В дальней комнате, где никогда не включают свет

Джеймс понимает, что это была лучшая его идея, когда Роджерс растягивается на песке и блаженно прикрывает глаза. Его лицо настолько умиротворенное, что у Барнса, успевшего расстроиться, что добрались они сюда ближе к вечеру, упустив полуденную жару, настроение тоже возвращается в норму. Пляж огромный, но он плюхается рядом со Стивом, толкая его в бок: — Подвинься, — и улыбается, потому что сопляк действительно осторожно отодвигается в сторону, уступая ему место и только секундой спустя понимая, что его разыграли. Он пытается дать Джеймсу локтем по ребрам в ответ, но выходит неловко, и они оба оказываются покрыты взметнувшимся за рукавом рубашки Стива песком, и пока Баки отплевывается и отряхивает его с лица, Роджерс прищуривается, разглядывая его из-под ресниц, и тихо произносит: — Спасибо, — и у Барнса замирает сердце. Нет, разумеется, Роджерс благодарил его и раньше, только в этот раз это слышится по-другому. Стив благодарит не за пляж, не за то, что Баки его сюда притащил, и даже не за то, что сумел вытащить его из дома. Стив благодарит за терпение и заботу, за бесчисленные попытки помочь и поддержать, за неотступное пребывание рядом и умение простить и понять его плохое настроение и преследующие его страхи. Стив благодарит Баки за то, что тот не сдается, и это возвращает Джеймсу силу, которая, как ему казалось утром, истощилась в нем полностью. Они валяются на песке до самого заката, лениво переговариваясь о разных пустяках, и Джеймс не помнит, чтобы чувствовал себя счастливее когда-либо. Что видел Роджерса хоть раз радостней, чем сегодня. * У Роджерса такое удивленное лицо, словно он и сам до конца не верит, что решился на подобное. Джеймс аккуратно вносит его в воду, еще теплую, как парное молоко, и придерживает над поверхностью, пока Стив пытается освоиться в новом пространстве. Роджерс не цепляется за него и не пугается новых условий, зная, что Баки его держит, и осторожно опускает руки в воду, укладываясь грудью на волны. Стива распирает от счастья, и ночной воздух взрывается его смехом. Джеймс не видит его лица, стоя за спиной, но слышит смех и улыбается в ответ. В груди беспощадно щекочет невыразимая на словах нежность, и впервые с того самого дня чувство вины покидает его полностью. Конечно, оно вернется, Баки и не надеется избавиться от него окончательно, но сейчас он чувствует себя свободным, и от этого безумно, восхитительно, потрясающе хорошо. Он стискивает Роджерса в руках и поспешно разжимает хватку, когда тот нарочито недовольным тоном просит не ломать себе ребра. * Это нельзя назвать плаванием, потому что Джеймс возится со Стивом, не отходя ни на шаг, но у Роджерса сильные руки, привыкшие к постоянным перемещениям за годы жизни без коляски, и он умудряется держаться на поверхности по полминуты, нарезая маленькие круги вокруг Баки, прежде чем ему приходится за него ухватиться. — Давай, отойди подальше, — Джеймс не уверен, что это неопасно, но у Роджерса такое счастливое лицо, что отказать ему невозможно, — а я подплыву к тебе, не бойся, если что-то случится, я позову. Баки отходит на несколько метров, вслушиваясь в плеск воды и шумное дыхание Стива за спиной, и едва не начинает орать от испуга, когда оборачивается и теряет Роджерса из виду. Чертов придурок решил проплыть по дну, пугая его, как в детстве, но сейчас это ни хрена не смешно, и хотя Баки заставляет себя успокоиться, сердце все равно начинает неистово колотиться в груди, а в ушах звенит от напряжения. Когда руки Роджерса хватают его за голени, он дергается не от страха, разумеется, не от страха, а от невыразимого облегчения, но Стив, кажется, счастлив, думая, что сумел его напугать, потому что, когда он выныривает, на его лице столько эмоций, что Баки замирает, оглушенный ими, не в силах начать ругаться на чужую безответственность. Просто вытаскивает Стива за плечи из воды, подтягивая под бедра, и говорит: — Ну все, хватит на сегодня, вода остывает, — и Роджерс согласно кивает, обнимая его за шею и опуская голову ему на плечо: и в самом деле устал, пусть и счастлив до одурения. Стив скользкий и холодный, жмется к нему, пока Джеймс осторожно шагает в воде, вытаскивая их на берег, и его учащенное после подводного плавания дыхание то и дело опаляет ему шею и ухо. Джеймс не успевает понять, в какой момент это происходит: просто тело реагирует быстрее головы, и он едва не роняет их обоих в воду от неожиданности. Он подтягивает Стива повыше, моля всех богов, чьи имена пытается перечислять в попытке успокоиться, чтобы Роджерс ничего не почувствовал. Вероятность нулевая, но она есть, и от этого Джеймсу не по себе так, что он умудряется запнуться второй раз, все-таки их опрокидывая. — Посиди здесь, — Стив не замечает ничего необычного, даже не ругается за внезапный полет в воду, согласно кивает и устраивается на мелководье, и Джеймс разворачивается, уходя обратно на глубину, — ты поплавал, теперь моя очередь. Вода теплая, парная, и это ни черта не помогает. Барнс гоняет себя десять минут под ободрительные крики Стива с берега, которые помогают и того меньше, и пытается понять, как это могло произойти. Разум услужливо подкидывает ощущение прижавшегося к нему спиной роджерсова тела и его рук, закинутых ему на плечи, контакта кожи с кожей, сглаженного водой, и Джеймс стонет в голос: в плавках невыносимо жмет, и как показаться на береге в таком виде, он не имеет представления. Ровно как и о том, как переодеваться перед Стивом в сухую одежду, ведь белье придется снять, и тогда только слепой не заметит его положения. А Роджерс не слепой. Из ужасной ситуации его спасает сам Стив. Он зовет с берега: — Барнс, давай быстрее, холодает, — и понимание, что Роджерс очень быстро может заболеть, гасит в нем все остальные эмоции моментально. На белое тело друга, мелькающее перед глазами, пока тот натягивает одежду, Джеймс предусмотрительно старается не смотреть.