Мне страшно никогда так не будет уже, Я — раненное сердце на рваной душе. Изломанная жизнь — бесполезный сюжет. Я так хочу забыть свою смерть в парандже. ©
В машине N стаскивает парик и влажными салфетками начинает рьяно стирать макияж. — Ну, зачем? Мне же нравилось, — пуляет злобный взгляд, сейчас вот лучше помолчать, — Теперь-то скажешь, кого ты там увидел? — Да так, парень один пришел… Сто пудов меня узнал. — У тебя с ним что-то было? Неопределенно кивает. — Допустим, а паниковать зачем? Пойдет и кому-то расскажет, что это не девочка: у неё член, сам лично сосал? — погорячился я с визуализацией, от взгляда «со стороны» сделалось противно и нервно. N успокаивается, пожимая плечами. Продолжаю, пересиливая себя: — У тебя бывших половина города, наверное. Я уже свыкся с этой мыслью. Что ж от каждого шугаться? Какой профит ему тебя сдавать? Не пойманы — не воры. Надо с поличным брать, теперь никто ничего не докажет и не подтвердит. Максимум, в чём тебя можно обвинить — выступление за чужой факультет. — Так-то да, но лучше ведь перебдеть… Неуютно мне от такого диалога, стараюсь переключиться на позитив: — Ты доволен? Я бы включил этот образ в нашу сексуальную жизнь. Строит «козью мордочку»: — Танцевать — здорово. Наряжаться в девку — нет, вынужденная мера только для выступления. — Сам говорил — реквизит дорогой, что ж теперь добру пропадать? И почему ты против? Тебе же нравилось. — Карельский! — даже краснеет от злости, — Хочешь вы*бать бабу? Так иди и в*еби! Слова не скажу. Трансвестита? Сложнее, но тоже решаемо, а меня, пожалуйста, в покое оставь. Больше я в эти игры не играю. Мужик я! «Ты смотри, неслыханная щедрость. Чего это мы так разошлись?» — А тройничок сразу с бабой и трансом можно? Раз на раздачу годовых бонусов попал, а то вдруг больше не обломится? — я тоже могу раздражаться. Дуется. Обнаглел вконец! Типа я слепой и ничего не понимаю? Хотя сам отчасти виноват — оставляю свою блудливую красоту без присмотра каждый месяц на четыре дня, итого уже двенадцать дней отсутствовал. Сколько желающих можно трахнуть за двенадцать дней? Скоро снова уеду. Он же у меня целеустремленный. К тому же, если бл*дь решает гулять, ей не помешает ни муж любящий, ни пояс верности, ни свинцовая пробка в заднице: «Принимай меня таким, какой есть». Приехали. Выходит из машины уже мальчиком. — Как-то не радует тебя исполнение мечты? А, дорогой? — Не понял пока, нажраться вот хочется. В говно. — Нормальное желание, поддерживаю. Надо отметить дебют на большой сцене. В магазин? Берем виски и колу, закуски разной по мелочи. Дома кормим кошек. N помогает стол сервировать, разливаю алкоголь: — За перевоплощение и смелость! — морщусь, какое же крепкое пойло. Уж не знаю, как его, меня точно скоро на откровенности развезет — пытать буду. Выпивает, сидит молча, в стол смотрит. — Между первой и второй наливай еще одну? — обновляю содержимое бокалов. Скорбящий взгляд в глаза: — Дим, извини, мне позвонить нужно срочно, я быстро. Подождешь? — Без проблем, — мне тоже нужны силы — к разговору подготовиться. Чокается со мной и, взяв алкоголь и сигареты, уходит на балкон. «Иди-иди, пользуйся личным пространством, пока оно у тебя есть». Да, большой соблазн подслушать, но, во-первых, я за доверие в отношениях, что надо, сам расскажет; во-вторых, через балконную дверь я все равно нихрена не услышу; в-третьих, это ж бл*ть так унизительно — думать, что тебе изменяют и искать подтверждения. Не хочу. Возвращается с таким же отсутствующим видом. — Позвонил? — Угу. — Ну, рассказывай, — сейчас я намного решительнее, чувствую прилив уверенности, но ругаться не хочется. — Рассказывать что? — спрашивает N, пока разливаю по третьей — себе наполовину меньше, чем ему. — За любовь? Взаимную и настоящую! Всё рассказывай, N, как на духу, ничего не утаивай. Если я на ежедневной основе не проверяю твой телефон и компьютер, не допрашиваю твоих знакомых из универа, не требую поминутный отчет перемещений и не бью тарелки, это совсем не значит, что я слепоглухонемой. Что у нас происходит? Слушает. Лишь приподняв бровь. «За любовь — не чокаясь» — символично. — Дим, ты меня в чем-то подозреваешь? Тогда скажи, в чем. Доказательства предъяви. Я пока не очень понимаю. Встаю: — Ну, не надо, N, — по-хорошему же прошу, — во многом ты талантлив, однако идиотизм имитируешь неубедительно. Да и врешь хреново. Умный, проницательный отличник, староста группы, мне иногда кажется, что ты и мысли читаешь, просто не признаешься. Любящему человеку, знаешь, не нужны улики, он чувствует. Нужно только выбрать — принимаешь и живешь дальше, либо не принимаешь и не живешь, — голос срывается от внезапной боли. «Я не смогу без него. Без воды и еды несколько дней смогу, без N как без кислорода и дня не протяну. Варианта два: либо пытаться достучаться просьбами, мольбами, угрозами и другими методами, либо забить и смириться. Рядом он и хорошо». — Ты хочешь, чтобы мы расстались? — да, после четвертого стакана я это сказал. Он не ожидал: сидит испуганный, вжался в спинку дивана, моргает. — Нет, — уже два раза я забыл долить ему колу, сглатывает нервно. — Ты чего, Дим? — У тебя кто-то есть? Нет, не так. Это не вопрос. У тебя кто-то есть. Я не знаю, сколько их было, но замечаю и твои взгляды на парней, и частые отлучки из дома, и звонки, и смс-ки, и сообщения от «натуралов», и незапланированные появления бывших. Вкусными обедами, танцами и регулярными охр*нительными минетами это не компенсируется. N, зачем? Тебе меня мало? Надоело? Разлюбил? Ты ведь не пошутил про «вы*би бабу». Перестает моргать и смотрит на меня покрасневшими глазами. Меня торкает, что я, возможно, с маленькой вероятностью, но все же, ошибаюсь. Мне нужен ответ: — Ты долго собираешься молчать? — Дима, прости, пожалуйста, мою тупость, но что ты хочешь услышать? На какой вопрос я должен ответить? Я тебя люблю и не хочу расставаться. Правда. С чего ты это взял? Да, у меня куча обязанностей в универе помимо учебы: детишки, репетиции, выступления, сессия скоро. Мне многие звонят или пишут. Зачем ты так? — Хватит! Я тебя сейчас ударю! — мой голос повышается сам, видимо, от алкоголя, он вздрагивает. — Я должен корректный закрытый вопрос задать, чтобы получить максимально точный ответ? — Да. Пожалуйста, — выпрямляется. — Хорошо, — выдыхаю, наливаю еще, в процессе формулируя, — Попробую быть максимально конкретным. Итак, скажи мне, милый N, трахал ли ты кого-либо, помимо меня, в период с 1-го января 2003-го года по настоящий момент? Девочек, мальчиков, зверушек или птичек — непринципиально. Да или нет? Смотрю ему в глаза — моргает один раз, слышу ровное «Нет». Подвисаю, будь он подключен к полиграфу, сразу бы раздалось уверенное «ПРАВДА». Варианта три: первый — N научился гениально врать; второй — я всё же ошибаюсь насчет измены; третий — я неправильно задал вопрос. Вздыхаю, присаживаюсь на стул. Тоскливо и зябко. Для собственного спокойствия выбираю второй вариант: — Ты уверен? — Да, — снова негромко, зато глядя прямо в глаза. Все равно не сходится: когда я ошибаюсь, он включает сарказм и начинает глумиться, когда прав — козыряет тяжелым детством, сложной судьбой и впускает мне под кожу чувство вины. Сейчас подозрительно сговорчивый и как будто виноватый. Что-то не так. — Дим? Можно тебя обнять? Лишь жестом показываю, что не возражаю. Встает, обнимает, гладит по волосам и целует в макушку. Этот прием я тоже знаю — склони к сексу, подари фееричный оргазм, усыпи бдительность. Стоп! Снято! Забыли — проехали! Однако движения к сексу не располагают — действительно только гладит и обнимает: — Я люблю тебя, ты мне очень дорог, у нас все будет хорошо. — Когда будет хорошо? А сейчас все плохо? — Пойдем в комнату. Ведет за руку, усаживает на кровать, сам залезает сверху, обнимает за шею, упирается лбом в лоб и смотрит в глаза: — Сейчас сложный период, но он скоро пройдет, я над этим работаю. Стараюсь стараться. Демон как-то сказал, что я не умею, но вдруг научусь. — Почему ты один? Давай работать вместе. Я, вроде, не чужой тебе человек, ты всегда можешь со мной поделиться проблемой, и я постараюсь помочь. Это из-за работы? Из-за командировок? Из-за твоей учебы? Почему, N? — Нет, из-за меня вообще, ты тут ни при чем. Я справлюсь сам. Уже достали его интригующие вздохи. Еще губы кусает. Не понимаю, куда меня клонит больше: в сон или в секс? Вот почему я опять пьяный, а он трезвый? Несправедливо — выпил раза в три больше меня. Сейчас глаза редкого оттенка — стальная синева. Задумчивы и переполнены внутренней болью, которая вот-вот выплеснется наружу. — А что с тобой? — начинаю беспокоиться: может он куда-то влип? Наркотики? Криминал? Долги? — Ничего, просто я еб*нутый от природы, — улыбается. — Так это даже не секрет. В этот момент нам обоим становится смешно, прям очень смешно. Мы ржем, глядя друг на друга минут десять без перерыва, N вытирает слезы и не может остановиться. Наконец дыхание выравнивается: — Спасибо, Дим, за активную медитацию. Полегчало. Ты у меня самый лучший. Очень тебя люблю. Звучит искренне. Он меня окончательно запутал. Наводящие вопросы наверняка не помогут, поэтому задавать больше я их не стану. Забыть и забить до новых звоночков. В сексе от меня ничего не требовал и все сделал сам, как я люблю. Умница. Просыпаюсь под свой будильник «на десять утра». Конечно же, он сбежал. В библиотеку? Одиноко пью чай на кухне под хруст кошачьего корма, наблюдаю за котятами — они как Инь и Ян у своих мисок рядом и вместе, а у меня нет аппетита. Снова шикарный секс и много нежности, но, сука, почему так все подозрительно? Вот где он сейчас? С кем? Набираю номер — «абонент недоступен». В библиотеке запрещено пользоваться телефоном, а если и удается, то сеть нестабильна. Стопроцентное алиби. Отвратительное состояние, годовщина совместной жизни, бл*ть, и День Космонавтики. На работе в субботу тихо, весь офис в моем распоряжении, никто не отвлекает, почти хорошо. В пять звонит N. Вспомнил про меня, ну надо же, просто праздник какой-то: — Любимый, ты скоро освободишься? — бодрый, веселый, взволнованный. — А что? — Я тебя с работы заберу. — N, как? Я же на машине. — Значит, оставишь свою машину, на такси поедем. Во сколько? — Минут сорок еще. Расскажешь? — Это сюрпри-и-и-з. — Ок. А если я не хочу интриг, сюрпризов, а предпочитаю простоту и прозрачность? Раньше радовали, теперь его сюрпризы настораживают и пугают. Надеюсь, это музей, где хранятся чучела его бывших и там ни одной живой души. Если не изменяет, тогда что? Заканчиваю, N пунктуален. Встречает внизу, в руках черный шелковый шарф, а рядом такси — синий металлик Ford. Улыбается — шире некуда: — Иди сюда, надо глаза завязать. — В прошлый раз меня так лишили девственности, — шепчу, чтобы водитель не услышал. После минуты колебаний, поддаюсь: — Умница, садись в машину. Держит меня за руку на заднем сидении, поглаживает ладонь. Трогаемся. Неспокойно. Едем под хиты 80-х минут пятнадцать. — У входа остановите, спасибо. Расплачивается и помогает мне выйти. — Дим, ты помнишь, какой сегодня день? — Ага, 42 года, как Юрий Алексеевич Гагарин в космос полетел. Смеется: — А еще? — «Еще» я вчера утром помнил, а ты собирался не дожить. Снова смех, берет за руку: — Пошли. Спускаемся в какое-то заведение, громко играет танцевальная музыка, пахнет сладковатым парфюмом. — N, это ночной клуб? — Возможно. Усаживает меня за столик, чиркает зажигалкой. — Теперь можешь снять повязку. Мы действительно в маленьком клубе, больше похожем на кафе, глаза режет от дыма, на столике композиция из цветов и шоколадный мини-торт с зажженной «единичкой». — «Прага» же, верно? Я тоже помню. — Даже желание можно загадать? — Сегодня всё можно, Димуль, загадывай, — закуривает. Я приятно удивлен, но не перестаю ожидать подвоха.Не нужна мне малина, Не страшна мне ангина, Не боюсь я вообще ничего! Лишь бы только Мальвина, Лишь бы только Мальвина, Лишь бы только Мальвина Обожала меня одного.*
Зачем что-то изобретать, когда лучше классики не придумаешь? Только имя заменил и «обожала» на «обожал бы» — задул свечку. — Прикольно! — осматриваюсь. Дешевенькая провинциальная обстановка, с претензией на эпатаж, местами вульгарные плакаты на стенах и надувные женщины, разноцветные дилдо свисают с низкого потолка, но что-то не так. Доходит — парни улыбаются парням, девушки обнимают девушек. — Это гей-клуб? — стараюсь не удивляться, в Питере и Москве их хватает, но здесь… Не подумал бы. Любимый сияет: — Правда, здорово? Неофициальный, конечно, я сам офигел, пару месяцев назад открылся. Но вывесок и указателей нет, с улицы, не зная, не попадешь. Мне знакомый из «темы» его спалил. — Тот, который на выступление приезжал? — Неа, другой. По ходу там групповуха. — А как твоя библиотека поживает? — Потихоньку, две книжки сдал, одну взял, еще одну на руки не выдавали, пришлось ксерокопировать. Улики предъявить? Они у меня с собой. Всего двадцать семь листов, — наклоняется к сумке. — Не нужно, верю, — ладно, предположим, утром поехал в библиотеку, но на семь часов? Надо же какой медленный у них ксерокс. Матричный что ли? Хоть новый вузу дари. Хорошо, еще пару-тройку часов на клуб, чтобы добраться и договориться, торт купить и праздник мне устроить, а я сижу — вы*бываюсь. Разглядываю его — рубашка белая в неоновых лучах светится, волосы уложены, звезды серебристые в глазах. — Ты вот так с утра в библиотеке? — Домой заезжал после обеда, тебя не было. Переоделся, кошек покормил. Они подтвердят, наверное. Димка, давай, чтобы всем было удобнее… датчик какой-нибудь мне в черепную коробку зашьём? Ты будешь знать точно, где я, а я не буду отчитываться за каждую минуту жизни вне зоны видимости. Жаль, что он шутит и датчиков таких в свободной продаже нет, я ведь через пару недель подозрений тронусь и нервы последние порву. — Ди, ну улыбнись же. Что мне еще сделать, чтобы тебя порадовать? Минет под столом? — Фантазия только в этом русле разворачивается? — Нет, еще я умею быть романтичным. Разрезаем тортик на двоих, он небольшой — как раз каждому по два куска. Приносят кофе, судя по вкусу, в нем есть алкоголь. «Прага» свежайшая — во рту тает. Протягивает руку: — Пойдем? — Куда? — Танцевать. — Сейчас? — Ну да. Песня же наша. Действительно, слышу проигрыш «10 капель». Танцуем в паре, непривычно — люди кругом незнакомые, но никто пальцем не тычет и агрессии не проявляет. Все отдыхают. — N, я не успел подарок купить. В ответ улыбается: — Я тоже. На самом деле я бы успел, но ничего достойного не придумал. Машину бы ему подарить, только еще не заработал на хорошую, да и он пока без прав, а все остальное мы и без повода купим. — Поцелуй меня, — рассматривает мои губы. — N, люди кругом незнакомые я… Не дав мне договорить, целует сам. «Моя ладонь горит в твоих руках, любви пожар в твоих глазах». Сегодня он выглядит другим. Не испуганным и агрессивным, как вчера, а влюбленным. Надеюсь, в меня. Мама рассказывала, что есть такая фобия, когда у человека все хорошо, нет причин для печали, но он боится, что счастье в любую секунду ускользнет и разобьётся вдребезги, а после негатива привалит в троекратном размере. Название забыл, но сейчас я тот самый человек.** Замечаю, что рука моя на поясе N, я веду и мой навык «танцевать» прокачался за пару недель на десять пунктов. Оба мальчики без масок — хорошо и правильно, только песня не особо медленная, все же публика меня немного смущает. Сдаюсь, он — чудо, а всё вокруг мило и трогательно. — N, — шепчу ему на ухо, — ты будешь признаваться мне в любви каждый день? Искренне. — А нужно? Подобная практика обесценивает само понятие любви, но если настаиваешь… — Очень прошу. — Тогда буду. Между делом рассматриваю присутствующих: женственные юноши в полупрозрачных свитерках и с макияжем, суровые бородатые дядьки «в годах», короткостриженные парнеподобные девушки, похожие на Степаниду, очень женственные девушки, напоминающие мою последнюю «бывшую» Олю. Двигаемся недалеко от стойки, пытаюсь определить половую принадлежность бармена — возраст слегка за двадцать, волосы длинные, крашеные, немного неряшливо выглядят, явно не парик, цвет между рыжим и блондом, рост выше среднего, телосложение худощавое, грудь плоская, кофточка розовая с V-образным вырезом заправлена в голубые джинсы. Ещё ближе — замечаю макияж и мягкие черты лица, а под широким чокером с подвеской-сердечком невыразительный кадык. Бл***ь. — N, это же парень? Или девушка? — Дим, я тут впервые, пошли познакомимся. Песня закончилась, встаем у бара. — Поздравляю, влюбленные! Что празднуем? Годовщину свадьбы? Знакомства? — спрашивает бармен высоким, но все же мужским голосом. N находится ближе, я только слушать беседу могу, для участия придется перекрикивать музыку. Желания нет. Уверен, мой словоохотливый бойфренд блестяще справится за двоих. — Год совместной жизни, спасибо, — отвечает N. — Вы красивая пара, — где-то я это уже слышал, точно, от Мироси, — пожениться не думали? Меня, если что, АлЕкс зовут, — жеманно произносит с ударением на последний слог, протягивая тонкую ручку с сиреневым лаком, — может, шампанского? — N, приятно познакомиться, — он легонько пожимает наманикюренные пальцы, — прям тезка свёкра. А это Димка, — я киваю Алекс_у, желающий оставаться в стане созерцателей и слушателей. — Лучше пару коктейлей на твой вкус. В каком смысле «пожениться»? Алекс достает несколько бутылок, выставляет на столе, начинает трясти и смешивать. Узнаю ром. — В самом прямом. На прошлой неделе девчата были. Восемь лет вместе, долго деньги собирали, полетели в Канаду и поженились по-настоящему, свидетельство с подписью и печатью, как положено, сама видела. Теперь жена и жена. Такие милые, я едва не расплакалась. — А нафига им это? — Ну как же?! Памятная дата и официальный брак всяко лучше сожительства. — Так он-то в Канаде официальный, а у нас бумажка с картинками. Не более. — Вот не романтик ты ни разу. — Я? В подобных вопросах прагматик. Брак нужно заключать в той стране, где он котируется. Вот если бы они уехали в Канаду жить — респект и уважуха, в противном случае их свидетельство — лишь памятный сувенир из путешествия. — Я тебя услышала, держи, зануда, — улыбается Алекс, ставя перед нами два высоких бокала с разноцветной жидкостью. — Крепкое? — спрашивает N, забирая стаканы и принюхиваясь. — А ты за рулём, красавчик? — касается Алекс в воздухе ладони N. — Неа, — смеётся он. — Тогда в самый раз! Чтобы ваша жизнь была такой же сладкой, — подмигивает Алекс. Ловлю губами соломинку — вкус рома перебивают сок с сиропами. Пьется легко и приятно. — Сколько с нас, милая Алекс? — За счёт заведения, — расцветает та в ответ, — но если возникнет желание, то вот… — придвигает с противоположного края стойки трехлитровую банку с купюрами. На банке табличка «На будущие сиськи Алекс». N достает бумажник и кидает пару крупных купюр, определенно превышающих стоимость коктейлей. — Спасибо огромное, ребят, хорошего вечера, — краснеет Алекс. — Береги себя, дорогая, — отвечает он и уводит меня за наш столик. — Вопрос технического характера, — объявляю я, — тебя к трансам тоже ревновать следует? У меня пока не получилось, но ты ей-ему явно очень понравился. — Девочка с сиськами и членом? Ну, прелесть же, — дразнится N. — Извиняйте! Вот чего нет, того нет, — провожу по своей груди, а после развожу руками. Он ржет, а я второй день загоняюсь: сначала натуралы клеились к N в женском образе, потом какой-то бывший хрен пришел на этот образ посмотреть, теперь транс строит глазки, а мой всеядный и рад. — И ещё, относительно твоего ответа по поводу «свадьбы» — показываю кавычки, потому что уже не надеюсь на благоприятный исход наших отношений, — если бы да кабы, разрешат у нас, к примеру, однополые браки, ты выйдешь за меня замуж? Только условие — полная прозрачность и никаких измен. Наверное, я уже от безысходности подобное спрашиваю. Только бы он снова не начал смеяться. — Ди, ты делаешь мне официальное предложение? — узнаю этот интригующий тон, тоже возбуждаюсь: — Пока лишь прощупываю почву. — К сожалению, не доживём мы до этого славного времени. — А в другой стране? — В далекой сказочной стране, где брак наш будет признан государством, верность свою тебе гарантирую, как говорится, ни капли в рот, ни сантиметра в… Дальше ты знаешь. — Значит, сейчас ты наши отношения серьезными не считаешь? — вопрос риторический, однако отвечает. — Дим, ты опять начинаешь? Нормально же общались. Ты не веришь, что я тебя люблю? — Почему? Верю, только твоя любовь мне пока нифига не гарантирует, а хотелось бы уже стабильности. А еще мне кажется, ты способен одновременно несколько человек любить. Совершенно искренне и со всей самоотдачей. Резко замолкает и даже перестает улыбаться, чувствуя собственное хождение по краю истины, продолжаю: — Возможно, на твоей планете такое явление в порядке вещей и никто не против, но мы, земляне, в большинстве своем мозгом примитивны, а возможностями ограничены — способны всю жизнь одного человека любить и вязнуть в перманентном счастье как в болоте, если это взаимно. Вот такие убогие эгоисты-собственники. Совершает лишнее движение рукой по волосам — его прическа идеальна: — Я тебя понял, Дим, у меня встречный вопрос. Условие главное — наши отношения продолжаются, им ничего не угрожает, ну кроме твоих участившихся параноидальных загонов. Что для тебя окажется болезненнее: физическая разовая измена без чувств или моя влюбленность в кого-то, однако между нами ничего не будет? — Почему не будет? Невзаимно? Всегда ведь можно перейти грань при обоюдном интересе. Первая ситуация крайне неприятна, но ты сам меня предупреждал. Потенциально при согласовании я готов. Трахнул и успокоился. Секс для тебя азарт и самоутверждение. Второй — бомба замедленного действия, часто вспоминаю бедняжку Феликса. Не хочется на его место. — Ди-и, не сравнивай. Это другое. Я не любил Фела. Лишь симпатия и плотский интерес. Причем он знал об этом с самого начала. И про Демона знал. Сам себе все придумал, а меня мудаком выставил. Ну, прекрати, — гладит меня по рукам, — мы со всем справимся. — С чем надо справляться? Ты влюбился в кого-то ещё? — Нет! Официант ставит на стол ещё два коктейля. — Мы не заказывали, — раздражаюсь я, прервал важный разговор. — Комплимент от бармена, — протягивает парнишка писклявым голоском. N благодарит и поднимает свой бокал в сторону Алекс. — Хочет тебя напоить и в койку затащить. — Я сейчас начало наших отношений вспомнил, ты как-то сказал, что не ревнивый. Наглая ложь. Снова тащит на танцпол, тискает, прижимает к себе, целует. Вызываем такси. Той ночью мне снова приснился если не кошмар, то определенно психологический триллер. Мы сидели вечером в полной идиллии, смотрели кино. Кустурица расположился на моих коленях, на плече N умиротворенно дремала Герда. Вечер казался изумительным и совершенным. Однако в дверь позвонили, N пошёл открывать и позвал меня. Выхожу и вижу, что на пороге стоит парень, точь-в-точь как я: лицо, телосложение, прическа, моя привычная одежда и представляется Димой, я ошарашенно пожимаю ему руку, N же обнимает гостя как родного и приглашает присоединиться к просмотру фильма. «Дима» проходит, гладит кошек, они его узнают. Я не задаю вопросов, а пока стараюсь понять происходящее сам. Спустя несколько минут снова звонок, история повторяется. И вот на кухне уже вместе со мной шестнадцать одинаковых Димитриев, две кошки и N. Один моет посуду, второй разговаривает по телефону, третий собирается принять душ, четвертый ужинает, пятый играет с Гердой, шестой поливает цветы, седьмой варит кофе, восьмой полез в холодильник… Парни улыбаются, иногда смеются и мирно общаются между собой. Я вытаскиваю N в коридор и требую объяснений, импровизированный ремейк фильма «Быть Джоном Малковичем» на нашей кухне меня нервирует. — Дим, я всех вас люблю, но не могу выбрать кого-то одного. Да и как это возможно? Вы же одинаковые. Будем теперь жить вместе, места хватит. Ты чем-то недоволен? — он искренне не понимает моего возмущения. Кто-то из моих клонов его зовет, и он оставляет меня в коридоре. Чувствую себя лишним, выброшенным. Хочется бежать, только не понимаю куда. В последний раз заглядываю на кухню, чтобы посмотреть на N. Выглядит счастливым. И в этот момент я перестаю понимать, где я. Какой истинный? И как проверить, что настоящий? Действительно, все одинаковые и любимые в равной степени. Я могу быть любым из них. Кричу, чтобы клоны убирались прочь, мне спокойно отвечают трое Дим, что до меня пришли как минимум восемь, поэтому, если меня что-то не устраивает, я могу занять очередь, либо тихо уйти, не разводя драму. Вскакиваю с постели. — Милый, что случилось? — бормочет сквозь сон N. Сажусь на край кровати: — N, клянись, что не собираешься меня бросить. — Ты спятил? — Наверное. Я так больше не могу… — Спать ложись, истеричка, — он недоволен моим внезапным припадком. Не шевелюсь. — Дим, давай договоримся, что мы расстанемся только, если ты бросишь меня сам. Не я. Я останусь с тобой при любом раскладе — с нищим, больным, беременным, немощным, парализованным или лысым старым вздорным маразматиком. Идёт? И, да, я тебя люблю. Даже сейчас. Звучит пронзительно и совсем без романтичных соплей. Мне нравится, уточняю: — Не врешь? — Я не умею, — буднично и с сожалением. Ложимся — он быстро засыпает, а у меня сна ни в одном глазу — размышляю. В психологии есть один прием***: нивелирует угнетенное состояние, при правильном воплощении позволяет решить проблему быстрее или делает ее несущественной. Глобализация и антиглобализация. Сначала нужно раздуть проблему до невероятных масштабов, погрузиться в нее, прочувствовать каждым нервом, поискать решения, а потом вернуться к действующей ситуации. Восприятие должно измениться. Допустим, у вас закончились наличные деньги, на карте тоже нет, а вам надо как-то прожить до зарплаты неделю и при этом ежедневно ездить на работу. Неприятно? Очень. Большинство людей чувствует себя крайне некомфортно без определенной суммы в кармане. Ее размер у каждого свой. В чем состоит прием глобализации? Усиляйте, нагнетайте. У вас не просто не шуршит в кармане, а долги по кредитам, коллекторы душат, с работы уволили, из квартиры выгоняют, а на руках трое малолетних детей, которые хотят есть, а вы у себя только один или одна. Что делать? Рефлексировать и рыдать некогда. Ищем способ поиска средств. Криминал не рассматриваем. Руки, ноги на месте? Отлично. Уговариваем сердобольную соседку присмотреть за детьми, пообещав починить ей кран в ванной и проверить проводку и идем на первую попавшуюся работу с ежедневными выплатами. Курьером, расклейщиком объявлений, аниматором или помощником заместителя сторожа. Если вы образованы или талантливы, ещё можно рассмотреть вакансии художника, настройщика гаджетов, консультанта, репетитора и им подобные Спустя смену деньги появятся. Можно купить продуктов и приготовить ужин. Дети не голодные, а у вас уже нарисовался примерный план, как действовать дальше. Вы на верном пути и молодец. А теперь вернитесь в первоначальное состояние. Просто нет наличности. Уже не так страшно, правда? Нет на что-то важное и срочное или вам просто некомфортно от временного отсутствия купюр? Почему вы еще не машете метлой под окнами? Не хотите? Можно ведь перехватить пару сотен у друга Васи до зарплаты, а Лева вам вообще пятьсот рублей должен? Так позвоните им обоим. Разобрались с ситуацией? Замечательно. Теперь очень важно провести работу над ошибками и постараться впредь, чтобы в конце зарплаты не оставалось ещё много месяца, раз это является причиной столь сильного стресса. В общем, забылся я сном младенца, а наутро проснулся другим человеком и увидел ситуацию под новым углом — пусть гуляет, пока ноги здоровые и весна щекочет гормональный фон. Честно ведь предупредил перед началом совместной жизни, даже отговаривал переезжать. Любит, но для отношений не созрел — так бывает. Боится, что кислород перекроют. Я тоже свободолюбивый и упрямый. Надо быть спокойнее. Нервы беречь, воспитанием трудного подростка заниматься, а не раскисать. Какой я ему понравился? Независимый, уверенный в себе. Спокойный. А сейчас? Срочно радуемся весеннему солнышку, собираемся в очередную командировку и проявляем больше здорового пох*изма. Замечено, когда я слишком спокойный, N наоборот нервничает. Когда я был спокойным? То-то и оно — сам не помню. Не уезжал еще так легко, попросил бл*дей домой не водить и по три презерватива за раз использовать. Любимый только очи к потолку вознес, а потом засосал меня, обещая скучать. К служебной квартире привыкаю, стены рабочие перекрасили. Мольберт привез, рисую вечерами. Всё блондина своего танцующего, полуобнаженного или в парике женском — никакой фантазии. Созваниваемся, N грустит больше меня. Говорит, кошек разводить будет, чтобы по ночам в одиночестве не задыхаться. На гитаре мне играл в трубку. В любви признавался. — Ну, рассказывай, скольких смазливых мальчиков ты сегодня в*ебал? — буднично спрашиваю я сразу после доклада о комплектации ужина. — Сегодня трахали меня, Дим, контрольной по «Программной инженерии». Вот как-то не до мальчиков вообще. Быстро отстрелялся, домой на день раньше сорвался — грандиозное семейное торжество. Отпустили.***
Сегодня двадцатилетие, а послезавтра свадьба Дениса. Передо мною стояла дилемма: ехать днём раньше и успеть накануне, даже на мальчишник бы попал, хотя меня особо не звали, либо задержаться сутки дома, промурыжиться в поезде и, забежав на Сенной только в душ, сразу без отдыха рвануть в ресторан. Минут десять размышлял: хочу ли я лично лицезреть, как Денис сотруднице ЗАГСа и Елизавете отвечает «Да» или лучше лишние несколько часов с любимым парнем в постели поваляться? Естественно, выбрал любимого. Марго обиделась: «Регистрация — самое важное, а банкет и на обычном юбилее бывает — несущественно. Ты же на свадьбу к единственному брату едешь, а не просто поесть!» Почему «просто»? Везу конвертик молодым — не стал морочиться с подарком, куклу — племяшке, хотя N, помогая с выбором, убеждал, что трехмесячные дети в куклы не играют, даже если они девочки. Ничего, на вырост будет. Из вежливости Денису вопрос задал о необходимости моего присутствия на регистрации. «Дима, поступай, как тебе удобно» — четко ответил он мне. Вот я удобство и выбрал. Выходить скоро, N помогает собрать вещи: — Дим, возьми костюм! — Не хочу, в квартире есть один. — Чистый? А рубашки? — Тоже. — А если… Не подойдёт? — что за непрозрачные намеки на то, что с прошлой осени я немного прибавил в весе. — N, я не жирный. Подойдёт. — Этого я и не говорил, но хочу, чтобы тебе было комфортно. — Тогда поехали со мной. В этом суть комфорта. — Я-то и тебя отпускать боюсь, вдруг у Алекса процессор заглючит, а мы с Миросей на рок-концерт едем, билеты месяц назад купили. — Денис на время свадьбы заключил с отцом перемирие, угрожал гостям к рассадочным карточкам радужные флажки приставить и в качестве звезды известную питерскую драг-квин пригласить. Как бы идея Лизы. Даже тебя никто не тронет. Марго не допустит срыва мероприятия, а папенька не решится перед партнёрами и важными клиентами гомофобное шоу устраивать. Потом мозги всем сожрёт палочками для суши, но ведь это потом. А на празднике ни-ни, они даже документ какой-то подписали. Я не уверен, что понял правильно, но якобы суть, в том, что прогрессивные молодые не устраивают гей-парад, а Алекс косит под толерантного. — Зама-анчиво, — тянет N, — однако, пожалуй, воздержусь. Кошек оставлять не хочу, да и Мире обещал. «Ария» же. — Беспечный ангел тебе дороже Придурковатого Сокола? — глаза сами загораются, — А можно я ему так и скажу? — Денис в курсе, возражений не поступало, — отчеканивает N, наглаживая мне рубашку цвета карамели, — видеть Алекса желания нет. — А Марго? — Маман передай мой пламенный привет. Скучаю. Ребят тоже потискай, Викусика поцелуй. Подросла, наверное. Элегантный и источающий аромат деревянных ноток с мускусом подъезжаю на такси к месту банкета. Пафосно до отвращения, но стильно. Ресторан — один из самых дорогих в городе, в холле фонтан, в оном отмокают три розовых фламинго. Белая мраморная лестница ведет в главный зал. Гостей больше ста, в лицо, помимо новобрачных и родителей, узнаю человек десять. Сидит мой братец во всем этом великолепии за декорированным кремовыми розами столом грустный-грустный. На тосты гостей не реагирует, в сторону невесты не смотрит, лишь иногда принимает вербальные сигналы от свидетеля — своего одноклассника и отпивает из бокала. Танец молодых. Вальсируют, двигаются плавно и изящно. Лиза искренне улыбается мужу, можно сказать, она выглядит счастливой, но взгляд Дениса на Лизу не выражает ничего, он смотрит сквозь нее. Поставь с ним в пару не красавицу-невесту, которую он якобы любит, а совершенно незнакомую девушку, уверен, взгляд бы не изменился. Я один это вижу? Тосты продолжаются, Денис отсутствует. Нет, конечно, он сидит за столом-клумбой живой и настоящий, но с таким скорбящим видом, будто это не его собственная свадьба, а юбилей или поминки постороннего человека, на которые он попал по ошибке и теперь не знает, как поделикатнее откланяться. Невеста отплясывает с подружками. Протискиваюсь, чтобы поздравить молодых лично, хотя бы жениха. Вымученная улыбка брата: — Дима, здравствуй, ты один? — Привет. Как видишь, N с подружкой на концерт «Арии» рванули. — Ну и правильно. Делать тут нечего. Скука смертная. Лиза тамаду и пошлых конкурсов не захотела. Только ведущий, объявляющий, когда пора есть и пить, а когда целоваться или танцевать. Почему сидишь не с родственниками? — От папеньки подальше. Уже отмахивался от какой-то незнакомой тетушки, где моя жена и дети? Что за беспардонный народ из глубинки приехал? Их действительно еб*т моя личная жизнь? — Нет, всем наср*ть, поэтому расслабься и попробуй получить удовольствие. Жаль, N нет, никто из присутствующих не сможет лучше поддержать мое искреннее стремление наеб*ниться в говно. Как на работе? — Нормально, да, вот — в каком-то заторможенном состоянии протягиваю ему конверт, — поздравляю… -ем! В общем, это от нас двоих. — Спасибо, — кидает в бежевую корзинку на столе. — Не женись, Дим, грустный праздник, еще грустнее, чем День Рождения. — Юбилей не удался? — Напротив, прошел отлично! Даже стриптизерша, готовая на все, в торте была — подарок от друзей. Так странно, люди, называющие себя друзьями, не в курсе, что я противник секса с незнакомками. Мы закрылись с ней в номере и славненько проиграли в ассоциации целый час. Уплачено ведь. Однако в соратниках я разочаровался. Видимо, осознание размена третьего десятка порождает ложный экзистенциальный кризис на подсознательном уровне. — Знакомый набор слов. N? — Мы книжки похожие читаем. Тебе нравится оформление? Свадьба в стиле «Кофе с молоком». Жена придумала. Все гости через одного в костюмах какашечки. Очаровательно. — А фламинго розовые. — Вопрос о перекрашивании или замене поднимался, решили, что негуманно. Это я птичек просил. Любых. Только их. Голуби бы меня вполне устроили. Нет, бл*ть, розовые фламинго в прокат — по сто баксов за каждого. П*здец. Раскрасневшаяся невеста возвращается, виснет на шее, целует меня в щеку, ретируюсь на место. Конечно же, это не мое дело, но… Для чего жениться, если тебе все совсем пох*й? Жалко его, как ни крути — все ж родной брат. Ищу глазами Марго — даёт кому-то из официантов или оформителей распоряжения — сейчас ей важнее счастья сына, как проходит День вступления в это самое счастье. Вступление в счастье? В случае Дениса именно так. Брат начал стараться — перешёл с шампанского на тяжёлые напитки, улыбаться пытается. Спустя три тоста что-то шепчет свидетелю и, прихватив со стола початую бутылку коньяка, воспользовавшись суматохой очередного танца, направляется в сторону выхода из ресторана. Интересно, он покурить или сваливает окончательно? Встаю, иду за ним, выдержав дистанцию, дабы не быть замеченным. Только в рубашке и жилетке Дэн выходит в промозглый вечерний петербургский апрель. Красавец — в левой руке телефон и коньяк, в правой — дымящаяся сигарета. Пневмонию ещё схвати, дурик. Пока не слишком пьян, однако бдительность снижена — по сторонам не смотрит, позволяет подобраться совсем близко. Стою в паре метров за его спиной, мой угол не выхватывается светом фонаря. Даже если повернется — скорее всего не заметит. Опирается о стену. Под дрожащими пальцами попискивают клавиши: — Привет… Не поздравляй, это неправильно. Нужно было послушать тебя… Мне плохо… Нет, ещё не пьяный. В планах… Соскучился… П*здец, как соскучился, а тебя здесь нет. Выходит, помимо Лизы у Дениса есть другая женщина, отсутствие которой и является причиной его скорби. Вопрос про «нах*ра тогда женился?» всё еще актуален. Слушаю дальше. — Можно я приеду?.. Почему не хочешь?.. Да всем наср*ть, никто не заметит. Ну, жених, и что? Я же говорил, что для меня это фиктивный брак… Спасибо, бл*ть, за поддержку. Обожаю тебя… Я? На улице. Один. Коньяк пью, хочу к тебе, больше ничего и никого не хочу… — кашляет, — Здоров, это от сигарет… Бл*, ты так печешься о моем здравии, что иногда кажется, будто… Любишь… Тогда скажи, что тебе пох*й… Знаешь, как это тяжело, понимать, что совсем без вариантов? Я не ною, я хочу тебя… Рассказать как?.. А я все-таки расскажу. Хочу лежать на твоей груди, целовать в шею, потом соски, живот и ниже… Даже я немного завелся от пьяного амурного бреда моего братца. Черт, только послезавтра увижу любимого N. — А потом хочу сделать тебе нежный минет. Ах*еть! Трезвею моментально. Нет, не послышалось, я не знаю других значений этого термина. Девушкам ведь минет не делают? Это сейчас мой свежеженившийся брат, ставший три месяца назад отцом, звонит парню, едва ли не признается в любви и рассказывает, как отсосет при встрече? Бл*дь! Нужно вых*еть обратно. Злюсь. Почему? Да потому что у меня есть как минимум один подозреваемый. Сука, убью! Возможно, обоих. Назови его по имени! Разговор продолжается: — И у меня стоит. Да какая разница? «Имя, сестра, имя!» — Ещё было бы здорово, чтобы ты меня трахнул… Почему, нет, Кеш? «Кеш»? Это от Иннокентий? Слегка отпускает, убивать хочется чуть меньше. Но какого хрена этот двуличный ху*сос водит за нос почти двести человек? Жену, родителей, оплативших свадьбу, гостей. Не самый лучший вариант — начинать семейную жизнь со лжи и предложения отсосать не тому человеку, с которым несколько часов назад обменялись кольцами. Он убог и отвратителен. Решаю больше не дослушивать его п*здострадательные педопризнания. Сейчас даже позицию отца в отношении геев понял и принял. Одно дело, когда не знаешь и можешь разочароваться от несоответствия близкого родственника собственным предположениям, и совсем иное — когда уже свадьба, банкет в ресторане, фламинго, фонтан с подсветкой, влюбленная невеста-красавица, дочка — умиление в рюшах, а жених и папочка — вонючий педик. Нет, не добропорядочный гей, а именно грязный п*др, которому до вышеперечисленных благ нет дела, ему нужен только х*й, который можно сосать. Из-за таких и родился стереотип, что «геи — зло». А когда этот п*др — твой единственный родной брат, гадко вдвойне. Хлопаю по плечу, не совсем же я конченный, чтобы в спину бить. Хочу посмотреть в его глаза. Оборачивается — не ожидал, забираю телефон, он только вызов успевает сбросить. Вжимаю кнопку, чтобы нам не помешали. Бью с правой в челюсть. Пошатнувшись, падает плечом в кирпичную стену. Эх, хотелось врезать сильнее. — Понял, за что? — Бра-атик, — улыбается, — бьешь как девчонка. Ударь ещё, Дим, мало, — сплёвывает кровь. Реальный извращенец. — Не хочу мараться. Только если ногами. Тебе самому не противно так жить? В день свадьбы звонить мужику с предложением отсосать и потрахаться? Совсем еб*нулся?! У тебя жена и дочь, зачем им такое ху*ло? Чем они заслужили? Хочешь сосать члены — нет проблем. Соси! Только зачем на*бывать почти двести человек, прикидываясь порядочным натуралом? Свадьба ведь на деньги ваших родителей. Сумма огромная потрачена и все друзья отца тут. Как думаешь, невеста, он сам и остальные гости обрадуются, когда узнают, что жених — педик? Денис, ты всегда был невозможным придурком, но сегодня даже сам себя превзошел. Спускается по стенке, закуривает: — Лиза хотела рожать в Европе и растить ребенка там. Из-за тонуса перелет не разрешили. После родов настаивала на свадьбе, иначе бы улетела без моего согласия. С Викой в один конец. Я там никому не уперся. Дим, эта убийца детей заберет мою крошку. — Бл*ть, какой же ты дебил! Своей головой думать до сих пор не научился? Только ж*пой получается? Где мужика-то подцепил? — Кого? — переспрашивает, он еще тупее, чем я думал. — Ну, Иннокентия этого, имечко конечно шик. Так еще людей называют? Ему лет сколько? Пятьдесят? Смотрит на меня и молчит. Проходит минута в молчании, прохладно даже в куртке, он в рубашке и жилете. — Денис, мне вопрос повторить? В какой момент ты свернул не туда? — Мы… Случайно познакомились, в общем. Лиза уже в положении была. — Невозможно случайно познакомиться с парнем и тут же узнать, что он гей. — У тебя же получилось. — Не сравнивай! — кричу. — Я был абсолютно свободен, когда встретил N. Кеша в курсе про жену и дочку? Его ничего не смущает? Откуда такие извращенцы только лезут? — Да, все знает… Дим, я влюбился и снова мимо. Я ему не нужен. Никаких шансов. Ударь меня еще раз, пожалуйста, посильнее, лучше по голове, а после можешь пойти и всем гостям в микрофон поведать эту удивительную историю. Мне терять нечего. Поднимаю его за ворот рубашки, никак не могу поверить, что он гей или вообще хоть немного по мальчикам: — Слушай сюда, мне не интересно, как ты к своей ориентации пришел, но происходящее ни в какие рамки… Мне жаль, что у нас одинаковые родители. Я ничего не скажу — мама будет разочарована, у отца сердце. Лизе ты даже нравишься, жалко ее. Только ты ни о ком не думаешь. Эгоистичный тупой пид*рас! Мне не нужен такой брат. Давай договоримся, сейчас заставь свой мозг работать, это важно — на вынужденных семейных праздниках ведем себя нейтрально, в остальной жизни ты мне никто. Понял? Зажмуривается. — Кивни, бл*дь! — даже не сопротивляется, его шатает во все стороны, еще он продрог и замерзает. — Идиот! Коньяк остался? Мотает головой, пересохшие губы в крови, пятна на рубашке. — Денис, у меня сейчас сильное желание тебя добить, чтоб не мучился. Скажи, тебе жить хочется? У тебя же дочка, мужик возлюбленный. Жена теперь. — Я никому не нужен… — слова почти не разобрать, кровь смешалась со слезами. — Мне ты точно никогда не был нужен и понимал это прекрасно, за остальных не скажу. Вали давай обратно. Мне в этом Цирке Одного Урода делать нечего.