Гладиатор. Тюрьма

– Уходи! – казалось, Децимус готов был грубо оттолкнуть Мегатрона, но тот не шелохнулся. – Я свой выбор сделал, – упрямо сказал десептикон, – и если это поможет тебе сделать твой… – он не договорил, притянул голову командора к себе и властно поцеловал его в губы. Децимус распрямился, охнул, стравив теплый пар из наплечных турбин, принял поцелуй. Мегатрон дарил шаттлу грубоватые ласки неумело, но страстно, не давая ни астросекунды для раздумий, почти повалил на платформу, прижимаясь своей щекой к шрамам на его щеке. Темно-серые манипуляторы командора неуверенно блуждали по серебристым плечам. – Я все понимаю... Но я хочу, чтобы завтра ты дрался без тени на Искре, – шептал Мегатрон, – тебе нужно расслабиться перед боем... выгнать любые нелепые сомнения... На какое-то мгновение Саундвейву показалось, что десептикон подчинит себе огромного партнера. Но Децимус внезапно разорвал объятия, приподнялся и, улыбаясь, привлек Мегатрона к себе. Он долго смотрел на серебристую лицевую пластину так, словно видел ее впервые, и впервые во взгляде шаттла Саундвейв увидел настоящую нежность. – Погоди... ты все-таки кусаешься, звереныш. – Где же мне было практиковаться? – разгоряченно облизнув губы, усмехнулся Мегатрон. – У танков-штрафников в почете лишь ласковый мордобой. – Я бы хотел подарить тебе совсем другой поцелуй, ты мне позволишь? Мегатрон молча кивнул. Децимус провел по его затылку манипулятором, и когда пять черных пальцев легли в промежутки между антеннами, десептикон вздрогнул всем корпусом. Оптика его прерывисто замерцала, словно он принял новую дозу стимулятора. Откидываясь на ладонь шаттла, он падал в бездну доверия с отрешенным видом, как во время смертельно опасного боя. Децимус, удерживая Мегатрона одним манипулятором за спину, а другим сжимая затылок, слегка наклонил его и нежно прикоснулся к губам. Сначала бывший аэрокоммандер делал это медленно и деликатно. Обводил длинной глоссой контур серебристых губ, целовал их уголки, постепенно захватывая рот десептикона своим большим ртом. Потом страсть, копившаяся долгие астроциклы, взяла верх, и Децимус, потеряв контроль, стал вторгаться в желанные упрямые губы все агрессивнее и настойчивее, сминая упругий металл и сопротивление неопытного и строптивого партнера. Судя по тому, как вдруг обмяк в его объятиях серебристый корпус, как поднялись и опустились, скользнув по темно-серой броне, его манипуляторы, Мегатрон впадал в транс, парализованный электромагнитной бурей выпущенного на волю фона шаттла. Резким движением командор приподнял десептикона и уложил его на платформу. Мегатрон не сопротивлялся. Они долго целовались, но постепенно болезненная страсть автобота утихла. Саундвейв видел, как исчезла дрожь в манипуляторах шаттла, как его движения стали плавными. – Желание и смерть всегда идут рядом, – вдруг тихо сказал Децимус, скользнув по гладкой серебристой щеке губами, опускаясь ниже, в открывшееся сплетение шейных проводов, а затем поцеловал глубокий оттиск инсигнии на груди десептикона. Мегатрон запрокинул голову, его острое подбородочное крепление забавно выступало вперед. Десептикон едва заметно улыбался, но вовсе не презрительно – спокойно. – Что за глупости ты опять несешь? – хрипло спросил он. – Прости меня, прости за все… – Какой же ты дурак, командор… Децимус ласкал брюшную секцию Мегатрона, смещая сегменты, пробираясь глоссой вглубь моторного отсека и восхищаясь строением каждого блока. Ему было не остановиться: – Ты совершенство, Мегатрон, совершенство в своей необычности и неправильности. Ни у одного трансформера нет такого мощного двигателя при облегченном корпусе. Твоя топливная система сделана по модели шаттла. Почти такого же, как я. Если бы ты задействовал все свои мощности в альтформе звездолета – они бы в считанные доли астросекунды вынесли тебя за пределы Галактики. Ты способен проникать в подпространства и даже приближаться к черным дырам. Как же дерзко и гениально создан твой корпус... – Может ты заткнешься, автобот, и будешь использовать свой рот по назначению? Дентопластины шаттла впились в магнитные крепления на паховой броне Мегатрона. Щелчок – и обнажился доступ к горловине порта. Лаская ладонью напряженную систему коннектора десептикона, Децимус принялся исследовать каждый дюйм интимных деталей, используя пальцы другого манипулятора и глоссу. Голова Мегатрона металась по изголовью платформы, оптика периодически гасла, пальцы вцепились в металлические края. Испорченный вокалайзер старался не выдавать лишних звуков. Децимус же не сдерживал стонов удовольствия, когда, разводя в стороны серебристые бедра, целовал подвижные черные шарниры тазобедренных сочленений. Но остановить поток сознания автобота было невозможно. – ...И тем больнее мне было видеть твою изуродованную красоту. Я сам участвовал в ремонте. Пришлось разобрать всю тазовую секцию и по частям восстанавливать топливный блок. Две боковые магистрали не пострадали, однако, главную магистраль заменили почти полностью. Но этот ремонт был слишком запоздалым, сегменты основного порта практически утратили способность перемещаться и менять конфигурацию. Более мелкие трансформеры теперь не смогут тебя заправить, не сработают магнитные захваты. Но на выброс топлива в реактивной альтформе это не повлияет. Твой двигатель по-прежнему может создавать стопроцентную тягу. Мы восстановили и укрепили все узлы, на которые приходится основное тяговое усилие двигателя, особенно нижний узел крепления топливного блока к килю фюзеляжа. – Проверю результаты твоих стараний, как только вырвусь в открытый космос, – сквозь едва сдерживаемый стон усмехнулся Мегатрон: упрямство все еще не позволяло ему открыто реагировать на ласки и сбивчивый жаркий шепот шаттла. Десептикон продолжал лежать, запрокинув голову, но шум вентиляции и прерывистая работа энергоконвектора выдавали предельное перевозбуждение систем. Этот поединок продолжался довольно долго, однако, Саундвейв видел, что будущий лидер десептиконов постепенно сдавался. Почувствовав это, Децимус замедлил темп, приподнялся над любовником, фокусы их линз пересеклись. – Я не хочу причинять тебе боль, звереныш, и я говорю не о боли физической. А этого не избежать, если ты... – начал он. – Просто продолжай, – черные пальцы Мегатрона прервали речь командора, мягко прикоснувшись к его губам. Децимус поцеловал его ладонь и приложил к своей щеке. – Ты должен понимать, интерфейс вряд ли что-то изменит. – Делай со мной что хочешь, я не прошу ничего взамен. Саундвейв видел, что шаттл производил стыковку систем как можно осторожнее, и все же, как ни старался Мегатрон сдержать гримасу боли, ему это не удалось. Но постепенно партнеры приспособились друг к другу. Децимус старался двигаться максимально плавно и сдержанно. До разведчика долетали только обрывки фраз, произнесенные сбивчивым шепотом: – Тебя не пугает, что все, кто был со мной, в итоге погибли? – Нет, Мегатрон, я устал бояться. С тех пор, как я увидел тебя полудезактивом в той злополучной камере, я многое понял. Быть может, именно в этом было мое шлаково предназначение. И можно прожить длинную беспутную жизнь ради одного-единственного мгновения... – Я запомню. И еще одно пожелание, командор… – Говори... – Сражайся завтра до последнего — так же, как всегда. – Это я тебе обещаю... Обоим стало тяжело говорить. Децимус включил подачу топлива и заставил десептикона замереть, прижав к платформе и зафиксировав запястья манипуляторами. Два корпуса слились, почти не двигаясь. Синхронная дрожь охватила их. Саундвейв внимательно наблюдал за действиями автобота, который управлял совместной заправкой. Судя по всему, давление в магистралях серебристого трансформера стремительно нарастало. Индикаторные датчики баков в основаниях крыльев шаттла поменяли цвет – пришло время обратной тяги. Так продолжалось несколько раз. И Мегатрон наконец громко застонал, отбросив всю свою строптивость. – Автоботский извращенец! — срывающимся от наслаждения голосом прохрипел он. – Глупый, это обмен жизнью... Саундвейв никогда не видел такого долгого и плавного коннекта. Ему было сложно судить, но, по-видимому, сменяющийся ритм обмена топливом приносил любовникам небывалые по своей эйфоричности ощущения. Быстрым движением Децимус снял защиту с силовых систем и соединил их с системами партнера. Мегатрон выгнулся дугой, хриплый крик разорвал душную атмосферу отсека. Их электрические цепи стали единым целым. Судя по мгновенно расслабившемуся лицу десептикона, шаттл быстро выровнял потенциалы полей и начал плавно управлять электроникой обоих, наращивая и наращивая обороты. Синхронно вспыхивали и гасли все световые датчики на их корпусах, багровая оптика мерцала в такт синей. Мегатрон обхватил манипуляторами шею командора, приподнялся, словно пытался что-то сказать. ...И тут произошло невероятное. Серебристые створки на груди десептикона разъехались, и яркая золотая звезда его Искры вспыхнула, осветив темные стены и двух огромных трансформеров на старой ржавеющей платформе. Саундвейв много слышал о слиянии, но за свою долгую жизнь не только ни разу не испытал его, а даже никогда не видел в реальности. Он знал технические особенности этого процесса, заключающегося в мгновенной перекачке информации от одного трансформера к другому. Помнил о различных уровнях проникновения, о способах защиты информации и о способах ее архивирования. Догадывался и о том, что полное слияние – особое удовольствие и особая степень доверия, если не проявление любви. Среди десептиконов подобное поведение при коннекте считалось признаком дурного тона. Считалось, что представители фиолетового знака не любили открывать друг перед другом свои Искры. Тем более странным выглядело то, что увидел Саундвейв. Мегатрон, в замешательстве от собственного порыва, с отчаянной немой просьбой смотрел на автобота. Таким беззащитным будущий лидер десептиконов не был никогда и ни перед кем. Шаттл застыл в оцепенении. Но золотая звезда сама протянула протуберанцы к его груди, стремясь дотянуться и приласкать. Эта Искра была настолько чистой и прозрачной, что поразила Децимуса до самых глубин спинального процессора и заставила затрепетать его собственную Искру. Саундвейв понял это. Он догадался обо всех мыслях автобота, как бы тот ни старался их скрыть. – Ты победил, Мегатрон… – задыхаясь, прошептал шаттл, и яркое белое солнце полыхнуло в центре темно-серой груди. Десептикон смотрел на чужую Искру с благоговейным ужасом. Но два сгустка священной плазмы знали, что делать – они стремились стать одним целым. * * * Неподвижное лицо Децимуса освещал золотой свет. – Ты вернул мне веру, – вдруг тихо сказал автобот, сделавший какое-то, известное только ему открытие и рухнул на корпус десептикона, соединившись с этой чистой Искрой, прежде не знавшей слияний. А потом разведчик долго смотрел на одну и ту же картину, которую фиксировала равнодушная тюремная камера. Два корпуса с полностью соединенными системами лежали на платформе в глубоком стазисе, заряжаясь после перегрузки. Лицевая пластина Мегатрона выражала растерянность. Лицо Децимуса – покой. Саундвейв догадался, какой выбор сделал командор. И это была печальная догадка. Именно потому он медлил переходить к следующей записи.