Will you still love me, when I'm no longer young and beautiful? Will you still love me, when I got nothing but my aching soul? ©
Нервная ночь. Почти не спал. Секса не было. Зато N вырубился сразу. Утром мы собирались в ожидании девчонок — Мирославы и Маруси. N еще раз пробежался по списку, позвонил Максу, который уже выезжал к месту на своей машине и объяснял, как добраться нам. Девушки ворвались бурно: Маруся сразу попросила меня подогнать машину к подъезду, якобы у нее тяжелая сумка. Да, она собралась в поход с неудобной, огромной спортивной сумкой и в балетках. Братья еще находились в комнате. — Мы едем на электричке! — громко объявил N. — Почему? — недовольно скривилась Маруся. — У Димы же есть машина. Я впервые услышал, что, оказывается, должен гнать свою почти новую, свежевымытую «Хонду» по какому-то неизведанному бурелому без карты и гарантии целостности авто. Подбирал слова, чтобы ответить девушке не грубо. Помог любимый: — Марусь, у тебя по математике какая оценка была? — Ты же знаешь, что «пять», — высокомерно ответила она. — Вот и мест в машине пять, а нас шестеро. Кто-то один поедет на электричке. Кто же этот счастливчик, а, Марусь? Близнецов разделять нельзя, они однояйцевые. У Миры, — та изобразила щенячьи глазки, — топографический кретинизм, она в лесу заблудится, а любимого мужчину я вам не оставлю, — N участливо улыбнулся Марусе. — Кто остается? — А потесниться, не вариант? — надула щеки отличница. — По пути два необъездных поста. Ты предпочитаешь ехать в багажнике или штраф платить? Она смолкла. Победа N. Всухую. Братья вышли, Маруся подбежала к Темычу: — Почему ты не сказал, что едем на электричке? У меня обувь не подходящая, я ноги натру. — Марусь, это — поход. Да там близко, километра три по лесу. Мы в марте были. Помнишь? — Да, на машине Макса, — обиделась деревенская примадонна. — У Максимки в машине есть еще одно место, он с тремя девушками едет, может, и тебя захватит, — снова вмешался N, я понял, что даже соседство в электричке с Марусей его не особо радует. — Душа моя, — это он обратился к Мире, — у тебя обувь подходящая? — Ага, во! — Мирося подняла ногу и продемонстрировала подошву кроссовки 38-го размера. — Умничка! Так что? Маруся жеманно повисла на руке возлюбленного: — Я c Темой хотела… — Ну, всё! Значит, едем на электричке, раз место одно, — решительно оборвал бездарный спектакль своей пассии Артем. Мы добрались до вокзала. В вагоне сели все вместе, забросив рюкзаки и вещи наверх. Рука N лежала на моем бедре, демонстрируя окружающим татуировку на запястье. Я периодически касался его пальцев. Обсуждения, планы. N, Темыч и Маруся вели оживленную беседу о предстоящей сессии: некогда отчисленная девушка Темы планировала восстанавливаться. Мира слушала музыку в наушниках, держа N за вторую руку, Феликс читал роман Харуки Мураками, а я урывками дремал и смотрел в окно, наслаждаясь тем, что еду в какое-то «безумно романтичное место» вместе с любимым и глажу его руку в общественном месте. Еще развлекался, пуляя взгляды в Феликса, сидящего напротив меня. Он замечал, смущался, даже слегка краснел и, стараясь не смотреть мне в глаза, усерднее утыкался в книгу. Такая реакция меня веселила. Чуть больше часа ехали, после примерно столько же шли, пробираясь сквозь лесную растительность. С N мы держались за руки и преодолевали все препятствия вместе. «Хоть где-то можно держать любимого за руку! Такое счастье. Гетеросексуалы даже не представляют, насколько им повезло!» В какой-то момент, пользуясь отвлеченным вниманием остальных, притягиваю N к себе и жадно целую в губы, дотрагиваясь языком до его штанги. Это молниеносно заводит: — Быстрее бы тебя затащить в палатку, ты не пожалеешь. — Ловлю на слове, только пока веди себя прилично. Макс каких-то девок привез, он и Артем не любят моих гомо-игр на публике. Нельзя злоупотреблять чужой толерантностью. — Ненавижу двойные стандарты! Мне тоже, может быть, противно смотреть, как Темыч сосется с Марусей, но я же не могу ему запретить. — Ди, есть тысячи геев, которые не заикаются о своей ориентации, боясь вызвать острый негатив окружения, потерять друзей, быть изгнанными из семьи или избитыми родителями. А мы с тобой даже живем вместе беспрепятственно, поэтому не жалуйся. Снова он меня почти заткнул, самое время перевести тему разговора: — N, я очень переживаю за Лизу, вернее за ее беременность. Как ее уговорить оставить ребенка? Может, Марго позвонить? — Какой же ты чудесный друг, тебе девушка доверила самое сокровенное, а ты ее сдать с потрохами хочешь?! — Да нет, мама бы прониклась ситуацией и сделала бы все в лучшем виде, отведя от меня подозрения. — Вот именно, прониклась бы. Дим, у тебя просто шикарнейшая мама, но она излишне эмоциональна. А теперь представь, что почувствует Марго, когда узнает, что это — не рядовая прерванная беременность, а ее такой желанный и возможно единственный внук или внучка? Да она уничтожит девушку, навсегда испортив с ней отношения из-за одной мысли об аборте. Ты сам сейчас истеришь, как школьница, хотя не фанат детей, чего можно ожидать от любящей дважды мамы? — Тут ты прав, но я должен как-то помочь. Зачем она позвонила мне? Почему, бл*ть, я должен чувствовать эту ответственность? Кто я ей? Она же совсем меня не знает, видела мельком, мы почти не общались. Что за странный выбор? — Не волнуйся, родной, — он остановился, взял обе мои руки и посмотрел в глаза. — Я почти уверен, что Лиза оставит ребенка, и убедил ее в этом именно ты. — Чем это я ее убедил? — кажется, N просто решил меня успокоить, чтобы я скверным настроением не испортил отдых остальным. — Она колебалась. При готовом решении, никто бы не узнал. Ей требовалась поддержка и чье-то одобрение. Скажи ты, что дети — это фигня, а ты полностью на ее стороне, она бы пошла на аборт с легким сердцем. Но ты запретил, я слышал, как ты кричал. Она наверняка перепугалась до смерти. — Я ужасен. Наорал на беременную. — У нее была неуверенность, а теперь она точно не сможет, зная, что как минимум ты изменишь к ней свое отношение, а ей еще придется провести с этим чувством вины остаток жизни. Вот кому это нужно? Тем более есть альтернатива — вкусить радости материнства в полной мере. Дать жизнь новому человеку. Увидеть, как растет собственный ребенок, ведь он уже существует. Многие мечтают о детях, но по каким-то причинам не могут их иметь. Дим, я не осуждаю аборты, некоторые слои населения нужно стерилизовать, чтобы не размножались: те же наркоманы, алкоголики и бомжи, у которых есть бабло на водку, но нет на г*ндоны. А здоровые совершеннолетние люди должны иметь детей, если хотят. Ты что бы выбрал на месте Лизы? — Предлагаешь представить себя беременной женщиной? — Ладно, чтобы тебе проще было, представь, что от тебя залетела какая-то из твоих бывших. Ты бы отправил ее на аборт? — Не знаю, я всегда настолько старался не допустить подобного, что даже не фантазировал на тему чьей-то возможной беременности. — И всё же? — не унимается N, как будто речь идет уже не о Лизе, а о моих потенциальных детях. Мы догоняем ребят, мелькающих между деревьями. — Предоставил бы право выбора девушке. Если она хочет оставить ребенка — пусть, я бы финансово помогал. Но жениться по залету и жить с ней был бы не готов. — А ребенок, Дим? Ты бы интересовался его судьбой? Общался бы с ним? — Зачем? — Да, бл*ть, хотя бы потому, что он твой! — срывается N. — Не кричи на меня, я не знаю. Кому нужен отец, который появляется раз в месяц, узнать, как дела у его случайного отпрыска? Я бы не смог имитировать идеальное отцовство. Всё же дети должны рождаться в любви и при желании обоих родителей. — Опять твой идеальный мир! Образованные, чистокровные, состоятельные, но еще молодые и энергичные, здоровые и красивые, любящие друг друга мама и папа. Без иных вариаций. Почти утопия. — Пусть утопия, но это самый лучший вариант для ребенка. Он всегда будет счастлив и любим. N мрачнеет и тяжело вздыхает: — Увы, твоя схема тоже дает сбой. Ребенок счастлив и любим ровно до того момента, пока в одночасье не теряет обоих родителей, а следующие лет десять жалеет, что вообще появился на свет. Снова это удушающее чувство вины перед ним. — N, дорогой, к чему эта речь? Зачем ты каждый раз себя терзаешь воспоминаниями? Что я должен сейчас ответить? Что женился бы на малознакомой девушке? Я всегда знал, что не хочу этого. Не хочу такой судьбы своему ребенку, если тебе угодно. Не хочу детей, пока не встречу ту самую, от которой их захочу, — почему-то в этот момент вспоминаю Вику, ничего не слышал о ней с зимы. — Разве это настолько эгоистично и отвратительно в твоем понимании? Да где я не прав? — Ты прав! Но при любом раскладе: живой отец лучше чем никакой, пусть даже он и появляется раз в пятилетку. Зато он есть. И отрекаться от рожденного ребенка нельзя, если ты вменяем и способен работать. Конечно, обиженная женщина может выдавать гигабайты небылиц, очерняя родителя. Но кто-то придумывает космонавтов, капитанов дальнего плавания и прочих, оставляя ребенку надежду, что отец где-то есть и когда-нибудь приедет в гости. Ребенок старается быть лучше остальных, чтобы при встрече не оплошать, порадовать успехами любимого папу. Дети же любят безотчетно. Если бы только было, кого любить. Если бы кто-то оставил для меня эту надежду, возможно, я стал бы другим. Я замечаю слезы на щеках N. Прижимаю его к себе, готовый разрыдаться сам: — N, любимый, ты лучший. Не нужно быть другим. Не нужно винить себя за то, что ты не уберег родителей. Это был несчастный случай. Ты должен был выжить, и ты выжил. Он смотрит мне в глаза с каким-то немым бессилием: — Знаешь, у меня постоянное чувство, что я совсем один. Один во всем мире. Меня окружают люди, они общаются со мной, но чувство одиночества не проходит. У тебя тоже так? — Нет, у меня есть ты, я точно не один. Это сейчас. А до нашей встречи я даже об этом не задумывался. Мне нравилось быть свободным и независимым. — А меня тяготит это одиночество, но, наверное, оно никогда не пройдет. Растерянный он стоит посреди леса, снова похожий на маленького заблудившегося мальчика. Я сжимаю его плечи, приближая к себе лицо, говорю спокойно, стараюсь быть убедительным: — Запомни, я с тобой, что бы ни случилось. Я никуда не денусь. Просто верь мне. Целую в губы, отпускаю, он снова вздыхает. Конечно, не верит. И не потому, что упертый, а просто не способен пока довериться полностью. «Проблема гораздо глубже, чем казалось, но попробуем справиться. Я готов ждать, сколько потребуется. В конце концов, у меня есть постоянная связь с одним из лучших питерских психотерапевтов». Наконец-то на месте. Живописный берег озера. Почти песчаный. Кое-где пучками растет трава, несколько метров до воды. Спокойное красивое место. Я подхожу и зачерпываю ладонью воду. Абсолютно прозрачная. Отчетливо видно дно и через десяток метров от берега. Оборачиваюсь. Вглубь смешанный лес, хочется дышать полной грудью. Воздух отличается от городского кристальной чистотой, ароматами лесных трав, еле слышным щебетом птиц. Тут тихо… Было до нашего появления. С парнями ставим две палатки. Наша с N выглядит больше, чем камуфляжная Кирюхина, хотя та предназначена для ночлега 3-4 человек. Вскоре появляется вторая половина нашей компании. Макс знакомит нас с двумя девушками. Услышав необычное имя N, они решают, что это — дань моде и представляются импортными вариациями своих имен: Крис и Элис. Рассматриваю Элис — симпатичная и скромная. Макияж отсутствует. Каштановое каре. Худенькая и невысокая. Крис ее полная противоположность — на голову выше подруги, слегка полновата, белые, явно специально завитые, кудри спадают на плечи. Лицо ничем не примечательно, но девушка в себе уверена: пухлые губы выведены красной помадой, трикотажная кофта с глубоким вырезом открывает обзор на сочную пышную грудь, узкие джинсы едва не трещат на ее бедрах, обнажая проколотый пупок. Странно, она сразу мне не понравилась. N, все еще пребывая в подавленном настроении, требует алкоголя «за знакомство». Замечаю, как быстро среагировала охотница Крис на моего парня. Собралась затащить его в свои сети. Спустя два тоста отдыхающие расходятся по своим насущным делам. Передо мной пластиковое ведро, полное маринованного мяса. Беру кусок, насаживаю на шампур. Затем следующий. Лук. Раньше я любил этот процесс, после откровений возлюбленного испытываю к мясу смутное отвращение. Боковым зрением замечаю N, который нарезает вокруг меня круги в радиусе трех-четырех метров. К нему снова прилипает Крис, уводя его с просьбой «показать палатку». Я не в настроении, с окровавленными руками и острыми предметами в них. Меня лучше не злить. Не вижу Крис. Пропал из поля зрения и мой N. «Какого черта, дорогой?» Шампуры с мясом на мангале. Это солнце припекает или ядерный взрыв в моей душе? Решаю снять майку. До этого я оставался почти незамеченным, теперь чувствую несколько заинтересованных женских взглядов: Мирославы, Элис и даже Леськи — девушки Макса. Встречаемся взглядами с Мирой, она с пониманием идет к палатке. Через минуту возвращается с N. Увидев меня, он машинально облизывается. Следом появляется Крис: — Ой, шашлычок скоро будет готов! Такой аромат! Обожаю шашлыки! N, а ты? «Бинго! Вопрос „в яблочко“!» Я улыбаюсь Мирославе, пытаясь сдержать смех. — Нет! — холодно отзывается блондин и уходит к Максу. — Как можно не любить шашлык? — удивляется Крис. — Он всегда такой странный, Дим? — она таки добралась до меня. «Что бы такое сказать? Пусть думает, что дело в ней, а не в мясе». Мира неподалеку греет ушки и встревает в наш диалог, хотя я еще даже не ответил: — Кристиночка, если ты на что-то рассчитываешь, то зря, — сердце замирает. «Она разве сможет сказать, что мы вместе? Хотя так даже лучше, пусть знает». — Это почему еще? — фыркает королева, отбрасывая с плеча белую прядь. — Я давно знаю N, — произносит Мирослава заговорщицким голосом, наклоняясь к девушке практически вплотную. — Он не выносит блондинок! Последнее предложение было сказано громко, даже русая Леся услышала и вздрогнула. — Посмотрим! — отозвалась Крис, явно не желая сдаваться, и рванула к подруге. Я вернулся к шашлыку, так и не заговорив с ней. Заливая водой выбивающее пламя, почувствовал настойчивое скольжение чьих-то холодных пальцев в области поясницы. — Какой ты горячий, Ди, — раздалось у самого уха, — когда ты освободишься? Я хочу пригласить тебя на увлекательную прогулку и рассказать сказку. — Минут пять еще, — выдохнул я, понимая, что к шашлыку не притронусь, но я всё еще обижен на N, — а я могу отказаться? — Нет, обещаю, тебе понравится, — тот же голос с придыханием возле уха. — Что в палатке делали? — Еб*лись, конечно! Ты сейчас серьезно?! Она потащила меня смотреть палатку. Засунула в нее голову, оставив свою двухметровую в обхвате ж*пу снаружи, стоя на коленках. И звала меня туда. Это было омерзительно. У меня бы и в голодный год на подобное не встал. Я понес мясо к импровизированному столу, где все уже собрались и ждали нас. — Рассаживаемся, всё готово, — скомандовала Маруся. — У нас тут с Димой дело срочное, — ослушался N. — Макс, где твой топор? — В машине. Зачем тебе топор? — уточнил рыжий и кинул N ключи. — Вечером холодно будет, надо дров принести, костер сделать. Пионерский. Не у мангала же греться?! Я надевал майку, N тащил меня к машине: — Ди, у тебя был секс в «Жигулях»? — Не помню, но точно топор там не участвовал. — Ой, действительно, хр*н с ним, еще руки тяжестями занимать. К тому же на свежем воздухе лучше. Машину он так и не открыл. — Я ж тебе сказку обещал. — Угу, — без топора мне было действительно спокойнее, хотя уходили мы все дальше от нашего лагеря. — Жил-был принц, он ненавидел рыбу. Никогда ее не ел. И влюбился этот принц в молодую кухарку, которая служила при дворце. Очень хотел жениться на ней и отречься от наследования престола. Король с королевой не знали, как помешать свадьбе и отвадить сыночку от безродной девки. Пошли к колдунье, отворот выпрашивать. «Тю, — сказала ведьма, — да пусть он просто к ней на кухню зайдет, когда она будет вся в рыбной чешуе, крови и потрошках, принц ее тут же разлюбит, а корона будет спасена». Чем кончилась сказка? Дим, как думаешь? — Я что-то смутно припоминаю. Андерсен? Он увидел возлюбленную всю перепачканную рыбой и… полюбил рыбу? — Верно! Так вот, не наш случай… Если ты даже будешь жарить шашлык голый при ораве, вожделеющих тебя, девок, я один х*й свинину есть не начну. Смекаешь? На это я только рассмеялся. — И я запрещаю тебе раздеваться при посторонних. Меня умиляла его вспыхнувшая ревность. — А там… лето, солнце, пляж. В свитере загорать? — Да! Если меня рядом не будет. Дима, ты такой красивый, как тебя вообще оставлять можно? Уведут же. — Не знаю, в палатке с Крис тебе было интереснее. — Ты же видел: она сама меня потащила, я лишь пытался быть вежливым с дамочкой. — А мне лишь, — передразнил я его с едкой улыбкой, — стало жарко. Он прижал меня к себе. Руки опустились на ягодицы и сжали их: — Ты мой! Помнишь? Лесные ароматы разливались вокруг, птицы заливисто пели, слышалось жужжание насекомых… N вгрызался в мою шею. Все чувства обострились на свежем воздухе. Захотел я его еще после пальцев на пояснице и сейчас полностью отдался этой страсти. Раньше N не делал засосов. Теперь он старался оставить метки на моей шее и груди. «Интересно, что подумают остальные, когда мы вернемся без дров, но в засосах? Особенно хочется увидеть лицо Кристины». Я слишком возбудился, и его укусов мне стало мало. Встав перед ним на колени, чистыми светло-голубыми джинсами прямо в сочную зелень, я отблагодарил возлюбленного за ревность. Да, это было ее первое проявление. Безумно приятно. «Он меня никому не отдаст». Сейчас на секс я не рассчитывал, уже настроившись на бурную ночь, еще опасался, что нас пойдет кто-нибудь искать. Но кто меня спрашивал? N, не дождавшись оргазма, поднял меня рывком, развернул, заставляя упереться руками в ствол широкого дерева, и начал стягивать штаны. Холод смазки плюс поцелуи в шею. Разве можно отказать? Без возможности сдерживать стоны, я позволял ему войти глубже и глубже. Пытаясь фокусировать взгляд на коре дерева, на немеющих ногах переживал весь спектр удовольствия. «Да, в „Жигулях“ точно не так». Муравьи, следуя вверх по шероховатой поверхности ствола, тащили какую-то травинку, а мне было невероятно хорошо в объятьях любимого сказочника-инопланетянина. Реальность поплыла. Спустив струю к подножию дерева, я вскоре сполз вниз, ноги совсем не слушались. Благо, меня поймали, не дав упасть на землю. Короткий поцелуй в губы. — Ди, ну, правда, как ты это делаешь каждый раз? Я уже завидую, — он перевел взгляд, — а вот дереву нет, вряд ли на него раньше брызгали спермой. Хотя откуда мне знать. — Замолчи, ты мне кайф ломаешь, — пытался не смеяться я. — Ну, простите, Ваше тонкое и впечатлительное Величество, — он расположился на траве, в штанах цвета хаки, держал меня на руках и пытался качать, как младенца. — Поцелуй меня еще, — приказал я. Мы целовались, я гладил его по волосам. Течение времени не ощущалось. Закрыл глаза и сидел так, пока не почувствовал у своих губ сигарету. N обнял меня крепче. Затягиваюсь: — А давай здесь останемся. Палатка есть, огонь есть, рыбу можно ловить в озере. Купаться там же. Зачем возвращаться в город? Нам же достаточно друг друга. Он недоверчиво прищурился. — Дим, почему ты не спросил про ту надпись? — Какую? — Которая лиловым свечением горела над тобой в день нашего знакомства, отливая серебром. — Как-то упустил этот момент. Там было что-то важное? — Для меня — да. Но раз ты не спросил, тебе знать не нужно. Еще не пришло время. Пойдем, темнеет уже. — История была слишком прекрасной, лишние детали ее бы испортили… Так ты не скажешь? Он только улыбнулся в ответ, сверкая белыми зубами в новорожденных сумерках. — Скотина! Ненавижу тебя! Я еще одну ночь спать не буду, думая о том, что бы там могло быть. — Не трудись — не угадаешь. Зато я люблю тебя и очень рад, что ты появился тогда в моей жизни. Спасибо, Дим. — На здоровье! — обиженно буркнул я. Вернулись к машине. — Ты людям дрова обещал, они же там ждут и, возможно, уже мерзнут. По моим предплечьям бежали мурашки. N обнял меня сзади, снова целуя: — Так теплее? Не видя земли под ногами, ведомый им, я споткнулся о какую-то корягу. — Вот, Димуль, и дрова. — Я не очень шарю в кострах, но мне кажется, этого недостаточно. — Зануда! — лишь отмахнулся N. К нашему прибытию ребята уже развели костер из остатков угля, тонких веточек и бумаги. — Где вас носит полдня? Это все? Для пионерского костра? Ты прикалываешься? — негодовал Артем, глядя на тонкую трехметровую палку, принесенную нами. — А топор где? — осведомился Макс. — Тебе виднее, мы его не трогали, — ответил N Максиму и продолжил, повернувшись к Темычу, — всякий критиковать горазд, пойди и найди дрова сам. Макс кивнул и продолжил играть на гитаре, нас никто не слушал. Стояли втроем: N, Тема и я. — Темно уже! Малыш, помнишь, ты мне задачку рассказывал. Девушка восемнадцати лет может собрать три литра земляники за два часа. А двадцатилетний парень за то же время наберет пять литров земляники. Но если их вместе отправить в лес на пару часов, не факт, что они принесут восемь литров ягод. Вывод: нельзя тебя с Димоном за дровами отпускать. — Бусинка, не сердись, хочешь, я все объясню?! — Ни в коем случае!!! — убежал от нас Артем. Я нашел свою куртку, засосов в темноте никто не заметил, возможно, их и вовсе не было. — Что-то жрать хочется! Да, лапуль?! — тихо спросил N. — Ага, с утра! Словно услышав наш разговор, приблизилась c пластиковой тарелкой Крис. — Где были, ребят? Я для вас мяса спрятала пару кусочков. Очень вкусное получилось, вы же не пробовали. Девушка вручила тарелку N, он окинул взглядом содержимое и передал ее мне: — Merci, Madame. Bon appétit, mon ami. Гуляли. А курица есть? — Ты не ешь свинину? Мусульманин? — предположила Крис. — Ага, и сексом с женщинами до свадьбы не занимаюсь. Не положено. Я же должен попробовать то, что сам приготовил, хотя под пристальным и голодным взглядом любимого жевать было сложно. Крис убежала искать еду для него: — Эх, надо было тоже тебе отсосать, всё ж белок! — повернулся в сторону. — Нет, ты только посмотри, как этот паршивец девочку мою лапает! На лежавшем дереве сидела замерзающая Мира, прижимаясь к Фелу, тот ее приобнял. N пригрозил «нахалу» указательным пальцем. — А они миленько смотрятся! — искренне заметил я. — Исключено! Я трахал их обоих, моя хрупкая психика не выдержит такой дуэт. Крис принесла вторую тарелку. Содержимого было раза в три больше, чем на моей. — Вот, все для тебя собрала. Максим сказал, ты тоже играешь, споешь нам, как покушаешь? — Всенепременно! — ответил он ей, усаживаясь на другой конец дерева, я пристроился рядом. — Приятного аппетита, мальчики, не буду вам мешать. Она временно оставила нас в покое. — Нет, это нормально: работать за еду? За кого она меня принимает? — Блондиночка на тебя запала, смирись. Кстати, если проанализировать гендерный состав лагерного населения и предположить, что Фел с Миросей, мы с тобой без девушек, а Крис и Элис соответственно без парней. Смекаешь? — повторил я его смешное слово, — Пять девочек, пять мальчиков. Идеально! N лакомился курицей и делился со мной овощами: — Потому что на десять девчонок по статистике пара «Тату», — начал распеваться он. — В их же интересах быть лесбиянками, терпеть не могу явных домогательств от малознакомых людей. Далее часа два все слушали песни в исполнении N и Максима. Занять место рядом с любимым я не успел. Он был с обеих сторон зажат девушками — Крис и Мирославой, которая теперь обнимала Феликса. Да, именно так. Я сидел напротив N и через искры костра в ночном воздухе наблюдал за каждым его движением, влюбляясь все больше. «Прижимайся к нему, сучка, сколько хочешь. Но это у меня колени на джинсах испачканы в траве, а грудь и шея в засосах». Земфира, «Сплин», «Пилот», «Торба-на-Круче», «МультFильмы», «Чайф» — репертуар не иссякал. Постепенно перешли на английский. В перерывах между песнями выпивали. Вконец осмелевшая Крис кричала ему на ухо, что обожает Scorpions и умоляла исполнить. N вспомнил только «Still Loving You». Он пел, а на словах «I'm loving You…» произносил текст исключительно для меня, я видел это в его пристальном взгляде и улыбался, чувствуя себя в эти моменты самым счастливым на Земле. Вскоре Макс с Лесей пошли спать в машину, а Крис и не думала отлипать от моего парня, насилуя его просьбами о новых и новых песнях. Я разрабатывал план, как ее унять. Мира жестом позвала меня. Мы отдалились от остальной компании на несколько метров. — Феликса решила соблазнить, развратница? — я пытался делать вид, что у меня все отлично. — Да ну, брось! Он милый, конечно, но для меня, как младший братик. — А N как старший? Тебя не смущает, что они ровесники, и оба старше тебя? — N — это N, пупсика я иначе воспринимаю… — она мечтательно улыбнулась. — Ты не переживай, пьяные шлюховатые пергидрольки его совсем не впечатляют. Хочешь, я ей в декольте уголек закину? Разумеется, случайно! — Не, перебор, но она в него так вцепилась, как деликатно объяснить, что это — мой парень, и он уже за*бался быть ее придворным музыкантом? — Без понятия! Вот нравятся мне ее сиськи, черт побери! — изрекла в ответ Мирослава, — прям покоя не дают. Что со мной не так? Я не успел ответить Мире, к N подошел Артем, что-то сказал ему на ухо, тот отдал гитару Крис и проследовал за Темычем. «Черт! Почему я так не сделал?» Мы их отлично видели, разговор был серьезный и, судя по лицу N, не очень для него приятный. Пару раз он посмотрел на меня. — Мир, о чем они говорят, как думаешь? — Лучшие друзья? — усмехнулась та. — Да о чем угодно: о футболе, о гималайских мишках, о возможном нападении на планету меркурианцев, о бабах… о тебе. Сам я склонялся именно к последнему варианту. Артем оживленно жестикулировал, а любимый только прикусывал губу и чесал шею, временами с пониманием кивая. Маруся потащила Тему в камуфляжную палатку, N, заметив мой взгляд, махнул мне. Начало разговора. Его тяжелый вздох. Я замер. «Нет! Только не говори ничего ужасного. Ты не можешь испортить мне эту прекрасную ночь!» — Димуля, тут такое дело… — начал он. — Мы не можем спать в нашей палатке только вдвоем. Восемь человек, без Макса. Получается, по четыре в каждой. Можем Миру с Фелом взять. — Нет, N! Ты же знаешь, что я специально выбирал палатку для двоих. Какое мне дело до тех, кто заранее не беспокоится о ночлеге? Я хочу спать только с тобой и точка. Теперь, давай, назови меня бессердечным эгоистом. Он смотрел под ноги: — А кого-то одного? — Кристину? — Да нет, конечно. Фела или Миру. — Милый, я секса хотел. В этой палатке. С тобой! И без твоего бывшего. — Значит, Миру, она с удовольствием посмотрит, — решил со смехом он. — Просто, блин, прикинь, как со стороны это выглядит? Шесть человек в палатке, рассчитанной на четверых, а мы в огромной палатке только вдвоем — оба мальчики, и оба — пафосное мудачьё? — Ой, уговорил. Зови свою прелесть, только без Фела.***
Мы трое внутри, в свете фонарика раздеваемся, готовясь ко сну. Мира смущается: — Мальчики, если вы… эм… что-то планировали, я могу полчасика погулять. Предложение подкупает своей новизной, с восхищением я смотрю на девушку. — По темному лесу в два часа ночи? Ты спятила, дорогая? — справедливо замечает N, сбивая весь мой эротический настрой. — Ну, я могу у костра посидеть, далеко не пойду, если надо, — предлагает альтернативный вариант Мира. — Спать, душа моя! Быстро всем спать, — командует блондин. Мы укладываемся на расстеленный спальник, накрываясь вторым как одеялом. Все трое в майках и шортах. N посередине. Мира, совершенно не стесняясь, стащила с себя спортивные штаны, заменив их светлыми шортиками. Гаснет свет. Пространства значительно больше, чем в нашей кровати, вспоминаю питерский траходром. Нет нужды прижиматься к любимому, но я уже привык. Обнимаю его, укладывая голову на грудь, ощущаю, что там уже лежит рука Миры. N прижимает нас двоих к себе: — Ребят, я вас так люблю… давайте замутим тройничок? Когда еще соберемся вот так, все вместе и без свидетелей? «Вот и пойми — прикалывается он или нет?» Я в легком ступоре, молчу, но хочу материться. Мирослава оживляется: — Угомонись, извращенец! — целует N в щеку и продолжает, смягчив тон. — Спокойной ночи, Дима! — Взаимно, Мирусь! — отзываюсь я, она нравится мне всё больше. Засыпаем. Вскоре неизвестного происхождения возня в палатке разбудила меня и заставила прислушаться. Спросонья мне показалось, что к нам забрался дикий зверь или… Феликс. Но, нет, это был не бывший моего парня, а его новоиспеченная фанатка. Крис пыталась воткнуться в пространство между мной и N. — Кто здесь?! — любимый быстро нащупал фонарик и стал им светить девушке в лицо. — Это я, — обиженно протянули из темноты, щурясь и закрываясь руками. — Можно поспать с вами? В нашей палатке Артём храпит, никак уснуть не могу. — А сиськи дашь потрогать? — похотливым тоном спросила Мира. — Чего?! — растерялась гостья. Мы с N беззвучно засмеялись. — Ну, хоть член у тебя есть? — продолжила сексуальную атаку Мирослава, стараясь не заразиться нашим дружным ржанием. — В смысле? — испугалась Крис. — Какой член? Я давился смехом в плечо N. — Раз нет, то извини, ты нам не нравишься, — «разочаровалась» Мира. — К тому же, мы все храпим! Ступай с миром, желтовласка. Обладательница пышных форм, как ошпаренная выскочила из палатки, даже ее не закрыв. N потянулся к «молнии», обращаясь к Мире: — Ты шикарна! Обожаю тебя! Сам бы так не смог, — он поцеловал девушку в макушку. — Совсем шлюхи оборзели! Хоть сигнализацию на входе ставь! — пожаловалась та в ответ. В остаток ночи происшествий не было. Утром спали мы долго. Заслышав разговоры у костра, я проснулся и обнаружил, что кроме меня в палатке только Мира, уже переоделась: — Димка, ты такой красивый, когда спишь! — Я бы не доверял твоим оценочным суждениям, тебе вообще трапы нравятся. — Это кто такие? — Барышни с грудью и членом! — Да какая разница? Лишь бы человек был хороший! — Твоя правда! Пойдем?! Возле костра нас ждала вся компания: Максим бренчал на гитаре, его возлюбленная сидела рядом, N жарил картошку в широченной сковородке, Маруся с Элис готовили салат. Близнецы болтали с моим парнем, уже успев поставить удочки у берега. Было ощущение, что кого-то не хватает, Мира меня опередила: — Эй, а где это?! — она показала ладонями большие буфера, хотя прелести Миры едва уступали груди Крис. — Кристинка? Попросила рано утром отвезти ее к станции, какие-то неотложные дела возникли, — сообщил Макс. Мирослава победоносно улыбнулась данной новости и незаметно для остальных протянула мне ладонь для хлопка. На завтраке все за столом сели парочками: Маруся с Артемом, Макс с Лесей, Мира как и накануне проявляла заботу о Феликсе, а Элис, оставшаяся без подруги, скучала, глядя на искры, прыгающие по уголькам, под нашей сковородкой. Я мог сесть рядом с ней. «Да какого черта?! Все же в курсе, кроме скромняшки. Почему я должен притворяться одиноким натуралом, когда мой любимый парень находится в двух метрах от меня? И чего я при Кристине сдерживался? Кто она нам? Да что она сделает? Максимум фыркнет!» Я дождался, пока любимый возьмет тарелку и, притянув его к себе, усадил рядом. Поцеловал мочку уха с бриллиантовой сережкой, а после уткнулся в шею, обнимая его и поняв, что отчего-то очень соскучился. Боковым зрением наблюдал за реакцией остальных. Явного недовольства не последовало. Лишь групповое смущение. Артем слегка напрягся. Казалось, если мы с N поцелуемся, он может закричать что-нибудь нечленораздельное. Макс сделал вид, что ничего не произошло. Леся и Маруся хмыкнули, Мирослава расплылась в блаженной улыбке, а Феликс просто мужественно принял увиденное. И только Элис сидела ошарашенная, едва не выронив тарелку из рук. Глаза ее расширились до неестественных размеров, а взгляд выражал ужас. Я бы многое отдал, чтобы подслушать их ближайший разговор с подружкой. N добрался пальцами до моего затылка и шепотом попросил остановиться. Вскоре мы начали собираться в обратный путь, прощались с Максом и девчатами. Маруся упросила доставить ее до автостанции. Артем поехал с ними. Элис все еще смотрела на нас с испугом. Пользуясь случаем, я передал пламенный привет подруге. Снова пересечение леса. Парный фэн-шуй. Феликс с Мирославой шли впереди, разговаривая и держась за руки, очень похожие на счастливую влюбленную пару. Лично мне такой союз импонировал. Мы с N немного отстали. — Дорогой, а у меня же к тебе несколько неожиданных вопросов, — обратился я к блондинчику. — Жги, Димон! — Как дела у Виктории? — Наверное, нормально. В гости как-то забегала с Марусей. В августе замуж выходит. — Да ладно? Прям по любви? — Не заметно. Папа нашел для нее какого-то лейтенанта. Сказала, что хороший парень. — Жалко девочку, — меня эта новость действительно расстроила. — Причем она объявила о свадьбе и ждала моей реакции. Спрашивала, ничего ли у меня не изменилось. Но я не одумался, не воспылал ревностью, не пообещал увезти ее на край света, чтобы подарить ей дюжину разнополых детей. Нет, я повел себя, как последний честный мудак и сказал, что всё еще слишком влюблен, а ей желаю неземного счастья с ее избранником. — Ее же замуж не насильно выдают? — на всякий случай уточнил я. — Уверен, она туда собралась сама, назло мне. А я даже не разозлился. Мне решительно пофиг. Даже тебе вот не пофиг, а мне, прям, положить. Это ужасно, да, Димуль? — Нет… Блин, нет, я тобой с нею делиться не собираюсь. Так, ладно, дальше. Про вчерашнее. Ты сказал, что любишь Мирославу и… на счет тройничка, ты же пошутил? — надежду в моем вопросе трудно было игнорировать. — Дима… — он с трудом подбирал слова, — тебя и Мирославу я люблю одинаково, это любовь разного качества, но одинаковой интенсивности. Она мне очень дорога. Нет, не пошутил, если бы мое предложение вызвало больший энтузиазм, мы бы что-нибудь придумали. Снова шок, затем рой непонятных возмущенных мыслей и желаний. — Как?! Ты же говорил, что было что-то по пьяни, и больше ты столько не выпьешь. — Говорил. Не могу этого объяснить, но мне трудно видеть ее с кем-то. Дружеско-братская ревность. Лучше я сам буду ее трахать. Не смогу отдать абы кому. Она нужна мне. Я полностью ей доверяю, я уверен, что она будет рядом в любом случае. Прости, любимый, но Мирося ни разу не дала мне усомниться в ее преданности, в отличие от… потому и благодарен я ей. Я старался не поддаваться эмоциям и не переходить на крик. — А если бы встал выбор: я, приехавший из другого города, оставивший все, только чтобы быть рядом с тобой, и она. Она наверняка ведь трахается с другими парнями. И если влюбится в какого-нибудь гомофоба, он запретит вам общаться. Прощай, подружка?! — Мира? В гомофоба? Да она их на дух не переносит. Исключено! — Ответь, бл*ть, на вопрос. Кого ты выбираешь? Он остановился, закрыл лицо руками и стащил их вниз. Я ждал, теряя последнее терпение. — Не знаю, Дим, я бы не смог жить без кого-то из вас. Вы нужны мне оба. Это как выбирать между мамой и папой. Вот кого ты больше любишь: Марго или отца? — Маму, N, я х*евый сын, и я маму люблю больше. — Ладно, проехали. Еще вопросы остались? — Дай мне переварить эту информацию. Так у вас был секс с Мирой, помимо того раза? — Нет, но если она будет настаивать, я могу и согласиться, сам ее на это провоцировать не буду, обещаю. Вот если Миросенька засобирается замуж, я начну неистово истерить, это факт. — А я уверен, что между любовью и тобой, она выберет мужа, семью и детей. N, если человек один раз ошибся, нельзя ставить на нем крест, и если еще не косячил, так же нельзя считать его безукоризненным и идеальным. — Не всякое оценочное суждение должно служить модификатором поведения. Я в курсе, Дим. Но речь идет о моих чувствах, а они у меня к Мире есть. И она меня любит, я же знаю. — Заметно? — Да, я вижу, что она для меня на многое пойдет. — А я, N, что ты видишь по мне? Разве я тебя не люблю? — я уже кричал, состояние было близким к панике. Он отвечал спокойно, как бы извиняясь: — Тут мне сложно. Ты каждый раз разный. Иногда мне кажется, что ты любишь меня слишком сильно: абсолютно, запредельно, до самоотречения. Однако я понимаю, что особо ничем такую любовь не заслужил. Иногда это выглядит как очередное увлечение экстремальным развлечением. Всё. Я сорвался: — Как же ты, бл*ть, меня бесишь! Всяко тебя не устраивает! То слишком сильно, то недостаточно. Не вписываюсь я в твои стандарты, не соответствую. Я злился, стараясь догнать ребят, удаляясь от него. Он только шел рядом и улыбался. — Дим, успокойся, этим и завораживаешь. Ты разный! Ты живой! Ты охр*нительный! Ты гораздо круче, чем сам о себе думаешь. В тебе огромный потенциал, но я не хочу, чтобы ты весь его потратил на меня. — Так, стоп! — я замер на месте. — Еб*чий маленький сучонок, что ты сейчас сказал?! Давай, брось меня посреди леса. Феерично отомсти, злопамятный упырь. N смеялся в голос и вытирал рукавом слезы. — Вот! Вот, я именно об этом. Я тебя обожаю! Такого, какой ты есть! Но думай иногда и о себе. — Идиот! Последний вопрос. Иногда я хочу, чтобы ты совсем ничего не говорил. Что там было написано? — Где?! — он всё еще ржал, глядя на меня. — В п*зде! Я ж, бл*ть, никогда так раньше не матерился! Вот что ты со мной сделал? Пью, курю, кончаю на деревья, глядя на муравьев, сосу члены под ёлками. Что дальше? Незаметно для себя мы нагнали ребят. Смерив нас взглядом, Феликс оценил особую атмосферу: — Ребят, отсыпьте немного. — Ой, а я и не знала, что питерские архитекторы такими матерщинниками бывают, — восторженно констатировала Мирослава. — Я думал, они только на заборах кричать могут, — продолжил простоквашинскую фразу Фел. Внезапно у меня пропало желание говорить хоть с кем-то до следующей ночи. Мы молча ждали электричку на станции. «Хорошенький расклад, нас четверо, троих по очереди трахал четвертый. И все четверо в курсе. И нахрена мне эта информация?» Поезд подошел. Явно популярный маршрут у дачников. Пришлось стоять в проходе. — Фел, у тебя ручка есть? — спросил N своим умопомрачительным тембром, от которого я вспомнил, что секса у меня не было уже сутки. Феликс полез в рюкзак, выудив требуемый предмет вместе с блокнотом. N что-то нацарапал и протянул записку мне в сложенном виде.