Разбитый на части в поисках счастья. Ветер в голове, всё дальше манит свет. Разбитый на части в поисках счастья. Ветер в голове и покоя нет. ©
N собирается выйти из кухни, Артем не намерен признавать свое досрочное поражение, обгоняет блондина на выходе, преградив путь. — Давай поговорим! — требует Темыч. — Давай, дорогой, только сначала напомни мне правила этого дома, которые были всем озвучены при въезде. Их не так много. Тема пытается вспоминать: — Что-то на сказку похожее про трех медведей. Не пить из моей чашки, не есть моей вилкой, не брать зубную щетку… — Верно, только это не все. — Стучаться в твою комнату, приводить девушек домой исключительно для приятного досуга… — Достаточно. Что включает в себя понятие досуга? — Секс, общение, интеллектуальные и не очень игры, употребление еды и напитков. — Умница! Совместного проживания в этом списке нет! Прости, я должен закончить программу. — Нет уж, сядь, мы еще не закончили, — снова протестует Артем. — Кирюха таскал баб каждый день, ты ему слова не сказал. А Маруся — не какая-нибудь пьяная шлюха, а, возможно, мать моих будущих детей, ты должен быть к ней лояльнее. — Не должен, Тем. Правила для всех одинаковые. Мне очень жаль, — N присаживается на мое колено. Я обнимаю его и целую в ключицу. Тема смотрит на нас, прокручивая в голове новые доводы. — Можно, кстати, решить, что Кирилл жил с девушкой, просто каждый раз у нее было новое лицо. N, ну прекрати, я помню, как ты любишь, чтобы тебя уговаривали. Давай промотаем эту часть. — Темочка, дорогой, ты не задумывался никогда, откуда взялось это правило? Так я тебе расскажу. Женщины — это цветы в горшках на подоконниках, розовые стринги на батарее, неопознанные флакончики и тюбики в ванной, косметика у зеркала, сладковатый аромат парфюма в воздухе, кружевные салфеточки на кухне и сериалы про любовь. Они воздушные и ранимые существа. Хрупкие, как бабочки. Это прекрасно, но… у нас чисто мужской коллектив. Приходя домой, я хочу рыгать, бухать, курить, чесать яйца, орать песни Шнура, блевать в коридоре и ходить без одежды. Вот какая бабочка такое выдержит? Тема пытается не смеяться, видимо, представляя эту картину. — N, ты никогда не блевал пьяный и голый в коридоре, распевая матерные песни. — Так я могу начать в любой момент! К чему такой риск? Артемка, я тебя очень люблю, но в нашей квартире женщины жить не будут. Смирись! Я залезаю рукой ему под футболку, поглаживаю пресс, Темыч и это замечает. — Да Маруся переживет всё, она давно привыкла к тебе и к твоим выходкам. Лично у меня нет никакого желания, помимо нестабильного Феликса, делить кров еще и с Марусей, но ситуация может вырулить в конфликт. Всеми силами, пока молча, поддерживаю любимого, и Артема тоже понять могу. — То есть никакая рандомная девушка здесь жить не будет? — не унимается Тема, пробуя все новые пути. — Ну… — тянет блондин, — если только жена моя, прости, любимый, я пытаюсь честно отвечать на вопрос. — Не выгоню же я супругу на улицу. — Угу, жена. Ты спятил совсем? — даже Артема озадачивает такой пример. — А Мира? — А что с ней? — уточняет N. — Допустим, Мира устроила дома скандал, поругалась с родителями и пришла к тебе жить. Тоже не пустишь? Пять баллов Артему за такую провокацию, я оценил. N даже задумался на пару минут: — Нет, напою, накормлю, спать уложу, а утром проведу разъяснительную беседу и верну в отчий дом. Правила — есть правила. — N, ну прекращай, ты нормальный парень и мой друг, сейчас имеешь уникальную возможность помочь молодой семье, еще и не на бесплатной основе. Я же работаю, буду тебе платить, она может помогать по дому и на кухне. Вот куда ей сейчас? По два часа из дома в город ездить, а потом еще на маршрутке до универа, когда ее жених в просторной городской хате живет. Да и комната есть свободная. Меня уже утомила эта дискуссия, я все наглее пристаю к N. Любимый раздражен. Видя, что от меня толку нет, Темыч предлагает новый план: — Мы можем поговорить наедине, в Кирюхиной комнате, чтобы никому не мешать? — Пошли. N дарит мне поцелуй в уголок губ и выходит за Темычем. Это мне совсем не нравится. «Что за секреты? Чем я им мешаю?» Уже не в силах сосредоточиться на документах, иду следом. Усаживаюсь на пол в коридоре, опираясь спиной на стену комнаты, в которой парни. Слух напрягать не нужно, говорят достаточно громко. — N, ты привел в дом Диму, никого не предупредив. — И что? Транспарант нужно было повесить и рекламу на радио дать? Это мой дом, а Ди — мой любимый мужчина, мне не требуется чьё-то одобрение, чтобы жить с ним здесь. — Дело не в одобрении, ты не подумал даже кому-то сказать. Это жестоко, N! Феликс очень тяжело воспринял твоего любимого мужчину. — Я был уверен, что они поладят. И, кстати, не ошибся. — Окей, у тебя любимый мужчина, у меня — Маруся, у моего брата — никого. Что если он тоже приведет в дом мужчину и захочет с ним жить? — Да на здоровье! Я буду страшно рад, если Фел оставит меня в покое и найдет себе кого-то нормального. — А как ты проверишь нормальность, если увидишь его впервые? — Испытательный срок — месяц, в течение которого я в любой момент могу попросить товарища освободить койко-место без объяснения причин. В комнате тишина, зато в квартире появляется упомянутый ранее Феликс, мокрый, как дворовая кошка, но бодрый и звонкий: — Привет, там дождь такой, я зонт не взял, а ты чего на полу? — Да тише ты! Присоединяйся. Аудиоспектакль занятный слушаю: «Маруся — леди Бомж». — Черт! — бледнеет Феликс, отряхивая одежду. — Я же его умолял даже не заикаться на эту тему. N ни за что не согласится. Восстановилась в универе и славно! Н*хуя она здесь? Регулярный Темин секс будет стоить вы*банных мозгов всем остальным. Это же очевидно! — Коллега, вы меня радуете! — жму руку Фелу, он усаживается рядом. — О тебе, кстати, говорили. Можешь начинать водить в дом мужиков. Фел закатывает глаза и лезет в нагрудный карман, выуживая пару сигарет, размокших от дождя: — Покурили, бл**ь! — Да что ты нервный такой? Пока все нормально! Сходи на кухню, вискаря с икоркой наверни, согреешься, может, настроение улучшится. — Не хочу… — скептически произносит он, — ты не против, если я разденусь? — Категорически против, вали в комнату, я тебе расскажу, если что-то интересное будет. Из комнаты доносится речь отвисшего Артема: — То есть, я правильно тебя понял, что моя проблема в сексуальной ориентации? Мне девушки нравятся. Если бы парни, ты бы разрешил жить мне с кем-то. Или эта личная ко мне неприязнь? — Тём, ну что за бред?! Все просто, я же сказал. Тут живут только парни и точка. Дело не в ориентациях, да и какая у меня к тебе может быть неприязнь? Переодетый Фел выходит из комнаты, я жестом показываю, чтобы он молчал и снова сел рядом. Темыч продолжает: — Просто знаешь, неприятно думать, что любого незнакомого парня, который может оказаться кем угодно, ты с радостью готов поселить в доме, а мою уже третий год любимую девушку, в чистоплотности и порядочности которой я уверен, принять отказываешься. Почему, N? Ты гетерофоб? Против традиционных ценностей? У тебя цель — открыть гей-клуб на дому, в котором нет места натуралам? Феликс закрывает лицо рукой: — Дебил, бл**ь! Дим, почему мой брат иногда такой дебил? Тему понесло, явно оскорбленный до глубины души, он эмоционально продолжает: — А, может, ты хочешь гейский гарем? Несколько молодых парней разных типажей, чтобы каждый день трахать нового? А? И чтобы каждый на что-то надеялся? Конечно, зачем тебе бабы, тем более чужие, их же не трахнешь, вот и выгоды никакой! Фел закрывает лицо уже двумя руками. N переваривает информацию. Я хочу врезать Темычу: — Какие прогнозы, Принцесса? — Ясное дело — можно паковать вещички, N подобной х*йни не прощает. А Тема перегнул. Дим, ты еще не привык, что только N решает, кто будет трахаться в этой квартире, с кем и в какой позе? Если он сказал, что девушка Маруся тут жить не будет, то даже смена пола ей не поможет. — Артем Эдуардович, вы не ох*ели? Не? — уточняет до сих пор спокойный N, однако теперь его голос пропитан сталью и звучит громче. — Я так на всякий случай спрашиваю. Жили с братьями тут два года. Я даже не считал, когда кто коммуналку платил, слова тебе поперек не сказал, никогда на тебя с Киром видов не имел, всем готовил и стирал. Одному мне было бы экономней. То есть выгода моя от вас — только общение. Что у нас с Фелом тебя никак не касается, он взрослый мальчик, и не нужно думать, что я трахаю всех подряд. Сейчас вообще потребность в этом отпала, а ты, дрянь такая, теперь мне все это говоришь? Тём, за что? Я честно и сразу сказал, что баб в доме не потерплю. И ты мне ответил, что вам до совместного проживания еще очень далеко. В чем я сейчас виноват? Почему ты так со мной? Тебе вот сейчас осталось меня п*дарасом назвать и сказать, что все геи членом думают. В принципе, это уже прозвучало, в более мягкой, правда, форме, но суть я уловил. Не дурак. — Извини, N. — искренне сожалеет Тема и старается говорить тише. — Я не хотел, просто Марусе уже намекают, что она загостилась у подружки, а идти ей некуда, я думал — ты разрешишь. У нас же места полно, а она девочка хозяйственная, хорошая, не конфликтная. Она тебя уважает, Дима ей нравится, Фел как родной уже. Мне кажется, мы бы все поладили. Если даже Дима с Феликсом общий язык нашли, то от Маруси вообще шума не будет. — Ой, не напоминай мне про общий язык. Тём, уже поздно. — Я ей пообещал, что мы будем жить вместе, и я ее не брошу. Если ты нам отказываешь, я тоже уйду. Подумай, пожалуйста, а утром мне скажешь о своем решении. — Скажу. Поняв, что разговор окончен, мы с Фелом, не сговариваясь, моментально разбегаемся по своим комнатам. Ко мне приходит N, печальный и уставший: — Как ты, дорогой? — Ой, Димуль, так курить хочется. — Хочешь, я съезжу за сигаретами? — Не надо, там дождь, уже все закрыто. Будда говорил: «Жизнь — есть страдание». Я пострадаю до утра, а утром сам схожу. Пусть мне будет жизненный урок, за то, что я в людях не разбираюсь. Пригрел змеёныша на груди. — Мы слышали все, ты абсолютно прав. Но к чему такая категоричность? Я не замечал твоей неприязни к женщинам. — Я обожаю женщин, но не эту свинарку с замашками Гитлера. Не люблю, знаешь ли, конкуренции. — А если он, правда, съедет? — Он и съедет, — N ложится рядом, я глажу его по груди. — Да и хрен с ним. Тема меня очень разочаровал сегодня. — То есть, ты предпочел потерять друга, но не сказать, что не выносишь конкретно его девушку? — Ага, вот и скажи мне, это благородно или… тупо? Просто я прихожу домой отдыхать, а не слышать, куда мне поставить обувь, что я не помыл за собой чашку и, вообще, грублю преподам и одеваюсь как фрик. — Это правильно. Но все же, Тема взъелся обоснованно, я сейчас пытаюсь быть объективным. Испытательный срок должен быть для всех. А ты предвзят к Марусе. Он поднимает голову, смотря на меня огромными бирюзовыми глазами: — Дим, ты сейчас за кого? Прелесть испытательного срока в том, что можно объективно оценивать претендента установленное время. На любой мой аргумент в сторону Маруси у Артема найдется контраргумент, она не очень хорошо на него влияет, и мне придется терпеть их до конца учебы. Три года, Дим. За это время они двоих детей родить могут и останутся насовсем. Нах*я мне такое счастье? С Темой я и десять лет жить могу, он меня не напрягает, но ее выдержу от силы пару дней. Мне Нового года и прочих праздников хватило. Лучше мы сэкономим нервы и время друг другу, ничего не начиная. — Я тебя понял, просто не хочу, чтобы вы раз*срались напрочь из-за какой-то фигни. Друзей в жизни найти не просто. Он накосячил, извинился, дал тебе время до утра, надеясь на твою благосклонность. — Дим, тебе Маруся нравится? — Мы мало общались, но ничего ужасного я в ней не заметил. Она, как и Тема, умеет признавать ошибки. Дурно воспитана, но ты это вылечишь. — Хорошо, любимый, я сейчас же пойду к Артему и объявлю, что его девушка может переехать к нам. — Да ладно? — у меня изумление месяца. — Разрешишь? — Да, только от тебя требуется одна мелочь. Скажи мне прямо в глаза, положа руку на сердце, что хочешь, чтобы она жила с нами. Не соглашаешься под прессингом обстоятельств, а желаешь этого всей душой. Если хочешь ты, я забью на свои принципы и пристрастия. Я смотрю ему в глаза около минуты: — Ты чокнулся? Она меня колбасу резать заставляла. Называла тебя п*диком, а меня осликом, и вкус в одежде у нее действительно отсутствует. Нет, я не хочу, чтобы она стала нашей соседкой. Про трусы и яйца ты тоже сказал верно. Это каждое утро думать, что надо обязательно что-то на себя надеть, перед тем, как покинуть комнату? И все равно ведь найдет, к чему придраться. Как она тебя за Вику тогда отчитала. При всех. У барышни мания величия. Да и стремная она. Мутная. Нет, определенно, не хочу. — Спасибо, дорогой, что не пытаешься мне снова врать. Утром не хотелось выходить из комнаты, но работу в пятницу никто не отменял. N сообщил Артему, что решение не изменилось, и тот обещал освободить комнату за выходные. Я перехватил Тему на кухне: — Тём, я пытался, как мог, но ты тоже был не прав. — Ой, да какая разница, вы остаетесь, а нам с братом теперь собирать вещи, нанимать машину, переезжать, смотреть квартиры, искать деньги и агентам бабло платить. А он мог бы просто пойти навстречу. — Ты и Фела заберешь? Меня разрывает между чувством, что происходит какая-то фигня — привычный мир рушится, и чувством, что вся квартира будет теперь в нашем распоряжении. А я очень давно этого хотел. — Конечно. Он сам так решил. Выходные в шуме, но безмолвии: N с Артемом не разговаривают. На меня Темыч тоже обиделся, не уточняя почему. Видимо за то, что я не дожал, не настоял, не стал врать. Посуда с кухни, картина из коридора, лыжи, ботинки, одеяла, телевизор и прочее имущество упаковывается и складируется в прихожей. Мне грустно, не хочу, чтобы дружба заканчивалась так. На ум приходит прекрасная и одновременно горькая ассоциация, как Йоко Оно развалила великолепную четверку. «Мы конечно не The Beatles, но „все беды от баб“ — уже доказанный факт. А ее тут и не было. Она не при чем. Ловкая, хитрая курица. Стерва! Фу!» Поздним вечером субботы вещи и парни собраны. Я предлагаю перевезти часть коробок. Нет, моих услуг не требуется. Теперь Артем винит меня и блондина в своем вынужденном переезде. Приходит машина, вещи выносят. Горько это наблюдать, какая-то щемящая неизвестность впереди. Ведь должна быть радость, но ее нет. Артем отдает мне ключи, пожимает руку и уходит, не прощаясь с N. Любимый на кухне. Замученный Феликс вытаскивает из комнаты последнюю коробку: — Всё! Больше нет. П*здец, столько вещей за каких-то два года набралось. Как? Откуда? Нафига? — Ты мог бы остаться, Фел. Вдруг я буду скучать. И не только я. — Не, Дим, не мог. Я все обдумал, это к лучшему, может, вдали мне будет проще увидеть жизнь вокруг, а не постоянно сосредотачиваться только на вас. Берегите друг друга, ладно? — Постараемся. N с сигаретой выходит из кухни. — Сладкий, я тебе сочувствую. Карма твоя видно — с Марусей жить. При любом раскладе. — А, ерунда, — отмахивается Фел. — У нее, кстати, агент знакомый оказался, один звонок, и нашли однушку недалеко от универа. Недорогая вроде. Первый этаж, зато чисто. — Сразу бы так! — справедливо замечает N. — А тебя куда в однушке? — На кухню. Там хозяева диван оставили. — Ох*енно! Похавал — спать лег. Далеко ходить не нужно. — Да ладно, прорвемся. — Ты это, возвращайся, если что, — повторяет вслух N, уже озвученное мною, предложение. — Спасибо. Меня передергивает от этого взгляда Феликса на N. Он будто хочет запечатлеть его в своем сознании, чтобы ни одной черточки не забыть и через десять лет. — Ну, всё! Давайте прощаться, парни? — он широко улыбается N, но сдается мне, будет рыдать уже в лифте. N жестом предлагает мне подойти к Фелу, гася окурок. Сам возвращается с пепельницей на кухню. Феликс обнимает меня за шею, прижимается. Потом скользит руками вниз и обнимает уже за талию, упираясь лбом в шею: — Ты хорошо пахнешь, Дим. — Ага, понюхай на дорожку. — Я тоже буду скучать. — Ну, все, отвали, пожалуйста. Фел отпускает меня, переключая внимание на пошло улыбающегося N, который стоит в дверном проеме кухни. Мы меняемся с ним местами, ухожу на кухню, но оставляю дверь приоткрытой. Хочется контролировать всё. «Черт, как же искрит между этими двумя в нашем коридоре с тусклой лампочкой в 40 ватт. В пору ревновать». Феликс уже рад переезду, не чувствует усталости, ведь его обнимает N. За это можно многое отдать. N гладит Фела по волосам, упирается лбом в лоб и все время улыбается. Чмокает в нос, затем короткий поцелуй в губы. Руки любимого опускаются на задницу Фела и сжимают ее. Страстный глубокий поцелуй. В груди что-то неприятно сжимается, больно, но терпимо. Всё ж — прощальный поцелуй, надо попытаться понять. Меня, кстати, никто не заставлял смотреть. Сознание озаряет новая мысль: «Они не знают, что я вижу. Я прикрыл дверь не до конца, оставив маленькую щель. В кухне темно. Меня им тоже не видно». N продолжает целовать Фела, скользя губами к шее, тот закрывает глаза и легко постанывает, руки сжимают задницу, прижимая к себе бедра Феликса. Я уверен, что N возбужден. «Прям всю жизнь мечтал увидеть, как любимый хочет бывшего». Руки Фела гладят ширинку N, тот прижимает Феликса к стене, продолжая кусать его шею. Бл*дская лампочка, хоть и тусклая, но как раз над входной дверью. Это шоу мне видно отлично. Феликс задирает майку N до груди и опускается, чтобы поцеловать его в живот. N сжимает и оттягивает волосы Фела на затылке. Хочу курить или выпить. Или всё сразу. «Они забыли, что я тоже есть в этой квартире? Способны трахнуться в коридоре? Трезвые? Серьезно?» Фел целует и лижет живот N, расстегивая пуговицу и молнию. Я машинально прикуриваю сигарету из оставленной на столе пачки N, затягиваюсь и начинаю громко кашлять. Феликс резко поднимается и, захватив коробку, пулей вылетает из квартиры. Наливаю себе воды. Входит блондин. — Дим, прости. — Иди на х*й, пожалуйста! — Ди-и-им, прости, столько всего было. Вдруг мы больше не увидимся. Нахлынуло. Затягиваюсь сильнее, пытаюсь не кричать, время к полуночи: — Конечно, он же не будет ходить с тобой в один универ, а эмигрирует в другую страну. Поэтому ты подумал: «А трахну-ка я его напоследок. Мало ли!» — Нет, все не так. И не собирался я его трахать! — Дать отсосать! Какая разница? Знаешь, это здорово, у меня теперь масса вариантов, где спать, лишь бы не с тобой. А ты можешь его еще догнать, наверняка он не будет возражать. Кстати, к Феликсу у меня претензий нет. Я его отлично понимаю. А вот ты — мудак. Спокойной ночи! — разговор окончен, собираюсь выйти из кухни. — Дим, успокойся, пожалуйста. — Мне повторить указанный маршрут? — Хоть ты со мной не ругайся. Меня же все бросают и так. Я не могу потерять всех вас за один день. Ну, Дим. Падает планка, пользуясь случаем решаю высказать всё: — Да, бросают, потому что проблема в тебе. И сейчас мне кажется, что Темыч не слишком ошибся, тебе действительно не важно, кого трахать. Тебя даже не волнует, что я это увидел. N, что я сделал тебе? Чем такое заслужил? Скажи, ты бы дал ему отсосать? Я бросил все, приехал к тебе, чтобы жить с тобой. Потому что, я, N, тебя люблю. Я скучаю по маме, по квартире, мне не хватает друзей и любимой работы. Я не могу без своего города, хотя ты этого никогда не поймешь. Я оставил, пожертвовал всем ради тебя. Да, бл**ь, я даже из убежденного натурала превратился в лютого пассива. Я люблю тебя, я это точно знаю. А знаешь, почему тебя все бросают, да потому, что ты никого не любишь. Тебе наплевать на людей и их чувства. Правильно Фел сказал, ты вокруг себя цирк собираешь, чтобы тебе поклонялись, чтобы тебя обожали, а ты в свою очередь будешь кого-то трахать, давать отсосать, пользовать, обзывая это любовью. Не смей! Никогда не смей пятнать это понятие. N, я сейчас жалею, что влюбился в тебя. Это незаслуженно больно. Разве ты не видишь, что я все для тебя делаю, во всем уступаю, может, нужно прекратить? Оставить тебя на месяц без секса, пригрозить, что я уеду совсем, если сорвешься с кем-то. Воспитывать твоими же методами? Великий, бл**ь, манипулятор! Я тоже учусь, я не совсем трудный. Ты можешь много и красиво говорить, но них*я не делаешь, чтобы доказать свою придуманную любовь. Так как ее нет. И теперь ты не ври мне больше. Понял? — вдавливаю оставшийся фильтр в пепельницу, ставя жирную точку. — Да, извини, пожалуйста, — лепечет перепуганный N. — Иди. На. Х*й! Я пошел спать. А утром озвучу тебе свое решение. Пораженный до глубины души блондин стоит неподвижно и хлопает ресницами, выхожу в коридор. Сам в шоке от того, что все это смог ему сказать. Давно носил в себе и вот теперь выплеснул в одночасье. «Полегчало? Пока не понял. Готов простить? Не знаю. Определенно, не сразу. Ужасно то, что действительно люблю, да именно до самоотречения, давно забыв о себе, но у всего есть пределы. Сколько я еще должен терпеть подобное? Почему я? Сегодня Феликс, а завтра на месте Фела может быть кто угодно. Оно мне надо? Неистребимая бл**ь! Пусть только попробует вспомнить, что он меня предупреждал об этом. Я устал от всего! Но решения, как быть дальше, у меня нет». Ложусь на Кирюхин диван. В квартире непривычная тишина. Никто не переговаривается и не храпит за стенкой. Зыбкое одиночество.Маруся
10 октября 2016 г. в 21:26