Coming Out под знаком N. Исповедь натурала. Книга 2

Забери меня к себе, я так устал бежать, За тобою вслед. Открой глаза, закрой лицо руками, Свет. Я хочу увидеть свет, между нами.©

Той ночью N был исключительно ласковым и нежным. Прошелся по каждому сантиметру моего тела губами и кончиками пальцев. Причина столь резкой смены настроения заинтересовала меня. Оказалось, что его растрогало мое признание в любви. Дескать, до меня все искали в нем какие-то положительные черты, говорили, какой он милый, умный, замечательный и прочее. Лесть и ложь ему противны, а я выдал: «омерзительный мудила, но мой, люблю-не могу». То есть, очевидно, что я не вру. После секса я уже почти уснул под его рукой, но, вспомнил одну важную деталь, заставившую сон улетучиться: «Запись!» Спустился вниз и начал рыться в карманах. Отыскав ручку и наушники, собрал агрегат, нажал кнопку воспроизведения. Услышал свой голос. «Отличный звук! Здорово!» Голос мамы объявил: — Перед началом беседы я гарантирую тебе полную конфиденциальность и неразглашение информации. Говори честно — ничего не утаивай. Любая деталь может быть важна. Это останется только между нами. Ставлю на паузу. «Блин! И что дальше? Вот как? Одним махом я обманул двух самых любимых и дорогих мне людей. Браво, Дима! Может, просто удалить и никому ничего не говорить?» Несколько секунд колебаний. Сначала решаю прослушать запись с N, потом предполагаю, что он очень разозлится самому факту ее существования, а мы пару часов назад едва не поругались. «Черт! Вот даже если удалить и не слушать, все равно нечестно. Угрызения совести останутся, а выгоды никакой. Лучше уж за что-то получить. Послушаю, потом расскажу. А если там что-то сугубо личное, не для моих ушей? Он же доверился Марго, а я…» Принимаю единственно верное, как мне кажется, решение — немедленно получить у N разрешение на прослушивание и спокойно дослушать: «Будет против — сразу удалю». Возвращаюсь к нему. Мой любимый мужчина безмятежно спит. Наконец-то. В последнее время у него нервный сон. Жаль будить. Наблюдаю за ним и вспоминаю о недавнем сексе, когда он не разрешал мне закрыть глаза или отвести взгляд до самого финиша. — Никогда не отворачивайся, я должен видеть. Мне это нужно. Всегда сложно спорить в момент, когда тебя вот-вот накроет волной оргазма. Зато насколько обостряются ощущения. Ничего не видишь кроме синих глаз, но столько чувствуешь… Снова мурашки по коже и дрожь в ногах. «Какой же он у меня офигенный! Чудной, сложный, невыносимый, каждый день разный, но всегда охренительный. Нет, не отпущу я тебя домой. Даже если ты завтра передумаешь. Пристегну наручниками к батарее и… дальше ты знаешь, я снова украл твою идею!» — N, ты спишь? — тихонько спрашиваю я, — гениальный вопрос спящему человеку. Молчит. А чего я ждал? — Любимый, — шепчу ему в ухо, — мой любимый N, проснись, пожалуйста, на минуточку, дело не терпит отлагательств. Это подождет до утра? Нет, я не усну. Я могу даже не включать до завтра, но разрешение мне нужно немедленно. — Ник! — уже громко и резко зову я. — Ди, отъ*бись, я сплю, — мягко, но безапелляционно произносит он. Ложусь рядом и глажу его по волосам, по лицу, касаюсь губ. Идея. Настраиваю нужную «рабочую» интонацию голоса и выдаю на выдохе требовательным тоном директора: — Ник, ты не против, если я послушаю запись вашей беседы с Марго? — Взмах ресниц и вполне осознанный взгляд синих глаз, уставившихся на меня: — Она не говорила, что записывает, — невероятно, сработало, я разбудил своего сисадмина. — Я записал, — вот сейчас мне ужасно стыдно. — Ручка… с диктофоном. — Зачем? — садится в кровати N, предчувствую, что придется долго оправдываться, отражая ментальные стрелы, пущенные в мою дурную голову. Вздыхаю: — Сам не знаю, стало интересно, о чем вы будете говорить, хочу тебя понять, разобраться, думал, это сделает нас ближе. Молчит и смотрит с презрением. Стыд нарастает и становится страшно, что он не уснет, и мы снова поссоримся. — Мы можем послушать вместе, — осторожно предлагаю я, мысленно выбрасывая белый флаг. Теперь глядит как на идиота: — Карельский, ты в кого такой еб*нутый? Разбудил меня посреди ночи, чтобы вместе прослушать разговор, в котором я участвовал несколько часов назад. — Прости… так ты не против? — Нет! Но ничего нового ты не узнаешь. Пустая трата времени. Лучше ложись спать. — Спасибо! — радостно целую его в щеку. Сегодня везет, отделался легким испугом. Разворачиваюсь к лестнице. — Стой, — баритон в нижнем регистре, спину обдает ледяной волной, — а хотя ладно, иди, — теперь тон безразличный. «Доведешь ты меня, потеряю последний рассудок, вдобавок стану неврастеником». Стараюсь поскорее сбежать, чтобы не получить новую порцию негатива. — Дима, вернись! — слышу требовательный призыв, едва спустившись. Медленно преодолевая ступени, предстаю перед своим судьей с самым невинным лицом. Он суров, руки сложены на груди: — Мама в курсе? — Эм… нет, но я при встрече ей скажу, обещаю. Да и какая разница? Это только тебя и меня касается. — Сам понял, что сказал? Марго не одобрит, — N непреклонен. — Я знаю… — тяжело вздыхаю, он чертовски прав, влетит мне неслабо, — но не буду же я ее будить среди ночи. В конце концов ты мог мне сам все рассказать. — Да, мог… но ты не спросил… Тайно! Втихаря! За спиной. Отвратительно. Ему нравится меня отчитывать, уничтожать, видеть слабым? Сам сказал, что ничего особенного в записи нет или… всё же есть? — Прости, N! Прощаешь? Поднимает глаза к потолку: — Иди уже, дай только поспать. Да, только в архитекторских проектах у меня всегда безукоризненный порядок, а в личной жизни — сумятица и косяки. Любимый отворачивается к стене. Подождав несколько минут и убедившись, что N уснул, уже спокойно спускаюсь на кухню, готовлю кофе и, удобно расположившись за столом, подключаю к ручке наушники. Снова голос мамы: — Обычно я не консультирую знакомых и друзей, это может негативно повлиять на отношения, к тому же — сложно быть беспристрастной, поэтому давай договоримся: мы незнакомы, ты видишь меня впервые, абстрагируйся на ближайший час от любой информации, которая тебе обо мне известна. Я просто доктор и хочу тебе помочь. — Попробую, — отвечает N. — Итак, перейдем к делу. Меня зовут Марго, а как я могу обращаться к вам? — N. — N, что привело вас ко мне? Слышен его тяжелый вздох. — Я даже не знаю, с чего начать, такой сумбур в голове… — Попробуйте начать сначала. — У меня есть любимый человек, мы знакомы 11 месяцев, из них 4 с половиной живем вместе, и постоянно, день за днем, мне кажется, что я ничего хорошего и полезного не привношу в его жизнь, а только разрушаю ее. — В чем это выражается? — судя по характерному скрипу, мама делает пометки карандашом или ручкой. — Ну, блин, — N нервничает, — мне сложно формулировать, иногда похоже на навязчивую идею, а временами случай конкретный. Извините, Марго, у вас же наверняка нельзя курить? — Сожалею, у меня непереносимость табачного дыма, однако могу предложить вам специальный травяной чай. Он на пару часов избавит от тяги к никотину. Не возражаете? — Будьте так добры, — меня умиляет, как они подчеркнуто вежливы друг с другом. — Глория, — говорит мама после щелчка, — завари гостю травяной чай. Итак, N, можете привести пример того, когда возникает это состояние? — Да постоянно… — А когда усиливается? — Не знаю. — В какой момент вы впервые это заметили? — мама ищет зацепку. — Практически сразу после знакомства. — Вспомните, как это произошло. — Можно? — слышен приглушенный голос тети Глаши. Стук каблучков, и звук чашки, поставленной на стол. — Благодарю, — говорит N. Снова каблучки и хлопает дверь. — Итак, в какой момент, вы решили, что разрушаете жизнь своего партнера? — Он тогда еще не был партнером, просто очень мне понравился. Мы познакомились, разговаривали. Я узнал, что он образован, имеет престижную работу, живет в другом городе и интересуется только женщинами. Убедил себя, что мне не на что рассчитывать и… поцеловал его. — Как же вам это удалось? — голос мамы выдает удивление. — Я подумал, что даже если он меня ударит — стоит рискнуть. — Какой была его реакция? N пьет чай: — Он попросил больше его не целовать. После этого случая примерно неделю общались как приятели. — А потом? — Эм… а потом я рискнул еще раз. Мама тактично подбирает слова: — И снова не последовало резко негативной реакции? — Как сказать… Но он настаивал исключительно на дружбе, а потом… уехал домой. — Когда же начались сложности? — Сразу, как он уехал, он оставил мне неверные контакты, я не мог с ним связаться, а другие люди меня не интересовали. Я не знал, как его найти… Боялся, что потерял навсегда. — Но вы ведь как-то начали жить вместе. — Помогло чудо, он снова приехал, я рассказал ему о своих чувствах, на тот момент они уже были достаточно сильны, но… Извините, Марго, да, чай немного помогает. — Он не ответил взаимностью? — Поначалу согласился попробовать, а потом просто сбежал… В этот момент я тоже начинаю хотеть курить, делаю большой глоток кофе и мысленно умоляю его не рассказывать о своих суициадальных планах. — Что дальше, N? — мама встревожена. — В общем… вскоре мы случайно встретились, он сказал, что требовалось время все обдумать, и теперь он готов быть со мной. Но я уже не смог поверить. Думал, что скоро все снова повторится, второго раза я бы не перенес… Голос N грустнеет: — Потом Дима уехал, мы часто созванивались, каждый разговор приносил душевную боль. Мне хотелось его крепко обнять, хотя бы коснуться, но, увы, между нами тысяча километров и совершенно разные жизни. Я не знал, как мне задушить в себе эту влюбленность? Любовь? Навязчивую идею? Желание обладать? Уж не знаю, что там было на самом деле или все сразу. Совершено неожиданно для меня он сказал, что приедет на новогодние праздники. Уже не по работе, а именно ко мне. Я, конечно, приглашал его по-дружески, не веря, что он решится. Скорее всего, у него была масса других вариантов, более привлекательных. Я до последнего дня боялся, что вот он позвонит и скажет, что планы изменились, и мы не увидимся. «Может, оно и к лучшему» — успокаивал я себя, не бывает все так гладко. Однако он приехал, мы провели вместе чудесную неделю, я старался сделать все, чтобы у него не возникло и тени сожаления об этом визите. Я понимал, что сказка скоро кончится, и я опять его потеряю на неизвестный срок. Это так тяжело — отпускать любимого человека, не зная, когда вы увидитесь в следующий раз, если вообще увидитесь. Не понимать, что ты значишь для него… Он играет? Ему интересно? Есть шансы на будущее? Как задавать вопросы, чтобы не испугать? Есть ли смысл задавать их сейчас? Если ждать, то сколько? Имея силы, я бы все прекратил. Отпустил и забыл. Не мучал себя и его. Безумно хотелось хотя бы видеть раз в год, страдая остальные 364 дня, но гарантированно знать, когда этот день настанет. Каждое мгновенье чувствовать, что с ним все в порядке… Он пригласил меня в Питер. Купили билет. Дима говорил, что я ему нравлюсь, что ему со мной приятно и интересно. Не могу сказать, что мне было этого мало. Меня подводила фантазия. Отпустив его, я чуть ли не представлял, как мы будем жить вместе, как я буду заботиться о нем, готовить для него… — только на последних словах я слышу улыбку N, до этого преобладали трагические интонации. — И вы поехали? — уже с азартом в голосе спрашивает Марго. — Сомнений было много, единственный звонок по пустяковому поводу дня через три после отъезда, и он снова пропал, перестал звонить, а я не хотел навязываться. Как-то неловко было звонить и спрашивать, ждет ли он меня. Молчание длилось долго, я постепенно возвращался к серой реальности. Не знал: вдруг появились дела, он ведь не обязан меня о них предупреждать, и он ничего мне не обещал. Полная свобода в отношениях, да и нет никаких отношений. Все друзья умоляли прекратить себя изводить. Я пытался забыться с другими. Всё было не то. Это как попробовать в шикарном ресторане изысканное блюдо, а потом заказать подобное название в забегаловке или пыжиться и готовить самому. Да, голод утоляет, но желание того самого никуда не девается. «Соскучился по его кулинарной философии». — Разочарованный и забытый, я даже заболел. Обычно болею редко, но, как известно, уныние ослабляет иммунитет. Не знаю, совпадение или чутье, но я снова услышал его голос в трубке, когда почти потерял надежду. Новость о том, что «он очень ждет и скучает» поставила меня на ноги за два дня, я поехал. Марго… я очень долго и подробно рассказываю, да? Вы просто просили сначала. — Нет, может быть важна любая мелочь, которой ты не придашь значения, а я замечу. Продолжай… те. Как Дима вас встретил? — Это было весьма волнующе, я даже услышал от него предложение жить вместе. — И? — оживляется маман. — Как отреагировали, это ли не признак серьезности намерений? — Нет, я все списал на эмоции. К тому же у меня не было никакой возможности переезжать в Питер. Я учусь очно и намерен окончить университет без потерь. — Причина только в учебе? Или недоверие по-прежнему присутствовало? — Разумеется. Он выглядел слишком счастливым и похорошевшим. Мы провели потрясающую неделю, а потом неожиданно для меня улетели в Париж. С его стороны два больших подвига — попросить моего бывшего передать загранник, высокой ценой, между прочим. Второе — это уломать меня и мою аэрофобию сесть в самолет. — Всё получилось? — с гордостью уточняет Марго. — Конечно. Мне кажется, когда Дима видит цель, он совсем не замечает препятствий. Что для остальных невозможно, для него — вызов самому себе. Я не верил в это счастье, постоянно испытывал его, потому что вопрос «а что дальше?» меня не отпускал. В тот момент я осознал, что все действительно относительно. С одной стороны — мы знакомы пять месяцев, а с другой — общаемся всего три недели. Мало времени. Не может возникнуть серьезных чувств, только влечение и страсть, которые часто путают с влюбленностью. — Вы сейчас о себе? — Нет, в своих чувствах я был абсолютно уверен. У меня есть опыт. Дима же часто говорил, что никогда не влюблялся и после его внезапного признания, я снова напрягся, особенно, учитывая обстановку. — О какой обстановке идет речь? — спрашивает мама. «Нет, N, пожалуйста, не рассказывай, как ты меня распечатал, связанного в розовом номере! Надеюсь, Марго не станет тебя пытать». Зажмуриваюсь, ожидая его ответа. — Интимную… я бы не хотел об этом говорить, слишком личное, но там все было правильно и хорошо. Вспоминаю ленты, шелк, скрывающий веки от света, кисточку из перьев и его руки. Мурашки бегут по коже. Приятное тепло, разливаясь по телу, будоражит. Да, мой мужчина знает толк в удовольствиях. Хоть иди и буди снова. — Хотелось поставить жирную точку и перестать изводить обоих, — я давлюсь кофе и слушаю дальше. — То есть, услышав признание в любви, вы захотели расстаться? — Казалось — так будет лучше. Всё зашло слишком далеко, хотя я пообещал не оставлять его. Внутри разрывало от этой незапланированной любви, хотел вцепиться и не отпускать. Оторвать от мира. Спрятать далеко. Каждое мгновение с ним дарило высший экстаз, но что-то внутри предательски бурчало «наслаждайся, у вас же впереди целых три дня, а потом вакуум и смерть». Неизвестность, убивающая обоих. И тут мой непредсказуемый и обожаемый мужчина в день отъезда сообщает, что приедет ко мне жить. Бросит все и переедет, так как его направляют по работе. Я был счастлив и шокирован одновременно. — Почему же? — Марго азартна, ждет развязки. — Я знаю, как дорог ему этот город, как он ценит свою профессию, ведь он шел к ней столько лет. Реализованная детская мечта. Достойно восхищения. И ради чего? Ради меня? И тут я снова вспомнил про три недели, ведь не только я его не знаю, но и он имеет весьма смутное представление о моей жизни. Да, на каникулах нам было здорово вместе, мы ходили на праздники, гуляли, встречались с друзьями, а внимание друг другу уделяли только… ночью, — N запинается. — Я вас поняла, — помогает Марго. — Мы мало говорили о нас, как о возможной паре. В Питере и в Париже тоже. Наслаждались текущим моментом и друг другом, но не строили совместных планов. «Ну как же, N? Мы обсуждали это!» — я возмущен. — Так какое решение принял ваш возлюбленный? — мама окончательно вжилась роль, будто не знает ответа. — Я отговаривал его, но он переехал ко мне на время служебной командировки. Каждый день как по лезвию бритвы. А я жил не один. Марго, я очень ревнивый. Собственник. Я не могу спокойно смотреть, что им кто-то еще интересуется. У нас в городе полно незамужних женщин, к тому же Димка понравился моему бывшему. — Который живет с вами? — мама пытается не потерять нити разговора. — Уже нет. Они с братцем удачно съехали. Но прецеденты были. Это подтвержденная информация. «Конечно, дорогой, давай на бедного Фельку все вали, про себя-то не потрудился рассказать!» — В общем, я знал, что в любом случае конец близок. Либо он потеряет профессию из-за меня — нашему городу не нужны архитекторы, там нечего строить. Либо просто уедет, оставив меня одного, зато сохранит специальность. Я каждый день об этом думал и продолжаю думать. Безумно сложно сделать выбор — я уже не смогу без него. Никого так не любил. Хотел бы я иметь доступ к регулятору и «сделать потише». Этот день настал — командировка кончилась, а я не представляю жизни без Димы и понятия не имею: что мне сейчас делать? Расплываюсь в довольной улыбке: «А мне такого не говорит». — Вначале у меня был план доказать, что я не стою таких жертв. Ничего в городе его не держало, я вел себя мерзко, устраивал скандалы на ровном месте, надеясь, что он сделает правильные выводы, и поймет, что я не тот человек, который ему нужен, но с каждым днем я смотрел в эти кофейные глаза и понимал, что никак… ничего… не смогу. — Эм… — мама включается в диалог, — N, объясните мне, пожалуйста, для чего нужно так истязать любимого человека, зная, что он тоже вас любит? Чего вы добивались? Ведь вы абсолютно точно не хотели расставаться! Как едко произнесена последняя фраза. Аплодирую, маман. — Я уже отвечал на этот вопрос. — Так, стоп, игра! Я больше не доктор, и мне есть, что тебе сказать. Ты правда думал, что мой сын хлюпик и откажется от тебя ради своих проектов и этого города? Я едва не потеряла моего мальчика. Он таял на глазах, не ел, у него кружилась и болела голова. Пил антидепрессанты. Ему это все вдруг сделалось не нужно — город, архитектура, друзья, родители. И его решение переехать не спонтанное. Оно не принималось за пять минут, а вынашивалось несколько месяцев. Меня пугало его состояние, он почти ничего не рассказывал, и сознание выдавало самые страшные предположения, но по описанию девочка мне нравилась. Я не понимала, в чем дело, но будь это хоть Баба-Яга из сказки, я готова была ее принять. Уже думала, что ему нужно ненадолго лечь в клинику. «Вот сейчас от души спасибо, мамуль, что не упекла меня в дурку!» — Ему всего-то нужно было сказать, что он влюблен в парня. Я бы поддержала. Любая правда лучше страха и неизвестности. Никогда, слышишь, никогда не смей решать за двоих. Ты меня понял? — Угу… — чувствую, что N шокирован таким наездом. — Что тебя не устраивало? Зачем ты издевался над Димой? Мне с одного его взгляда на тебя стало все очевидно. Сразу приняла тебя, дурака, как родного, знала, как ты ему важен. Какие тебе еще нужны доказательства? Подтверждения чего? Слов мало, визиты не убедительны, переехал к тебе, зная, что его ждет — опять не то. Чего ты ждал? Отвечай! — Марго задает вопросы как на следствии. — Это вот терапия такая? Ты тут на всех ругаешься? — защищается блондин, а мне почему-то смешно. Мама очень точно подбирает слова. — Надо будет и выпорю, — Марго очаровательно эмоционирует, — и не посмотрю, что тебе двадцать лет. У самой такой же младший растет. Опыт имеется. Я жду ответа. — Да я просто не хотел разрушать его жизнь. Здесь он на своем месте. Пять лет в одной фирме. Прекрасное образование. Он невероятно талантлив, а там что? Любовный флёр спадет, и он меня возненавидит за то, что и хочется вернуться, да не к чему. Поезд ушел. 15 лет мечты похерились. Ведь он и жениться собирался, что ему мешает? Мама вздыхает: — Я с самого начала поняла, какое ты сокровище, сколько нервных клеток ему повредишь, тоже предлагала остаться. Но мой взрослый и упрямый сын принял решение, которое нужно уважать. И я, N, кстати, ни о чем не жалею. Он очень изменился с тобой. Ты не знал его «до», а я знала. Скажи, он хоть раз не ночевал дома? — Только если мы куда-то уезжали вместе. Даже с работы звонит, если задерживается. — Вот… это твое влияние. Ты очень дорог ему, он стремится к тебе. Дима повзрослел и успокоился. Знаешь, каково было мне? С 19 лет он живет отдельно, постоянные загулы с друзьями, ночные клубы, сомнительные компании, толпы легкомысленных девушек, горные лыжи с опасными трассами, парашюты, татуировки, мотоциклы… Дениска домашний, спокойный, а Дима — настоящий бунтарь. Я волновалась, просила звонить мне. Он обижался, говорил, что уже взрослый. Да, взрослый, но ведь материнское сердце болит. У него одноклассник разбился на мотоцикле. Дима перестал ездить? Ну, пару недель, может, выдержал — не садился. Вспоминаю Лёньку. Хороший был парень. И гонял всегда трезвый, в отличие от меня… — Я до глубокой ночи ждала звонка, не могла уснуть, если не было вестей, утром ехала на работу, иногда не сомкнув глаз. Знаешь, что мне будет, если я усну на приеме? Крах карьеры. Да, может, сильно опекала, но ведь это сын. Не важно — 19 ему или 50. А к тебе мотоцикл даже не взял. Улыбаюсь: мама такая мудрая, но такая наивная. Я пару недель решал ребус: как запихнуть «Ямаху» в «Хонду». Разбирать — не вариант, ничего бы больше не влезло. Прицеп купить? Не проблема, но ведь в новом городе потребуется гараж. А покупать прицеп и гараж не рентабельно, лучше уж простенький байк взять у того же Бобра, да вот всё не доеду. И N не одобрит. Да, черт, мне действительно очень важно его мнение. — Знаешь, мне все время казалось, что он что-то ищет, пробует себя в новом, но поиски затянулись, море экстрима, а всё не то. Татуировки — тоже небезопасно, я смирилась. И так во всем. А когда он с тобой — мне спокойно. С тобой он обрел себя. Я счастлива за вас, только не знаю, как объяснить мужу. Надеюсь, Дима сможет сказать сам. — И это тоже, от меня одни проблемы. Преследует постоянное чувство вины. Стоило в тот день свой эгоизм подальше засунуть и не подходить, не ломать парню жизнь. Сейчас он был бы уже женат и счастлив в любимой профессии. — Прекрати! — шипит мама, — он уже встретил тебя. Не существует машины времени. Признай, что ты просто избегаешь ответственности. «О, знакомая фраза! Помню». — Я привык быть один, в себе-то я уверен, а нести ответственность за другого человека — это неизведанное поле. — N, занимайся только своей ответственностью, и хватит гадать на кофейной гуще, я тебе не ворожея. Чего ты хочешь? — Я хочу, чтобы Димка был счастлив и ни о чем не жалел. — Кроме тебя ему никто не нужен. Вы теперь вместе. Ты — его счастье! Смирись и успокойся. Выбор сделан. N смеется: — Марго, ты «Матрицу» смотрела? — Нет… — Там сцена есть: главный герой приходит к прорицательнице, и она ему говорит: «Нео, ты избранный!». В контексте, что ему мир теперь придется спасать. Я себя сейчас аналогично чувствую. — Что уж там. Так и есть, — соглашается Марго. — И объективно, ты мне нравишься больше невесты Дениса. — Это которая беременная, а что с ней? — Да убивается по бывшему до сих пор, думает, незаметно. Алексу и сыну возможно, но я то вижу. Бедный мой мальчик. Притащил в дом змею. Если бы не беременность — уже бы выгнала. А тебя вот люблю, потому что вижу между вами взаимность. Да, дурные оба, молодые, горячие, но сначала у всех так. Ты думаешь, пары, что по 30 лет вместе живут, отношения не выясняют? Еще как, не при детях, конечно, но случается. Вначале главное все вместе пережить, а у вас и препятствий особых нет. — Ну как же! — восклицает N. — Питер, мой институт, его работа. — И только! Ты можешь спокойно перевестись, или он останется там. N, я ничего плохого не вижу в том, что мой сын в 25 лет руководит небольшой фирмой. Кто-то и в 35 в подчиненных, а тут все же достойная должность. И он сам доволен. — Он не доволен… — снова грустнеет N. — Я тоже думал, что его все устраивает, пока не попал в этот ад. Осиное гнездо, нечистоплотные менеджеры, интриги постоянные, а Димка за каждого там болеет, всё для бизнеса делает, но я вижу и знаю, что его место здесь. Он очень привязан к городу, к работе. Что бы ты ни говорила, я этого не восполню. Я знаю. Я желаю ему очень большого счастья, состояться во всем, о чем мечтал. Он достоин, а я не должен ему мешать. Я тяну его вниз, и пройдет время, он оглянется, а ничего нет. Та же квартира, та же унылая работа и тот же я. — Главное — вы вместе. Тебя там ничего не держит, переведись в местный вуз и угомонись наконец. Только бы Алекса подготовить. — Боюсь, это плохая идея. Я не хочу зависеть от Димы. — N, рассказать тебе одну увлекательную историю, чтобы ты наконец кое-что понял? N вздыхает: — Я так понимаю — выбора у меня нет. Жги, Марго. — Была я молоденькой студенткой. Училась в медицинском, в Москве, а жила с родителями в ближайшем Подмосковье. Оставалось два года. Летом на турбазе встретила парня, мы друг другу понравились и скоро разъехались. Он учился в Ленинграде. Семестр переписывались обычными бумажными письмами. Никаких интернетов и мобильников не было, а звонки по межгороду дорогие. Возникла любовь. Мои родители были против: «приезжий, колхозник, найди москвича, будешь хоть в столице жить». А он подрабатывал ночами, чтобы вырваться ко мне на день хоть раз в месяц, приходилось прятать в общежитии у подружек. За это могли всех отчислить. Мне было жаль, что он то, немногое заработанное, тратит на проезд и подарки мне. Однажды я поехала сама. Скандал с родителями был жуткий. Ушла из дома, жила у подруги, но было неловко. Домой не вернулась. Он говорил, что после окончания института поженимся и уедем в Томскую область. Да, с моим дипломом. Якобы я буду сидеть дома, а он — работать. А еще он предлагал мне бросить институт, уверяя, что сможет обеспечить семью. Я верила, но не хотела бросать. Тоже грезила медициной с четырех лет, только крови боюсь и выбирала далекую от физических травм специальность. Как-то он приехал, гуляли по Москве, шли мимо ЗАГСа, он спросил: с собой ли паспорт, и мы подали заявление. Ему не нравилось, что я живу у чужих людей: либо с ним, либо с родителям. Поехали к моим, сказали, что женимся. Папа долго отчитывал моего жениха, что плебей — на московскую квартиру позарился. Лёшка выдержал. Попросил пять лет, сказал, что будет и своя квартира, и всё остальное. Я вернулась домой. Очень много претензий лилось от родителей, что неразборчива и, не подумав, замуж выхожу. Терпела. Скромная свадьба. Потом сессия. Снова расстаться пришлось, но он, как семейный, выбил отдельную комнату в общежитии, нужна была малость — предъявить жену и проживать с ней. Я моталась туда, но боялась отчисления, потом узнала, что беременна. Вот это было страшно. Последний год учиться, работы нет, а у меня токсикоз. Так вот, N, тяжело на седьмом месяце с угрозой преждевременных родов занятия посещать, когда родители сложили ручки и сказали: «Молодые? Умные? Поженились? Сами справляйтесь!». Финансово не помогали, только с ребенком обещали «сидеть». Родила. Никакого декрета. Распределили в дом престарелых, зато в Ленинград. Просилась, чтобы хоть как-то мужу помочь защитить диплом. Пришлось сына грудного оставить с родителями. Теперь разрывалась между двумя любимыми мужчинами, продолжая работать. Мы твердо решили остаться в Питере. Сибирская деревня меня, столичную девочку, откровенно пугала. Он защитился, получил работу, и я смогла забрать сына. Димка уже ходил. Первый и самый важный год видеть ребенка раз в месяц или реже. Ты представляешь? До сих пор у меня чувство, что я плохая мать, многое упустила. Тоже можно было договориться, что мы сойдемся после окончания учебы. Но родители бы меня уже за москвича отдали, были претенденты. Уехала, нашла, отдала, решила. Да, было очень трудно. Но мы решили быть вместе и идти до конца, вопреки всему. Спустя три года после свадьбы мужу дали квартиру, купили «Москвич». А к рождению второго жили лучше моих родителей. Он признался потом, что без меня бы не смог. Хотел на всё плюнуть и уехать в Томск. А я стала бы чужой женой. Нажать рычаг машины времени и… нет семьи, нет проблем, нет твоего мужчины. Меня никогда не посвящали в эту историю столь подробно. Любопытно узнать детали жизни родителей спустя 25 лет. Вот почему папа не общался с московским дедом, а отвозил меня всегда на лето под Томск к любимой бабуле в село Корнилово. Которая лепила вкуснейшие вареники, пирожки, мы пекли хлеб, а я собирал ветки по всей округе, тащил во двор и строил шалаши-штабики. Ребята завидовали. А бабушка говорила, что быть мне строителем. — N, когда любишь сам и любят тебя, все можно преодолеть. Есть, ради чего жить. Но нужно принимать решения вместе. А не думать за другого. Сейчас молодежь не ценит чувства. Карьера важнее. Но работу можно найти где угодно. Обустроиться, даже разбогатеть. Жить с чужим человеком. И вспоминать остаток жизни первую любовь, которую никто не смог заменить. В 20 лет об этом не задумываются, а в 40 может быть уже поздно. Расстанетесь сейчас, а потом будете оба жалеть. Ты меня понял? — мама заметно повышает голос, но делает это как театральная актриса. — Да, спасибо огромное тебе, Ма… рго. — Всё в порядке, если хочешь, можешь называть меня «мамой». Со всеми вытекающими. — Правда? — его голос звучит непривычно, по-детски, а у меня щемит сердце. — Да, я к тебе уже привязалась, прониклась, люблю не меньше сыновей, но учти — я строгая. — Спасибо, — снова благодарит N, что-то шуршит, может он решил ее обнять. — N, у меня сегодня повышенная влажность в кабинете? Почему все ревут? Ты-то чего? И ослабь, пожалуйста, хватку, ты делаешь мне больно. — Чувствую себя мамонтёнком, который спустя столько лет маму нашел, боюсь отпустить, — он плачет. — Знаешь, я никому не говорил, но, даже будучи подростком, тайком смотрел этот мультик и каждый раз плакал. Мне казалось жутко несправедливо: я такой маленький, а мамы у меня уже не будет и искать бесполезно. «Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети». Не понимал, что я такого сделал, что каждый день слышу упреки и сожаления в стиле «лучше бы ты тоже умер, возиться теперь с тобой, ублюдком». За что? У меня не было близких друзей. Вообще не было друзей. Потом я влюбился, отдал всего себя этому чувству. Первая любовь сильная и беспощадная. Доверился. И что в итоге? Он просто уехал. Как после такого верить людям? — Вот, где кроется истинное «начало», а не в моменте вашего знакомства. Ты же понимаешь, что Дима ни при чем? У тебя уже было такое восприятие — ты постоянно ждешь подвоха. Считаешь себя недостойным и ненужным. Показываешь это партнеру. Это способно разрушить отношения. Но, N, пора менять мировоззрение. Подобное притягивает подобное. Прекрати видеть и ждать только плохое. Будь хотя бы нейтрален. — Я пытаюсь отказаться от оценочных суждений, я же буддист. — Так откажись! Ты можешь себя объективно оценить? Он же старается, а ты заранее наказываешь его за несодеянное. Приговорил на всякий случай. Ты представляешь, как тебя надо любить, чтобы знать всё это и терпеливо пытаться переубедить действиями, ибо словам ты не веришь? — Думаешь, он знает? — Конечно. Чудо ты мое белобрысое. Хоть один на меня похож. Сыночек! Разреши себе чувствовать и доверять, хватит думать и лепить из мыслей монстра. Когда Димка подрос и говорил о том, что хочет крепкий брак, я объяснила: придется быть терпеливым, много слушать, где-то уступать, жертвовать. Он всё усвоил, не считай его слабым. Он старается, но, не встретив твоей отдачи, и он сломается. Невозможно вечно бить лбом бетонную стену, убеждая себя в том, что однажды она превратится в хрупкое стекло. Стеной ты отгородился ото всех. — Меня часто предавали… — Забудь прошлое, живи настоящим, верь в ваше общее будущее — одно на двоих. Слушай свое сердце и доверяй Димке, он очень старается. — Спасибо за всё… мамуль. А Дима против не будет, что я тебя так называю? — Чего это? Можешь пока ему не говорить. Это наш маленький секрет. И на всякий пожарный случай… я от тебя не откажусь, даже если дорожки ваши разойдутся, но спрошу по всей строгости с каждого. Имей в виду. Ты точно всё понял? Всё решать вместе. А где вы жить будете, учиться и работать — дело десятое. — Да, всё понял. — И ко мне-то завтра приезжай — поздравишь. Алексу скажем, что ты мой любимый клиент. — Ой, а как это? Мне же на тату. — Он и тебя на эту ерунду подсадил? Раскраску из себя делать будешь? — Ага, вроде хороший мастер и сложно попасть, но спасибо за приглашение. Запись обрывается, час пролетел незаметно. Некоторое время я еще сижу в темноте кухни и улыбаюсь сам себе. Так легко теперь. «И от меня спасибо, мамуль». Возвращаюсь в спальню, залезаю под руку N и засыпаю тут же. Утро. Открываю глаза. В постели лежу один. Слышу модную попсу, негромкими переливами раздающуюся с первого этажа. Любимый на беговой дорожке. Верен данному обещанию. По телеку танцующие парни с MTV. На нем только трусы. Любуюсь девственной широкой спиной, скорее всего в последний раз. «Ой, хрен с ним. Пусть набьет цветочек. Не сильно испортит. Чем бы дитя не тешилось…» Спускаюсь, переполняемый благодарностью и желанием быть ближе. Позволили заглянуть в душу, теперь хочу в ней остаться. Привыкнуть, обжиться, закрепить результат. Обладать и отдавать. Если бы не мама, никуда бы я не поехал. Только ради нее готов оставить его ненадолго. N замечает меня: — Доброго дня, Димитрий, давно хотел спросить: кто тебе из Backstreet Boys нравится? — Окстись, N. — А мне Кевин… Пультом выключаю телик. — Слезай уже, хватит на других пялиться, дело есть срочное. Прижаться, впиться, раствориться, неужели не очевидно? — Включи… 500 метров до 8 километров остались. У меня тоже разговор имеется. Возвращаю пульт, иду в ванную, где понимаю, что секса хочется ужасно. В Питере моё либидо зашкаливает. Готовый на всё, возвращаюсь обратно. На мне нет ничего, кроме темно-синего полотенца из микрофибры, которое держится на липучке. N как раз заканчивает. После объявления «Финиш!» сгребаю своё счастье в охапку и несу на диван. Вдыхая попутно его запах. Обожаю. Без всякого парфюма. Настоящий. Родной и такой мужественный. Странно, что всех девушек перед сексом я тщательно отмывал, а этого наоборот, неистово хочу именно такого — грязного и потного. Провожу языком по шее. — Ди, подожди… скажи, мне приснилось, что ты записал мой интимный разговор с Марго? Вот опять он. — Нет… — мычу я в шею, — правда, ты, кстати, не возражал, — перехожу в контратаку, чтобы вырезать следующие 30 минут выноса моего мозга. — А нах*я? — Мне было полезно, теперь хочу быть еще ближе к тебе, — залезаю рукой в его трусы. — Куда уж ближе? Вроде всё было. — Нет… — Удиви меня! — Давай без… по-настоящему, в общем. — А до сих пор как было? Ух, маман права — неисправимый экстремал. — Мы с тобой здоровые и взрослые люди, любящие друг друга. Что не так? Занятный получается диалог, я уже стянул с него трусы и перебираю подушечками пальцев по яичкам и стволу. Организм требует его члена. Короткий поцелуй на выдохе и, воспользовавшись мозговой перезагрузкой N, я наклоняюсь вниз. Минет вместо завтрака — по-моему неплохо. — Да… Ди… умеешь ты уговаривать, — гладит меня по волосам любимый. В момент, кажущийся мне идеальным, я просто поднимаюсь и залезаю на него сверху. Лицом к лицу. Ощущения круче, острее и внятнее, а искорки в голубых глазах убеждают, что я делаю всё правильно. Сложно было понять, что именно сделало оргазм столь ярким: новый уровень доверия, мой член, ритмично трущийся головкой о торс N или эти искорки. Идеальный симбиоз. Я зажмурился, за что меня тут же больно хлопнули по заднице. Почему его всегда это злит? Кайфолом. Весьма довольный, я откинулся на подлокотник дивана. N, видя, что я ему не помогу, в виду отсутствия всяких сил, созерцая мою улыбающуюся физиономию, заканчивает сам и запрокидывает голову на спинку. «Тату на шее ему тоже пойдет». — Знаешь, я чувствую себя почти изнасилованным, — через минуту он снова смотрит на меня. — А еще что чувствуешь? — Жрать хочу! — устало выдает он. Иногда излишняя честность и прямолинейность идет во вред моменту. — Не романтично, попробуй еще раз, вчера ты был красноречивее — не унимаюсь я. — Кстати, у меня к тебе вопрос-претензия, почему ты частенько пытаешься испортить мне оргазм? N переводит взгляд в сторону пола и улыбается собственным мыслям: — Ди, попробуй угадать, что мне нравится в сексе больше всего? Подсказка: именно в нашем сексе. — То, что я больше не настаиваю на роли акта? — Пф, будто кто-то настаивал, нет… дело в другом, я заметил, что сильнейший оргазм у меня сразу после твоего, но мне нужно видеть, смотреть в глаза, наблюдать за пульсацией зрачков. Твой взгляд — чистейший катализатор удовольствия, заводит лучше любого порно. Хотя порно я не смотрю. Вот в поезде было прикольно, но я не видел, поэтому как-то серенько. И в темноте не люблю. А ты, зараза, каждый раз пытаешься куда-то отвернуться или глаза закрыть. И кто кому еще кайф ломает? — Фетишист! Сразу бы сказал… ты вообще, как выяснилось, много чего утаиваешь. — Например? — N искренне удивляется. — Марго столько рассказал… а мне нет. — Очевидные ж вещи, ты всё давно знаешь. Лапуль, — он пытается встать, спуская мои ноги на диван, — приготовь завтрак, plеase, я в душ, — смотрит на свой живот, — интересно, вкус моей спермы от твоей отличается? — Иди уже, — теперь толкаю его я, — ощущение, что я с маньяком живу. Как можно порно не смотреть? — Реал круче! А там все наигранно и примитивно. У меня сны интереснее. — Не сомневаюсь. Я поджарил тосты, наделал бутербродов с овощами. «Думать о будущем, беречь друг друга и принимать все решения вместе. Отличный совет, мамуль!» Прикидываю, нужно ли делать перестановку в квартире, чтобы нам двоим было удобно. Диван однозначно остается там же. Телек тоже… N возвращается в халате, с мокрыми волосами, отнимает из рук бутерброд, который последние 5 минут я намазывал маслом, строя планы. — Так что ты выбрал маму или цветочек? Поедешь со мной? — Нет… Марго сказала, гостей будет прилично, еще отец твой, брат с невестой. Я на таких приемах не был, могу всё испортить. Посадят нас рядом — буду тебя под столом лапать, не рядом — пялиться интригующе и трахать сквозь воздушное пространство. Ты готов к межгалактическому камин-ауту? — Нет… — честно отвечаю я, представляя весь абсурд ситуации. — Значит, выигрывает цветочек, но у меня просьба будет к тебе. Ты в случае срыва кампании сможешь что-то написать моим почерком? — Зачем? — даже не представляю, что он задумал. N вскакивает, вытирает о халат руки и убегает в сторону гардеробной. Вернувшись, демонстрирует мне открытку с мамонтёнком из мультика и подписью «Единственной маме на свете». — Я вчера, вдохновившись приятной беседой, в ожидании тебя, зашел в книжный. Это ж судьба! Я подписал, а ты передашь, она поймет. — N, блин, это как-то… — не могу подобрать слов, не говорить же ему, будто чувствую, что он у меня маму увести хочет, — странно. — Я предполагал, что ты будешь против, — расстраивается мой блондин. — Да дело не в этом, я не могу тебя братом своим считать, надеюсь, не нужно пояснять почему. Любую другую маму… мою-то зачем? — Димитрий, а мне кажется, ты сейчас тупо жадничаешь и даже немножко говядничаешь. — Хорошо, передам, — вставляю я открытку в складки упаковочной пленки Мечислава. — А на кого похож Денис? Ты мне даже фото не показывал. — Не знаю, обычный Дэн, он тебе не понравится, — надеюсь я. Что за покушение на мою семью? — Скользкий гомофоб, зато не такой агрессивный как папа. Кто еще из семьи тебя интересует? Лиза? — Нет… она — нет. Жалко девочку. Собравшись, мы покидаем дом вместе, но расходимся в разные стороны. Прощаясь, он скользит большим пальцем по моей тату на запястье и, незаметно для остальных, целует в щеку. Я отдаю ему запасной ключ. — Это теперь твоё! Когда жениться собирался, предусмотрительно для будущей невесты заказал дубликат, думая, как и сейчас постоянно о N. За несколько минут до 17:00 я, держа в руках Мечислава, иду к дому родителей. Неоспоримое преимущество общественного транспорта над личным авто заключается в том, что в восьми из десяти случаев время пути можно рассчитать точно. В холле дома оживленно, гости еще собираются, мама принимает поздравления по телефону, заметив меня, быстро прощается с невидимым собеседником и подходит: — Димуля, привет, ты один? — Нет, познакомься, это Мечислав, наше общее с N дерево, — вручая подарок и открытку, я выдаю маме сжатую версию поздравления. — Красивый, спасибо вам обоим… — мама любуется растением, — однако я надеялась, что вы приедете вместе. — Мам, он в тату-салоне, да и папе нужно как-то объяснить, а врать больше не хочется. — Так ты решил рассказать правду? — приподнимает бровь маман. — Ну… не сегодня, у тебя же праздник, а его нужно подготовить, — отмазываюсь, как могу. — Дим, я готовила, старалась, но как только я касаюсь темы однополых отношений, твой отец взрывается и просит про п*доров ему ничего не говорить. Я объясняю, что это нормально и достаточно распространено, что и пациенты у меня такие есть, ничем не отличающиеся от остальных, но Алекс непреклонен. Считает, что лично его и семьи это не касается и слушать о подобном он не желает. Я же не могу сказать, что касается. — Ну да, — замечаю я. — Мамуль, я постараюсь. Да, кстати, я прослушал запись вашей беседы с N. Прости. Она удивлена: — Как? Где? Где ты ее взял? Кто записывал? — Я, он тоже был не в курсе. — Дим, это очень некрасивый поступок, к тому же ты ставишь под угрозу мою репутацию. — Знаю, извини, мне нужно было знать. Я уже удалил, но было безумно жаль это делать. — И что же ты узнал? — Массу важного. Я тебе очень благодарен, мамуль. И… я больше так не буду. Она закатывает глаза: — Иногда мне кажется, что тебе не двадцать пять, а десять. Хорошо хоть N своему возрасту соответствует. В этот момент подходят новые гости, увлекают за собой Марго, а меня хватает за рукав пиджака тот, встречи с кем я боялся больше всего. — Димитрий! Ну, наконец-то мой старший сын вернулся в родительский дом, давно же тебя не было видно, — папа обнимает меня, становится стыдно и немного неуютно. — Да, командировка затянулась, но вроде уже закончилась. Теперь буду появляться чаще. — Славно! А почему ты один? Вот твой младший брат прибыл втроем. Где Николь? И когда же свадьба? Лучше бы он спросил про работу. Мне жарко. — Да… не знаем пока, не смогла приехать, — я мямлю и краснею. — Сейчас же лето, у студентов каникулы, да и неужели она не желает познакомиться с нами? Почему? Мы ж не звери. Очень ждем встречи, ты объясни. — Конечно, желает, но обстоятельства не позволили. — Какие обстоятельства? Она беременна? Хватая ртом воздух, которого перестало хватать, я едва не давлюсь им. — Нет, пап, откуда такая версия? — Да ты скрытный стал, не удивлюсь, если узнаю, что стал дедом уже постфактум. «Бл*ть, просто бл*ть, без комментариев». Папа вздыхает: — Ладно, не хочешь говорить, пойдем выпьем за встречу и за здоровье твоей чудесной матери. Отказа он не примет, к тому же знает, что я без машины. Пьем коньяк. Из кабинета проходим в гостиную, где накрыт стол, а гости уже расположились на своих местах в ожидании именинницы. Рассматриваю состав: Глория с мужем, папины бизнес-партнеры, несколько незнакомых женских лиц среднего возраста, скорее всего — мамины подруги. На другом краю стола я вижу Дениса с Лизой. Он выглядит старше и солиднее, а трехдневная щетина добавляет брутальности. Лиза в бежевом шелковом платье с цветами, оно причудливыми нежными волнами обрамляет ее живот. Милая и улыбчивая. — Дима, иди скорее к нам, — машет она мне рукой, едва заметив меня. Я приветствую брата, целую в щеку его невесту и присаживаюсь с ними. — Дим, надолго в Питере? — интересуется Дэн. — Да я за машиной сгоняю и вернусь, пока до среды. А что? — Сегодня мало шансов на общение, а хочется узнать, как твои дела: где был, что видел. Не против, если я заскочу к тебе в начале недели? За те двадцать секунд, пока он ждет ответа, я не могу придумать веской причины, почему Денису нельзя приезжать ко мне домой, и отвечаю: — Да, конечно, только позвони за пару часов, вдруг я куда-то отъеду по делам. — Заметано, братиш! Значит, жди в гости, — он как-то подозрительно радуется моему решению. Меня настораживает такое внимание брата, учитывая наше весьма прохладное предыдущее многолетнее общение, и я все списываю на паранойю. «Лишь бы мы с N были одеты, а там я как-нибудь выкручусь!» Прием оказался теплым, гости говорят маме массу приятных слов. Дарят подарки. Душевно и уютно. Мне не хватает N. Мама цветет, принимает поздравления и изредка косится на меня. Нас обслуживает повар и пара официантов, один из которых — молодой светловолосый парень в белой рубашке с короткими рукавами, его предплечье украшает тату с изображением уробороса. «Вот, хорошая татуировка для мальчика». Представляя, какую боль сейчас испытывает N, я мыслями с ним, слушаю гостей и брата вполуха, снова цепляюсь взглядом за фигуру официанта, но в очередной заброс, отведя глаза, я встречаюсь суровый взгляд отца. Нервно сглатываю. После чего до конца вечера рассматриваю только свою тарелку. Еще не хватало, чтобы папа спросил — чего я пялился на парня. Папины друзья преподнесли дорогие подарки и, сославшись на работу, поспешили попрощаться. Глаша с супругом тоже уезжают — добираться далеко. Я смотрю на часы — начало девятого — мама кого-то провожает и я, пользуясь моментом, сообщаю, что мне тоже пора. — Останься еще на 20 минут, скоро десерт. Кстати, я прочла открытку, это очень трогательно. Передай N мою благодарность. — А что там? — я даже не удосужился взглянуть. — Личное. Лиза замечает нас и зовет меня в зимний сад: — Ну как я тебе, дорогой? Сильно растолстела? — Ничуть, выглядишь даже лучше, чем раньше. — Еще бы, — вздыхает она, — из-за аллергии на препараты пришлось досрочно уйти в декрет, теперь только отдых, салоны красоты и магазины. — Наслаждайся, потом будет не до этого. Все силы уйдут на ребенка. — Это точно, но меня слегка выматывает это состояние. Слишком много внимания от Дениса, Алекс каждый раз спрашивает, как я себя чувствую, будто я болею, интересуется, узнали ли пол. Он уверен, что будет мальчик. Только Марго холодна. Не нравлюсь я ей. — Перестань, мама подозрительна, но хорошо к тебе относится. Ей просто нужно больше времени. — Да что мы все про меня? Как ты, Дим? — Все нормально. — Вы приехали вместе? — Эм… ну да. А что? — Ничего, я очень рада, что у вас все хорошо. Марго так тепло отзывается о N, надеюсь, хоть когда-нибудь она также примет меня. — Лиз, ну прекрати. Мама тебя по-своему любит. К тому же скоро родится внук или внучка, и она будет обожать вас обоих. Давно просила у меня детей, но, увы. — Поздоровайся, — обеими руками Лиза берет мою правую ладонь и кладет себе под грудь. Почему-то всегда думал, что живот беременных наощупь напоминает либо желе, либо воздушный шар. Но он… живой. Так необычно. Я улыбаюсь, пока под моими пальцами не возникает стремительное движение. Колыхание. Лиза не могла сделать так сама. Я едва не одергиваю руку. — Не пугайся, дядюшка, — шепчет она, — ты ей нравишься. — Ей? Это девочка? — Да, я узнала на днях, даже Денису пока не сказала, ему пол не важен, а вот дедуля Алекс, вероятно, расстроится. Но ведь главное, чтобы малыш родился здоровым? — Конечно! — соглашаюсь я, — знаешь, за папу не скажу, но Марго будет визжать от радости. Она тоже не знает? — Никто! Хотела тебе первому сказать, запаслась терпением, ждала до нашей встречи, ведь именно тебе я обязана жизнью моей малышки. Спасибо, Дим, — она крепко обнимает меня, насколько позволяет положение, и целует в щеку. Так мы стоим вместе пару минут. — Дим, какое женское имя тебе нравится? — Женское? Не знаю… Виктория красивое, — неизвестно, по какому поводу в этот самый момент я вспоминаю Вику. Наверное, она уже замуж вышла. Интересно, чувства к N остались? Вскоре возвращаемся к гостям. Папа снова следит за мной, или мне мерещится. Съедаю своё фруктовое суфле, прощаюсь и уезжаю. Долгий был день, очень соскучился по N, добрался до дома, открываю дверь, и с возгласом «Любимый, я дома!», включаю свет в тихой и темной квартире. «Его нет?» N появляется из кухни, бледный и напуганный до полусмерти, подбегает и обнимает меня: — Дим, как хорошо, что это ты! Все в порядке? — будто во мне обрел спасение. — Ну, а кто же еще?! Всё нормально, только выпил чуть-чуть. А что случилось? Ты тату сделал? — Да… Мама звонила… — ему трудно говорить. — И что? — До тебя не дозвонилась, сказала, что твой отец все знает и сейчас едет сюда. Минутный паралич сознания. Я ничего не понимаю, но пытаюсь анализировать: за ужином мы с папой отлично общались, не считая моей мнимой паранойи. Он точно не догадался. N дрожит и сильнее жмется ко мне, сказать больше ничего не может. — Подожди, дорогой, — слегка отстраняюсь я и тянусь к телефонной трубке, набираю номер родителей. — Дима, ты уже дома? — слышу встревоженный голос мамы, кажется, она плакала или собирается заплакать. — Да, мам, только зашел. Что происходит? — Когда ты уехал, мы еще немного посидели, остальные разошлись, остались вчетвером. Лиза поднялась и объявила, что ждет девочку. Денис бросился ей ручки целовать, обнимать, я тоже обрадовалась, что наконец-то платья и кружевные панамки покупать буду, всегда о дочке мечтала. Поздравила ее. А твой отец… — мама запинается, — в общем, он разочарованно произнес: «Ну, ничего, может, хоть у Николь мальчик родится!». Лиза заплакала и крикнула: «Николь — парень, поэтому у него никто не родится, а вам придется терпеть мою дочку, уж, извините!». Убежала, Денис ринулся ее успокаивать, а Алекс несколько минут отрешенно смотрел в стол и молчал, налил бокал коньяка, выпил залпом, а потом зло спросил: «Это как — парень? Мой старший сын выходит п*др? Ты родила мне пид*раса?» Я попросила его в доме не выражаться и сказала, что не вижу ничего страшного в том, что Дима полюбил мужчину. «Так ты знала?!» — закричал он еще громче. «Знала и молчала? Обманывала меня, скрывая грязного…» тут он снова употребил какой-то неприличный синоним слова «гей». А потом сказал, что поедет и убьет тебя. Я пытаюсь соображать и ищу решение. Мама продолжает: — Дим, я умоляла его не садиться за руль, ведь он много выпил, он стоял на своем, тогда я сказала, что поеду с ним, а он, — снова слышу мамин всхлип, — просто оттолкнул меня. Димуль, почти 30 лет женаты, он никогда не кричал на меня и пальцем не трогал. А тут… — Мам, успокойся, пожалуйста, — а что я могу еще сказать? — … Сказал, что я его предала и уехал. Дим, я очень за вас боюсь. Может в милицию позвонить? — Не надо, всё будет хорошо. N стоит рядом, ему слышен весь разговор. Прикидываю: «На машине ехать около часа, но папа может гнать, только бы доехал целым, а тут я уж как-нибудь объясню. Меня он не тронет, наверное, а вот N ему лучше не видеть». — Мамуль, папа знает, что мы приехали вместе? — Дай подумать… нет, я ему не говорила, Лиза тоже. Ох, уж эта дрянь, как теперь на нее смотреть? — Ладно, не волнуйся, потом позвоню. — Осторожнее, дорогой, я буду ждать. Вешаю трубку. — N, он скоро приедет, сейчас ты пойдешь наверх и будешь вести себя тихо. Пусть думает, что я один. — Нет, я останусь с тобой! — упирается блондин. — Да нихрена, я пока не придумал, что сказать отцу, но врать точно больше не буду. А твое присутствие усугубит. Он непреклонен. Продолжаю: — N, у папы в 90-е были связи с криминальными элементами, которые с бизнесом помогали, в общем, я категорически не хочу, чтобы он знал, как ты выглядишь или что-то еще. Кто знает, что ему в башку взбредет? — Может, мы его не пустим? — Не получится, за*бет всех соседей. Нужно просто мирно поговорить. — Ага, мирно. Я отправляю N на второй этаж, а сам остаюсь сидеть на диване, ожидая неизбежного.