Forever is not enough

У этой галлы рыжая шерсть. Пушистая такая, брюхо ее – светло-бежевое. Наверняка она очень мягкая, если коснуться, провести рукой. В маленьких черных глазах отражался край неба, неровные облака, плывущие над смешной рогатой головой. Эллана рассматривала тварь из своего окна, прислонившись к холодному стеклу щекой. Дикарка укуталась в одеяло, свеча горела за ее спиной, давая блики, медленно ползущие по гладкой поверхности. Эльфийка проснулась в середине ночи, потому что за окном послышался странно знакомый шум копыт. Необычно. Эллана рассматривала в окно галлу, чья наглая морда была закована в золотую узду. Животное пару раз повернулось в ее сторону, и девушка весело помахала ему рукой. Галлы ее клана были совсем другими. Не такими крупными, не такими пушистыми и совсем не рыжими. Простые белые галлы с чудно закрученными рогами и маленькими черными глазками, обычные галлы, что понимали все с полуслова. Эта – диковинная. Ночь выдалась теплой, галла переступала с ноги на ногу, нетерпеливо рассматривая горящие светом окна. Рабы привязали ее к стойлу, вокруг не было травки, чтобы она могла пожевать, дожидаясь хозяина. Эльфийка сочувственно глядела на животное, порабощенное теми же людьми. Хотя, кто может знать… Наверное, такие галлы рождаются только в неволе, напрочь лишенные всех инстинктов, лишенные ощущения свободы и ее желания. Им хорошо и в загоне. Слуги суетились за дверью, Эллана то и дело слышала громкий голос Магнолии. Когда случалось что-то срочное, она превращалась в дикую фурию, командовала домом, слугами, ветром, шаставшим из комнаты в комнату. Эльфийка снова опустилась на холодную кровать, прижав к себе жесткую подушку. Девушка смотрела на волка над своей головой, затем медленно повернулась к окну, снова рассматривая раздосадованную почему-то галлу. Может, она расстроилась из-за того, что Эллана больше ей не машет? Дверь с грохотом ударилась о стену. Магнолия распахнула ее ногой, одним точным ударом попав в самый центр. Ее седеющие рыжие волосы растрепались, выглядывали из-под аккуратного белого чепчика. Эллана не повернулась к ней, чтобы еще раз поздороваться и спросить что стряслось, почему женщина ворвалась сюда посреди ночи. Она смотрела в потолок. – Он хочет тебя видеть, – сказала рабыня громко. – Давай, давай. – А, может, я сплю, – ответила эльфийка. – Что теперь, вскакивать с места? – Теперь давай просыпайся и вскакивай, – говорила Магнолия. – Ну и вопросики у тебя, Эллана. Надень это побыстрее, не стесняйся. Она кинула на кровать какие-то тряпки, и скудный свет единственной свечи не мог позволить Эллане разглядеть их. Девушка поймала в воздухе одну из вещиц. Короткий топ, что должен облегать грудь неприлично плотно и противно. Вторая вещь, брошенная ей словно кость псу, оказалась не менее смелой юбкой, пристающей к бедрам. Два широких разреза спереди оголяли ноги, полупрозрачная белая ткань не могла укрыть и одной части тела. Два массивных золотых браслета, похожих на кандалы, Магнолия аккуратно положила на стол. В свете блеснул черный кожаный ошейник, окантованный золотой нитью, изображавший легкий кружевной узор. Эллана приподнялась над подушкой, вперив недовольный взгляд в позднюю гостью. – Он собрался, что, издеваться надо мной? – спросила дикарка, разглядывая белые вещи. – Я не собираюсь это надевать. – Упрямая девка, – шикнула эльфийка. – Поднимай зад и одевайся, Эллана, или у всех нас из-за тебя будут проблемы. И она встала. Свесила ноги с кровати, поставила их на пол, чувствуя его холод, ненавидя себя за послушание. Эллана оглянулась через плечо, чтобы снова посмотреть на пасущуюся на улице галлу. Взгляд животного стал сочувствующим, или так казалось в накатывающей на землю темноте. Может быть, жестокая тварюга смеялась над рабыней, ухмылялась, зная, что они в одной лодке, а, может быть, она и плакала, думая об этом… Не разобрать. Дикарку не пришлось уговаривать. Она надела изящный откровенный костюм, рассматривая в зеркало собственные бедра, выглядывавшие из вырезов юбки. Кожа ее казалась смуглее, если сравнивать ее с контрастно белой тканью. Унизительно. Эллана закусила губу, когда рабыня помогла ей застегнуть ошейник. Самым страшным девушке казалось именно то, что за ее гордость и упрямство придется поплатиться кому-то другому. Будь то ее родные, новоприобретенные собратья по несчастью или совершенно незнакомые ей люди. Лучше успокоить дикий нрав и поддаться, защищая не только свою, но и чужие жизни. – Прекрасно выглядишь, будто самая дорогая из наложниц на рынке, – говорила Магнолия, пока эльфийка смущенно осматривала свое отражение. – Пошли, пошли скорее, пока они еще там. Сомнительный комплимент закрался дикарке прямо в душу. Самая дорогая из наложниц… Он чувствуется. Чувствуется запах угнетения. Дикарка больше не эльф, не свободное существо, но вещь. Ею хвалятся, точно дорогой античной вазой, гнедой кобылкой, купленной совсем недавно, купленной за огромные деньги. Может быть, большего Эллана теперь и не стоит? – Кто «они»? – спросила девушка, щурясь от яркого света. – Господа, конечно. Они забрели в гости к хозяину, – громко сказала рабыня. – Так иногда бывает, не волнуйся, ничего серьезного. Возможно, что ничего. Потому что у Магнолии любое происшествие считалось серьезным, и если она говорила: «ничего страшного», значит, страшного, действительно, ничего не было. По пути Эллана рассматривала собственные руки. Запястья кажутся такими маленькими в этих браслетах, совсем крохотными… Словно она – куколка, уже не живой человек. Рабыня вела ее прямиком к обеденному залу, в который девушка заглядывала крайне редко. Мозаика под ногами сменилась обычной плиткой. Стройные ромбики серого и желтого цветов прислонялись друг к другу спинами, составляя дорогу в обитель магов. Магнолия потянула на себя дверь, но заходить не стала. Она подтолкнула Эллану вперед, старательно избегая яркого света, лившегося из щели меж дверей. – Да зачем я им понадобилась? – явно волнуясь, спросила Эллана. – Не знаю. И только сейчас, когда рыжеволосая эльфийка уже захлопнула дверь перед носом Элланы, девушка заметила легкую дрожь, объявшую ее пальцы, что уже покрывались морщинками. Магнолия нервничала, хотя уверяла свою подопечную в том, что все хорошо, все так, как должно быть. Она словно забросила мышь в клетку с голодными совами, забросила и отвернулась, чтобы не оправдываться перед нею, чтобы не видеть предсказуемого финала. За спиной девушки слышался смех, и ее громкое появление не произвело никакого эффекта. Потому что Эллана – обычная рабыня, низшая ступень в обществе, что ценит существо лишь за класс, к которому оно принадлежит. Дикарка снова выпрямила спину, решив, что уж перед их лицами она покажется смелой. Эльфийка повернулась вперед, сделав пару уверенных шагов-прыжков. Словно она в лесу, перепрыгивает торчащие из земли корни. – Да ты просто не видел, – говорила уже знакомая Эллане Андруил. – Какая шерсть у этой галлы! Клянусь Тенью, она вся золотая! Вся! Золотая! – Я тоже видел, – громко признался Диртамен. – Но тебе ее все равно не изловить. Говорят, она только к дикарям подходит, чтобы подкормиться или поласкаться, точно не знаю, что там у нее на уме. – Значит, нужно выловить всех дикарей. Закончив свою реплику, Фалон’Дин тут же повернулся к ней, к Эллане. Его черные глаза, казалось, не выражают никакого интереса, но тонкие пальцы еле заметно вздрогнули, словно он только что ударил по струнам. Эльф приподнялся в кресле. Они здесь не такие изящные, как в логове вычурной Андруил. Самые простые, деревянные. Разве что спинки у них резные. За спиной Фалон’Дина – сова, у его брата – ширококрылый ворон. Андруил прислонялась к уже полюбившемуся ей зайцу, а незнакомый Эллане эльф спинку своего кресла загораживал. Фен’Харел широко улыбнулся. Его рыжие волосы теперь были распущены, они струились по плечам, как у молодой и разнузданной девицы, что разморилась под жарким солнцем Арлатана. Серебряная заколка стягивала часть их на его затылке, но непослушные пряди все же падали на лицо, закрывая обзор... Удивительно красивое в этом желтовато-зеленом свете лицо. – А вот и она, – сказал маг громко и весело. – Мы ждали тебя целую вечность, Эллана. Имя ему сказала «надзирательница» над рабами, потому что сама дикарка так и не назвалась. Девушка смотрела хозяину в глаза, решая, почему они ее ждали. Взгляд ее стал наигранно виноватым, и эванурисы понимающе переглянулись. Они привыкли к тому, что рабы их боятся, привыкли заставлять их краснеть. Фалон’Дин довольно сощурился, понимая, что девчонка горда, но не глупа, как ему казалось раньше. – Сыграй нам, – сказал хозяин, махнув рукой в сторону лютни, лежавшей посреди зала. – Что-нибудь живенькое. – Сыграй что-нибудь из ваших диких песенок, – говорила Андруил, чуть ли не хлопая в ладоши от радости. – Гилланайн была когда-то дикой, знаете ли. Она рассказывала, что у них музыка куда забавнее нашей. Кто-то из эльфов снисходительно хохотнул, усомнившись в высказывании девушки. Чтобы дикари могли не только сравниться с ними, но и обогнать… Нет. Тут ни у кого сомнений не было. Эллана мялась, сложив руки перед собой. Мужчина кивнул ей, снова указал на центр зала, опасаясь, что она взбрыкнет и ослушается его наказа. Это посмешило бы эльфа, будь он дома один, но сейчас, в окружении равных по статусу, такого допустить нельзя. «Живенькое». Эллана несмелыми шажками прошла к лютне. Она была другой. Белая галла, нарисованная на деке, смотрела на эльфийку с интересом. Зеленый фон, яркие золотые струны. Девушка взяла лютню в руки, устраиваясь как можно удобнее. Все веселые песни выбежали из ее головы. Пальцы скользнули по струнам, Эллана прикрыла глаза. Она чувствовала взгляды, обращенные к ней, боялась этого жестокого молчания, бившего ее до кровавых синяков. Фен’Харел изредка поглядывал в сторону Фалон’Дина, ловя его хищные взгляды. Мужчина радовался тому, что смог утереть нос товарищу, не шевельнув и пальцем. Дикарка же заиграла уверенно, живо, как эванурисы и просили. – Мне прятаться в тени деревьев судьба, Жемчуг, злато и деньги – ведь все ерунда, Ее я оставлю господам, пусть живут Ради почестей этих, коль их души гниют. На последних словах некоторые из эльфов хихикнули. Несколько нервно, злобно, но все же весело. Девушка открыла глаза, пока ее пальцы выбивали из инструмента песню. Хозяин улыбался шире всех, радуясь тому, что Эллана выбрала именно эти слова, эту песню. Самую веселую, как казалось ей самой, более всего подходящую этому моменту. Отец когда-то вернулся с нею с одного из собраний кланов, он гордо пропел ее соплеменникам, пока те улыбались друг другу. – Я буду холодной рекою, я буду ветром опять и опять, Пока они дружной гурьбою, будут пыль мою ложками жрать, Пусть прочешут весь лес, пусть пустят собак, Меня все равно не возьмет этот страх. Пусть… – Хватит, – сказал незнакомый Эллане эльф, приподнявшись. – Спасибо, дитя, но нам этого хватит. Хорошо, что ее остановили, потому что эльфийка поймала себя на мысли о том, что третьего куплета она и не помнит. Эльф посмотрел на нее не то с укором, не то с жалостью, скользя по ее фигуре взглядом. Затем он повернулся к Фен’Харелу, словно требуя от него объяснений, но молодой господин только улыбнулся, захлопав еще громче, чем прежде. – Ты как-нибудь сыграешь ее полностью, хорошо? – спросил он, продолжая улыбаться. – Останься, присядь с нами. – О, эти твои шуточки, – заговорила Андруил. – Оставьте вы девчонку в покое, только… – Где ее валласлин? – спросил Фалон’Дин, прерывая говорившую. – Помнится, ты хотел занять этим Митал. Смотри, приятель, ведь можно подумать, что она… Свободнее, чем есть. Эллана напряглась. Она глянула на мужчину с ненавистью, а тот ответил ей не менее жестким взглядом. Подобная дерзость пробудила внутри него сладостно-тягучее чувство жажды. Словно он вот-вот сделает столь желанный глоток, вот-вот испробует воду из холодного горного источника. Дикого. Непокорного. Фен’Харел не повернулся в его сторону, он также смотрел на Эллану. Как менялось выражение ее лица, стоило только заговорить о рабской метке, как темнели глаза. Уши покраснели, пальцы сжали лютню, которую она все не хотела отпускать. Мужчина поскреб подбородок, не найдя в себе ответа. Почему он до сих пор не отправил ее к Митал, чтобы та наградила рабыню своим аккуратным знаком? Ей бы пошли светло-зеленые чернила, может, даже золотые или белые. Казалось, что этот вопрос одновременно всех смутил и заинтересовал, но никто не решался подать голоса, решая что-либо за ее хозяина. Эльф откинулся на спинку стула, вытянув ноги вперед. Перед остальными господами он все же носил сапоги, носил и кафтан, закрывавший его сильный торс. Мужчина снова глянул на рабыню, что-то обдумывая. Андруил навострила уши, смотрела во все глаза. Знатным эльфам такие интриги и склоки нравились, хотя развлечений у них и без того хватало. – Завтра все сделаем, не волнуйся, – ответил он, чувствуя раздражение. – Прошу меня простить, – добавил эльф, поднимаясь. – Пошли. Эта команда относилась к Эллане. Девушка закусила губу, снова взглянув на эльфов, шептавшихся теперь уже за ее спиной, и повернулась вслед за господином, когда тот прошел мимо нее. Два стражника отворили двери, не взглянув на Эллану, и оба проскользнули следом в открывшийся проход. Перед самым выходом, перед тем, как двери послушно открылись, эльф осторожно приобнял служанку за талию, нервно перебирая пальцами. Фалон’Дин, следивший за парочкой, тут же отвернулся, надеясь, что лицо его не осветила такая явная в этот момент зависть. Эллана, вопреки опасениям мага, не взбрыкнула против подобной «ласки», она просто не почувствовала его ладони в тот момент. – А ты у нас смелая, да? – спросил эльф, не убирая руки с талии Элланы. – Ну как? Смешно тебе было? – Пожалуй. Вы же попросили что-то веселое, господин, – отозвалась она на вопрос. Легкая улыбка тронула бледные губы, девушка смотрела мужчине в глаза. Разница в их росте была небольшой, но девчонке приходилось задирать подбородок. Не из гордости, только из необходимости. Мужчина еле сдерживался от улыбки, и все же волнение играло в нем чувственнее, чем радость. Рука опустилась, эльфийка вздрогнула, ощутив привычную легкость в теле. – Завтра отвезу тебя к Митал, – сказал он тихо. – И там чтобы без твоих фокусов… И обещай мне не реветь. Терпеть этого не могу. Его красивые рыжие волосы лоснились от мазей и бальзамов, а шевелюра Элланы наоборот: спуталась, напоминала сальную солому. Эльф хмуро глянул вперед, мимо ее тощего стана, мимо чего бы то ни было, в никуда. Он ненавидел предстоящую рабыне процедуру, обещал себе, что никогда больше… Пусть Митал сама, если так хочет, если так добра к нему и его мукам. – Иди спать, – добавил он тихо, снова оглядев рабыню с ног до головы. – Наряд оставь у себя, только не порви. И лютню… И лютню забери. Странное утешение в подобной ситуации. Завтра тебя посадят в клетку навсегда, за тобой прочно закрепится статус рабыни, вещи, ничтожной крупицы мира хозяев и их несчастных подчиненных. Завтра от твоей особенности, от твоей свободы не будет и следа, только воспоминания и сожаления… Но нескромное платьишко и разукрашенную лютню можешь оставить. Дикарка громко вздохнула, проскальзывая в свою комнату. Подарок Эллана почему-то оставила.