Coming Out под знаком N. Исповедь натурала. Книга 2

Добро пожаловать за край холодных скучных дней, Я научу тебя играть с фантазией твоей. Добро пожаловать на край последней западни, Я научусь с тобой играть, лишь руку протяни. ©

Второе января. Утро. Чтобы не сбить режим окончательно, завели будильник. Четвертого у N экзамен. Никуда не хочется. — Родной, ну его нафиг это кино, давай дома останемся. В кроватке поваляемся. А? — смотрю на него с волнением и надеждой. — Дим, ну прекрати, беременная Лиза хочет и может пойти, а ты небеременный не можешь? — Вот пусть Лиза и идёт, — нехотя встаю с постели и спускаюсь вниз по лестнице. — Я тоже хочу! Я обещал. Отправить бы его одного, только присутствие моего братца в этом трио напрягает. Никак не успокоюсь. Они же вчера проснулись, а меня не разбудили. Почему? Мешаю? Пугаю Дениса? Свалили как-то оперативно, хотя и надоели. Не люблю, когда вниманием N в моём присутствии завладевает кто-то ещё. Тем более Дэн. Возвращаюсь с двумя стаканами воды: — Спасибо, лапуль, предугадываешь и исполняешь желания. — На здоровье, а ты мои — нет. Компания так себе. Скажи, если я наотрез откажусь, ты один поедешь? — Поеду! Дим, ну что ты как старый дед-пердун? Новый год же. Тусить надо. С родными и близкими встречаться, ну, НЕТ у меня родственников, что теперь дома сидеть? Я не выспался и раздражаюсь: — Будешь каждый раз апеллировать к своему тяжёлому детству, я тебя стукну. — Б*я, Карельский, харэ ломаться. Беременная мамочка твоей будущей племянницы все устроила, тебе только свою сладкую попку нужно усадить в машинку и проехать километров… — неопределенно машет в сторону окна, — в общем, не очень много. Можем на метро. Выходить скоро, хватит ныть. Завтракаем и собираемся. Пока он варит овсянку, кручу в руках подаренную камеру. Хотел именно такую, со всеми наворотами, но не от него. Лёгкая брезгливость. Откладываю подарок. Усыпляет бдительность, гад. N снова крутится у зеркала. — Кого планируешь очаровать? — Никого, просто не хочу, чтобы было заметно, будто бухаю с прошлого года. Может, ребятам подарок купим? — предлагает чересчур внимательный любимый. — Тогда точно опоздаем, да и к выбору нужно подходить ответственно, не знаю я, что Дэну дарить. — Ладно… — расстраивается N. Выходим: — То чувство, когда яйца звенят уже в парадной, — дает исчерпывающую характеристику сегодняшней погоде N. — Вроде минус двадцать два, — соглашаюсь я, — бывает и холоднее. — Сука! Не хочу жить в Питере! Верните мне мой южный приветливый город! — заиндевелыми пальцами он резко подносит к губам сигарету, нервно затягиваясь, — там сейчас тепло-о — всего минус пять. — Не волнуйся, тебя пока никто не заставляет здесь жить, завтра домой. Перчатки где? — Не люблю… — пожимает плечами он, — я не думал, что у вас ТАК холодно. — Забирай мои, — отдаю ему кожаные с мехом, прячу руки в карманы дубленки, — лучше бы дома остались, потянуло тебя на подвиги и эстетику. — Спасибо, Дим, я-то потерплю, вот зачем Сокол беременную Лизу по морозу таскает — вопрос. Я б в*бал на ее месте. — Она девушка эмоциональная, но культурная, как тебе, кстати? Марго спросит. — Как может не понравиться будущая мамочка? Она чудесная. Красивая. Не капризная, вроде. Уж не знаю, чем она Марго не угодила. Материнская ревность? Небольшой кинотеатр, уютный зал заполнен на треть. Из четвертого ряда нам машет Лиза, Денис сидит с ней рядом, вырядился, как на праздник — костюм, рубашка, галстук. Придурок. Место Лизы дальше от прохода, перелезать через нее не хочется, но сидеть полтора часа рядом с братом хочется ещё меньше. N опережает меня, занимая соседнее свободное от Дэна. Надо успокоиться, это просто фильм. Лиза хочет попкорн, я крепко держу N за руку — Денис выходит в фойе один, возвращается с двумя огромными картонными ведрами и двумя бутылками в пакете: лимонад и вода. — Парни, вам сладкий или соленый? — оказывается, одно ведро нам. Задолбала его учтивость, да и не хочется мне воздушной кукурузы. Совсем. — И того, и другого, — улыбается N. — Ок, я схожу, — поднимаюсь. — Сидеть! Титры уже! — в зале гаснет свет. — Моя любимая женщина! — оценивает N актерский состав. Видеоряд красивый и расслабляющий, приятные, чуть приглушённые цвета, атмосфера США 60-х. Первый намек на гей-сцену. Нет, не показалось. Слишком неожиданно не только для меня. Рассматриваю компанию: N беззвучно нервно смеётся, Дэн закусывает губу, чтобы не заржать, а Лиза одухотворена и на сто процентов довольна своим выбором картины. Смотрим дальше: в целом неплохо, хотя сочетание цветов мне приятнее сюжета, актеры отлично выбраны. Отец семейства, политический деятель и образцовый муж вдруг оказывается любителем членов. Жена не теряется и крутит роман с темнокожим парнем. Пытаюсь прикинуть: в те годы больше прессовали «голубых» или «цветных»? Секса минимум, зато изящными намеками кино изобилует. Сцена номер два — градус гомоэротичности выше, N угорает в пустое ведро. На звуковой паузе фильма слышу шепот: — Сокол, пошли курить… Я больше не могу. Денис явно про содержание фильма узнал вместе с нами, старается сдерживаться от смеха. Зато мне совсем не весело — совесть не позволит оставить Лизу одну, а ему — запросто. — Не долго! — успеваю сказать я, когда парни уже встали в сторону выхода. В ответ N изображает обидку. Я чрезмерно его контролирую? Вообще нет. Проходит минут пятнадцать или даже больше, Лиза слишком увлечена фильмом, переживает весь спектр эмоций главной героини, даже не замечая долгого отсутствия жениха, а я уже планирую рвануть на поиски. Возвращаются: сначала N садится рядом, через минуту Дэн, стараясь никого не задеть, проходит на свое место. Молчаливые и крайне серьезные оба. N даже выглядит расстроенным. — Что-то случилось? — тянусь к его уху. — Всё в порядке, — отчеканивает он. Ненавижу эту фразу в его исполнении. Смысл всегда обратный. Стараюсь рассмотреть брата, лицо Дениса не выражает ничего, Лиза шепчет ему на ухо, и он улыбается, как обычно. Спустя еще пять минут включается свет. N напряжен. — Ребятки, как вам кино? — игриво интересуется Лиза у меня и N, но он вопроса даже не слышит. — Неординарно! Понравилось, — отвечаю за нас обоих. — Вы сейчас к Марго? — снова спрашивает Лиза. — Да, договаривались встретиться в кафе. Дорогой, — зову я N, — ты тут? С нами? — Да? Что? — отзывается он, как школьник, выдернутый учителем в самый разгар занятия, с уроками никак не связанным. — Тебе кино понравилось? — повторяю вопрос Лизы. — Он же пропустил финал! — смеется та. «Зато не рожает», — мысленно додумываю я. — Ага, норм, остросоциально и злободневно. Гомофобии минимум, годится. Спасибо. Выходим на парковку, все это время Денис молчит, поддерживает за локоть Лизу и бросает осторожные взгляды на N. Стыд? Досада? Что снова отмочил этот недалёкий? Зато N похоже теперь не будет возражать, что мой брат — не блещет умом. Желаю Лизе лёгких родов, надеясь до них с ней больше не пересекаться. С ними обоими. «Завтра мы уедем и долго не увидимся — какое облегчение». N бережно обнимает и целует в щеку Лизу, говорит, что она будет замечательной мамочкой, а брата обнимает скорей формально — без прежнего обожания. «Жизнь-то налаживается!» Садимся в машину. Наконец-то одни: — Рассказывай. — Что? — Сам знаешь. N, я уже выучил миллион оттенков твоих эмоций. — Все в порядке, я же сказал. — Ложь! Он что-то сделал? Обидел? N, он не очень адекватный, не принимай близко к сердцу. — Ладно. Хотя о чем это я? Жалеть убогих — очень в духе N. К Марго доехали без разговоров под радио. У кафе меня посещает догадка: — Милый, он накурил тебя травой с грустняшками? — Нет, Дим, Сокол просто… Глубоко несчастный человек. — Это я уже слышал, не согласен, но мне как-то пох*р. Всё есть. С жиру бесится — пусть хоть немножко несчастным побудет. — Мальчики! — радуется мама, обнимая и целуя нас по очереди. — Какие красивые и румяные. Марго он улыбается. Поздравления, обмен подарками. — Вы уже завтра обратно? Эх, жаль, надо было с утра встретиться, у меня муж рано уехал — настоящий трудоголик. Не умеет отдыхать. — Мы в кино ходили с Денисом и Лизой, — объясняю я, понимаю, как нелепо это звучит. — Здорово, что вы наконец-то подружились, повзрослели оба, любимых встретили, теперь сможете нормально общаться, — мне бы мамин оптимизм. — Они вчера к нам заезжали. Денис в последнее время с Алексом на ножах, чуть что — перепалка с хлопаньем дверей. — Ух ты! А кто хлопает? — интересуюсь я, братишка — еще и истеричка, оказывается. — Денис с Лизой рассказали, как вы новогоднюю ночь провели, и твой брат прочитал отцу блиц-лекцию, что быть гомофобом — неправильно. Алекс чуть поспорил, но почти сразу оставил нас до вечера. — Ай, молодец, ничего не боится, наверное, тесть уже ему местечко нагрел. — Дима, ну зачем ты так? Для чего Денису во всем выгоду искать? — Уж такой он уродился — двуличный и предприимчивый. Марго закатывает глаза: — Перестань! Зато на контакт идет первый, ты же сам даже не позвонишь брату просто так. — Мам, я не обязан с ним общаться только из-за кровных уз, как человек он нам неприятен, — сейчас надеюсь на поддержку N, который в этом зале присутствует только физическим телом. — Правда, дорогой? Тебя ведь тоже Сокол достал? На пароле «Сокол» N резко и агрессивно включается в беседу: — Меня ты уже достал своими необоснованными придирками к Дэну, хоть бы что-то по делу: не там родился, не туда посмотрел, не то сказал. Так ведь любой может! Ругать легко. Марго, — поворачивается к маме, — эта братская ревность или что-то другое? — Мне кажется, наша вина, — вздыхает мама, — у них большая разница в возрасте, общего минимум, Дима был единственным ребенком очень долго. С первых дней демонстрировал неприязнь к брату. Думала — перерастет, но за двадцать лет кардинально ничего не изменилось. — Мам, — я слегка возмущен, — понимаю, что любовь к нормальным родителям заложена в ребенке априори, но любовь к братьям-сестрам либо есть, либо ее нет. Это необязательное условие. — Да, ты прав, но мне бы хотелось… — А мне нет! Я уже с ним Новый год встретил и в кино сходил. Программа на ближайшие месяцы выполнена. — Зачем ты перебиваешь?! Я бы хотела, чтобы мы какой-то праздник отметили все вместе: ты, я, Лиза с малышом, Денис и N. Или собраться без повода, когда родится ребенок. Я могу на это рассчитывать, милый? Алекса с нами не будет. — Конечно, мамуль, обязательно отметим появление Вики и все перезнакомимся, — отвечает N вместо меня, — но сейчас куда важнее успешные роды. — Мы нашли замечательного доктора, я собрала информацию — только хорошие отзывы, невестка и малышка в надежных руках, хотя это я так говорю… Волнуюсь безумно, вспоминаю свои роды. Первые прошли нормально, а вторые были затяжные и тяжелые — гипоксия. Ребенка едва спасли, — бросает на меня укоризненный взгляд. Хочется спросить: «Простите, а часовню тоже я развалил?» © Выезжаем от мамы в сторону дома. N снова провалился в свои мысли. После начала сентября прошлого года меня подобное его состояние очень пугает. Хочется тормошить и кричать, чтобы немедленно перестал, но, полагаю, будет только хуже. Мне нужно общение. — Дорогой, всё нормально? — Да, Димуль, я устал просто, — на меня даже не глянул, рассматривает город за окном. Почему-то хочется рассказать именно сейчас. — N, я уволился… И нашел новую работу. Вернее, сначала нашел, а потом уволился. Медленно поворачивает голову в мою сторону и молчит, продолжаю: — Да, мне все надоело, ты сам говорил, что я там чахну. Дела на Михаила перевел. Новая фирма нравится: руководство адекватное, зарплату обещают более чем хорошую, пятидневка с двумя плавающими выходными, выхожу восьмого. Единственный момент — ездить на границу Московской и Калужской области раз в месяц на три-четыре дня, там все шишки сидят и до объекта недалеко, некоторые этапы надо на месте проконтролировать. Собственно, это желание и загадал, чтобы все получилось. Извини, что раньше не сказал. Вот. Выпалил и наблюдаю за реакцией N, за все время он только раз моргнул. Взгляд испуганный, переваривает информацию: — Офигенно! И кем ты будешь на этот раз? — в голосе досада и сомнения. — А я не сказал? Ведущим архитектором проекта. Говорю же, фирма серьезная, несколько коттеджных поселков в Подмосковье строить собираются, — отчитываюсь, как школьник перед директором. Только в этот момент он немного расслабляется и даже улыбается: — Умница! Поздравляю! — Спасибо, ты правда не против? — Почему я должен быть против? Если все так и окажется, это достойный тебя вариант, в профессию нужно возвращаться, пока не поздно. Алекс душить не будет? Наверняка он это говорит в переносном смысле, но я вспоминаю буквально: — Не должен… Он только в Питере всех знает, а тут, считай, деревня далекого ЗаМКАДья. Меня больше эти командировки беспокоят. — Четыре дня в месяц? — уточняет N. — Да, но двойная оплата и потом сразу выходной, не считая дня возвращения. — Димуль, я был готов на твои появления раз в квартал, останься ты в Питере, а тут всего четыре дня — прорвемся. Это каких-то 96 часов, 32 из которых придется спать, итого остается 64. Я готов на такие жертвы, а ты? — Я, как представлю, сразу скучать начинаю, но остальные производственные бонусы перевешивают. — Лапуль, раньше люди на месяца уезжали от любимых, а то и года, письма писали, неделями ждали ответа, не все письма доходили, а сейчас интернет, телефон, электронная почта, icq — возможность не только отправить, но и получить ответ мгновенно, — задумывается, — да, мне все нравится. Ты сейчас наконец-то светишься, впервые за четыре месяца. Это ли не показатель? На самом деле стыдно за свои мысли: я не только буду скучать по N, но и постоянно думать, с кем и как он время проводит. Фантазия у меня буйная, да и он парень привлекательный. А еще свежо в памяти предложение о «свободных отношениях», раз любовь на расстоянии. Хотя четыре дня в месяц… Наверное, все же зря я про него так. После откровения о работе, N продолжает широко улыбаться и всячески демонстрирует свою заинтересованность — пока ехали, невзначай раза три погладил мне бедро и промежность. В парадной целуемся как подростки: «Лишь бы никто не вышел вдруг». Затаскиваю его домой, тут спокойнее. Страсть и безумство. Да, детка, победителей хотят все. Секс настолько яркий, будто я уже «построил» пяток коттеджных поселков, а не только что получил новую должность. Всего меня вылизал и высосал. Естественно, после таких радостей меня вырубило. А вот сон был жутковатым. Я стою в длинном коридоре какого-то учреждения, ширина от стены до стены метра три, а длина неизвестна, в обе стороны он бесконечен. Как я сюда попал непонятно и куда идти — не знаю. Светло-зеленые стены не имеют дверей, выступов или поворотов, только одинаковые лампочки на потолке, дающие ровный дневной свет, окон тоже нигде не видно. Неожиданно появляются люди: лица их искажены неестественными гримасами, смазаны, размыты, либо вовсе отсутствуют. Толпа движется навстречу, слышу, как они гулко переговариваются, но ни слова не разобрать. Все либо моего роста, либо выше, некоторые задевают меня плечами. В пяти метрах от себя замечаю спину N — короткая стрижка, черная джинсовка без рукавов, белая футболка, синие джинсы и белые кроссовки. Уверен на 100%, что это он — тоже идет против потока. Окрикиваю его — мой голос тонет в общем гуле, пытаюсь догнать, но встречное движение слишком сильно, меня постоянно отбрасывает немного назад. Ему же никто не мешает, он удаляется все дальше — вот-вот превратится в точку. Прорываюсь сквозь толпу и бегу за ним. Люди остались позади, теперь нас двое. Снова зову — голоса нет. Я будто рыба — беззвучно ловлю ртом воздух. До N остается метров десять, я бегу, задыхаясь, но догнать не могу, он идет спокойно, не оборачиваясь. Виден конец коридора — стеклянная дверь, освещение за ней явно ярче, чем в коридоре. Мне нужно догнать N, пока он не вышел, понимаю, что могу его потерять. Продолжаю кричать и бежать. Он кладет ладонь на золотистую круглую ручку, поворачивает ее, распахивая дверь, меня ослепляет яркий свет, заставляя зажмуриваться. Смотрю снова — дверь закрыта и все так же светится, N нет. Подбегаю и дергаю ручку — открывается портал в удивительный мир. Похоже на джунгли, высоко от земли, дверь в горе, вниз отвесная скала, земля скрыта за редкими облаками — ее почти не видно. Высота смертельная, рядом ни одного выступа, чтобы зацепиться или вылезти — только прыгать. Солнце слепит глаза. До соседней вершины порядка ста метров. Куда он делся? Стою, как дурак, в дверном проеме — либо шагать в смерть, либо возвращаться в бесконечный коридор. Изучаю окрестности — на вершине горы, что дальше — гнездо грифов, наблюдают, ждут, когда я решу прыгнуть, чтобы полакомиться свежей плотью. Помню, что падальщики, но не помню, едят ли свежее мясо. Они сожрали N? Он как-то закрыл дверь, когда вышел. Я же не могу шагнуть в пропасть и при этом закрыть за собой дверь? Меня возмущает нелогичность ситуации и вопросы без ответов, появляющиеся каждую минуту. Может, прятался? Его похитили? Стоит позвать? Снова кричу. Голос вернулся, но кроме двух ехидных грифов меня никто не слышит. Просыпаюсь, преисполненный отчаяния и страха. Ночь, на часах 2:27. N рядом нет. Слышу бешеный ритм собственного сердца. Спускаюсь по лестнице — в ванной течет вода. «Решил принять душ в полтретьего ночи? Зачем?» Первый порыв — вломиться и потребовать объяснений. Немного придя в себя, все же решаю, подождать 5-10 минут, а потом уже ломиться. Явное нарушение личных границ, если бы мне захотелось принять ночью ванну, а он забежал, я бы посчитал его психом. Возвращаюсь в постель. Надо было постучать и спросить, все ли нормально? Наверное, я задушил его своим вниманием — бедняга даже помыться спокойно не может, подожду. Ждать долго не пришлось, слышу, как он поднимается по лестнице, свет я не включал, и он не заметит, что я проснулся. — Ты чего ночами моешься? — звучит грубовато. — Бл*, Дим, напугал! Я тебя разбудил? — садится на край кровати, замечаю в руках сотовый. — А мобильник зачем? — еще ото сна не отошел, сам чувствую, что перегибаю. — Это допрос в три часа ночи? — огрызается N. — Просто ответь, — максимально смягчаю я голос. — Скрасить «Змейкой» долгие минуты, чтоб от скуки не умереть, например. — Покажи! — я будто не управляю своим напором, хотя уже пора остановиться. — Чтобы что? Будешь рыться в звонках и смс-ках? — Просто дай его сюда! — совершаю рывок навстречу. Дело не в сотовом — эта упертость раздражает. N вскакивает, разжимая руку. Тоже встаю. Вместе наблюдаем, как телефон, пересчитав корпусом все ступени, распадается на четыре части: крышку с кнопками, заднюю панель, аккумулятор и сим-карту. N сбегает вниз, собирает составляющие и невозмутимо приносит мне: — Вот, возьми, пожалуйста. Собираю, включаю, все работает, только смс-ки и информация о входящих не сохранилась. — Что это было? — Тест-драйв неубиваемой Nokia. Вердикт: «действительно неубиваемая». — Ты больной? А теперь серьезно — с кем разговаривал? — Обещай громко не ругаться. — Интригующее начало, посмотрю по ходу дела, — сейчас злюсь. — Сокол звонил, рефлексирует из-за предстоящих родов, хотел быть услышанным. — В два часа ночи?! Хотя это ж мой братец, как раз в его стиле. А что с ним? Не он же рожает. Почему именно тебе позвонил, а не мне? — Причины две: первая — думает, что ты пошлешь его на х*й; вторая — ты пошлёшь его на х*й. — Всё правильно, для него будто не существует понятия «личное пространство». N, я в сотый раз повторюсь — мне не нравится, что вы так близко общаетесь. — Можно подумать, я в восторге, — все-таки его достал Сокол, это успокаивает, гладит меня по голове, — давай спать? — Давай, только не сбегай больше, мне сны ужасные снятся, когда тебя рядом нет. Утром, как проснемся, сразу выезжаем. — Договорились, не сбегу. Засыпаю под поглаживания моей спины. Солнце в Питере 3-го января шикарное. Почти как во сне. Без пятнадцати полдень, N нет. Нет ни в ванной, ни на кухне. На столе замечаю лист А4. Черный маркер почерком любимого докладывает: «Доброе утро, Ди! Солнечно, я пошел прогуляться и попрощаться с городом. Как проснешься — набери, сразу прилечу. Завтракай. Целую. P.S. Я не сбежал :)» Омлет с колбасой на плите, готовлю кофе. «Пусть погуляет, конечно. Я ж не изверг, чтобы его на привязи держать». Стоп. Сколько за окном? Уличный термометр показывает -20°C. Напевая песенку Земфиры про «Бери вазелин, бежим целоваться», набираю номер N, если сразу ответит — вообще молодец. — Димуль, привет, уже встал? Поел? — Да, спасибо, завтракаю. Ты далеко? Не замерз? Откуда тебя забрать? — Я тут в книжном на Невском завис — греюсь. Вещами пока займись. Сам доберусь, погодка чудесная, если на улице не останавливаться, — смеется. — Через полчасика буду, ок? Слишком радостный. Хотя я уже к любой мелочи цепляюсь, грустный — плохо, злой — страшно, радостный — подозрительно. Мне не угодишь. Через 28 минут N открывает квартиру своими ключами. — Вот, — протягивает мне толстый том Харуки Мураками, — свежак, очень советовали. Ужасы, фантастика, единороги. — Я такое не читаю, — скептически рассматриваю череп на обложке. — А я люблю. Готов ехать? — светится как лампочка в 200 Вт. Всю дорогу рассказывал анекдоты и смешил меня. «Я скоро чокнусь от перепадов его настроения, но кому это интересно?» Лиза родила в ночь с шестого на седьмое января. В два часа звонила Марго, рассказала, что мама с малышкой чувствуют себя хорошо, а новоиспеченный папаша где-то отмечает с друзьями. Просила его пока не беспокоить. Я и не собирался. — Дим! — объявляет N, — это событие нужно непременно обмыть. Ура новому человеку! В кухонном шкафчике нашлась закупоренная бутылка рома. Открыли, хотя утром седьмого N нужно было ехать на подготовку в детский центр. Осилив половину, легли спать. Увидел страшный сон, где меня оглушали дудочкой, которой обычно завораживают кобр. Проснулся от мерзкого звука: дудочка не исчезла — это в дверь звонят. Нащупываю тапки, набрасываю халат, чтобы не в трусах открывать, у N же ключи есть. На пороге улыбающаяся Мира с большой коробкой, сантиметров 40 в высоту. — С Рождеством, Дима! Парень твой дома? — И тебе здравствуй. Взаимно. Нет, уехал утром, я спал еще, — по мне заметно, что и десять минут назад я не бодрствовал. — Ну и ладно! Я пройду? — перешагивает она через порог, держа перед собой коробку, замечаю в ней отверстия. — Это что? — Подарок вам на Новый год, Рождество и, скорее всего, к 23-е февраля. Я всё еще пытаюсь заставить мысли двигаться быстрее. Ставит коробку на пол и открывает. В ней спит белый котенок. — Вот, по дешевке урвала у знакомой. Вам для комплекта котика не хватает, тоже породистый какой-то. — Мир, — негодую, — а тебе не кажется, что живые подарки нужно согласовывать заранее? — Ой, не нуди, знаешь, как говорят: где один, там и два? — Ага, так про детей говорят. — Так на кошках тренируйтесь. Превосходный симулятор будущего родительства. И вообще, почему ты дрыхнешь в полдень? — Только завтра на работу, а ночью я стал дядей — пили. — Да ты что?! Поздравляю! — кажется, сейчас она подпрыгнет до потолка. — Обмыть нужно! Кто? Мальчик? Девочка? Непонятно? — Чего там непонятного? Племянница у меня, не знаю, как назвали, а у тебя юмор странный. — Какой же ты нудный! — морщит мордашку. — Так что там с проставлением, а, дядюшка?! Будешь тут нудным — разбудила, притащила кота в дом, развлекай ее и пои, обзывается еще. В коридоре появляется Герда, кот в коробке поднимает голову. — Ух ты! Тоже голубоглазый! На N похож, — котенок очень красивый. — Вот! — одобряет Мира, — и мне так показалось! Потому и взяла для вас. Герда, почуяв чужака, выгибается дугой и шипит. — Слыш, краля, нормальный мужик, не выстёбывайся! Иди, лучше познакомься. Белый вылезает из коробки и, не реагируя ни на выпады Герды, ни на наше присутствие, обнюхивая стены, двигается в сторону кухни. — Голодный он, Дим, — замечает Мира, хотя я сам уже догадался. Открываю дверь, пропуская обоих котят, Белый радостно бросается на корм из Гердиной миски, та замирает на секунду, потом продолжает шипеть и бить Белого лапой — тот не реагирует. — Буддизмом-пофигизмом весь в N, пох*р, что в мире творится, главное — пожрать вовремя. Берете кота, Дим? — Я должен такие решения самостоятельно принимать? — Думаешь, пупсик не одобрит? А где он? Давай, позвоним — спросим? — Приготовления какие-то в школе. Помогает. — Ну, значит, берете. Всё сама разрулила, умница. Открываю холодильник — есть красное вино, странно, что мы вчера его не заметили. Категорически не хочу пить — ночи хватило. Запеканка в духовке приятно пахнет. Наверное, еще теплая. Оформляю две порции, замечаю, что коты уже не дерутся: Белый так же ест из миски, а Герда подбирает корм с пола. Разливаю вино. — За племяшку, рожденную в Рождество? Чтоб была здорова! — Мира чокается со мной. Киваю и опрокидываю половину бокала в себя голодного. Морщусь от кислоты. — Какие новости, Мирось? Как год начался? — мельком виделись, когда приехали из Питера, не поговорили толком. — Нормально, у Феликса новая женщина. Давлюсь вином: — В смысле? Откуда? Зачем? У нашего Феликса? — Ага, ну откуда мне знать, может, у него традиция — каждый Новый год ориентацию менять? — Красивая? А что он с ней делает? — На любителя, первокурсница какая-то, за ручку по универу ходят, смотрит на него как на божество, на все экзамены сопровождает. — Ну, а что, он парень хороший, видный. Как-то много новостей и событий в этом году. Мира исчезла так же неожиданно, как и появилась. Через два часа вернулся N. Встречать неслась обожающая Герда, за ней трусил белый котёнок. — Это кто тут у нас? — спрашивает удивленный N. Выхожу из комнаты, поцеловать его. — Ты тоже не знал? Невероятный новогодний подарок изобретательной Мирославушки. Она решила, нам Герды мало. — Этот хоть мужик? — N гладит кошек по очереди. — Ага, Мира сказала, что кот. — Отлично, мне нравится. Одобрям-с. — Как легко тебя покорить! Достаточно иметь член. — Вот не гони, — он уставший, обижается, — не каждый же раз твоя теория работает. Ему имя нужно! Живое должно быть названо. Приехали. Буддист проснулся. — У нас уже есть Герда. Пусть этот будет Кай! Чего думать? N недоволен: — Дим, откуда у тебя такая прямолинейность мышления? Ты же архитектор — представитель творческой профессии. Котик милый и игривый, а Кай — ублюдок отмороженный. Не годится. — Тогда сам называй, — пожимаю я плечами. — Так, значит, у нас черная кошечка и белый кот? — И что? — Мы с Мирой кино год назад такое смотрели, ох*ренная комедия югославского режиссера Эмира Кустурицы. Давай кота Кустурицей назовем? Меня разве должна волновать кошачья кличка? К тому же любые возражения N вызовут волну возмущения. — Пусть будут Кустурица и Герда. Котенок освоился за несколько дней: безропотно ел всё, что давали и всё, до чего сам дотягивался, а вот с привыканием к лотку были проблемы. Почти неделю через утро я просыпался от добродушных коридорных пассажей: «Слышишь меня, п*здюк? Я твое говно по белой морде размажу, будешь языком слизывать. Понял? Дуся, ты бы повлияла на молодого. Красивый, но, еб*ть, тупой». Однако после пары проникновенных матерных лекций о том, что испражняются на ковролин только конченые дегенераты, Кустурица подружился с наполнителем, который до этого только разбрасывал. Несмотря на собственный выбор и звуковую эстетичность кошачьих имён, любимый в большинстве случаев предпочитал называть питомцев не Кустурицей и Гердой, а Кусей и Дусей. И как в старых сказках про нас уже можно было говорить: «Стали они дружно вчетвером жить-поживать и добра наживать». В первые же дни на новой-старой работе моя корона Гениального Архитектора с треском упала под ноги. Оказалось, мало того, что за год в архитектурных трендах многое изменилось, так еще теперь нужно работать исключительно в специальной программе, с которой я впервые столкнулся. На прошлой работе была другая, да и мне, в основном эскизы инженер по компьютерной графике обрабатывал. «Я Художник, а не компьютерный задрот! Для чего учат в институте безукоризненно выполнять чертежи от руки? Чтобы сейчас вручить мышку и выставить полным идиотом?» Возмущался про себя, но терпел. Местное руководство снисходительно выделило мощный компьютер и две недели на полное погружение в материал, припугнув, что иначе проект выполнить я не смогу, так как «такой большой объем охватить вручную невозможно, на это уйдут годы». И никого не смущало, что в неизвестной программе на построение одного прямого отрезка я тратил от двадцати минут до получаса. Однако мотивация грела: во-первых, предстояло придумать 36 двух- и трехэтажных коттеджей в одном стиле, но внешне разных, чтобы даже двух одинаковых не было; во-вторых, я давно хотел визуализировать наш с N будущий дом, и ближайшее время у меня появится целых 36 «черновиков». Строиться коттеджи будут в комплексе отдыха класса «люкс». Представлял собственный отдельный дом с террасой, на которой мы — два стареньких дедушки будем собираться вечерами, пить кофе или травяной чай, делиться впечатлениями о пройденном дне и строить планы на будущее. Да, у нас всегда будут планы. Моим кабинетом стала бывшая комната Кирилла. Мечтающий я сижу дома за монитором, и пытаюсь въехать в диковинную абракадабру: — Ни-и-ик, иди скорее сюда, я заеб*лся! Заходит N с котом: — Отставить истерику! Показывай, что стряслось? — Она вся на английском. Мне продемонстрировали два элемента: «кружок» и «палочку-прямоугольник», больше никто ничего не знает. Есть блеклая распечатка-инструкция с мелким шрифтом, угадай, на каком языке? — Х*йня! Разберемся! — обещает N, поглаживая Кустурицу, изучает интерфейс, открывает мышкой вкладки, — так, тут элементы графические, тут можно размеры задавать, тут в перспективе вертеть, — переводит взгляд, — да ты не пялься на меня, а фиксируй — забудешь ведь, ну, а дальше методом волшебного тыка. — Мне кажется, ты быстрее освоишь, и я не готов сейчас с трехмерным пространством работать, начать бы с плоскости. — Отлично, сделай мне подарок ко Дню Рождения! — Какой? — Колибри хочу набить в лайнворке, эскиз твой нужен. — Нах*ера колибри? «Кота» бы я еще понял. Да и от руки нарисовать быстрее. — А вот мне от руки не нужно. Делай в этой проге, чем смогу — помогу. Подумай, пока не буду мешать. Помни, что ты у меня умница и красавчик — целует в макушку, уходит. Спустя три дня я сам «построил» какой-то круглый рыжий сарай на зеленой траве с кустиками по периметру. — За*бись! Я бы в таком жил! — одобряет N. — Я тебе, кстати, книжку нарыл, строители помогли, вот держи, — протягивает мне учебник. — Спасибо, спаситель! — к счастью, учебник по программированию для архитекторов оказался на родном языке. Приближалась моя первая командировка от новой работы, N мрачнел и заботливо интересовался: — А жить где будешь? — Вроде, контора предоставляет служебную однушку. — Вроде? Гарантии где? А если окажется, что это койко-место в вагончике с двадцатью нерусифицированными таджиками? — Не нагнетай, фирма серьезная. — А питаться где? — Столовка на территории комплекса. — И что, бл*ть? Столовка — это обед, а завтрак и ужин? А если готовят невкусно? — Тебя точно не переплюнут, не волнуйся, с голодухи за четыре дня не помру, буду каждый вечер звонить и докладывать, с тебя сочувствие и моральная поддержка. Идёт? Я не грудной ребенок и намного самостоятельнее Кустурицы, только скучать буду сильно. Поехал на своей машине, по карте всё было понятно. Адрес и телефон выдали. Даже ответственное контактное лицо назначили — сервис. Добрался за четыре часа. Сергей, администратор объекта, встретил на въезде в поселок и вручил ключи от служебной квартиры. Обстановка прям спартанская — кровать полуторная с двумя новыми комплектами постельного белья, кресло, круглый столик, телевизор на тумбочке, стационарный телефон и шкаф-купе, ковров и картин нет. В кухне гуще — двухкамерный холодильник, шкафчики на стене и у мойки, довольно широкий стол со скатертью и керамической статуэткой черно-белого кота, четыре мягких стула со спинками, стиральная машинка, микроволновка, газовая плита, электрический чайник, хромированная мойка, комплект посуды и приборы на четыре персоны. Вся техника визуально тянула на почти новую и была абсолютно исправна, хотя машинку я проверять не стал. Раздался мерзкий звонок домашнего телефона, звонил администратор: — Димитрий, уже добрались? Вас все устраивает? — Да, пока да. — Отлично, если надумаете что-то заказать, составьте список, я завтра передам руководству. — Хорошо. — Всего доброго, отдыхайте. Я попрощался с Сергеем и оглядел маленькую квартирку снова, что-то в ней меня угнетало. Точно, стены — они все выкрашены в грязно-синий цвет, линия чуть выше дверного проема, дальше — побелка, уходящая на потолок. «Четыре стула, но одна кровать? Как бы, приводить гостей не возбраняется, но спать им негде? Интересно, а что можно заказать? Мне бы хотелось обои и симпатичного блондинчика в качестве рабочего. Жаль, он за 200 километров отсюда, а опыт совместного ночлега на узкой кровати у нас имеется». Только без четверти девять, но уже тянет в сон. Хлеба и зрелищ все равно не предвидится, а завтра рано вставать, чтобы привести себя в порядок и офис найти. Набираю N. — Димка, ты на месте? — Уже час как приехал. — Ну, рассказывай, сколько таджиков с тобой в бытовке? Симпатичные есть? — Люди каких-либо национальностей помимо меня в квартире отсутствуют, зато есть фарфоровый кот и стены как в «дурке», — не приходилось сумасшедшие дома посещать, но почему-то уверен, что стены там именно грязно-синие. — В следующий раз тебе Кустурицу с собой заверну, чтоб не так скучно было. — Лучше себя заверни. — Я подумаю, ты поел? — Блин, нет, забыл еду в машине, — N же собрал мне термосумку, а я ее в багажнике оставил, — сейчас схожу. — Любимый, сходи, пожалуйста, — начинает так елейно-нежно, — пока я тебе дистанционных п*здюлей не ввалил, — а заканчивает как всегда почти басом. Извиняюсь, прощаюсь, спускаюсь, возвращаюсь. Сажусь ужинать, гипнотизируя кота: — Ой, да ничего, Том Хэнкс вон вообще на необитаемом острове жил с футбольным мячом, а тут три дня с тобой. Котлетки домашние с картофельным пюре, салат, овощи, пирожки с курицей, даже томатный соус положил и сметану. Когда он все успевает? Гениальный мой внеземной мужчина. А, ну, каникулы же, это я потерялся во времени и пространстве. Звонок мобильного ближе к одиннадцати: — Контролируешь? Я поел. Спасибо, как всегда вкусно. Телевизор смотрю: твой любимый байкерский фильмец с Чарли Шином, спать собираюсь. — Нет, верю на слово. А я обложился кошками, но уснуть не могу, старой девой себя чувствую. Позвони мне завтра, ладно? — голос его так печален, что хочется сорваться назад. — Обязательно, все расскажу-доложу. Не грусти. Уснул, кстати, быстро. Ничего не снилось, как я боялся. Офис, начальство и кабинет понравились. Долго рассказывали о проекте, выслушали мои идеи, спросили про время исполнения и успехи в освоении специализированных компьютерных программ. Назвал те, в которых работал ранее и новую. Обе стороны встречей остались довольны. Три дня пролетели быстро: я знакомился с коллегами, изучал проекты, делал наброски и обязательно желал любимому спокойной ночи. Последний вечер в квартире. «Утром быстро в офис заеду и домой, ура!» — Ты насчет колибри не передумал? А я придумал, что набью в следующий раз! — хвастаюсь N. — Пока нет, милые воздушные птички, питаются нектаром растений –прелесть же. А что у тебя? — Циркуль! Слышу в трубке взрыв смеха: — Прости, я не был готов. Почему циркуль? — Наболело. Я против порабощения архитекторов компьютерными программами. Представь, если не останется живых художников, владеющих карандашом, кистью и красками. Все будут курсором мышки по монитору возюкать и даже не рисовать, а циферки вбивать — рисоваться будет само. — Акция протеста? Трогательно и убедительно, а меня вот к птичкам тянет. Может, попугая заведем? Говорящего. — У кошек корм закончился? Примерно догадываюсь, к какой птичке его тянет, я бы ей все перья выщипал. Ведь пару месяцев назад его ни попугаи, ни колибри не интересовали вообще. Вернувшись из командировки домой, снова почувствовал себя желанным и любимым. Всё же хорошо влияет на отношения недолгая разлука. Ключевое слово «недолгая». Февраль прошел мимо. Я постоянно работал и попадал домой не раньше восьми вечера, способный разве что поужинать и лечь спать: — N, это такая специфика, здесь не бывает графика с девяти до шести, нужно сделать определенный объем, успеваешь — молодец, не успеваешь — доделываешь, ждать никто не будет. Людей много завязано, и их производительность зависит от меня. В офисе я за оклад работал, тут иначе, но и деньги совсем другие. — Димуль, я в курсе, скажи, ты на своем месте? — Работа мне нравится, нет, я ее обожаю. — Значит, все нормально, ни график, ни доход не имеет значения, если ты несчастлив. А раз обожаешь, просто твори! Я же рядом. — И еще… Отпуск будет не раньше августа-сентября, сезон же. А я так хотел, чтобы мы поехали к морю или хотя бы на недельку в Питер. Летом. — Ничего страшного, родной, съездим еще, у нас полно времени впереди. Жил же я как-то без моря двадцать один год. Слова его грели, но по факту мы общались очень мало, из-за того что просто не виделись. Грызло чувство вины: часто я приезжал, когда N уже спал в одежде на нашей кровати, обняв сразу двух котят. «Вот так всегда — либо карьера, либо семья. Блин, неужели нельзя все гармонично сочетать или этому тоже учиться предстоит долгие годы? Кто эти сверхлюди, которые любят жен, мужей, растят детей и зарабатывают миллионы, отдаваясь своему признанию? Или сказки всё? Так я первым буду». Оба наших дня рождения я работал. N даже на это ничего не сказал. Совместный праздничный ужин состоялся только 22-го февраля, 23-го выходной, а 24-го я снова уезжал. Несмотря на покладистость и дружелюбность N пропасть между нами росла день за днем. Две параллельные жизни — прямые, которые уже не пересекутся. У N учеба, обязанности старосты, подработка, скоро «Студенческая весна 2003». У меня тоже работа, учеба и снова работа в другом городе. «Так у него кто-нибудь появится, а я даже не сразу замечу, меня же тупо дома не бывает». Чудом вырвались на восьмое марта поздравить Марго лично. Заодно сеанс тату устроили — ему колибри на левую грудь, мне циркуль на ребра с правой стороны и обновление «розы ветров». Добил сверху букву N — север же. Денис приезжал без Лизы, зато с дочкой. Зачетная у меня племяшка: русая, глазастая, щёчки пухленькие. Помню, как боялся взять ее на руки в первый раз. Зато N сразу записался на мастер-класс по разведению смеси и смене подгузников. Под чутким наблюдением Марго и Дэна переодел, покормил и укачал маленькую Вику. А потом, вручив переноску бабушке, ушел с Соколом на перекур. — Если бы у меня родился ребенок, я бы сразу бросил курить, — косвенно жалуюсь Марго. — Дим, так ты и так не куришь, — парирует маман. — Я да, а Дэну следовало бы завязать с вредными привычками: алкоголь, сигареты… — «парень мой» — хочется продолжить этот ассоциативный ряд. — Димуль, Денис при ребенке не курит и проблем с алкоголем я не замечала. Ты преувеличиваешь. Может, он сам решит? Следующим утром семичасовым скоростным поездом, что пустили в декабре, идущим четырнадцать часов вместо двадцати, мы уехали обратно и поздним вечером оказались дома. Я выдохнул. «Скорей бы мой брат женился, всяко спокойнее станет. День свадьбы на конец апреля назначен, после его дня рождения. Приспичило ему непременно бракосочетаться двадцатилетним, а не в девятнадцать. Экстравагантный способ отметить юбилей — не придерешься». Еду в очередных думках домой, день трудный выдался — согласование, самое нудное, но неизбежное. Хочется носом в шею N уткнуться, чтобы он по моим волосам ладонью провел и сказал, что я ох*енный и со всем обязательно справлюсь. Третья кнопка. Быстрый набор. — Солнц, ты дома? — Нет. Четверг же. — И чё? — раздражаюсь, какое значение имеет день недели? Они для меня слились в сплошные серые будни. — Репетиция у меня, — нервно отвечает N. — Забыл, извини. Ты скоро освободишься? — Часа полтора-два минимум. — Черт… — чувствую себя беспомощным и несчастным. — Что-то случилось, Дим? — моя тоска услышана. — Нет, соскучился просто. Не хочу ехать в пустую квартиру. — Она ж не пустая! Там кошки… Наверное, голодные, они тебе обрадуются. Вадим, бл*, зачем ты прижимаешь Татьяну так, будто к интиму склонить хочешь? Соблюдаем пионерское расстояние! Извини, это я не тебе. — Я понял… Значит, нескоро будешь, и к тебе нельзя? — Почему нельзя? Можно! Главный корпус, актовый зал. Приезжай, только похавать чего-нибудь возьми. Утомили они меня сегодня, а потом другие придут. — Уже еду! Настроение заметно улучшается, до универа без пробок десять минут ходу. В столовке только хот-доги. И то хлеб. С синтетическим мясцом. Сока ещё взял. Поднимаюсь. N стоит у первого ряда, спиной к зрителям. На сцене три пары «мальчик-девочка». Девочки в босоножках на высоком каблуке, пацаны в кроссовках. — Анжелика! Ты опять право и лево перепутала! Издеваешься, да? Даже не знаю, чем тебе помочь, флаг возьми или крестик себе на левой руке ручкой нарисуй, из-за тебя вся прога лагает. Ещё раз давайте! Коль, включай! — мужчина мой поглощён творческим процессом. Настоящий режиссер-постановщик. Решаю не мешать. Танец, кстати, очень красивый и композиция из репертуара Шакиры. И Анжелика вроде ничего не перепутала на этот раз. — Всем спасибо! Всё свободны! До понедельника, у меня экономкласс через 10 минут. Послушные студенты сбегают со сцены. N наконец-то разворачивается и замечает меня. — Опа, ты давно здесь? — Достаточно, чтобы понять, что к танцорам ты придираешься напрасно. Все молодцы! — Тебе понравились мои дрессированные уродцы? * Видел бы ты их две недели назад. Пацаны будто плиты бетонные. Девочки не лучше: кто в лес, кто по дрова. Малыши у меня в сто раз быстрее врубаются. Это я молодец! — Без сомнения! — Пошли покурим, а? Нагрянут экономистки — всю душу вынут. Спускаемся на задний дворик универа. У таблички «Место для курения» вручаю ему румяные булки с сосисками внутри. N на каждую затяжку делает один укус. Докурил. Доел. — А попить? — жалобно клянчит студент. — Яблочный сок, — кидаю ему пол-литровую коробку. — Обожаю твою предусмотрительность. — N, я твоим танцорам немножко завидую. — Это почему еще? Не обольщайся, я их нормально дрючу! — Ну… Я бы тоже так хотел потанцевать. С тобой. На сцене. Перед всем универом. Я могу участвовать? Я же студент. Осмысливает мое предложение около минуты: — Бл*, фурор гарантирован, но, боюсь, наш город в целом и универ в частности не готов к столь смелому перформансу. — Знаю… Это я так, мечты озвучиваю, забей! — человек уставший, а я со своими глупостями пристаю. — Прям мечта у тебя такая? — N серьёзен и погружен в себя. — Ага, с любимым мужчиной на глазах у всех. При возможности. Но ты прав, город не готов, поэтому… Пошли обратно. Танец семи экономисток, которые строили ему глазки, я тоже одобрил и отметил про себя, что на девушек, жаждущих внимания N, реагирую спокойно. Забрал его домой, и он в который раз уснул в домашней одежде по диагонали нашей кровати. *** В субботу возвращаюсь с работы, открываю дверь своим ключом, N на звонок снова не ответил, и вижу: в коридоре у зеркала крутится незнакомая девчонка. Высокая, рыжая, вьющиеся локоны ниже лопаток, красный корсет, шарфик на шее, юбка черная пышная выше колена, выглядывают белые нижние юбки из шифона, колготки чёрные и черные же туфли на каблуке, чуть ниже тех, что я видел у танцовщиц в четверг. Мог бы предупредить, что у нас гости. — Здрасьте, — сдавленно выдаю я. — Привет-привет, ну, как я тебе? — отвечает «гостья» голосом N, поворачиваясь. От неожиданности все слова забыл, кроме непечатных: — Ох*еть! — Спасибо, мне тоже нравится, — он продолжает рассматривать себя в зеркале, — прошлись с девочками по магазинам. Ты не представляешь, сколько стоит хорошая косметика. Про цену парика тебе лучше не знать. Я все ещё стою в дверях, переживая стадию принятия. — Да ты проходи, ужин готов, — N тащит меня за руку. — Пойдём?! На кухне, вымыв руки и подобрав челюсть, всё ж пытаюсь сформулировать вопрос: — А зачем это всё? Ролевые игры? — Ради высокого искусства и сбычи мечт, но твоя версия мне тоже нравится, — игриво подмигивает. Рассматриваю лицо вблизи — ресницы накрашены, брови подведены, стрелки аккуратные и розово-бежевая помада на губах. Настолько гармонично и женственно, что даже не верится. — Ёб*ть! Это, правда, ты? — Ты ни дофига при даме материшься? Прекращай! — А что там про искусство? — Ура! Димка отвис и вернулся! — хлопает в ладоши. — Танцевать будем. На сцене, как ты мечтаешь. План такой: меня на выступлении не будет, типа уехал экстренно, появляюсь в образе, молчу, ни с кем не общаюсь, когда обращаются — не догоняю. Ты выступаешь от своего факультета. В списки внесу в понедельник. Один танец, потом сразу прыгаем в тачку, припаркованную у служебного входа и стремительно сваливаем в закат, пока никто не опомнился. Гениально, да? — Гениально! — соглашаюсь я. — Как думаешь, спалимся? Ты-то в универе недавно, а меня каждая собака знает. — Я тебя не узнал, когда пришел. У тебя губы от помады выглядят в два раза больше, можно… Тебя поцеловать? Приподнимает бровь, макияж ему очень идёт, от мальчика остался разве что голос. — Можно… А вот любимые губы ни с чем не спутаешь. Отрываюсь с грустью, голод победил: — Неа, не спалимся, — отпускаю его подать тарелки. Спагетти с соусом песто, салат овощной, красная рыбка на пару. — Ты уже готовишь как девочка! Всё полезное и не вредящее фигуре? — Мне корсет чуть жмёт, надо пару кило скинуть. — Не смей! А корсет и ослабить можно. Это с непривычки, — такой я специалист по корсетам, ага. Наблюдаю за ним весь ужин. — Чего пялишься? Хочешь меня? — дерзко спрашивает N. — Я пока не понял, однако этот диссонанс меня веселит, тебе очень идёт. А музыка, танец? Репетировать же нужно. — Димка поел, и конструктивчик подъехал. Я трек уже выбрал. Вставай, — тянет меня за руку. Нажимает кнопку на магнитоле, из динамиков раздается: «Всё наша жизнь огромный танцпол под музыку высших сфер. Танцоров вперёд толкает Господь, партнёров суёт Люцифер…» — Показалось, очень злободневно, — дополняет N. — Мне нравится. Только я… Танцую, в общем, не очень хорошо. — Димулька! — радостно треплет он меня за щеки, — Не ссы, ты в надёжных руках дипломированного хореографа. Прорвёмся. Меня больше волнует потенциальный скандал на весь универ. — Да ладно, в случае непредвиденных обстоятельств, можно выдать за комедийный номер, — успокаиваю я его. N настроен серьёзно и очень решительно. — Комедийный?! — замолкает на десять секунд, — Нет, будет страстно и по-настоящему, иначе мне эта комедия дорого встаёт. Туфли только на пару дней дали, привыкнуть, Мирка потом обещала подогнать шпильки какой-то сестрицы. Карельский, если цели у нас не совпадают, я даже вписываться не буду. Еще чуть-чуть и закричит. За что? Пока я не привык к новому N, но он нравится мне с каждой минутой все больше. Синие глаза в обрамлении густых накрашенных ресниц кажутся огромными. Мои любимые золотые песчинки, так бы и любовался. И губы знакомые. Всё остальное чужое. У «барышни» сейчас пар из ноздрей повалит — ответа ждёт. — Думаю, всё пройдет отлично, если ты меня танцевать научишь, а то я только девушек под музыку в клубах лапал. Ритмично и убедительно, но для выступления на большой сцене недостаточно. Цели совпадают — жажду триумфа и мировой известности как гениальный ученик-танцор гениального учителя-хореографа. — Ладно, — положив мне руки на плечи, успокаивается он, — урок первый — осанка. Осанка у тебя, Дим, х*ровая, работа же сидячая. Заходит за спину, сжимая плечи, сводит лопатки вместе: — Вот так, запомни, будешь сутулиться во время танца — буду щипать за яйца. — Хороший тамада и конкурсы интересные! — смеюсь я. — Смотри, не лажай, я, может, тоже со школы мечтаю с любимым человеком перед большим залом танец исполнить, — в одну руку берешь мою ладонь, вторую на талию… Мне! Крутили меня минут пятнадцать-двадцать, а песня про танго успела набить оскомину. — А ты не безнадежен, — резюмирует Учитель, — пока хватит. Завтра повторим. Без сил падаю на стул, его сажаю к себе на колени. Снова целуемся — чувствую почти позабытый вкус помады. Хочу секса: — Детка, ты меня заводишь! — Серьезно? Распутную гетеромолодость решил вспомнить? Так вот, — картинно дует губки, — я не такая. Еще реквизит испортишь! — Ну, хорош угорать. Я аккуратно, — губами тянусь к любимому ушку. — Тогда я разденусь сразу. — Нет… Оставь всё. — Извращенец! — ломается как девственница, заводит и веселит одновременно, — Корсет помоги снять, девчата завязывали. Ослабляю шнуровку, будто всё в первый раз, N еще так кокетливо ресничками хлопает — прям Куколка. — У тебя даже парфюм женский, — шепчу я ему, член стоит уже колом. — Чтобы лучше вжиться в роль посоветовали, не «Олд Спайсом» же леди воняют. На руках несу свою красавицу в спальню. — Ди, я тебя сегодня трахать не буду, давай уже сам, как взрослый! И вообще бухнуть хочется. — Не нужно… Корсет заставил снять, юбки и парик тоже, чтобы не испачкать, а вот чулки и пояс мы оставили. После секса N закуривает в постели: — Пизд*ц, докатился, мне же двадцать один год только. — А в чем проблема? — Представь себе, в чулках и макияже меня еще не еб*ли! — С дебютом! — улыбаюсь, перекрыло посторгазменным позитивом. — А тебя? — Кто?! — от неожиданности аж на локтях приподнимаюсь. — Действительно, какие твои годы! — невозмутимо отвечает N. — Не, мне не пойдет. Блин, я должен задать этот вопрос именно сейчас. — Какой? — пох*истическая затяжка. — Сколько у тебя было мужчин? Ну… ты понял. Которые тебя? Только честно, — я даже слово это не могу озвучить относительно моего мужчины, у меня психика хрупкая. N смотрит на меня, закатывает глаза и замолкает на минуту. — Не хочешь отвечать? — Погоди, я считаю, — вдумчиво загибает пальцы на правой руке, потом в ход идет левая, когда все пальцы загнуты, резюмирует, — ну да, все правильно. — Сколько? — с ужасом повторяю я, уже не уверенный, что хочу узнать ответ. — Карельский, я отвечал уже: двое — ты и Тимоха. Заканчивай мачо-собственника включать, вот это тебе точно не идет. Две недели прошли бодро и насыщенно — репетировали мы каждый вечер от тридцати минут до часа. Очень требовательный преподаватель, зато результат налицо. Смеялись много и слиплись в одно целое. За несколько дней до выступления наш радиотелефон приказал долго жить, и я временно поставил проводной. Звонит Мирослава, спрашивает N — он работает в кабинете. Заглядываю: — Дорогой, Мироська тебя активно хочет, сказать, что занят? — Это насчет туфель, сейчас возьму! — встаёт, идёт к телефону. Подхожу к ноуту — чашку грязную из-под кофе забрать — совсем заработался. Замечаю на экране переписку в icq. Дата сегодняшняя, точнее — последний час. Ранее пусто. Dirty_Dorian: Прикинь, я буду танцевать в чулках, рыжем парике, корсете с пышной юбкой и на каблуках. Falco: еб*ть, я должен это увидеть! Dirty_Dorian: *жёлтый колобок бьётся головой о стену* Falco: когда выступление? Dirty_Dorian: НИВАЖНА *колобок с зашитым ртом* Falco: хотя бы фотки пришлешь? *колобок со слёзками* Dirty_Dorian: От твоего поведения зависит. Falco: оно всегда одинаковое *пошлый колобок* Dirty_Dorian: Мне к докладу надо готовиться. С большинства занятий сняли, а этот маразматик не отпустил. *три колобка бьются головами, четвертого рвёт* Falco: беги *колобок, посылающий воздушный поцелуй* Я в ступоре. Знакомое «О-о», тоже от Falco только что: «Ты в натуре свалил готовить доклад, не попрощавшись? *Колобок с дергающимся глазом*» Заходит N: — Дим, ты что делаешь? Переписку личную читаешь? — Я не понял, что за мужик к тебе яйца подкатывает? Вы лично знакомы? — Где ты увидел подкат, ненаглядный мой ревнивец? Приятель прикалывается, он натурал. В отношениях. Даже живут вместе с девушкой. Читаем ещё раз вместе, резюмирую: — Самый натуральный натурал, как и все твои натуралы: поцелуи шлет, увидеть тебя в чулках хочет, и ты так отвечаешь… На флирт смахивает. — Как отвечаю? — N защищается, в руках только лазерного меча не хватает, — Он веселый просто. На всю голову. Знает, что у меня есть ты. Дим, читать чужие переписки — последнее дело, я же в твой телефон не лезу. — Лезь, пожалуйста, мне скрывать нечего! — перебираю в голове возможные варианты, — Это Макс? — Нет. N принудительно закрывает icq: — Можно я поучусь немного? Ухожу. «Вот и первый звоночек. Или уже сто первый? Falco? Что-то знакомое. Точно — был такой певец. Умер уже. Почему он пишет моему парню?» Погано на душе, надо быть внимательнее к нему. Сижу на кухне, чай пью, слышу — пришел, обнимает за шею, целует в щеку: — Димка, ну, не дуйся! — Передай этому Falco, если он в ближайшее время не испарится из твоего списка контактов, отправится к своему предшественнику-тезке. Я помогу. Улыбается: — Обожаю твою ревность на ровном месте. День выступления. Чудом выбил выходной, N, как артист, освобожден от занятий. В обед, как раз во время нашей генеральной репетиции танца, домой ворвались две незнакомые девчонки, а с ними во главе Мирося — как ведьмы схватили и утащили любимого на кухню. Дверь закрыта. Мне доступ заказан. Женихом себя чувствую перед свадьбой — нельзя видеть суженую до судьбоносного часа. Зато есть чем заняться — оттачиваю движения в коридоре перед зеркалом. На диске с треком скоро дыра появится. — Вот эту руку сюда, эту сюда, ногу вот так… Черт! За последние две недели я узнал о N кое-что новое — он хореограф до мозга костей. Живет танцами, дышит танцами, бредит танцами — жуткий перефекционист. Вполне может организовать собственный шоу-балет с блэкджеком и… Дело же приятное, творческое и прибыльное. На кой-ему сдалась информационная безопасность — непонятно. Он же по своей воле поступал. Подстраховаться? Допустим, лишь бы мечту не похерить. Даже стыдно немного, что я раньше воспринимал его работу с детишками как подработку, хобби, что-то несерьезное и стремительно проходящее. Сейчас полюса поменялись. Буду тщательно следить, чтобы, закончив универ, не бросал танцы. Хоть кружок для пенсионеров пусть ведет, но ведет и сам тоже танцует. Умница он у меня: • раздобыл композицию в качестве 320 кбит/с, с зацензуренными «жопой» и «хреном», чтобы перед преподавательским составом не краснеть; • собрал по друзьям-знакомым и купил недостающий реквизит — парик, костюм, чулки, пояс, туфли, с последними мороки много было; • девчат нашел, чтобы с созданием образа помогли; • со мной занимался. От меня же требуется только костюм выгладить и движения не перепутать. Не пугает выступление перед публикой или догадки зрителей, насчет истинного пола партнерши, а вот лажануться перед Дракончиком страшно — разочаруется, разлюбит, из дома выгонит, морально уничтожит, испепелит и прах развеет над Гудзоном. Почему так далеко? Да чтоб глаза лишний раз не мозолил. И я сейчас даже не сильно преувеличиваю. «Главное — закрепить в подсознании устойчивую связь определенного звука композиции и нужного движения. Если при включении песни с любого места, ты мгновенно начинаешь двигаться нужным образом — это оно. В противном случае — либо патология, либо пох*изм в отношении педагога!» Такие дела, ошибаться совсем нельзя, а я на этом «Казачок!» постоянно рвусь в другую сторону повернуться. Наконец, двери распахиваются, к моим рукам подводят Королеву. Эмоции переполняют, пытаюсь выбирать слова. Вот как лучше сказать: «Ты такой красивый!» или «Такая красивая!»? — Выглядишь изумительно! — кладу руки на утянутую талию и целую любимые, выкрашенные в красноватую карамель, губы, забыв о присутствии посторонних людей. Девочки довольно хихикают и тут же выдворяются Мирой из квартиры. Напоследок та успевает шепнуть «Ни пуха!» и поймать наше синхронное, прервавшее поцелуй, «К черту!» Идеально всё, кроме взгляда, способного убить. — Николь Андреасовна, не смотрите на меня так, я, правда, учил, — пытаюсь разрядить накаленную обстановочку. — Дима! Не беси меня! — не моргая, отрезает N. — Может, ну его нах*й? — Ты че, на финише слиться хочешь? А как же мечта? Надо, Федя, надо. — Ок, пошли, только сумку и сменные туфли возьму. Кухонный стол усыпан косметикой, из груды которой N выуживает несколько тюбиков и складывает в женскую сумочку, на полу стоит приготовленный пакет с балетками: — Я кроссовки хотел взять, девки не разрешили. — Правильно, надо до конца соответствовать легенде, любая мелочь губительна. — Бли-ин, Димуль, очково. — Не ссать! Ты в меня веришь, как в партнера? — Конечно, ты молодец, все запомнил и в процессе почти не тупил. — Значит, всё будет нормально. Я-то за ошибки в танце переживаю, а он всего лишь боится, что кто-то узнает или догадается. А как тут догадаешься? Умопомрачительно шикарная стройная девушка: да, грудь небольшая, зато ноги длинные. Только взгляд уж очень мужской, ну и голос. Если молчать будет — с пяти шагов любой натурал поведется, а в зале сцена высокая и от нее до первого ряда минимум шесть метров. — Ладно! Пошли! Накидываю на плечи N арендованное серое пальто, придерживаю дверь. В лифте он продолжает рефлексировать: — Бл*дь! Вот нах*я оно мне? Ты-то на заочке, а мне с этими людьми еще два года учиться. — Ну, хорош уже! Выходим из подъезда, на улице около трех градусов тепла. — Сук, я голым себя чувствую! Кто сказал, что черные чулки в мелкую сетку — это красиво и крайне необходимо? — Я! — П*зда тебе! — Пятнадцать метров всего до машины, потерпи, Фаберже не успеешь застудить. — Ты джинсы и куртку мне взял? Я назад в чулках при любом раскладе не поеду. Диск с треком не забыл? — Вчера сумку собрал, диск взял, не переживай, все под контролем. У нас завтра, кстати, годовщина семейной жизни. — Эх, боюсь не дожить! Открываю дверь перед дамой, я не специально — оно само получается. Садится и тянется за сигаретой. — Не кури, всю магию Леди испортишь. — Карельский, отъе**сь, пожалуйста, и веди молча. Мне отчего-то весело, но стараюсь не нарываться — он на грани. Помогаю выйти, придерживаю за талию, лестница вуза скользкая от подтаявшего снега, на шпильках можно и не устоять. Пробираемся в закулисье, группа парней с экономического при виде незнакомки сворачивают шеи — нужный эффект достигнут. «Всё же здорово, что у меня мальчик, будь он девочкой, количество заинтересованных мужчин возросло в десятки, а то в сотни раз». Провожаю N до тесной угловой гримерки, где свалены шмотки выступающих, и получаю команду «Никого не впускать!». Наш выход через двадцать минут. Дверь закрыта не плотно. На шухере наблюдаю в щель за приготовлениями N — стоит босиком, волосы поправляет, губы красит, щеки и лоб пудрит. Отвлекся, шипит: — Дим! А если я пИсать захочу, мне в какой сортир идти: мужской или женский? Я ж не справлюсь с юбками в кабинке, а Мира в зале. Вопрос дня. Ржу в голос: — В мужском я бы тебе и помог, и подержал, а в женский меня не пустят. Лучше до дома терпи. На мой смех из соседней гримерки вылезает низкорослый, слегка качающийся, пацан с пузырем настойки: — Товарищи, выступаете? — Ага, через три номера! — Очень приятно, Шкет, — подает мне руку, — дернете для храбрости «Бруснички»? — Спасибо, я за рулем. Шкет заглядывает в щель, плотоядная улыбка, румянец на щеках заиграл: — А мадмуазель не побрезгует нашим скромным напитком? Извините, шампанского не держим! — вторую фразу кричит в сторону N, будто тот глухой. «Мадемуазель», храня безмолвие, вскидывает на меня синие очи, исполненные мольбы и отчаяния. Не хватало еще пьяных гетеросексуалов от него оттаскивать. — Нет, ей еще мне здоровых детей рожать! Иди отсюда, Шкет, отвлекаешь. Парень снова извиняется и испаряется, а я едва успеваю закрыть дверь в момент летящего в меня чужого ботинка. — Ты же на работе не пьешь? Вот и тут нельзя, люблю тебя, — посылаю воздушный поцелуй. Снова гости — на этот раз приятель с СПС, познакомились в библиотеке. — Дима, здорово! Тоже артист? Я в миниатюре бандита играю. А ты кто? И кого караулишь? — замечает, как крепко я держу ручку гримерки. — Привет, — подаю руку, совсем из головы вылетело, как его зовут, — а у нас танец. Вот! — гордо демонстрирую свою пассию, N снова в туфлях, критично разглядывает себя в зеркале. — Нифига себе тёлочка, — присвистывает строитель, — познакомишь? — Нет, занята! — Ну, хоть номерок можно? Я аккуратненько, никто не узнает, — подмигивает мне. — Ты тупой? — повышаю голос, — Это моя… Девушка! — с небольшим трудом дается последнее слово, но заминки оппонент не замечает. — Понял. Извини. Отвалил, — сливается. — Любовь моя, ты скоро? Время поджимает, и я уже задолбался воздыхателей разгонять. — Угу, — выходит суровый N, — как успехи? — Семь пораженных натуралов из семи возможных — это рекорд! — Выпить мне, гад, не дал, я тебе припомню! Месть N страшна, но, если выступлю хорошо, могу надеяться на амнистию. Сцена ждет. Двигаемся друг другу навстречу с разных сторон кулис. Проигрыш. Вся наша жизнь — огромный танцпол Под музыку Высших Сфер. Танцоров вперед толкает Господь, Партнеров сует Люцифер. Смотрю в полный зал, крепко сжимаю его руку. Пока соответствую, движения не перепутал, в ритм попал, взгляд любимых глаз не дает расслабиться — я максимально сосредоточен. Все выбирают танцы попроще, Щас вообще модно ж*пой вилять. Поворот, разошлись, встретились. А такие, как мы, танцуют танго — А хр*на ли там танцевать? Дожили до первого припева. Радость. Задумываюсь: «Причем здесь танго? N показывал мне движения из танго, это совсем не оно, и музыка неподходящая». Отвлекаюсь, блин. Припев, N одну руку кладет в мою, вторую тоже, показывает, как повернуть стопу. В самом тексте хватает подсказок: Вот эту руку — сюда, эту — сюда, ногу вот так. Вот эту голову так, смотри на меня, двигайся в такт. Когда я делаю так, ты делай вот так, теперь поворот — хорошо. Я знаю — вряд ли мы увидимся еще. Смотрим друг другу в глаза. Второй куплет горячее, публика уже готова. Держу его за талию, прижимаю к себе, между губами небольшое расстояние. Жаль не хватает моря и пальм, Да белая ночь холодна. Зато глубокими низами и обильными верхами Музыка танго полна. Поворот, потом он меня чуть отталкивает, но ловит за галстук и тянет на себя: Вечернее платье, высокий каблук, Пусть бутылка с шампанским пуста. Если ты хочешь жить и сдохнуть красиво — Запомни алгоритм и слова. Второй припев. Невероятно, адреналин зашкаливает. N закидывает ногу мне на плечо, так мы делаем круг. Рискованно… Поворачивает мое лицо к себе. Вот эту руку — сюда, эту — сюда, ногу вот так. Вот эту голову так, смотри на меня, двигайся в такт. Когда я делаю так, ты делай вот так, теперь поворот — хорошо. Я знаю — вряд ли мы увидимся еще. И снова припев. Долгий проигрыш, на «казачке» мы прижимаемся щеками друг к другу и, вытянув сомкнутые руки вперед, идем в зал почти до края сцены — снова риск узнавания. Финальный припев. Всё. Кланяемся, зал топит нас в овациях, N поднимается, осматривает зрителей и вздрагивает, быстро затаскивая меня за кулисы. — Кого ты там увидел? — Неважно! Валим быстрее! — шепчет, перепуганный до полусмерти. Туфли уже вросли в ноги. Забыв переобуться, N на шпильках сбегает по лестнице к машине и, словно Бонни и Клайд, после очередного ограбления, мы уезжаем в ранний апрельский закат.