барнс, молясь, чтобы Роджерс позволил ему эту малость. — Пирог, Стив, пи-рог. Джеймс в своем отчаянии храбр и безрассуден настолько, что несет полную околесицу, но это срабатывает, потому что Роджерс тянется за брюками и долго возится, пытаясь их натянуть, но Джеймс не поворачивается, так и сидит возле кровати, потому что помогать в таких личных вещах Стив ему точно уж не разрешит и только обозлится, если тот полезет с подобными предложениями. Когда на его плечи несмело ложатся узкие ладони, он вздрагивает. Роджерс дышит ему в затылок, сцепляя руки в замок на его шее и сдвигаясь ближе. Он подхватывает Стива под коленями, вынуждая лечь грудью ему на спину и моля всех святых о том, чтобы координация его не подвела, и осторожно поднимается. Стив не весит ничего, Стив тяжелым грузом висит на его совести, и каждая ступень лестницы похожа на хождение по битому стеклу, но Барнс не подает вида, как напуган, осторожно ступая вниз. — Нужно в ванную, — раздается над ухом, и Джим думает, что это хороший знак. Роджерс позволяет ему быть полезным, и, покуда это так, Джеймс останется рядом.