В дальней комнате, где никогда не включают свет

Хуже становится одновременно обоим: Роджерс предугадываемо валится с простудой после ночного купания, Баки впадает в самобичевание и вину, когда все попытки хоть как-то обелить себя в собственных же глазах проваливаются окончательно. Он ночует на матрасе у постели Стива на случай, если тому станет хуже, и упускает момент, когда заболевает сам. * Ему снится песок пляжа Кони Айленд, раскаленный, жаркий, обжигающий, до воды, чтобы окунуться и смыть иссушающий зной, слишком далеко, и сил добраться никаких. Барнс мечется из стороны в сторону, проклиная солнце, а после чувствует прохладное прикосновение к своему лицу и блаженно выдыхает. — Эй, Барнс, — раздается голос сверху, и его накрывает тенью, — проснись. — И он послушно открывает глаза, выныривая из сна и не сразу понимая, где он находится и почему тело так беспощадно знобит. Рождерс свешивается с постели, протягивая к нему руку, и касается ладонью его лба. — Мне кажется, ты заболел. И выглядит при этом и сам не лучше: светлые волосы слиплись на взмокшем лбу, глаза больные и воспаленные. Джеймсу не нужно долго всматриваться в чужое лицо, чтобы определить свои дальнейшие действия, и он опирается рукой о кровать и порывается встать, но шатает немилосердно, и он валится обратно. — Плохо дело, — хрипит он, разглядывая цветные пятна, мелькающие на обратной стороне век, — дай мне пять минут, я попытаюсь снова. Но Барнс не поднимается, потому что болезненная дрема отнимает у него эту возможность, и Стив еще несколько минут задумчиво кусает губы, думая, что же им предпринять. Это первый раз, когда они поменялись местами, и не то чтобы Роджерс боится не справиться, просто справляться прежде ему никогда не приходилось, и ответственность кажется ему огромной. Осознание, как много взял на себя Джеймс в попытке о нем заботиться, бьет обухом по голове, и он пораженно замирает, а ощущение благодарности вспыхивает в нем ярким огнем и придает сил. Это первый день, когда Стив ухаживает за кем-то, первый, когда он не обуза, а тот, кто может сделать что-то полезное, и он даже не чувствует собственной усталости, переполненный ощущением важности порученной ему миссии. И хотя никто ее ему не поручал, и, возможно, он получит от Баки нагоняй за самодеятельность, Стив все равно чувствует себя потрясающе необходимым, и от этого его распирает восторгом, как шарик воздухом. Перетащить Барнса на постель удается, лишь растолкав его до состояния послушного тела, но даже с этим он справляется на отлично. Полотенца, вода, лекарства, прохладная тряпка на чужой лоб, попытки накормить — бесконечный список дел, выполненный стопроцентно, и только понимание, что Баки делает это постоянно и не жалуется, немного омрачает его эйфорию. — Спасибо, — Джеймс вот-вот уснет снова, но успевает поблагодарить его за помощь, пусть лицо у него и до смешного недовольное тем, что это Стив ухаживает за ним, а не наоборот, и Роджерс думает, а как часто он сам благодарил Баки за каждодневный неутомимый труд, за постоянную безропотную рутину, умудряясь даже злиться на факт заботы. Ему немного стыдно, но понимание того, что он все-таки осознал широту чужой души, заставляет стыд смениться четким желанием отныне не просто принимать заботу как должное, а быть за нее благодарным. И максимально полезным в ответ, если есть что-то, в чем Стив может пригодиться Джеймсу. Роджерс засыпает в кресле, сидя у постели спящего Барнса, и упускает момент, когда они снова меняются местами. Джеймс аккуратно переносит его на кровать, логично рассудив, что больной больного заразить не может, и бесшумно ложится рядом. Сил нет никаких, и даже перемещение ничего не весящего Стива выходит ему боком. Он думает, что нужно позвать Винифред на случай, если завтра им обоим станет хуже, но подняться уже не получается. Даже накрыть простуженного сопляка, вопреки барнсову недовольству ухаживающего за ним весь день, наплевав на собственную простуду, одеялом. Какие же мы идиоты, думает он, прежде чем снова нырнуть в исцеляющий любые болезни сон, но на сердце все равно теплеет от осознания, как ему повезло с другом.