Forever is not enough

Маг еще долго ворочался в ту ночь. Он больше не выходил из комнаты, зато слышал веселые голоса шумной толпы, резвящейся то в одном, то в другом зале. Спать эльф не мог только потому, что мысли роились в его голове, сбивая друг друга с ног. Он боялся, что Эллана уже не вернется, что это ее «пройдусь» окажется попыткой побега, которая удастся ей лучше, чем можно ожидать. Хорошо, если все сложится удачно, и несчастная дикарка сможет удрать от хозяйских псов, перелезть колючую изгородь, но… Если она погибнет в попытке? В конце концов, принявшие на грудь эванурисы становились только злее, более жестокими и наглыми. Любой мог сотворить с ней что-то недоброе. Эльф поворачивался с бока на бок, то и дело представляя себе страшные картины расправы. Посреди ночи маг встал, свесив ноги, чтобы пойти на ее поиски… Но все страхи развеялись с приходом Элланы. Когда маг, вымученный тяжкими думами, поднялся с места и собирался идти вслед за пропавшей рабыней, Эллана тихо отворила дверь. Она не легла рядом, опустилась на стул и просидела в нем всю оставшуюся ночь. Часа два, не больше. Эванурис ничего не сказал, не нашелся в тот момент, а на утро гадал, спала ли эльфийка ночью. Они уехали из поместья первыми, и Фалон’Дин вышел во двор вместе с Шартаном на цепи, чтобы проводить гостей взглядом. Он сделал это специально, намереваясь подразнить мага игрушкой, которую он никогда не получит. Юноша казался эванурису забавным, но ничего более. Сейчас его мысли тяготели к другому образу, а глаза искали похожих девушек на ближайшем невольничьем рынке. Эллане все же удалось перекинуться с братом парой слов. Нет, не в момент прощания, но в ту злосчастную ночь. Она вышла из дома вся в слезах, в слезах добрела до задворок. Оказалось, что рабы Фалон’Дина спят в отдельном помещении. Приличном таком, словно в маленьком дворце для служек. Мужчины спят отдельно от женщин, женатым парам отдаются привилегированные комнатки на две-три пары. Шартан сказал, что браки в общине вообще поддерживаются, так как помогают увеличивать популяцию рабов, экономят средства хозяина. Дикарка нашла брата в одном из бараков. Он чистил ногти маленькой щеточкой, оттираясь от золотых блесток перед следующим выступлением. Хорошо, что рядом никого не оказалось, и Эллана смогла влезть в окно, согнувшись в три погибели, расспросить братца о том, как все случилось. Чувство вины стало еще тяжелее, ведь эльфийка уверилась в том, что глупый мальчишка пошел именно вслед за ней, и из-за нее попал в плен. Они условились выбраться вместе. После того, как обе истории были поведаны, как два слезливых рассказа прорезали воздух, брат обнял сестру. Они долго стояли так, окруженные лунным светом, смотрели в колючую тьму перед собой. Брат дал ей инструкции, теперь он знал, как действовать дальше. Эллана обещала Шартану, что поможет ему бежать, и они вместе смоются и исчезнут из поля зрения эванурисов, и брат согласился. Правда, маг колебался. Взгляд его светло-зеленых глаз говорил больше, чем губы юноши. Он явно ждал чего-то другого. Солнце горело ярко, галлы плелись медленно. На этот раз Эллана ехала впереди, а Фен’Харел шел за ней следом. Он пытался заговорить, но на все его вопросы дикарка отвечала нехотя, к каждой своей фразе прибавляя это противное обращение: «господин». Это слово начинало раздражать его, заставляло чувствовать себя крайне некомфортно. Пожалуй, он сказал лишнего, тут спорить не с чем, но это… Это не повод наказывать его так жестоко. Дорога кончилась, и дом показался на горизонте. Радостнее всех была Магнолия, выбежавшая из дома. Она поддерживала юбку рукой, чтобы не споткнуться второпях и не упасть, и выглядела комично. Лоб женщины был вымазан мукой, волосы тоже, и нельзя было разобрать, где сейчас ее седина, а где молотые злаки. Эллана улыбнулась, сделав вид, что с ней все хорошо, но только ради нее, женщины, что искренне радовалась возвращению своей подопечной. Но ничего хорошего не было. Эллана старалась избегать хозяина. Пару дней Фен’Харел не мог застать ее ни в доме, ни в саду, ни в ее собственных покоях. Дикарка призраком скорби слонялась по поместью. Он мог бы потребовать у Магнолии вызвать дикарку к себе, но не делал этого. Мужчина и сам не мог понять, почему. Придя к водопаду, оставленному за стеной деревьев, он заметил, что рисунок испорчен. Сердце, нарисованное им так недавно, порезано кривой красной линией, заканчивающейся наконечником стрелы. Ее словно начертили кровью, чтобы потом смыть… Этим маг и занялся. Он тер проклятую полосу, желая избавиться от нее как можно быстрее. Руки его стали красными, кафтан тоже. Испорченную вещь в итоге он скинул на землю, так и оставив там гнить, так и оставив средь воды. Мужчина понимал, что линию эту прочертила Эллана, и теперь что-то внутри него екнуло. Ее нужно найти, где бы девчонка ни пряталась, где бы ни была сейчас. Им нужно, нужно поговорить о случившемся, Фен’Харел должен объясниться, оправдать себя, в конце концов, а она должна ответить ему за свой поступок. – Эллана! – крикнул он, отворив дверь дома с размаху. – Эллана! Наверху послышались шорохи. Слуги засуетились, заинтересовались внезапным всполохом пламени. Многие уже поняли, что эванурис поругался со своей рабыней, но спросить Эллану никто не успел. Не потому, что работы прибавилось, нет… Она стала пропадать. Делала свои дела быстро, а потом уходила на целый день, слоняясь меж деревьев и полей. Хозяин позволял ей гулять там, где вздумается, и никто не мог остановить дикарку, как бы ни хотел посплетничать. – Где? Где она? – кричал эльф, чувствуя, что снова начинает злиться. – Кто-нибудь знает, где она? – Я видела, как Эллана шла к сараю с собаками, господин, – проговорила одна из младших горничных. – Совсем недавно. Мужчина плотно сложил губы. Он коротко кивнул и тут же двинулся вперед, к двери. Нет, маг не был уверен в том, что найдет Эллану именно там, но выбора у него не было. Сердце колотилось в груди, пульс бил в висках, и Фен’Харел шел и шел, не разбирая дороги. Когда он взялся за круглую ручку двери, отделявшей его от псарни, эльф заметил, что пальцы его трясутся. Почему? Почему он так реагирует на случившееся? Петли скрипнули. Смазать бы их, оттереть ржавчину и заставить дышать по-новому. Маг набрал в грудь воздуха. Он понял, что дикарка здесь. Как только свет пролился сквозь открывшийся проем, что-то зашуршало в глубине темного помещения. И звук этот принадлежал не псу, что ворочался во сне, так ткань трется о ткань. Эллана наверняка здесь, прячется от него, от любопытных сослуживцев и от яркого света… Прячется, решая, хочет ли выйти. Эльфийка сидела на стоге сена, спину прислонив к деревянной стене. В ногах у нее лежала большая черная собака, которую маг спас от стаи диких волков несколько лет назад. Псина положила голову девушке на коленку, она подняла голову, услышав звук. Хозяина собака знала хорошо, но девушка, кормившая ее и расчесывавшая, нравилась псу куда больше. Когда эльф приблизился к дикарке слишком близко, псина навострила треугольные уши, прислушиваясь к его дыханию. О, она бы бросилась на мага, если бы Эллане угрожала опасность. – Я вам понадобилась, господин? – спросила девушка, смотря куда-то вдаль, не на него, мимо. Казалось, что эльф только сейчас почувствовал запах. Запах шерсти и дерьма, запах гниющего мяса, что псы прятали в глубине своих стоил. Эллана не смотрела на хозяина, и пальцы ее, гладившие собаку, задрожали. Ей захотелось уйти, но псина была слишком тяжелой, чтобы вот так просто сдвинуться с места, спугнуть ее со своих ног. Солома под эльфийкой колола ее сквозь одежду, но была куда приятнее, чем сырая земля, на которой девушка валялась до этого. – Что ты здесь делаешь, Эллана? – спросил маг, усаживаясь рядом. – Ты, что, от меня теперь прячешься? – Так я вам понадобилась, господин? – спросила Эллана, снова игнорируя его вопросы. В голосе мага слышалось что-то недоброе. Он опустился рядом, а дикарка даже не взглянула хозяину в лицо. Она снова его избегала, этого взгляда, этого голоса, этих рук. И теперь, когда эльф был так близко, Эллане большого труда стоило сохранять самообладание. Да, она пряталась, пряталась все это время, но сейчас-то это не имеет никакого значения. Девушка закусила губу, пытаясь отвлечься, переместить сознание прочь. Один только взгляд на собеседника заставлял ее вспомнить, кем она для него является. – Я хотел поговорить о том, что случилось недавно. Объяснить тебе то, что произошло у Фалон’Дина. – Спасибо, господин, не нужно. Я все и тогда поняла. Потому что его ответ был не двусмысленным. Сказано все было четко и ясно, и Эллана тут же осознала, что к чему. Она попыталась встать, осторожно сдвинув собачью морду со своих ног, но не смогла. Маг схватил ее за запястье, и его пальцы кольцом обвили ее тонкую ручку. Эллана нахмурилась, но руки не одернула. Она же всего-то рабыня, которая должна подчиняться любому его капризу. – Нет, ты не так все поняла, Эллана. Прости меня, прошу, послушай. – О, я выслушала достаточно, – огрызнулась она наконец. И это высказывание не разбило надежд эльфа, но только подогрело их. Былой характер, норов и дерзость снова всколыхнули девушку. Никаких раболепских обращений. Она смотрела на мага так, словно в руках у нее сейчас был заряженный лук. Бесстрашно, но с горьким сожалением. Боли в ней не было, Фен’Харел просто ее не видел. Дикарка выдернула свою руку из его ладони, разворачиваясь к выходу. – Я не хотел тебя обидеть, Эллана, – говорил маг, обгоняя ее. – Vhenan, милая, зачем ты так распаляешься из-за пустяка? – Я знала, что для тебя это пустяк, – прошептала она нехотя, пытаясь обойти мужчину. – Мы все для вас только пустяки, да? Она снова попыталась пройти мимо, но маг не позволил. Наверное, Эллана и не старалась, ведь была куда ловчее эвануриса, ее реакция работала немножко быстрее, да и проворные ноги помнили каждую пережитую тренировку. Фен’Харел поймал ее, когда дикарке все-таки удалось пройти дальше, и тут же прижал к себе. Крепко, заглушая любые попытки к бегству или отступлению. – Отпусти меня, – прошипела Эллана, вырываясь из его липких рук. – Отпусти меня или я… Или я… «Ничего не смогу сделать». На зов о помощи никто не откликнется, а после того, как все свершится, сочувствие – вот и все, что получит дикарка от остальных рабов. Никакого возмездия за злодеяния против рабов не бывает, никакой меры против эванурисов нет. И осознание больно ударило Эллану по щеке. Она всегда понимала это, знала, тая внутри все тревоги, отдаваясь магу снова и снова, не думая о том, что ждет их дальше. И не было бы сейчас слез, дикарка не могла бы плакать, если бы сердце ее не лежало в руках жестокого эльфа. Заплакав, она перестала вырываться. Мужчина снова чувствовал на груди ее слезы, гладил Эллану по волосам. На этот раз он закусил губу, чувствуя вину перед девушкой. «Сказанного не воротишь», – вновь осознал эванурис. Он поцеловал Эллану в макушку, а та крепче прижалась к мужчине. Она бы хотела ненавидеть его так сильно, как пыталась себе представить, хотела бы набраться смелости и удрать наконец. Но что-то мешало, отталкивало от столь приятных мыслей в объятьях мага. Теплого, сладкого. – Я для тебя только вещь, Фен’Харел, вещь, которой можно гордиться и хвастать перед друзьями. Только вещь, которую можно держать в руке и никому не давать. В ее глазах все было предельно ясным. Дикарка шмыгнула носом, прижавшись к эльфу еще ближе. Зачем она ищет сочувствия у него? Ее голос сбился, дыхание стало рваным. Фен’Харел осторожно погладил ее по волосам, чувствуя, что начинает злиться. Нет, она тут не причем. Злость эта относилась к нему самому, мучила только его душу, разрывая ее сожалениями и лишней болью. Мужчина зажмурился. – Ты не вещь, Эллана. Только не для меня. «А кто же?» Этот вопрос задала не она. Этот вопрос возник в его мозгу как закономерный отклик на произнесенные слова. Маг вдруг почувствовал, что собака коснулась его ноги своим шерстлявым телом. Мохнатая лапа вскользь тронула его ногу, пес упал рядом. Кто же она для тебя? – Ты – мое сердце, – шепнул эльф. – Моя душа, Эллана. Я теперь и не мыслю себя в одиночестве, – говорил он все так же тихо. – Прости меня, если я был с тобою груб. Прости, если выразился недостаточно ясно. Она немного отстранилась, выпрямив спину. Несколько сутулая фигурка дикарки выглядела в его глазах до боли умилительно. Маг наклонился, собираясь поцеловать ее в губы, но момент был бы испорчен, поступи он так. Эльф только смотрел в эти зеленые глаза, что в темноте казались ему нежно-ореховыми, смотрел, выискивая в них пропавшие слезы. Ее сердце колотилось быстро. Эллана не успевала осознавать каждый новый толчок. Больно было смотреть на мужчину вот так, виновато поджав губы. Она готова была простить ему все. Рыжие локоны его спутавшихся волос коснулись пальцев дикарки, что теперь обвили шею эвануриса. Внутри она вся дрожала, внутри она горела пламенем завесного огня. – Я люблю тебя, Эллана… И мне было бы больно видеть тебя в лапах другого не потому, что я считаю тебя своей вещью, но потому, что люблю тебя так, как муж любит свою жену, как мужчина – женщину. Он снова хотел поцеловать ее, снова хотел коснуться этих мягких губ. Деревянные стены овчарни стали ему слишком тесными, мужчина захотел выбежать прочь. Сейчас бы лицезреть длинные цветочные луга, ощущать запах сирени и васильков, а не прелой соломы и мокрой шерсти. О, это неправильное обрамление, неправильное. Эллану приятнее видеть средь деревьев и цветов, средь леса, в котором она родилась, росла и крепла. – Если этого мало, то я… Стой смирно. А дикарка и не собиралась уходить или двигаться. Ее словно прижало к земле что-то невидимое, но крайне тяжелое. Холодок пробежал по плечам, маг погладил Эллану по щеке, осторожно приласкав смуглую кожу. Он смотрел на нее с содроганием, чувствуя власть над этим телом, этим лицом. Холодные серые глаза подернулись пеленой, ладони мага осветились бледно-зеленым пламенем. Эллана, будучи сестрой Первого их деловитой Хранительницы, магии не боялась, росла рядом с одаренным диким магом. Она не отшатнулась, не повела плечами, чувствуя призрачное тепло. Ладони мага изучали лицо дикарки, она чувствовала слабое покалывание от его касаний. Мурашки снова прошлись по плечам, когда эльф положил на них свои руки, закончив начатое. Его пальцы чуть дрожали, а глаза блуждали по красивому лицу Элланы. Прежнему ее лицу. – Ты прекрасна, – шепнул он, чувствуя, что девушка вот-вот спросит его о том, что произошло. Ей хотелось ответить ему, признаться в том, что и Эллана влюблена в него,что та не мыслит жизни без его пристального взгляда, но язык не двигался. Мышцы лица почему-то онемели, смуглые щеки продолжали слабо покалывать. Собаку зеленый свет напугал сильнее, чем дикарку, и псина ушла сразу, как только маг начал. Девушка подалась вперед, пытаясь вытянуть губы и поцеловать своего господина, но у нее не получилось. Боль обожгла сначала одну щеку, а затем и вторую. – Ты свободна, – сказал он громко, словно разговаривая с шумной толпой слушателей. – Ты свободна, Vhenan, можешь уйти, если захочешь. Дикарка еще не понимала, что произошло, но одно она знала точно: уходить ей не хочется. Это хорошо. Несмотря на свои слова, маг все равно не отпустил бы ее, опасаясь за жизнь несчастной дикарки, приглянувшейся мстительному Фалон’Дину. Теперь-то маг поцеловал ее, прижавшись к щеке девушки, а та и не отстранилась. Позже, когда он покажет ей зеркало, когда Эллана ткнет пальцем в чистую кожу, она сама его расцелует. – Я люблю тебя. – Только попробуй назвать меня господином, Эллана, – шутя, произнес маг. – Ранишь меня в самое сердце.