Coming Out под знаком N. Исповедь натурала. Книга 2

Спутники земли давно уснули в облаках, Небо поменяло, поменяло цвет в твоих глазах. ©

По дороге домой в голове зациклилась фраза «украсть ребенка, родить котенка». Ощущался вкус губ Демона. Это уже измена или еще на грани? А какое явление можно считать изменой? Важнее ведь не произошедшее между двумя людьми случайно или по плану, а что чувствуешь после. Секса может не быть, но если от появления нового человека в жизни переворачивается целый мир, он занимает важное место в твоих мыслях — тогда это измена и неизбежный финал текущих отношений. К счастью, Демон моему миру не повредил, лишь заставив задуматься. Харизмы через край, к тому же он глубоко несчастен, хотя никогда этого не признает. Понимаю, почему N к нему так тянулся — нарочитая самодостаточность завораживает, пока не пролезешь в больную душу. Немного льстит, что мне Никита открыл больше, чем позволял N. Вернемся к реалиям — ребенка или котенка? Если опустить вопрос со сложностями возникновения в нашем доме новорожденного, ребенка мы сейчас просто финансово не вытянем. N учится и имеет скорее подработку, чем полноценную работу, у меня все грустно и непредсказуемо. Я не хочу до пенсии коротать дни в офисе с видом на больницу, продавая пластиковые окна только ради стабильной зарплаты. За ребенком нужно ухаживать и приглядывать, кому-то из нас придется быть с ним постоянно первые несколько лет или нанимать няню. Снова расходы. Да и не готов я к отцовству. Рано мне. Вот так я отмел версию с появлением нового человека в нашей семье. Интересно, а Дэн готов? На шесть же лет младше. Пацан совсем, однако рад до усрачки, что папашей станет. Я до сих пор не разобрался — он быстрее меня созрел или эти восторги — проявление крайней инфантильности? Оставим в покое воображаемых детей и перейдем к кошкам. Никогда не держал дома и любви к ним не питал. Даже в гостях у друзей не гладил, достаточно было того, что после визита тратил час на чистку одежды от шерсти. Ненавижу шерсть! В общем, если мое мнение вдруг кого-то интересует: я пока не хочу ни животных, ни детей. Не мое это. Единственное домашнее животное, с которым я рос — рыжий тибетский мастиф. Мне уже исполнилось пять. Отец подарил собаку маме на День Рождения. Выбрать кличку доверили мне. «Кубик!» — рассмотрев внимательно визжащего щенка, изрек я и ушел достраивать деревянную башню. Спорить не стали. Пёс рос игривым и потешным, любил лизать руки. Главной жизненной миссией считал разрушение очередной моей постройки. Сразу после окончания. В процессе не трогал. Я терпел, считая собаку животным добрым, но не очень умным. Лиха беда начало. Одним апрельским утром отец не повел меня в детский сад, а сказал, что мы едем забирать маму, по которой я скучал уже несколько дней. Из высокого уродливого здания с непропорционально вытянутыми окнами к нам вышла медсестра, держащая в руках белое, туго свернутое одеяло, зачем-то обмотанное синей лентой с огромным бантом, а следом без уже привычного большого живота появилась уставшая, но улыбающаяся мама. Медсестра наклонилась, предлагая мне рассмотреть сверток, едва я приподнял уголок одеяла, оно заорало, я испугался, отскочил и спрятался за папу. Так у меня появился младший брат. Взрослые предупреждали, что скоро родится маленький, но я не ожидал, что маленький настолько. Думал — максимум на голову ниже. — Как назовем братика? — спросили родители. — Димой! — изучил я мелкую сопящую физиономию. — Еще один? — удивились они. — А как вас будут различать? — По размеру, этого можно Дмитрием назвать, — справедливо заметил я. — Нет, Дим, придумай другое имя. Креативом я в тот судьбоносный день не отличался и предложил второй вариант, который казался максимально схожим с первым. — Тогда Денис. — Решено. Чуть позже я узнал, что все «по форме живота» мамы готовились к девочке. Лично я рассчитывал на мальчишку чуть младше себя, этот же никуда не годился и только раздражал: он не умел играть, не понимал, что ему говорят, а пребывал, казалось, в двух состояниях — либо спал, либо кричал. Я обиделся на родителей, чувствуя себя обманутым, ведь никто не потрудился объяснить и со мной жила твердая уверенность, что дети рождаются сразу с умением ходить, говорить и внятно излагать мысли. Зато Денис и Кубик снюхались с первых дней. Пёс старался успокоить мелкого в то время, как мама еще бежала на его плач, головой толкал кроватку, качая ее, подавал брошенные на пол игрушки. Когда Дэн научился ползать, они одолевали меня на пару. Если Кубик терпеливо ждал момента, когда я отойду, чтобы с разбега снести кропотливо созданное мною сооружение, Дэн подло пытался вытащить «кирпич» из самого основания еще в процессе, а если я не разрешал, садился и принимался вопить на весь дом. Появлялась мама и ругала меня, что я не могу поиграть с братишкой даже пять минут. — Он сам играть не хочет. Он не умеет. Мам, ты разве не видишь, он очень глупый. Там не было других детей? Его можно обменять? — Димуль, он просто маленький, вот вырастет, всему научится, будете играть и строить вместе. Вы так похожи. Обязательно подружитесь. Исподлобья, поджав пухлые губешки, на меня пялилась маленькая лысая копия отца. — Обязательно подружимся, — обреченно повторил я. И в ту минуту пришло осознание: я больше не любимый единственный ребенок, теперь есть маленький плаксивый манипулятор, который разрушит мои постройки, отнимет мои игрушки и внимание родителей. Без вариантов. Когда мелкий успокаивался, мама уходила заниматься домашними делами дальше, я возвращался к строительству. Все затихало на пару минут. Однако мои ревность и нежелание делиться игрушками с этим субъектом росли день ото дня. Антипатию он явно чувствовал. Выбрав удачный момент, Денис хватал незадействованный пластмассовый кубик и кидал мне в голову. Если попадал — начинал звонко хохотать, а пес лаял, слыша смех своего любимца. Я психовал и уходил в свою комнату, оставляя ребенка наедине с лохматым другом. — Дима, ты опять бросил брата одного?! — ругалась позже мама. — Он не один, у него отличная нянька. — Кубик — просто собака, а ты уже взрослый, тебе нравится меня расстраивать? Я ведь не успею приготовить ужин, если ты не побудешь с ним. — А что мне с ним делать? Играть он не хочет. — Книжку почитай, Денис любит сказки. — Ему больше нравится в меня игрушками швыряться и ржать. — Дим, — обнимала меня мама, а потом гладила по голове, — я хочу, чтобы вы ладили, у тебя никогда не будет человека ближе. — Ужас какой! — ощущал я всю безысходность ситуации. — Может, ты еще кого-нибудь родишь? — Нет… — отводила взгляд мама, — больше детей не будет. Береги брата, пожалуйста. Вот так, без предупреждения на меня повесили ответственность за этого оболтуса, который, сколько я себя помню, собственными увлечениями не отличался, зато норовил сунуть нос в мои кисти с красками, разбросать по дому и сломать карандаши, пожевать ластики, спрятать линейки и лекала, а в конце уколоться циркулем и снова зареветь. Приходилось терпеть — старший брат же. — Ты, Денис, нытик. От тебя никакой пользы нет, только ломать умеешь. — Ава ням-ням… — улыбаясь, тыкал он пальцем в морду собаки. — Да, и перекладывать вину на других. Снова его смех. Он собой доволен. Дабы снизить риск разрушений, я научил Кубика катать на себе Дениску, а Дэна — «держаться в седле». Родители пришли в восторг. Мама наконец-то успокоилась. Это было одним из гениальных решений детства: Кубик, вес которого перевалил к тому моменту уже за сорок кило, легко возил на себе счастливого полуторогодовалого Дениску по просторам первого этажа, и они наконец-то отстали от меня. Время шло, Денис учился во втором классе, я в восьмом, наш Кубик приболел — лежал у входной двери, отказывался от еды, не пил даже воду и временами жалобно поскуливал. Всегда живой и задорный, жравший даже во дворе все, что не прибито, текущим состоянием он вызвал беспокойство не только у мамы. Мы собрались с отцом и отвезли пса в клинику, мама осталась дома с братом. Ветеринар сказал, что у собаки развилась сердечная недостаточность и из лечения есть только таблетки, которые немного притупят боль. Предложили усыпить, папа позвонил маме. Марго плакала и кричала в трубку, чтобы Кубика немедленно везли домой. Живого. Около трех недель мама за ним ухаживала, давала лекарства, но он все равно ел крайне мало, почти не вставал и высыхал на глазах. Денис спал на коврике, обнимая собаку. В тот день мы с братом были в школе, пёс не выжил. Наступил негласный траур. Папа молчал, мама ходила отрешенная, периодически всхлипывая, а Денис в школе держался, но когда приходил домой, рыдал нескончаемо. Я очень жалел маму и злился на брата, потому что его детская скорбь казалась мне чересчур преувеличенной, к тому же еще больше расстраивала Марго. — Слышь, мелкий, завязывай ныть, даже люди близкие рано или поздно умирают, а ты по собаке убиваешься, — схватил я как-то брата в коридоре за плечо. — Отстань, — огрызнулся он, — сколько нужно, столько и буду. — Ты не груби, между прочим, это из-за тебя Кубик умер, ты ж его своими покатушками замучил. Теперь поздно слезы лить. — Откуда ты знаешь? От врача? — испугался он. — Ну да, — пожал плечами я, на самом деле в клинике говорили что-то про чрезмерные нагрузки и ограничение физической активности, поэтому технически я не врал, просто доработал версию самостоятельно. — Почему папа не сказал? — А что с тебя, дурика, взять? Ты ж ребенок — под стол пешком ходишь, ревешь как девчонка. Запомни, это строго между нами, — было ясно, что узнай Марго — размажет меня по стенке. — Я понял, — кивнул он, шмыгая носом. — Вот и хорошо, Кубика не вернуть, а маму ты своим нытьем уже достал. Думай о ней хоть иногда. — Я больше не буду плакать, — пообещал мне брат. Надолго сделалось мне паршиво после того разговора, фактически я повесил смерть собаки на доверчивого восьмилетнего мальчика, который, если и был к ней причастен, то лишь косвенно. Но в моем подростковом мозгу это работало именно так — сердце не выдержало нагрузок. Какие нагрузки были у Кубика? Как сыр в масле катался — любимец семьи, даже за испорченные дорогие ботинки отца его не наказали. Никаких стрессов, только периодические катания на себе Дэна. Хрупкого и легкого. Однако правильных выводов Денис не сделал, а, видимо, решив загладить вину, попросил у родителей на грядущий День Рождения новую собаку, клятвенно пообещав в «лошадку» с ней не играть. — Сыночек, — присела на корточки перед ним мама, едва сдерживая слезы, — мы все потеряли друга, я больше не выдержу животных в доме, давай ты вырастешь и заведешь себе кого угодно, хоть настоящую живую лошадь. Я поговорил с ним позже тем же вечером. — Денис, почему ты такой тупой? Так сложно понять, что умершую собаку нельзя заменить другой? Это только с хомяками и черепашками прокатывает. — А что я могу еще сделать? — было заметно, что он старается исправить ситуацию любым способом. — Уже сделал… Просто живи дальше и, не знаю, как-то развивайся, спортом займись, книжки читай, а то так глупым и хилым вырастешь. В школе никто не знал, что мы братья. Я запретил ему говорить. Да, фамилии одинаковые. Но мало ли Карельских в Петербурге? Я умолял родителей отдать Дениса в другую школу, чтоб не позориться, но мама хотела, чтобы я за ним приглядывал и при случае защитил. Внутри еще трепыхалось ощущение, что я обманул невиновного ребенка, который теперь корит себя за смерть лучшего друга. И вот спустя месяц после кончины Кубика, судьба подкинула мне шанс. На большой перемене я вышел на улицу и увидел, как трое девятиклассников пинают портфель брата, содержимое разбросано кучкой на газоне, один из парней трясет тетради и учебники, а Денис просто созерцает происходящее с дрожащими губами. — Че смотришь, мелочь? Бабки гони! Отдашь сам — не тронем, — донёсся до меня ломающийся голос одного из нападавших, — а не отдашь, считай, сам напросился. Уже тогда я был достаточно высоким и из-за плотной комплекции легко походил на выпускника. — Эй, чего к ребенку пристали? Три здоровых лба на одного задохлика — это не по понятиям. — Он нам денег должен! — окинув меня взглядом от кроссовок до лба и, слегка втянув голову в плечи, ответил самый дерзкий из них. — Должен? — обратился я к брату, тот едва заметно, отрицательно мотнул головой. — Видите, он еще и врет! — не унимался главный зачинщик безобразия и сразу пропустил от меня удар в ухо. — За что? Я буду жаловаться завучу! — сорвался в писк старший, потирая больное место. — Пошли нах*р отсюда! Еще раз увижу возле малолеток, ноги вырву и директору их отнесу. Парни, сыпля на ходу ругательствами, резко ломанулись ко входу школы. Дениска так и стоял, лишь всхлипывая и моргая большими карими глазами. Я поднял рюкзак, отряхнул его, все собрал обратно и вручил перепуганному ребенку. Прозвенел звонок на урок, который мы синхронно проигнорировали. — Откуда знают про деньги? — Я в бу-буфете бу-булочку покупал однокласснице, у меня только 200 рублей было. Одной купюрой. Сдачи не оказалось. О-они у-увидели. — Дебил, вот как есть, дебил! Кто ж такие деньги в школу носит? Где взял? — Папа дал, сказал на две недели, у него мельче не было. — Потомственный полудурок, — вздохнул я. — Давай сюда. Буду теперь выдавать сам каждый день. Он послушно разжал маленький кулачок, протягивая мне скомканную в шарик розовую бумажку. — Вот тебе чирик, — обменял я купюру брата на монету достоинством в 10 рублей и отпустил его на урок. — Дим, спасибо большое, — подошел он ко мне вечером дома, — если бы не ты, они бы меня, наверное, побили. — Обязательно бы побили, — согласился я, — тебя, чтобы «побить», достаточно легонько толкнуть, дистрофан. Но не боись, я бы потом всем троим шеи свернул. Наверное, именно в тот момент я превратился для брата в непогрешимого идола, затмевающего всех, защитника и единственный пример для подражания. Заполнил пустоту в сердце после потери Кубика. С тех пор он смотрит мне в рот и копирует во всем, совершенно утратив собственную индивидуальность. Даже живя отдельно от родителей, мы не спешим заводить домашних животных, помня, что слишком больно терять члена семьи, пусть и четырехногого, зато в вопросе производства потомства он меня обскакал, хоть и случайно. Однако наблюдать, как любимый человек превращается в жалкую копию самого себя еще больнее, поэтому я решился. Прекрасно зная, что кота или другого пса полюбить как Кубика уже не смогу. Пофиг, пусть будет, если ему нужно. Не верится, что достаточно купить котенка в зоомагазине, преподнести его N и все проблемы исчезнут, а лютый мороз в отношениях сменится жаркими ночами. Когда я вернулся домой, N уже спал, так и не спросив, где я задержался этим вечером. Утром мороз и равнодушие вернулись. Перед уходом на работу я позвал его и поцеловал, держа за голову, полуприжав ладони к ушам. Голова в моих руках удивленно и часто заморгала глазами, но ничего не сказала. Довольный и загадочный я уехал. «А ведь работают рецепты Демона, огребу потом от N, как пить дать, но сдвиги есть». В пятницу вечером уточняю, когда и где можно забрать подарок для него, заказанный еще месяц назад. Да, не кот, не карапуз, но вещь тоже полезная. Авось понравится. Весь вечер убил на просмотр объявлений от предложений владельцев породистых чемпионов до «отдам в добрые руки». Персы, сфинксы, мейн-куны, сиамцы, шотландцы. Лысые, пушистые, гладкошерстные. Полосатые, пятнистые, однотонные. Вислоухие и с обычными ушами. Их так много, а никто не нравится. Не люблю кошек. Так как дома находиться бесполезно и грустно, а на работе из-за моей неспособности сосредоточиться в последнее время образовался внушительный бумажный завал, решаю в субботу поехать в офис. «Нет посторонних глаз, никто не пристает с раздражающими вопросами, рабочий телефон молчит — можно создать иллюзию занятости и нужности хотя бы фирме. Идеально». Собираюсь, N что-то готовит на кухне. — Я в офис съезжу, там дела есть, не хочешь со мной? — а вдруг, непредсказуемый же он у меня. — Мне к семинару готовиться нужно, в понедельник будет, — не поворачиваясь, отвечает парень. — Ладно… — я хотя бы пытаюсь. «Мое дело — предложить, чтобы не подумал себе чего-нибудь лишнего, если, конечно, еще думает обо мне». Выпил десять чашек кофе, заказал пиццу в офис и провозился дотемна. «Что ж тебе нужно? Котенок или ребенок? Или вообще уже ничего не спасет?» Бессознательно набираю телефон брата: — Денис, привет, что ты чувствуешь от предстоящего отцовства? — Эм… привет, Дима, — он явно не ожидал моего звонка субботним вечером, да я и сам не ожидал. — Не знаю, ничего особенного не чувствую, хочу поскорей увидеть дочку, взять на руки, посмотреть, на кого похожа, понимаю, что всё изменится, но пока не понимаю, насколько. А почему ты спрашиваешь? — N хочет ребенка, вот пытаюсь разобраться, к чему готовиться. — А где вы его возьмете? И когда? — вопросы по существу, но раздражают, как и задающий их. — Ты не цепляйся к словам, это отношения к делу не имеет. — Извини, — Дениска совсем теряется, — я просто помочь хочу, если могу. И тут я понимаю, что меня перекрыло. Внезапно и окончательно. В самый неподходящий момент, когда я говорю с ним. — Ты ничем мне не поможешь! Мне уже никто не поможет! Я скоро перееду на работу, потому что дома мне не рады. — Вы поссорились? — учитывая мой предыдущий пассаж, теперь он подбирает слова аккуратнее. — Честно говоря, лучше бы мы поссорились, даже подрались. Пусть швыряется мебелью и орет на весь дом, всяко лучше, чем сейчас. — А что «сейчас»? — еще осторожнее спрашивает брат. — Да них*ра! В понедельник год, как мы знакомы, а ощущение, что тридцать лет прожили, но я ему нахрен не упал. Он не разговаривает, не улыбается и всячески меня игнорирует. Тотальное динамо. Я всех друзей его оббегал, чтобы спросить, что делать. Них*я! В субботу приехал на работу, потому что не могу находиться с ним в одной квартире, чувствуя стужу и могильный холод, что может быть хуже? У меня даже друзей в этом гребаном городе нет, только гребаная работа, которую я ненавижу и кучка его бывших, тоже бесполезных, — вот, вроде даже легче стало. Вздох на том конце: — Но, когда я вас видел, все было в порядке? Или мне показалось? — Было… — А что произошло после? — Он с самого Питера такой, наверное, из-за папы. Заявился за час до поезда. — Отец что-то сделал с N? — Денис заметно волнуется. — Морально изнасиловал, припомнив все детские травмы, смешал с грязью, сказал, что он ломает мне жизнь и нифига не любит, раз позволяет уехать и работу бросить. Угрожал… — Бред какой-то! Ничего не понимаю! И из-за этого N с тобой не разговаривает? — А я понимаю?! Говорю как есть. Наверное, у него чувство вины, потому что я работу бросил и с отцом поругался. Вернее, Алекс совсем от меня отказался, сказал, что такой сын ему не нужен. Теперь, видимо, ты единственный наследник автомобильной империи, — снова возникает неприязнь к брату и сожаление, что я ему всё выложил. — Маме не вздумай пизд*нуть. Понял? — Зачем ей знать? Однако это очень странно. Нелогично как-то. — Да еб*л он твою логику в рот! — Вот что с дураком спорить? — С ним вообще анализировать бесполезно, даже не пытайся! — Нет, Дим, смотри, Марго всегда говорит, что чувством вины страдают люди слабые, которые не в силах изменить ситуацию. Не похож N на слабака, по первому впечатлению этот человек обладает силой — четко знает, чего хочет и как этого добиться. — Ты тоже его в манипуляторы записываешь? — Типа того, это ж не всегда плохо. Тем более, чтобы он переживал именно за тебя, ты должен рыдать, рвать волосы и не выходить из дома, депрессировать, страдать больше него, а ты пытаешься быть на позитиве. Тут что-то другое. — И что же? — мне уже всё равно, пусть хоть соображениями поделится. — Попытка тебя к чему-то подтолкнуть. — Собрать вещи и уехать обратно? У него почти получилось. — Нет, не это. А как ты себя ведешь? — А причем тут я? Развлекаю Царевну-Несмеяну, как умею, пытаюсь его растрясти, разговорить, пашу на работе даже в выходные, радуюсь и излучаю солнце. — Это твое обычное состояние? Всё ясно — братишка снова ушел в дебри нереализованной профессии, аналитик хренов. — Нет, Денис, стараюсь убедить его, что все хорошо, когда них*я не хорошо! — Не нужно, он же чувствует фальшь. — Я уже не верю, что он хоть что-то чувствует. — Дим, можно я скажу свое мнение, а ты уже решай, прислушиваться или нет. «Знакомьтесь, на арене Карельский-младший — сама Деликатность, бл**ь!» — Валяй! — Будь собой! Просто собой! Не лезь из кожи вон, не пытайся его веселить и развлекать, ты же нестабилен, N это беспокоит. Когда вернешься в себя, и он вернется. — Ты сейчас путаешь причину и следствие. — Вот и отлично! Может сработать! Я хочу, чтобы у вас все было хорошо. — Спасибо, — вешаю трубку. Удивительно, но разговор с братом немного облегчил мои страдания ровно до того момента, когда я понял, что нужно возвращаться на другой конец города в грозу. Ливень хлестал, будто небо разорвало в клочья. Пройдя до машины тридцать метров, я вымок до нитки. Вокруг громыхало и сверкало. Добравшись до подъезда, я увидел, что мое привычное парковочное место занято «Лансером» с курскими номерами. — Понаехали куряне, петербуржцу встать негде, теперь у помойки придется парковаться! Разворачиваюсь и объезжаю дом сзади. Выхожу, стихия завывает, вымокнуть я уже не боюсь. Прислушиваюсь — сквозь стихию пробивается то ли плач, то ли писк. «Беречь себя нужно, уже глюки начались!» Останавливаюсь. Пищит. Обхожу помойку. Под баком сидит мокрое и грязнющее существо, похожее на маленького кота. — Вы меня задолбали, блохастые! Что с тобой? Лапы придавило? «Дурка по мне плачет: задаю вопросы животному, ожидая ответа. Хоть бы никто не услышал». Котенок жалобно мяукает и не собирается убегать. Отодвигаю бак — передние лапы свободны. Дрожит, с места не двигается. Омерзительно тощий. Вздыхаю. — Ой, бл**ь, типа мы в ответе за тех, кого на помойке нашли? Сиди здесь, сейчас приду. Если убежишь — пойму и прощу. Возвращаюсь к машине, роюсь за задним сидением, вроде были какие-то тряпки, я не стану это брать в руки. Оно может быть больное и кусающееся. Сидит. Ждет на том же месте. Накидываю бывшую наволочку и укутываю, как могу. Разговариваем в лифте: — Где твоя семья? Чего тебя такого мелкого мамка бросила? Или хозяева? Голодный? Что едят котята твоего возраста? У меня на руках он уже не пищит. Греется. Руки заняты, тянусь к звонку. — Держи! — вручаю я N с порога найденыша, — на помойке орал, что-то с лапами, пусть высохнет и поест, утром обратно отнесу. N молча принимает кота как ребенка, разглядывая его. — А я тебе звонить боюсь в грозу. Прикольный! Какого он цвета? — Кто? Кот? В душе не еб… не знаю? Можно отмыть и посмотреть. — Сначала ты, иначе простудишься. «Офигеть, мы разговариваем» — только доходит до меня. Погружаюсь с головой в теплую пенную ванну, смывая этот сложный день целиком. Есть надежда, что все наладится. Когда я выхожу, N уже кормит котенка из блюдца молоком, пристроившись рядом на корточках, гладит его по спине. — Мне кажется, черный. Надеюсь, ему можно молоко. — А если нельзя? Заблюет нам всю квартиру? — Карельский? — недобро смотрит на меня N. — Ты чего такой злой? — Я? Злой? Ну, ох*еть теперь! — Ты что завтра делаешь? Вспоминаю, что надо тащиться 90 километров в область, чтобы перехватить подарок, который не успеют привезти к понедельнику. — Ну… уеду утром, надеюсь, ненадолго. Дела, а что? — Что-то у тебя каждый день дела! — наезд продолжается. — Ладно, сам справлюсь, денег только оставь. — Окей, сумму огласите. — Чем больше, тем лучше, сдачу верну, в ветклинику поедем. — Нах*ра? Ты теперь как Айболит всех дворняжек собирать будешь, лечить за наш счет и обратно отпускать? — Могу за свой! — обижается N. — Одевайся и помогай! «В натуре кошек любит, почему год молчал? Давно бы завели!» Стараясь не сильно задевать передние лапы, мы вымыли животное, которое даже не царапалось, убедились, что оно целиком черное, поставили ему глубокую крышку от пластикового ящика в коридоре в качестве лотка, налили нового молока, в котором N размочил хлебный мякиш, и ушли спать. — Ты не боишься его там одного оставлять? — спрашиваю я в постели, на самом деле просто приятно слышать его голос, пусть и с ворчливыми интонациями. — На кухню дверь закрыта, в комнаты тоже, еда и туалет есть, потыкается и спать ляжет. Кошки умные. — Мне как-то собаки больше нравятся, — зеваю я, так устал, даже секса не хочется, прижаться к нему плотнее и отрубиться. — У нас с Дениской в детстве Кубик был. — Как он сейчас, не знаешь? — Да сдох давно, с сердцем что-то, — глаза слипаются. — Кубик? — Угу… — Блин, Дима, я про Сокола спросил. Сон пропадает. Вот так проявил инициативу в разговоре и сразу братца вспомнил. — Лучше всех: обожаемая красивая жена, дочка скоро появится, папенькины деньги все ему достанутся. Видишь, дорогой, чтобы состояться в этой жизни, иногда достаточно быть натуралом, остальное сделают за тебя. — За что ты так ненавидишь брата? — голос N ласкает слух, надеюсь, скоро он мне что-нибудь споёт. — Он бездарный, лицемерный, сыкливый, тупой у*бок, но хитрый и умеет быстро приспосабливаться к новым обстоятельствам. Вот к чему этот спектакль был, про «мы уйдем из стада»? Поди, с тестем уже что-то мутит, можно и перед отцом выпендриться. Жениться не успел, уже лыжи в Бельгию навострил за счет невесты. Пизд*ц, прошаренный. Надо было его Моисеем назвать. Спокойной ночи, люблю тебя. Под шуршание в коридоре мы засыпаем. Убедившись, что за ночь кот ничего не разрушил, я уехал в восемь, не нарушая сна N. Доезжаю до условного места встречи. Пока жду в машине посредника из Москвы, принимаю входящий от N. Звонит? Мне? Сам? Чудеса продолжаются. — Алло… — осторожно отвечаю я, будто закинул удочку и боюсь спугнуть рыбку. — Димуля, милый, у нас девочка! Ты скоро приедешь? — звенит N в трубке. Даже не верится, пытаюсь меньше радоваться и больше вникать в услышанное. — Какая девочка? — Маленькая, черненькая, примерно два месяца, вес 720 граммов, рост… ай, блин, забыл. Всё равно не догоняю и молчу. — Котенок, которого ты принес, женского полу оказался, британка с голубыми глазами, чего такой непонятливый? Можно ее оставить? Можно? Можно? — если он сейчас сидит, то наверняка подпрыгивает на месте. — Ну… давай. «Зачем ему мое согласие? Как-то слишком всё просто, или я загоняюсь?» — Спасибо, любимый. Мы лапки проверили, всё хорошо, перелома нет, через пару дней как новенькая бегать будет, прививки сделали, от блох обработали. Я купил лоток, подстилку и мисочку. Нужно имя придумать. Так когда приедешь? — Часа через два. — Хорошо, мы тебя ждем. «Из угрюмого замкнутого молчуна по одному щелчку любимый превратился в счастливую мамочку?! Где подвох?» Наконец-то. Касаюсь. Черный лак, изящные изгибы, серебристый гриф, семь струн, белым выведено «N от Ди. Dum spiro, spero». Не какая-то Кирюхина расстроенная развалюха, видевшая десятки неумелых рук, а его личная новая гитара. Прячу в машине. Всё завтра. Весь вечер слушаю про приключения N и кошки. Улыбаюсь, мысленно отправляю благодарность Демону. Завтра большой праздник. Интересно, помнит? Понедельник. Снова целую, зажимая уши и быстро уезжаю, не давая ему опомниться, работы много и хочется вернуться раньше, чтобы дольше побыть вдвоем. Долгожданный вечер. Только наш. По телику идет кино о большом и светлом. Но мы не смотрим, а заняты друг другом. Гитара подарена. — Теперь моя очередь надеяться? — спрашиваю я. Он улыбается. Ужин, созданный моим персональным гениальным поваром, съеден. Вино еще есть. Голова лежит на коленях любимого — он меня целует. В нос, в губы, гладит по волосам и снова улыбается. Наконец-то улыбается. Как же я скучал по этой улыбке! Не хочется торопиться, я не буду домогаться, пусть все идет, как должно. Даже если секса не случится, всё равно это один из лучших вечеров в моей жизни. В комнате полумрак — зажжены свечи, котенок спит рядом, свернувшись клубком. Идиллия. В сотый раз N целует меня, улыбаясь. Ласковый взгляд. Сейчас не нужно слов. Да ничего не нужно. Я счастлив. Разливает вино: — За тебя, Димуль! — Тогда уже за нас, — протестую я. — Хорошо, за нас, — снова целует. Звонит мой мобильный, так не хочется тянуться за ним. Кто это еще может быть? Разрушить текущий момент гораздо хуже, чем разбудить среди ночи. N берет сотовый вместо меня и передает его. На дисплее высвечивается «Брат». Не хочу. Зачем? Вспомнил, что годовщина и решил поздравить? Я ж ему сам сказал. — Это Дениска, я завтра перезвоню, — объясняю любимому и кладу телефон обратно. — Ответь! Вдруг что-то важное! — настаивает мой мужчина. Вот сейчас лучше не спорить. Впечатлительный он у меня, психанет еще и на месяц-другой снова уйдет в себя. — Только ради тебя, — шепчу ему, нажимая на кнопку ответа. — Привет, Денис, слушаю. Из нечленораздельного мычания на том конце понимаю, что он пьяный в хлам и чем-то сильно недоволен. — Что случилось? — Я… тебя… ненавижу… — Вот как? И чем я заслужил такую честь? — не удивлен, но сожалею: «Зачем я вообще трубку взял?» После нескольких уточняющих вопросов и агрессивных ответов, паззл собирается: они с Лизой дома мирно разговаривали о том, как бы назвали мальчика, Лиза предложила «Диму», Дэн завелся, что я слишком важное место занимаю в ее жизни, на что девушка ответила, что именно я отговорил ее от аборта, и теперь ребенок имеет право носить мое имя. Дэн справедливо спросил благоверную, почему она не обсудила аборт с ним, а доверилась мне, и кто вообще отец ребенка. Потом он сорвался и уехал из дома пить в какой-то кабак, позвонил ей и сказал, что она его предала, и он ее ненавидит, ну, а после позвонил и мне. Настроение стремительно портится, впрочем, Денис всегда отличался способностью усложнять мне жизнь. — Почему ты мне не сказал про аборт? — рычит разъяренный ревнивец. — Я вообще никто и звать меня никак? Отвечай! Стараюсь не нервничать и не посылать его в пешее эротическое путешествие сразу же. Любимый курить ушел, застав лишь начало разговора, когда я еще терпеливо слушал. — Денис, за каким хреном я должен лезть в ваши отношения и что-то тебе говорить? Она знала, что я лицо независимое, детей не люблю, потому и искала поддержки. — Не верю! Ты ей не подружка! Как ты мог?! Я же твой брат! Ты спал с Лизой? Отвечай! Мальчик в ярости, находись мы в одном городе, вероятно, уже бы приехал мне бить морду. — Нет, Денис, никогда не спал и не планирую! — стараюсь держать себя в руках, я ведь старше и трезвее. — А ребенок от тебя? — Я смотрю, логика — всё же не твой конёк? Возвращается N. — Я понял, ты с ней заодно, решили вместе меня на*бать? Не ожидал. — Да успокойся, истеричка, — уже кричу я в трубку, — проспись, завтра поговорим. Твой это ребенок… Во всяком случае не мой уж точно. — Я… тебе… не верю… N внимательно прислушивается. — Денис, мы заняты, я вешаю трубку. — Дай мне N! — Зачем? — Чего непонятного? Хочу поговорить с ним! — Не дам, — боюсь, что помеха в виде моего пьяного придурочного братца повредит настроению любимого, и неизвестно, во что это выльется. Три недели тишины и игнора. Первый полноценный вечер вместе. Хватит с меня! — Что он хочет? — спрашивает N. — Тебя… — Давай, — отнимает у меня телефон. Бодро и весело выпаливает в трубку: — Дениска, дорогой, привет, что стряслось?.. Да, знал. Ну «как могла?» — испугалась, это же было незапланированно… Ну, не плачь! «Бл*, капец, стыдно-то как! Теперь он еще и рыдает». Слушаю дальше: — Ты сейчас где?.. Нет, не знаю. Далеко от дома?.. Понятно. Давай, ты вызовешь такси и поедешь домой. Лиза наверняка волнуется, это вредно для ребенка. Денис, подумай о дочке… А я тут причем?.. Говорил про детей?.. Нет, мне не говорил. Сейчас спрошу, — закрывает рукой телефон, обращаясь ко мне, — Дим, зачем ты говорил с Дениской о детях? Теперь он решил, что таким образом вы его готовили к тому, что ребенок не его, а твой. — У него белая горячка? — озаряет меня. — Подожди, я спрошу… Что? Сейчас… Дим, ты готов сделать тест ДНК, подтверждающий, что ребенок не твой? — Только в совокупности с анализом, который покажет, что этот дебил мне не брат. N продолжает в трубку: — Я думаю, ты зря переживаешь и наговариваешь на любимую женщину… Куда пошла? Зачем так грубо? Слушай меня внимательно, — правильной интонацией N говорит с этим психом, спокойной и ласковой, голосом заботливой няньки, но мне очень стыдно, — ты сейчас возьмешь такси и поедешь домой, а как доберешься, пусть Лиза нам позвонит и скажет, что все нормально. Договорились?.. Поедешь, Сокол, не спорь! — N слегка заводится. — Да чего ты с ним возишься? Он вообще не соображает, что несет, — вставляю я, выкроив паузу, пытаясь выхватить телефон. — Дим, отвали… — отмахивается любимый и продолжает в трубку, — Дай бармену телефон… Илья? Добрый вечер, Илья, вызовите, пожалуйста, молодому человеку такси, адрес он назовет сейчас. Благодарю вас… Да, дорогой, что ты еще хотел? Меня? Без понятия, а что? Подожди, спрошу, — снова мне — Дим, мы едем на Новый год в Питер? Вот сейчас очень неожиданно, прикидываю: — Ну… Марго хотела, конечно, с работой еще непонятно и сессия у тебя. Я не против, но… — он ждет конкретики, — Что прям сейчас ответить нужно? В середине сентября? N закатывает глаза и тяжело вздыхает: — Мы приедем! Обещаю!.. Да, честно… Конечно, сможешь… Я тоже тебя люблю. Будь умницей. Пока. N отдает мне сотовый. — Это что сейчас было? — я ошарашен, меня, он, значит, ненавидит, а моему мужику в любви признается. Взаимно. — Мальчик расстроен, Дим, ну, а как ты думаешь, живет с ним женщина, он в ней души не чает, ребенка ждут, всё замечательно, и тут такие новости, что хотела сделать аборт, никому не говоря. Еще и с тобой обсудила, что, естественно, бросает некую тень, учитывая ваше якобы лишь поверхностное знакомство. Я ведь тогда тоже подумал, что это неспроста. Но я тебе верю. Только вот, что там за тема про то, что ты ребенка хотел, а я об этом не знаю? — N, я позже отвечу на твой вопрос, но сначала скажи, с х*ра признания в любви? — Когда? — Вот прям сейчас. — А, ты про Дэна? Так братик ведь младший. Дурной, но любимый. Хочет, чтобы мы на Новый год приехали. Смотри, я пообещал. Надо же, так долго без семьи жил, а тут сразу и мама, и брат. Здорово. Спасибо тебе, родной, — целует меня в щеку. — N, подобное кому попало не говорят. — Денис — не кто попало, — оскорбляется любимый, — он твой брат и сын Марго. Этого разве недостаточно, чтобы начать переживать за него? Сам подумай — прилично одетый молодой человек совершенно один в незнакомом районе, вдали от дома, пьяный в говнище и очень расстроенный. Мне нужно было его нах*й послать, потому что «Димочка изволит ревновать»? Чтобы в ночи тебе поступали звонки уже с вопросом «Кем вы приходитесь пострадавшему?» или чего похуже? Дим, у вас могут быть любые отношения и личные разборки — это не повод бросать родного человека в критической ситуации. И, как ни крути, всё же к данному конфликту ты некоторое отношение имеешь. Вот опять: не разговариваем — плохо, разговариваем — просыпается моя ревность и сыплются его обвинения во всех вселенских грехах. — Мне кажется, проблема несколько преувеличена. Если бы какая-то моя бывшая даже сделала аборт, сообщив мне об этом постфактум, я бы не сильно обламывался. Всё же девушке решать. Тем более ребенок на месте, растет и скоро появится. Чего истерику устраивать? Чтобы внимание обратили, пожалели и утешили? В любимых глазах пробегает красная искра: — Дима! Ты сейчас прикидываешься или реально не въезжаешь? — прищуривается, — Не сечешь разницы? Лиза для Дениса не «какая-то бывшая», а любимая женщина, с которой он планирует связать свою жизнь, и тут такая подстава, как ножом в спину, еще и братец родной замешан. Со всех сторон предатели и верить больше некому. — Смягчается, поглаживая кошку, — Бедный мальчик, хорошо, что умный, надеюсь, ему хватит сил простить Лизу и жить дальше, как раньше. Да, позвони ей. — Зачем? — я все еще про «люблю» перевариваю. — Как зачем? Чтоб мужа встретила, приголубила и спать уложила. Не сводя с него глаз, набираю номер Лизы, объясняю ситуацию, она тоже всхлипывает в трубку, слышно — только плакать перестала, договариваемся созвониться позже. N смотрит на меня внимательно и сурово: — Теперь твоя очередь. Я жду! — Чего? — Информацию! — А? Про детей? Так, — только бы про Демона не брякнуть, на месте порвет, — ты грустил долго, я решил, что тебе котенок или ребенок нужен, вот спросил у Дениса, как это — к отцовству готовиться и что он чувствует. — А откуда у нас возьмётся ребенок? И когда? Ты мне хотел сюрприз сделать? Бабу какую-нибудь трахнуть? — N присаживается на диван, складывая руки на коленях. — Нет, N, ты чего? Это ж все для тебя. — Да-а? Я прям так и вижу, картина маслом — прихожу домой, ты с незнакомой девкой в постели кувыркаешься и говоришь: «Это ж, милый, я тебе сюрприз готовлю!» Нет, Дим, рано нам еще детей заводить. Учеба у меня. — Вот и я о том же, — вроде пронесло. — Мир? — Да, мир! Вскоре раздался звонок от Лизы — Денис добрался. Можно готовиться ко сну. Я тискаю N, раздеваю его, целую в шею, спускаюсь к груди. Хочу. Он отстраняется: — Димуль, ты сильно обидишься, если я скажу: «не сегодня»? — Нет! А когда? Я снова наказан? Озвучь хотя бы сроки. — Просто день выдался нервный. — Конечно! Этот маленький мудачонок способен всех взбудоражить. Как он еще маме не позвонил? Или позвонил? — Зачем ты так с ним? Хороший же парень! — Дорогой, я его подольше тебя знаю, мало там хорошего, зависть, мстительность и поиск выгоды во всем. Двуличная скотина. N вздыхает: — Не замечал… — Конечно, у тебя и времени не было, зато в любви признаваться — всегда пожалуйста. Обнимает меня: — Ди-и, ну прекрати, иногда мне кажется, все нападки на Дениса вызваны только твоей ревностью. — Ага, есть о чем задуматься: секса не хочешь, даже сегодня ты ему в любви признался, а мне нет. — Не волнуйся, — ехидно улыбается, — тебя я тоже люблю. — Тоже?! Пизд*ц! N смеется. Берет гитару: — Дим, скажи свою любимую песню у Земфиры? — Угадай. Начинает перебирать струны: — Пожалуйста, не умирай, ты же видишь: я живу тобою… Угадал? На самом деле до текущего момента любимой песни Земфиры у меня не было, теперь есть. — Угадал. — Не сердись, я просто переживаю за отношения ребят. — А за наши не переживаешь? — У нас всё в порядке! — Ты меня чуть до нервного срыва не довел, это называется «в порядке»? — Просто ты чрезмерно впечатлительный. Моей огромной любви хватит нам двоим с головою… Следует исполнение хита его бархатным баритоном, который меня убаюкивает. Утром перед обедом позвонил Денис, долго вымаливал прощение и обещал впредь вести себя хорошо. Не бухать и думать о ребенке. Уточнил про Питер и Новый год еще раз. — Принимается, — отвечаю после его тирады, — но если еще раз моему мужчине в любви надумаешь признаваться, хоть пьяным, хоть обдолбаным, хоть укуренным, яйца голыми руками оторву и сожрать заставлю без соли и майонеза? Понял? — Понял… Блин, неловко, ему тоже нужно позвонить, извиниться и все объяснить. Дай номер, пожалуйста. — Обойдешься! — меня даже шокирует его наглость. — Я твои раскаяния на словах передам. Вечером застаю N играющим с кошкой. — Мы так ей имя и не придумали. Как на работе? — Хорошо, у Дениса с Лизой тоже всё хорошо. Извинялся и передавал тебе привет. Почему ты раньше не сказал, что нужно кошку завести? — Ты говорил, что Феликс напоминает тебе облезлого кота, а ты их терпеть не можешь, вот я не настаивал. — Сейчас бы я такого про нашего Фельку не сказал. Значит, давно было. Не помню… — Ты ужинать собираешься? Сегодня я готов! — К чему? — прежде чем праздновать победу, нужно же уточнить. — Ко всему, — кокетливо опускает N ресницы. Всё тело расплющило на простыне, ноги не способны шевелиться, давно у нас не было такой страсти, засыпаю на его груди. Сквозь сон N кричит: — Герда! Включаю светильник: — Кто это? — Я шел по лесу за маленькой рыжей девочкой в длинном белом платье. У нее в руках был старинный фонарь с зажженной свечой. Поднялся ветер и свеча потухла. Стало темно. Я ее звал… Мы искали дом для ночлега. — Кто «мы»? Я и ты? Или ты и рыжая девочка? — зачем я опять к мелочам цепляюсь, он один же шел, девочка впереди, уже не «мы». — Ди, перестань, это просто сон! А прикольное имя, давай так кошку назовём? — Давай! Пока ехал к гонцу за гитарой, наткнулся на лавку восточных специй, нашел в кармане пиджака рецепт Демона и в среду утром приготовил тот самый кофе. — Мне сегодня к первой паре, оказывается! — торопится, собираясь на ходу, мой блондинчик. Хватает бутерброд, делает большой глоток из чашки. — Что это? — морщится любимый. — Кофе со специями, прогревает, дожди же начались. Надо укреплять организм. — Сам рецепт придумал? — Ну… почти. N присаживается за стол: — Дим, я может странный вопрос задам, но ты в последнее время Демона Никиту нигде случайно не встречал? Сажусь рядом, смотрю, как нареченная Герда довольно уплетает вареную курицу. Вот и пришел час расплаты. — Встречал, но не случайно. Я к нему домой ездил. — Зачем? — удивляется N, но пока не злится. — Поговорить о тебе, спросить, как быть. — И что вы делали? — Разговаривали часа два. Глаза N расширяются: — И всё? — Ну да, отличный парень, чувство юмора только странное, видимо, профдеформация. — Он потратил на тебя два часа просто так? Денег не взял и потрахаться не предложил? Начинаю нервно смеяться: — Ну, допустим, предложил, я отказался. Всё! Рецепт кофе от него. С недоверием любимый сканирует меня взглядом, ожидая продолжения. — Ладно, на первый раз прощаю, — выходит в коридор одеваться. Я выдыхаю, но через минуту N возвращается на кухню с безумным взглядом и в кроссовках: — Дима, бл**ь! Ты его целовал! «Ну вот, не прокатило. Конечно, только тебе можно всем подряд в любви признаваться. Остальные бесправные. К бою готов! Да разверзнутся небеса!» — Не я его, а он меня. Это вообще-то был поцелуй тебе. Анонимный. — А поеб**ься он тебе с собой не завернул? Для меня же! Мне смешно. Я часто смеюсь, когда нервничаю. — Милый, ты на пару опоздаешь. — Никогда больше не обсуждай меня с моими бывшими, без моего разрешения. И в гости на кофе не ходи! Понял? — А то что? — в условиях местного окружения эта просьба звучит как «не разговаривай ни с кем обо мне». Необходимо узнать о последствиях. — Соблазню кого-нибудь из твоих братьев! — У меня только один брат! — цежу сквозь зубы я. Почему возмездие всегда многократно превышает ущерб от проступка? За один мой незапланированный поцелуй с Демоном — готов трахнуть Дениску? Неравнозначно. Как за кражу буханки хлеба — отрубить целиком руку. — Хорошего дня! — самая очаровательная улыбка, на какую N только способен. Маэстро гордо удаляется, послав мне воздушный поцелуй. Сука, всё настроение испортил.