В дальней комнате, где никогда не включают свет

Привыкать к этой новой, поделенной на двоих жизни приходится Джеймсу. Стив, тоненьким деревцем тянущийся к теплу, рад ему, и от этого больно физически. Наверное, Барнс предпочел бы вымаливать прощение раз за разом, стоя на коленях, предпочел бы сносить постоянные отказы, чем выносить эту молчаливую радость при каждом своем появлении: стоит ему показаться в дверном проеме дальней спальни на втором этаже ранним утром, как лицо Роджерса освещается таким восторгом, который Барнс, как он думает сам, не заслужил. Только оптимизма Стива хватает на них двоих, и со временем Джеймс перестает пытать себя чувством вины, однако никогда о ней не забывая. Стив позволяет ему многое, точнее, никогда не говорит и слова против, если Джеймсу нужно отлучиться по делам или улизнуть на очередное свидание. Только с каждым разом уходить Барнсу все труднее, но реальная жизнь там, за стенами, и не уйти он не может. — Мне выделили пенсию, — однажды сообщает Роджерс, — небольшую, но я смогу оплачивать твои услуги. Джеймс готовит обед и едва не отрезает собственный палец, когда слышит эти слова. И плевать, что Роджерс прав: Барнс крепкий, молодой, перспективный, он может и должен зарабатывать для себя и своей семьи, а не торчать тут денно и нощно, ухаживая за Стивом, только чужое предложение костью становится в глотке, и он сипит: — Нет необходимости. Я работаю по ночам, — и, уже прокашлявшись, четко и доступно объясняет, замечая гнев, расползающийся по бледному лицу Стива. — Помогаю разгружать вагоны, там хорошо платят. Стив думает, что ослышался, но синяки под чужими глазами — последствия гульбы и свиданий, как ему казалось раньше, теперь прямым доказательством чужой усталости бьют в лоб, заставляя злиться. — Барнс, какого черта? Ты целыми днями возишься со мной, а после отправляешься на работу? Как ты вообще на ногах стоишь? — Джеймс не понимает, гнев это или забота, но, зная Роджерса, голосует за второе. У него есть множество объяснений, но Барнс знает, что Стив не примет ни одного, поэтому молчит, позволяя тому высказать все, что ему хочется. — Я не настолько беспомощен, чтобы ты тратил на меня столько времени, — Роджерс звучит убедительно, но дрожащие пальцы, тарабанящие по столешнице, выдают его с головой. — Тебя не было достаточно, чтобы я привык быть один, — и это самый хреновый аргумент из всех, которые Барнс планировал услышать. Стив и сам понимает, что сказал что-то не то, поэтому запинается, уставившись на собственные руки и больше не поднимая на Баки глаз. — Если моих денег хватит, чтобы тебе не пришлось работать, ты их возьмешь? — наконец шепчет он, и сердце Джеймса пропускает удар. — Мне некуда их тратить, и… было бы здорово, если бы ты был рядом почаще и не напоминал живой труп. Стив смеется, но ни одному из них не смешно на самом деле. Джеймсу хочется объяснить Роджерсу, что это он должен платить Стиву, а не наоборот, и ухаживать за ним ему в радость, только слов слишком много и каждое может быть понято превратно, потому что он и сам путается в собственных мыслях, поэтому Барнс молча протягивает руку, накрывая чужую ладонь своей и осторожно сжимает тонкие пальцы. Роджерс моментально краснеет до кончика носа, и это чертовски забавно, потому что Барнс тоже чувствует кровь, прилившую к щекам. — Ну ты бы хоть руки помыл, — недовольно возводит глаза к потолку Стив: пальцы у Барнса в земле, и обе их руки теперь местами мокрые и все в грязи, но это пустяки, и Роджерс не сердится в самом деле. Вон какая улыбка от уха до уха.