В дальней комнате, где никогда не включают свет

Однажды карандаш в руке Роджерса ломается напополам: пустой, негромкий щелчок и едва слышный мат, раздавшийся следом. Джеймс удивленно поднимает глаза от обуви, которую начищал, сидя рядом с диваном на полу, и сглатывает горькой слюной шутку на тему того, что кто-то сегодня не в меру криворукий. У Стива бледное лицо, дрожащие губы и испуганные глаза. А правая рука неподвижно лежит на альбомном листе, пока пальцы левой медленно вынимают остатки карандаша из раскрытой ладони, а после осторожно трогают, ощупывая, каждый сантиметр кожи от костяшек до самого локтя. Как пес мертвого хозяина, некстати приходит на ум сравнение, и Джеймс чувствует, как пересыхает в горле. — Эй-эй, — зовет он, становясь на колени рядом с диваном, — что случилось? Но Стив молчит, только смотрит неотрывно на собственную руку, и Барнсу приходится потянуть его за штанину. — Что случилось? — еще раз пробует он, прежде чем перевести взгляд на вцепившиеся в правое плечо пальцы. Ему приходится применить силу, чтобы разжать их, и Стив не особо помогает, но наконец отвечает: — Я руку не чувствую, — Джеймс оседает на пол там же, где стоял, впервые не представляя, что нужно делать. — Это не первый раз, — Роджерс белый как мел и не смотрит в его сторону, разглядывая застывшие измазанные в грифеле пальцы, — просто всегда проходило, а сейчас нет. — Как долго? — чем больше фактов, тем лучше, думает Барнс, он отвлекается на вопросы и запрещает себе паниковать. — Минут пятнадцать, — и в этот раз белеет лицом уже Джеймс. — И ты молчал? Все это время молчал? — оставлять Стива одного хреновая идея, но Баки поднимается, целует Роджерса в лоб и просит не творить глупостей, пока он не вернется, а после поспешно выскакивает из дома и бежит к матери. — Еще бы попросил никуда не уходить, — невесело смеется Роджерс в пустоту, но смешок выходит похожим на спазм, а после к горлу подступает комок, и он все-таки плачет. Капитан с не прорисованной до конца улыбкой смотрит на него с листа, и это кажется ему чертовски ироничным: возможно, им обоим уже не суждено улыбнуться. Капитану, потому что Стив не справляется с карандашом. Стиву, потому что улыбаться, глядя на то, как отказывает собственное тело, кажется ему непосильным. * Авраам Эрскин скорей ученый, нежели доктор, и, может, именно по этой причине он отказывается от денег, когда миссис Барнс и Джеймс приходят к нему с просьбой осмотреть Стива. — Я уж было подумал, что и тут мне никуда не деться от молодых людей, желающих избежать призыва в армию, — у доктора смешной акцент, но никто не улыбается. В Европе идет война, от которой люди бегут за океан, и опасения Эрскина звучат вполне обоснованно: Джеймс крепкий, молодой, красивый, такому вряд ли хочется на войну. — Но должен вас предупредить, сфера моих исследований может оказаться бесполезной в вашем случае, и, возможно, имеет смысл обратиться к соответствующему специалисту сейчас, не тратя время, которого у мальчика может и не быть. Баки злится, слыша это, сжимает кулаки, и Винифред выталкивает его за дверь, взяв все вопросы на себя. Он успевает трижды обойти больницу и едва не стереть подошвы, топачась под дверью, к моменту, когда мать наконец выходит, но на ней нет лица, и Барнс не задает вопросов, потому что совсем не готов к ответам. По пути домой он заглядывает во все места, где требуются рабочие: сколько бы денег ни потребовалось, он заработает все до последнего цента. Сделает все, что потребуется. * Стив кривит губы в подобии улыбки, когда Джеймс сообщает, что они нашли врача, но его глаза остаются грустными. И ночью Барнс делает вид, что спит, оставляя ему возможность выплакать свою боль и не быть на ней пойманным, и не пытается обнять: Стив отодвигается, пряча неподвижную руку, и не позволяет к себе прикасаться. И просит Барнса выйти, когда их наконец посещает доктор.