Forever is not enough

Шум нарастал. Гости веселели, вино текло рекой. Андруил уже долго голосила одну из пошлых песен, вереща что-то о том, что пора бы проучить одного из мальчишек, подносивших гостям угощения. Он, кажется, наступил на подол ее длинного и до дрожи неудобного платья и извинился, но слишком уж тихо, не так, как извиняются перед ней – вершительницей судеб. Никто не порывался проучить «счастливца», гости только хохотали, краснея все сильнее и сильнее. Эллана все так же стояла перед дверью, ее хозяин теперь молчал. В щель она видела половину лица Фалон’Дина, его покрасневшую от выпитого вина щеку, блеск в глазах. Девушка боялась, что мужчина услышит ее, тогда придется оправдываться, извиняться за несдержанность и любопытство. Дикарка устроилась у пола, поджав к себе ноги. Теперь, сев, она видела и чью-то руку. Бледно-оливковую мозолистую ладонь. – Да ты наглец, – прошипел Фен’Харел с непривычной его голосу злостью. Собеседник его ухмыльнулся, хохотнув в ответ. Хозяин ее сидел к двери спиной, и девушка, к ее счастью, не могла видеть гримасы злобы, исказившей его покрытое бледными веснушками лицо. Глаза мага с отвращением смотрели вперед, на эвануриса, дерзнувшего попросить слишком большую цену за товар, с которым и без того готов был расстаться. Маг сложил руки на груди, золотые браслеты на его запястьях громко брякнули, столкнувшись. – О, ты меня прекрасно понимаешь, дружок, – говорил Фалон’Дин. – Она хороша, словно демоница, словно дикая лань. – Да не то, чтобы как демоница, – сказал брат хозяина дома, притаившийся в том углу комнаты, которого Эллана видеть не могла. – Хорошенькая, не спорю, но даже в твоем-то… Штате есть и получше. Просто тебя злит ее недоступность, да? Эванурис громко хмыкнул, выгнув темную бровь. Он смотрел на собеседника не то с интересом, не то с надеждой, ожидая его ответа. Фен’Харел сжимал подлокотник, чувствуя, что начинает раздражаться еще сильнее, слыша подобные обсуждения. Конечно, «друзья» его выпили, позволили себе лишнего, но всему должен быть предел, и вот сейчас оба его достигнут, разбив шаткость этой тонкой грани. – Может быть, не знаю. Но я уже долго думаю о ней, Фен’Харел. Ты знаешь, что цена очень неплоха, соглашайся, не трать наше время. Он отвернулся. Жаль, что Эллана не понимала, о чем именно говорят эванурисы. Долго ждать не пришлось. Осознание шлепнуло ее по виску: оливковая рука кого-то, сидевшего неподалеку, принадлежала ее старшему брату, попавшему в плен. Она увидела знакомый шрам, но узнала Шартана только тогда, когда он качнулся на стуле, и из-за проема показалось его ухо с неизменной золотой серьгой. Хотелось ворваться в комнату и вытянуть оттуда брата, а потом бежать от пьяных магов, от их клыкастых собак и уставших за день рабов, от шума огромных городов, имений и долгих дней, тянущихся многие тысячи лет. Да только все это – только мечты, надежды. Эванурисы – не уличные фокусники, показывающие детям исчезающий платок… Они –могущественные маги, способные менять ландшафт, способные испепелять семьи и города, уничтожать и созидать, творить и жизнь, и смерть. – Ты просишь невозможного, – ответил Фен’Харел, не изменившись в лице. – Но ты сам ведь спишь с ней, – парировал эльф, ухмыльнувшись. – Почему же мне тогда нельзя? Он нахмурился, подаваясь вперед. Теперь руки мага покоились на его коленях, он опирался на них, всматриваясь в глаза мужчины напротив. Девушка догадалась, о чем идет речь, и дрожь скользнула вниз по ее ослабшему телу. Начиная с пальцев рук и заканчивая икрами, лодыжками и ступнями. Хорошо, что в этот момент Эллана сидела на полу, а не стояла, рискуя свалиться от внезапного приступа отвращения. – Подумать только: я предлагаю тебе раба за одну только ночь с твоей девчонкой, за одну только ночь, Фен’Харел. Да я даже не собираюсь ее калечить или что-то в этом роде. Вернется такой же, какой уходила. – О, это неплохая сделка, – поддакивал Диртамен. – Но ты уверен, братец, что оно того стоит? Девчонка диковата, еще чего у тебя отрежет или откусит. Маг только улыбнулся в ответ. Она дикая, да, подмечено это верно, но совсем не глупая. Даже если рабыне захочется укусить его со злости, та этого не сделает, перетерпит, опасаясь за собственные уши, которые он может отрезать и насадить на нить. Впрочем, уверяя Фен’Харела в том, что дикарка не пострадает, Фалон’Дин привирал. Эллана разозлила его, разозлила сильно, и такое поведение нельзя было ей спустить. Что, если в народе пойдут ненужные разговоры о том, что хозяин размягчился? А ведь, если подумать, сделка действительно была хорошей. Даже слишком хорошей для того, чтобы состояться. За рабов, обладающих редким даром магии, всегда просили много, а уж за мага-дикаря должны были отдать целых десять, а то и пятнадцать обычных мужчин или женщин. Хранителей и Первых поймать всегда сложно. Они – словно полоумные сектанты, служители культа и его покровители, находят способ избежать рабства. Любой способ, начиная самоубийством, а заканчивая кровавой бойней средь рабов и дальнейшим побегом. Но хозяин Элланы даже не рассматривал сомнительную перспективу обмена жизни брата своей дикарки на возможность использовать ее столь гнусным образом. Маг никогда не брал девушек силой, хотя, признаться честно, во времена бурной молодости желание мучало его не меньше, чем всех остальных. Он держался. Просто эльф считал, что он чуть выше, чем животное, следующее одному единственному инстинкту. – Она никогда на это не согласится, – произнес Диртамен, поправляя полы своей белой туники. – Вам даже не о чем говорить, друзья. – Мне и не нужно ее согласие, – ввернул Фалон’Дин, заставляя подслушивающую Эллану тихо выругаться. – Достаточно! – произнес маг, поднимая ладонь. – Ты ее не получишь, проси что-то другое, если хочешь, но на Эллану не рассчитывай. Она облегченно вздохнула, понимая, что эванурис не отдаст ее в лапы жадного Фалон’Дина. Дикарка напряглась. Ей вдруг стало больно от собственной эгоистичности. Ведь ей-то… Ей-то переспать с еще одним эванурисом будет гораздо проще, чем лишиться брата и всю жизнь винить себя в его гибели. Будет ли? Сердце сжалось. Шартан же сидит там, он слышит этот разговор, каждое слово, только не знает, о ком идет речь. Как дикарка будет смотреть в его глаза? В воздухе послышался запах гари. Диртамен закурил трубку, поднеся к ней два пальца, на которых горел тонкий огонек. Эллана видела только часть его тела, а он не видел ее совсем. Впрочем… Должно быть, ее все же заметили. В щели между полом и дверью виделась плоская тень, которую скрыть не удавалось. Эллана ощущала на себе взгляд Фалон’Дина, сидевшего лицом к ней. Наверное, стоило уйти из простой вежливости, уйти, потому что подслушивать – дурная привычка, но девушка осталась на месте. Вязкий белый дым шел тонкой струйкой, эльфийка боялась закашлять. Она узнала запах: травяной сбор, вызывающий отчаянную слабость в теле, обезболивающий и успокаивающий эффект которого не проходит очень долго. – Хорошо, – заговорил Фалон’Дин, не отводя взгляда. – Если ты не хочешь совершить сделку, могу предложить тебе дружеское пари. – Пари? Фен’Харел слушал его неохотно. Он понимал, что в голове у «друга» крутится одна только мысль, и ни на что другое тот согласия не даст. Какой бы не была его просьба, все приведет к неизбежному финалу – ночи, дня, жизни с рабыней Фен’Харела. Ему пришлось принять непроницаемый вид. С одной стороны… Он ведь пытается выторговать у Фалон’Дина живого человека, самого близкого родственника Элланы и ее единственного брата. О, если парнишка останется здесь, это убьет его – тут нет сомнений. – Да, да. Ты же примешь участие в Большой Охоте в этом году? – спросил он, противно улыбаясь, зная ответ. Эльф кивнул. Можно было и не спрашивать, ведь все в ней участвовали. Даже Митал, не склонная к такого рода забавам, отдавала празднику должную дань уважения. Она приходила со своим луком, хотя стрелять и не любила, охотилась неплохо, но была слишком яркой, слишком громкой и самоуверенной. Звери и птицы замечали ее еще издали, бросаясь прочь, а непробиваемые эванурисы ни словом не обмолвились о том, что ей бы сменить тактику. – Предлагаю вот что: тот, кто покажет лучший результат в охоте, волен забрать любого раба у проигравшего. Любого, приятель. Конечно же, ты знаешь, кого выберу я, а я знаю, кого выберешь ты, но все может и поменяться, кто же тут угадает. Мужчина шикнул в ответ. Он отвернулся к Шартану, собираясь посмотреть в его лицо, но не стал. Слишком уж они с ней похожи. Хорошо, что Эллана не видела брата, не видела его угрюмого взгляда, не видела, что Диртамен положил свою потную ладонь на его дрожащее колено. Шартан частенько бывал робок, а в опасных ситуациях он словно ломался. В брате не было инстинкта Элланы. Он не кидался прочь, почуяв хищника, но каменел от накатившего ужаса, столбом стоял перед смертью, не решаясь бежать. Привычка эта иногда просто раздражала, а иногда приносила огромные неудобства и ему самому, и соплеменникам. – Зачем тебе моя дикарка, Фалон’Дин? – спросил вдруг хозяин, паскудно ухмыляясь. – Я думал, будто тебе больше нравятся крепкие юноши, не лишенные грации и изящества. В этом есть свой… Лоск. – И отчего же ты так думал? – спросил маг, чуть хохотнув. – О, ну я же вижу, как ты на меня смотришь. Не отнекивайся, просто признай. Тону эвануриса вернулась вся его шутливость и несерьезность. Два его собеседника одобрительно засмеялись, Диртамен откинулся на подушки, выпуская из легких клуб белого дымка. Хотя всем и казалось, что маг снова весел и беспечен, Эллана-то знала, что это только маска, напускная беззаботность. Фалон’Дин шепнул что-то себе под нос и улыбнулся еще шире. Дикарка готова была поклясться в том, что взгляд его на секунду задержался на ней. – Ты давно не юноша, – ответил мужчина. – Нечего превозносить себя в столь пошлой форме. – Я в любом случае не согласен. – С пари? – спросил Диртамен, чувствующий, что вот-вот взлетит к небесам. – Со всем, что вы тут творите, – шепнул Фен’Харел, но громче ответил нечто иное. – С тем, что я староват для юноши, и да, с пари я тоже не согласен. – Нет, не отказывайся так сразу, – воскликнул Фалон’Дин, допив свое вино. – Подумай немного, можешь даже обсудить это со своей… Как там эту? Пусть поможет тебе принять верное решение, уговорит. Девки это умеют. Еще немного, и он бы точно вскочил с кресла, чтобы ударить надменного эльфа по лицу. Но Фен’Харел только улыбнулся. Вымученно, обессиленно. Ему не хотелось возвращаться к Эллане с дурными вестями, сообщать несчастной, что брат ее останется в чужих руках, но выбора у него не было. Эванурис ничего больше не сказал. Он поднялся, кивнул обоим братьям, тут же направляясь к двери. Дикарка успела отскочить: реакция у нее была неплохой. Она прижалась к стене, чувствуя ее холод, и дала эльфу выйти. Хорошо, что он запер дверь за собой, не оборачиваясь. Эллана смогла проскользнуть мимо, а Фалон’Дин в последний раз проследил за ее тенью, скользящей по полу. Да, пусть обсудит с нею, пусть подумает. Фалон’Дин улыбнулся еще раз, кратко глянув на свою новую игрушку. Время есть. Мимо дверей и статуй. Мимо окон, ведущих в темноту улицы, Фен’Харел шел медленно. Он смотрел себе под ноги, намеренно пытаясь сбить цветастый ковер. Хотелось крушить стены и бить посуду, но Митал и Эльгарнан не одобрят еще одной ссоры. Пришлось стиснуть кулаки, сдержать свою гордость. Маг остановился у главного входа в зал, он смотрел вниз, ища Эллану среди гостей. Но не обнаружил. Рядом с Митал была рабыня, удивительно похожая на его дикарку, но волосы ее вились мелкими кудрями, а нос был острым и длинным, как у тропической птички. Маг не нашел девушку среди десятка лиц, сердце его заколотилось чуть быстрее. А что, если Фалон’Дин выкрал ее, если он ее спрятал и сейчас думает только о том, как сладко проведет этот вечер? Комок горечи встал в горле, не пропуская воздух к легким. Фен’Харел никогда, казалось, не был так напуган. – Он не согласен? – севшим голосом спросила девушка. От неожиданности эванурис подпрыгнул на месте. Рабыня была за его спиной, говорила тихо, смиренно. Когда маг обернулся, он собирался накричать на Эллану за ее порывистость, но не стал, заметив, что глаза дикарки снова полны слез. Странно было видеть стойкую и, казалось бы, каменную Эллану в таком состоянии. Образ, живший в его разуме, изменился, словно статуя, что день ото дня омывается волнами. Линии сгладились, стали мягче. И все же, жалость не смогла пересилить злость. Маг нахмурился, отступая во мрак, к дикарке. – Пошли, он выделил нам спальню. Эванурис не дождался ответа, он просто взял рабыню за руку, потянул ее на себя. Эллана поддалась, чувствуя слабость в мышцах, пошла вслед за своим хозяином. Ноги ее, не привыкшие теперь к сандалиям, заплетались меж собой, дикарка шла неосторожно. Она сжала ладонь мага в ответ, чувствуя жар его липкой кожи. Казалось, что волнение его просочилось и сквозь ее мышцы, сердце забилось быстрее. Комнатка, в которую их поселил Фалон’Дин, словно назло оказалась самой маленькой из всех гостевых апартаментов. Все еще обиженный эванурис желал показать магу свое скверное настроение посредством нанесения ответной обиды. Обычная в этих кругах практика. Дикарка молчала, ожидая, когда эльф начнет рассказ. Она по сторонам не смотрела: интерьер интересовал ее мало. – Ну же… Расскажи, как все прошло, Фен’Харел, не заставляй меня ждать еще дольше, – попросила она. – О, Эллана, ты как маленький ребенок, ждущий от меня шоколадку, – шикнул эльф, запирая дверь. – Речь идет о жизни моего брата! – крикнула девушка, раздражаясь от такого отношения. – Не нужно скрывать от меня… – Помолчи. А интерьер стоил того, чтобы его рассмотреть. Здесь не было сов, что могло удивить уже привыкшего к их присутствию гостя. Только темно-фиолетовые стены, аскетично смотрящие друг на друга. Огромное окно во всю высоту сейчас все равно было темным, на длинном столе виднелись засаленные подсвечники, но ни одной свечи в них не было. Кровать была узкой, но матрас – мягким, и Эллане, и Фен’Харелю это даже нравилось, ведь всю ночь им предстояло обниматься. – Я не смог договориться, Эллана, сделки не получилось, ничего не получилось. – Ты врешь мне. Она и не думала его обмануть. Дикарка, подслушавшая большую часть разговора, знавшая, на каких условиях должна была быть заключена сделка, не собиралась лукавить. Пусть соглашается на пари, на отвратительное условие Фалон’Дина, на что угодно. Маг отвернулся от нее, взгляд его был направлен к окну. Говорить не хотелось, но тишина пугала и раздражала эвануриса куда сильнее, чем звук собственного голоса. – Я все слышала, – говорила девушка. – Почему ты не согласился, Фен’Харел? Ведь это всего одна ночь, если сравнить ее с… С целой жизнью. Внутри эльфа шла борьба. Жестокая битва между полярно разными чувствами. Благородство, сочувствие и жалость проиграли не то ревности, не то жадности или детскому нежеланию делиться. Маг развернулся к Эллане, хотел прижать ее к груди, чтобы чувствовать девчонку ближе, но та отступила назад. Комнату, в которую их поместили, нельзя было назвать отвратительной, но что-то мага все равно отталкивало. На стене он заметил картину, выполненную с бездарным копированием сложной техники, рама на ней была богатой на золотые кружева, но ветхой, а на самом краю виднелась полоса пыли. И почему он вдруг подумал об этом? О, дикарка могла сказать многое, в груди ее бушевала гроза, молнии освещали скрытые за ребрами страхи. Ей не хотелось ложиться под подлого эвануриса, но хотелось спасти жизнь брата. И если за это от нее просят лишь закрыть глаза и потерпеть, лишь вытравить из памяти позорный эпизод соития, сделать вид, будто ничего не произошло, она не станет возражать. Пусть случится то, что случится, лишь бы Шартан не пострадал от беспечности его младшей сестры. – Потому что ты моя, Эллана, и я не собираюсь с кем-то тебя делить, – ответил маг, жалея о своих словах, но не останавливаясь. – Потому что ты принадлежишь только мне… Понятно тебе, дитя? Так понятно? Наверное, он не смог бы произнести эти слова, не выпив пару бокалов задолго до скверно повернувшегося диалога. Дикарка не сразу осознала услышанное, все это казалось ей только гадким сном. Она отдала сердце эванурису, она возлегла с ним по собственной воле, решив, что у него совсем иная душа, другие помыслы. Но теперь, когда пыль спала, туман осел, она видела его в полный рост, она понимала, кто стоит перед ней. Маг. Хозяин. Поработитель. Слезы полились из ее глаз тонкими ручейками. Капля за каплей. Если раньше она стеснялась проявления чувств, сейчас скрывать их не стала. Эллана смотрела магу в глаза, смотрела за тем, как меняется выражение его лица. Слезы падали на ее платье, стекая по щекам, слезы делали ткань темнее, слезы не делали ее жалкой, Эллана была трогательной. Эльфийка подняла ладонь, собираясь стереть их, но тут же опустила руку, опустила глаза в пол. Она не могла сделать вдох. – Мне понятно. Ваша рабыня, которую вы не хотите ни с кем делить… Да, господин… Это понятно. «Господин». Как больно может бить это слово. Эванурис сделал шаг навстречу девушке, намереваясь обнять ее, но почему-то остановился. Сердце колотилось в груди, било мага за сотворенное действо. Сказанного не вернешь назад, время не отмотать. Эллана закусила губу, чувствуя, что вот-вот закричит от боли. Ее брат – в рабстве, ее гордость – сломана, а ее чистая и искренняя любовь – только выдумка наивной девчонки, фикция, сказка. Да, некоторые молодые эльфийки из ее клана влюблялись в плохих парней, бездельников и хулиганов, теряли головы и попадали в беды, но Эллана… Эллана обошла всех. Вот, почему она теперь особенная? – Могу я прогуляться перед сном, господин? – спросила дикарка тихо, стараясь вернуть голосу спокойствие. – Прошу тебя, Эллана, – ответил Фен’Харел. – Не нужно так. Я… Я не хотел этого говорить, я имел ввиду не то. Не хотел, но сказал. Сказал. – Могу, господин? Он хотел отказать ей, но не сделал этого. Язык не повернулся. Маг решил, что сейчас лучше всего будет отпустить рабыню, лучше всего будет дать ей возможность прогуляться, подышать свежим воздухом Она же не может вечно на него злиться, так? В конце концов, Эллана же не глупа. Она обязательно поймет, что маг выдал эту тираду не специально, что он вовсе не считает ее своей вещью, придатком. Но для этого понадобится время, только и всего. Эллана ушла, дверью не хлопнув. Она выскользнула наружу, словно тень, словно мышка, и мрак проглотил ее, оставив лишь отблеск золотых браслетов и тонкий запах тертого яблока. Все, что осталось магу.