В дальней комнате, где никогда не включают свет

Зарисовки Стива из жизни улицы не выходят у Джеймса из головы и толкают на решительные действия. Он пропадает несколько ночей подряд, устает как черт, тягая неподъемные мешки — «Стив, прости, горячая ночка, мне нужно отлежаться немного» и обязательное задорное подмигивание, чтобы Роджес не догадался, где он был на самом деле и что там делал — но все-таки собирает достаточно денег для осуществления своего плана. * Таких кресел не выпускают с пятнадцатого года, но оно изящное, тонкое, красивое, непременно понравится и подойдет Стиву, если о таких вещах вообще принято говорить «подойдет», и Джеймсу удается выкупить его у старьевщика, сохранив еще пару долларов на уютный плед и подушку. Он лишь надеется, что Стив примет его подарок, что отнесется к нему с пониманием, но сердце все равно болит, потому что обидеть Роджерса проще простого, но не это у него на уме, совсем не это. Он осторожно вкатывает коляску в дом, ставит ее возле окна и идет будить Стива. * Барнс готовится к любой реакции, кроме той, что происходит. У Стива пытливый взгляд, цепляющийся за каждую деталь, и ни капли ужаса или отвращения на лице. Но зато в глазах плещется море грусти, и Джеймс, разумеется, понимает, в чем причина, но внезапно оказывается неправ в своем предположении. — Тебе тяжело меня носить? — О господи, Роджерс, нет! — и это действительно так: Стив легкий, как пушинка, а помогать ему давно уже стало привычкой, которая не утомляет. Которую просто не замечаешь. Но у Роджерса поджатые губы, и он ждет более четкого ответа. — Я думал, мы могли бы выбраться на улицу, — и весь интерес к коляске моментально исчезает из взгляда Стива, лицо которого одномоментно становится таким суровым, каким Барнс его ни разу не видел. — Я не хочу на улицу, — но Джеймс ведь знает, что это неправда. Стив хочет, Барнс видел его рисунки. — Количество старой миссис Хоггинс из дома напротив на твоих рисунках зашкаливат, Роджерс, нам нужны новые лица, — и это то, почему никто никогда не может долго сердиться на Баки: он обезаруживающе внезапен в своей аргументации. Так и сейчас: Стив давится смешком и полным негодования пыхтением и все-таки проигрывает смеху. Но Стив более чем проницателен, поэтому он слышит невысказанное: я знаю, как ты хочешь наружу, давай сделаем это более простым для нас обоих. — Я скажу, когда буду готов, — обещает он, но проходят дни, и Роджерс больше не смотрит ни в сторону коляски, ни даже в сторону окон. Он много читает, словно книжная обложка — достаточная защита от попыток Барнса вернуть его в реальный мир, но Джеймс не торопится и не настаивает. Покрывает кресло лаком, смазывает спицы и ждет. И однажды Роджерс откладывает книгу, с решительным видом сообщая ему, что они отправляются гулять. На улице уже темно, но для первого раза темнота — то, что надо. Роджерса хватает на большее, нежели глотать прохладный вечерний воздух с такими глазами, словно дома он и не дышал, что, в сущности, чудовищная правда, которая очередным ножом вонзается прямо в сердце Барнса. — Мы могли бы увидеть Винифред, если твоя семья еще не спит? — и это так неожиданно, что застывает уже Баки, и Стиву приходится подергать его за рукав, привлекая к себе внимание и выводя из оцепенения. Да даже если бы все члены его семьи уже видели десятый сон, Джим поднял бы всех на ноги. На глазах Винифред слезы, а на лице Бекс нечитаемое выражение, но в этот вечер она мягка с Джеймсом как никогда, и в этом тоже заслуга Роджерса. — Ты хорошо справляешься, — шепчет она брату на ухо, улучив момент, и Барнс пытается не улыбаться, но у него не выходит: слишком радостна ему эта похвала, слишком бесценна. В тот вечер они много едят и смеются, Роджерс выглядит намного живее, чем обычно, и домой они возвращаются в отличном настроении. — Это была хорошая идея, — наконец признает Стив, пока Джим помогает ему перебраться в постель. — Это мы еще в город не выбирались, — Джеймс пытается вечной улыбкой проигнорировать проступившее нечитаемое выражение лица Стива, и тот сдается, а глаза у него становятся мечтательными, пусть и лишь на доли секунд. — Спокойной ночи, Роджерс. В эту ночь оба спят крепко, и Стиву снятся улицы Нью-Йорка, которые снова ближе, чем он привык заставлять себя думать. И хотя он понимает, что все равно немного напуган, даже во сне Джеймс рядом, держит его за руку, и все страхи, подчиняясь его теплу, тут же становятся глупыми и необоснованными.